человек и ноосфера. Никита Николаевич МоисеевЧеловек и ноосфера
 Скачать 2.57 Mb.
|
|
Небольшой экскурс в историю антропогенеза Какие особенности процесса развития истории жизни привели к появлению «человека разумного» и обществен- ных форм организации материи? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся сначала к тео- рии самоорганизации и объясним ту позицию, которая поз- волит нам дать нетрадиционную интерпретацию ряда из- вестных фактов. Развитие как процесс самоорганизации материи выглядит крайне разнообразным и вместе с тем единым. Невероятное многообразие неорганических веществ и образований и их атомического строения; дивергенция биологических форм и в то же время существование гомологических рядов, де- монстрирующих наличие общих законов эволюции; огром- ное количество непохожих друг на друга социальных орга- низмов и их упорядоченность по способам производства – все это хорошо известно, соответственно, физикам, хими- кам, биологам, обществоведам. Откуда же такое многообра- зие и в чем его единство? Все дело в том, и я это непрерывно стараюсь демонстриро- вать, что процесс развития материального мира – непрерыв- ная цепь компромиссов между разными противоречивыми тенденциями. Таким образом, смысл борьбы и единства этих противоположностей состоит в создании новых организаци- онных форм, которые достаточно стабильны (то есть им от- вечают устойчивые компромиссы), чтобы можно было трак- товать их как квазиравновесные структуры, согласованные между собой, а следовательно, и с окружающей обстановкой по целому ряду признаков (характеристик). И каждая новая бифуркация порождает новое множество возможных квази- равновесных структур. Так множественность форм все вре- мя побуждает рост множественности форм. В этом сложном взаимодействии многих противоречивых начал, определяющих процесс развития, оказывается воз- можным и полезным выделить некоторые самостоятельные линии. Можно, например, изучать аспект стабильности (в частном случае устойчивости) живых форм, способность ор- ганизмов сохранить свой гомеостазис и по этому парамет- ру ранжировать типы организационных структур живой ма- терии. Это будет одна из возможных классификаций, имею- щих определенный интерес. В такой классификации на пер- вом месте будут стоять, вероятно, сине-зеленые водоросли. Одно из первых мест в ней займут также и термиты, кото- рые продемонстрировали удивительную способность сохра- нять свой образ жизни. Примечание. У синезеленых водорослей могут появиться и конкуренты. Не так давно в стоячих глубоководных источниках были найдены бактерии, живущие при температуре до 200–250 градусов Цельсия и давлении выше двухсот атмосфер. Но совсем другая характеристика живого – его способ- ность усваивать внешнюю энергию. На этой шкале распреде- ление живых существ будет выглядеть уже совершенно ина- че. Организация прокариотов займет в ней последнее или одно из последних мест. Могут рассматриваться и другие классификации живых систем. Биологу, скажем, важно знать разнообразие особенностей организма, его способность к развитию эволюции, его пластичность, совершенство нерв- ной системы и т. д. Типов классификации может быть очень много. Это и по- нятно: любая организационная структура описывается та- ким количеством параметров, что однозначное упорядоче- ние просто невозможно. Поэтому употребление в биологии выражения «процесс эволюции» я постараюсь брать в кавыч- ки. Любая форма существования жизни – это всего лишь одна из возможных форм самоорганизации материи, и их очень непросто сравнивать между собой. Здесь, кстати, и следующий пример. Одним из интереснейших явлений, которые изучает гид- родинамика, является турбулентность. Ее порождает потеря устойчивости ламинарной формы течения жидкости. Упо- рядоченное и хорошо наблюдаемое движение жидких ча- стиц сменяет хаос турбулентного течения. Но и в этом бес- порядке мы прослеживаем закономерности. Они связаны с многообразием новых форм организации течения жидко- сти, разнообразием более или менее долгоживущих вихре- вых образований и характера их эволюции. Но можем ли мы выделить в этой эволюции более «прогрессивные» или более «высокие формы»? В общем, все формы турбулент- ного движения жидкости объективно присущи этому явле- нию, и все они определяются законами физики. Все они рав- ны «перед лицом Природы» и, так сказать, «заготовлены ею впрок». А какая из всего многообразия возможностей реа- лизации течения будет наблюдаться в действительности, ска- зать не только трудно, но подчас и невозможно из-за прин- ципиальной непредсказуемости результатов действия меха- низмов бифуркационного типа. Этот простой пример достаточно удобен для пояснения моей точки зрения: вся картина развивающегося мира пред- ставляется мне как некоторый единый процесс турбулент- ного движения с разными временными и прогрессивными характеристиками его «вихреподобных» образований. Этот процесс развивается в рамках дарвиновской триады. В си- лу свойств механизмов, определяющих развитие, он в об- щем случае необратим и, следовательно, неповторим. Отсю- да происходят основные трудности его понимания и попы- ток его теоретической реконструкции. Примечание. Предлагаемая интерпретация схемы развертывания мирового эволюционного процесса – это следствие «физикалистской» позиции автора. Представители других специальностей создают другие образы. И они, разумеется, столь же нужны, как и предлагаемый. Так, например, специалисты в области эволюционной теории чаще всего концентрируют свое внимание на непрерывном возрастании сложности организационных структур (цефализации). И они изучают развитие с этих позиций. Такой подход будет использоваться и нами во второй части этой книги. В результате и у эволюционистов появляется специфическая упорядоченность организмов. Возникает, например, понятие «высота организации организмов», которое широко используется в работах В. Н. Беклемишева и И. И. Шмальгаузена. Сказанное относится к любым процессам развития, в том числе и к антропогенезу, и к становлению разума. Поэтому попробуем с этих позиций интерпретировать их начальные стадии и описать возможную схему процессов, в результа- те которых внутри стада неоантропов возникли новые связи между отдельными особями, между стадом и окружающей средой; представить себе, как они постепенно деформирова- лись по мере того, как наш предок приобретал новые свой- ства, все более и более отличающие его от животных; как действовали, наконец, алгоритмы эволюции в критические, поворотные моменты истории становления человечества. Этот процесс самоорганизации не был однозначным и прямолинейным. Он приводил к разным формам неоантро- пов, и к тем, которые развивались, и к тем, которые практи- чески остановились в своем развитии, а затем безжалостно уничтожались все более и более жестким естественным от- бором. Стремление сохранить гомеостазис, стремление к сиюми- нутному успеху, позволяющему наилучшим образом адап- тироваться к тем или иным конкретным условиям, приводи- ло зачастую к узкой специализации, например, к гигантиз- му. Но такая специализация происходила, как и при всяком компромиссе, в ущерб развитию других качеств, в частно- сти, разума, что было особенно важно. Поэтому даже незна- чительные изменения в условиях обитания быстро приводи- ли подобные формы к гибели. Наибольшие перспективы в своем будущем развитии по- лучали не всегда те, кто сегодня показался бы нам наибо- лее сильным и благополучным. Заметим сначала, что те при- маты, к которым принадлежали наши предки, то есть ав- стралопитеки (их, по-видимому, было несколько разновид- ностей), относились отнюдь не к самым сильным и наилуч- шим образом приспособленным к жизни в тропическом ле- су. В противном случае они не ушли бы из леса жить в са- ванну. Предки современных высших обезьян – горилл, шим- панзе, были, вероятно, значительно лучше приспособлены к лесной жизни, где они и господствовали. Но именно это об- стоятельство и сослужило нашим предкам добрую службу, сделавшись впоследствии источником их дальнейшей «про- грессивной» эволюции. Внешним толчком для нее оказалось изменение условий обитания. В начале четвертичного периода (где-то около трех мил- лионов лет тому назад) началось общее похолодание клима- та. Площадь тропических лесов стала сокращаться. Их место заняла засушливая саванна. Ареал обитания человекообраз- ных обезьян из-за этого резко сузился. И в лесах сохрани- лись лишь наиболее приспособленные. Более слабые, менее приспособленные должны были либо погибнуть, либо найти новую область обитания, новую, еще не занятую экологическую нишу и суметь приспособиться к совершенно новым для себя условиям жизни. А условия в саванне оказались не просто гораздо более сложными. Они качественно отличались от прежних, относительно благопо- лучных, в которых наши предки обитали уже миллионы лет. Привычная, можно сказать, равновесная форма существова- ния оказалась нарушенной. И возник стремительный пере- ходный процесс, который должен был привести либо к вы- миранию вида, либо к появлению совершенно новых орга- низационных структур. Произошло последнее. В шестидесятые годы в Олдовайском ущелье в Африке ан- тропологи сделали удивительные открытия, позволившие с большой точностью восстановить облик того эволюционного дерева, одна из ветвей которого привела к появлению чело- века. После этих открытий стала более или менее понятна основная черта того переходного процесса, который соеди- няет человека и обезьяноподобного предка. В саванне нет спасительных деревьев, дающих пищу и кров, а самое главное – защищающих обезьян от их много- численных врагов. Наш хилый предок, выжитый из леса сво- ими более удачливыми собратьями, вынужден был, чтобы не погибнуть, овладеть совершенно новыми для него приемами жизни в новых условиях. Он должен был приучиться к новой пище. Ему пришлось отказаться от вегетарианства. Но именно это сделало его бо- лее сильным, энергичным и подвижным. Поскольку у австра- лопитека не было деревьев, на которые он мог бы забрать- ся, чтобы видеть все то, что происходит вокруг, ему при- шлось вытянуться во весь рост и стать на задние лапы. Бла- годаря этому у него освободились передние конечности, ко- торые постепенно превратились в руки, способные исполь- зовать палку или подвернувшийся камень в качестве орудия для добычи пищи или защиты от многочисленных врагов и себе подобных. Таким образом, трудности нового образа жизни позволи- ли реализовать те потенциальные возможности эволюции, которыми владели в ту пору животные, называемые ныне ав- стралопитеками. В этих новых условиях особое значение приобрели зачат- ки интеллекта, которые уже имелись у приматов. Ничтож- ное превосходство «интеллекта» начало давать, наверное, огромный эффект. Я думаю, что период Ол. довайского уще- лья (так называемый «Олдовай») характеризовался очень жестким отбором, прежде всего внутривидовым, в котором основную роль стала играть «интеллектуальная стратифика- ция». Косвенным подтверждением этого факта служит та по- трясающая скорость эволюции, которая характеризовала на- чальные стадии антропогенеза. Она носила поистине взрыв- ной характер. Наш предок поразительно быстро овладел воз- можностями использования тех примитивных предметов, которые оказались в его распоряжении. И он не только поль- зуется подручными средствами. Он очень скоро сам начина- ет создавать новые вещи, ранее неизвестные природе. Это были орудия труда, созданные из камня, дерева, кости. На- конец, он подчиняет себе огонь. Одновременно, конечно, очень быстро прогрессирует и его мозг, совершенствуется нервная система. Прошло ничтожное по эволюционным масштабам время – всего несколько сотен тысяч лет, и потомки тех хилых созданий, которых выселили из леса их более приспособленные кон- куренты, превратились в сильных, темпераментных и умных хищников. Это уже не приматы, довольствующиеся листья- ми деревьев и их плодами, а разумные существа, способные сплотиться в организованные орды. Именно орды – я уже не рискую использовать слово «стадо». Они уже способны справляться с могучим зверьем предледниковых эпох. Это уже почти люди, и им незачем возвращаться обратно в лес. Но чтобы оценить, чего стоила эта эволюционная мета- морфоза (или переходный процесс, если пользоваться язы- ком теории управления), надо представить, сколь жесток был отбор, который за немыслимо короткий по эволюционным меркам срок, создал совершенно новое существо – суще- ство, которому предстояло качественно изменить всю исто- рию нашей планеты. Примечание. Овладение огнем, который вселяет ужас всем животным, требовало весьма развитого разума. Хотя этот факт и принадлежит эпохе антропогенеза, но одновременно он и веха в истории Человека. Огонь не только согрел и помог ему пережить холод ледниковых эпох, не только защитил его от многочисленных хищников, но и дал ему возможность питаться вареной пищей, освободив тем самым значительные ресурсы своего организма. Хотя генетическая информация у человека и обезьяны ка- жется почти совпадающей, эти виды живых существ совер- шенно несопоставимы, и главное, что их разделяет, – это структура мозга. Особенно поражает степень резервирова- ния в его структуре: у человека постоянно задействовано лишь несколько десятых долей процента клеток мозга, то есть степень резервирования равна многим сотням. У чело- векообразных обезьян она равна 5–7 процентам. Это значит, что у них постоянно задействовано 14–20 процентов мозго- вых клеток. В этом отношении обезьяны мало чем отлича- ются от других «достаточно умных» животных – дельфинов, собак. Таким образом, здесь возникает «парадокс резерви- рования», свойственный только человеку. Примечание. Нервная система, включая мозг, представляет собой некоторую управляющую систему, и, следовательно, для оценки ее эффективности и помехоустойчивости могут быть использованы те же подходы и те же стандарты, которые используются для оценки любых управляющих систем. Для таких систем, действующих в условиях стохастических внешних воздействий, степень резервирования является одной из важнейших характеристик надежности и потенциальных возможностей. До сих пор остается загадкой – почему «эволюции потребовалась» такая сверхнадежность нервной системы, которая отсутствует у всех других живых существ. Между прочим, «парадокс резервирования» послужил причиной того, что некоторые весьма известные физиоло- ги высказывали предположение о возможности внеземного происхождения носителей разума. Я думаю, что подобные гипотезы – плод недоразумений. Тождественность генетиче- ского кода человека и кодов простейших многоклеточных существ – нагляднейшее, на мой взгляд, тому доказатель- ство. Совершенно невероятно предположение о том, что в других мирах, при других условиях мог бы возникнуть ге- нетический код, характерный для земных существ. Разгадку «парадокса резервирования» следует искать в особенностях земной эволюции, особенностях отбора в эпоху антропоге- неза. И еще раз: эта качественная перестройка мозга произо- шла по масштабам эволюции в «одно мгновение». Гораздо быстрее, чем лошадь сменила трехпалую лапу на копыто. Но перестройка информационной основы мозга – это лишь один из фактов, характеризующих эволюционный ска- чок. Не менее важно и появление лобных долей, качественно изменивших мироощущение индивида. К этому следует до- бавить и существеннейшие морфологические отличия чело- века от приматов, возникшие как бы «по мановению руки». Конечно, эта удивительная скорость развития требует какого-то объяснения, вскрывающего особенности отбора. Для этого было бы очень важно построить и изучить мате- матическую модель процесса антропогенеза и на ее основе оценить количественно его возможные темпы. Но для этой цели малопригодны стандартные генетические модели веро- ятностного типа, поскольку они не учитывают особенностей окружающей среды и жесткости отбора. А именно в этой жесткости, как я полагаю, и кроется суть дела. Потенциаль- ная изменчивость, потенциальные возможности организмов неоантропов в условиях чрезвычайно суровой борьбы за вы- живание и позволили процессу самоорганизации совершить этот удивительный скачок от австралопитека к Homo sapiens. Итак, начальная стадия антропогенеза чрезвычайно пока- зательна с точки зрения кибернетики и синергетики. Воз- никновение новой стабильной структуры – человека разум- ного – началось в условиях, заведомо неблагоприятных для наших предков. Казалось, что их судьба предрешена. Ав- стралопитеки должны были бы погибнуть, вытесненные из привычной среды обитания, – в этом случае их судьба разыг- рывалась бы по обычным правилам эволюции. В действи- тельности же именно эта неблагоприятная коллизия, резко обострившая все противоречия их жизни, послужила для наших предков стимулом последующего «прогрессивного» развития, подняла их на качественно новый уровень и заста- вила их однажды превратиться в людей. Появление еще одной формы памяти Итак, я постарался обратить внимание читателя на то, что начальный период развития неоантропов, в течение которо- го формировался мозг будущего человека… был удивитель- но кратким в сопоставлении с характерными временами дру- гих эволюционных процессов (вспомним, например, что за тот же период человекообразные обезьяны практически не изменились), и даже попытался высказать определенные со- ображения об источниках этого феномена. Но постепенно, начиная с некоторого момента, скорость эволюционного процесса, который сначала приводил к быст- рому морфологическому изменению прачеловека, начала спадать. А тысяч 30–40 лет тому назад развитие человека, как биологического вида, практически остановилось. Чело- век из Кроманьона (грот во Франции, где были впервые най- дены его останки) – общий предок всех людей, живущих ны- не на Земле, по существу, ничем не отличался от нас. В дей- ствительности он был, вероятно, даже несколько «лучше», а может быть, и «умнее» нас. В те времена еще не научились сохранять жизнь людям, которые отягощены наследственны- ми заболеваниями. И можно думать, что среди кроманьон- цев было меньше лиц с тяжелым генетическим грузом. Происшедшее на заключительной стадии антропогене- за замедление скорости эволюционного развития челове- ка означает только одно: в силу каких-то причин актив- ность внутривидового отбора – основного двигателя процес- са биологической эволюции – начала постепенно затухать. И морфологическое совершенствование человека практиче- ски прекратилось в последнюю межледниковую эпоху. А по- следний ледниковый период пережили уже вполне современ- ные люди. Итак, окончание периода антропогенеза связано с новым качественным изменением всего процесса развития – мор- фологическое совершенствование Человека закончилось: эволюция, в том числе и развитие мозга, прекратилась. Ме- ханизм генетического развития Человека на основе внут- ривидового отбора практически перестал функционировать. Для отказа от использования этого механизма, механизма, которому Человек был обязан своим утверждением на вер- шине биологической пирамиды всей своей жизнью, должны были быть могучие причины. Попытаюсь объяснить их с по- зиции информатики. Я думаю, что причина столь резкого изменения характера развития Человека как биологического вида и в самом де- ле носила чисто кибернетический или, лучше сказать, ин- формационный характер: на определенном этапе эволюци- онной истории сообществ неоантропов для их дальнейшего совершенствования потребовалась (и возникла) новая фор- ма памяти. Человек начал создавать искусственные орудия, появился труд. Как известно, Ф. Энгельс подробно проана- лизировал влияние этого фактора на становление человече- ского общества. Рассмотрим его теперь с позиции информа- тики. Наиболее ярким выражением трудовой деятельности на начальном этапе ее истории было создание технологии обра- ботки камня. Кстати сказать, это была очень сложная техно- логия, частично забытая в нынешнее время. Затем Человек научился обрабатывать шкуры и кость, зажигать и поддер- живать огонь, то есть защищаться от холода и варить пищу, что стало также немаловажным фактором ее развития. Все это требовало навыков и знаний, количество которых росло как снежный ком. Постепенно интеллект нашего далекого предка так раз- вился, что сделался основным средством познания окружаю- щего мира. Человек не только осознал, что плодоносное лето и осень однажды сменяются голодными зимой и весной. А это означает, что надо готовить запасы продовольствия. Он изучал окружающую местность, поведение животных, спо- собы охоты на них. Изучал, как надо врачевать раны, делать настои на травах, познавать собственные возможности и т. д. Все подобные знания накапливались поколениями, и их на- до было уметь передавать другим поколениям, ибо от этого зависела не только судьба племени (или орды), но и всей по- пуляции. Мы не располагаем никакими сведениями о том, какова была организация в сообществах австралопитеков. Но, пред- ставляя себе их достаточно слабыми животными, вынужден- ными к тому же обеспечивать свое пропитание охотой и со- бирательством, вряд ли можно думать, что они жили неболь- шими семьями. Вероятнее всего, что организационной еди- ницей было стадо. Сначала в этих стадах действовал обычный для животных стадный закон: лучшие куски доставались самым сильным, самок и детенышей защищало все стадо, а старых и немощ- ных представителей отдавали в качестве естественной дани на съедение волкам, гиенам и всем тем, кто охотился на дву- ногих наземных полуобезьян. Но со временем организация стадной жизни неоантропов, по-видимому, начала меняться благодаря тому, что главны- ми гарантами существования стада постепенно становятся другие. Его процветание теперь уже начинает зависеть не только от мощных челюстей, могучих бицепсов и быстрых ног, хотя это все еще долго будет необходимым. Появляют- ся искусственные орудия: топоры, копья, луки, стрелы… По- явились знания, например, о том, как загнать мамонта в ло- вушку, чтобы обеспечить свое племя – это бывшее стадо – запасом пищи. Таким образом, основой жизни пралюдей во все большей мере становятся знания и труд. Именно они обеспечивали расширение экологической ниши и значительно раздвинули границы гомеостазиса. Накопление и сохранение трудовых навыков и знаний стали жизненной необходимостью попу- ляции. И все это должно было не только накапливаться и сохра- няться, но и передаваться от поколения к поколению, для чего генетическая память совершенно непригодна. Недоста- точно было для этого и стадной памяти, о которой я уже говорил в предыдущей главе и которая реализуется в про- цессе обучения по принципу «делай, как я!». С помощью столь примитивного способа обучения могли передаваться, то есть закрепляться в памяти популяции, разве что самые простые навыки. Например, когда обезьяна использует пал- ку для сбивания бананов, она, так сказать, «обезьянничает», учится сбивать бананы, подражая своим товаркам. Сложные же знания, например, о свойствах кремния, о том, где его надо разыскивать и как его надо обрабатывать, таким спосо- бом уже не передать. Чтобы научиться делать кремневые то- поры или организовывать охоту с помощью этих «техниче- ских средств», нужно было бы затратить годы. В стадах, или, лучше сказать, первобытных племенах, по- явились умельцы, которые в силу личной талантливости на- учились делать хорошие кремневые отщепы, зажигать и под- держивать костер, находить целебные травы. Были и другие знания, а также их хранители. Например, наш предок однажды заметил, что от браков между близкими родственниками довольно часто родятся уроды. Подобные знания повлекли за собой формирование запретов (табу) и определенных норм поведения. (Хочешь иметь жену – раздобудь ее в чужой, а не в своей пещере!) Появились и другие запреты, часто облеченные в религиоз- ную или мистическую форму, – человеческое сознание до- росло до этого и очень давно. Но самым важным запретом стал принцип «не убий!». О нем надо поговорить особо, ибо он занимает совершен- но исключительное место в становлении человеческого об- щества. Собственно говоря, возникновение именно этого за- прета и поставило предел морфологическому совершенство- ванию организма человека. Но обо всем по порядку. Наши предки почувствовали однажды, какое значение для жизни рода имеют опыт, знание, мастерство. Я думаю, что этим моментом – если здесь уместно говорить о момен- те – и следует датировать возникновение родоплеменной ор- ганизации, коренным образом отличающейся от организа- ции стада неоантропов. Животное, которое по возрасту или здоровью не способно производить себе подобных, добывать пищу в количествах, больших, чем это необходимо для собственного пропитания, или не способно защищать свое племя от врагов, сразу уже больше не нужно. Более того, жизнь такого животного только задерживает развитие стада, популяции. И потому оно поги- бает, и, как правило, насильственной смертью. Средняя про- должительность жизни животного в стаде значительно ко- роче биологически возможного предела продолжительности его существования или, например, жизни в заповеднике или зоопарке. Одним словом, как уже говорилось, стадо не за- щищает слабого, если это не самка или детеныш, которым еще предстоит создать себе подобных. В человеческом обществе все обстоит сложнее. Общество защищает слабых, немощных старцев и не только помогает им и жалеет их, но зачастую и оказывает им различные зна- ки внимания, уважения, симпатии. Откуда же берется этот альтруизм? Как он возник? – Почему в любом обществе за- кон карает в равной степени насилие и над старцем, и над младенцем, и над полным сил членом общества? Я думаю, что прививаемые всем нам с детства понятия добра и зла (так называемые «вечные истины»), которые и отличают общество от стада, такого же материального про- исхождения и так же связаны с обеспечением гомеостази- са, как и все другие свойства, приобретенные человеком в период антропогенеза. Другими словами, я думаю, что воз- никновение морали и отказ от механизмов, порождающих эволюцию генотипа, то есть индивидуальную эволюцию ор- ганизма, имеют одну и ту же причину. В самом деле, имен- но этот альтруизм, эта защита слабых, эта дополнительная и весьма обременительная нагрузка, которую по необходи- мости взяло на себя рождающееся общество, и прекратили действие естественного отбора, а следовательно, и индиви- дуальное развитие человека. Мораль, регламентирующая многие нормы поведения лю- дей, возникла из совокупности запретов, появившихся на од- ной из ранних этапов истории становления человека. Она яв- ляется одной из наиболее консервативных составляющих об- щественной жизни человека, но и она, конечно, эволюцио- нирует, отслеживая те или иные общественные потребности. Так, запрет на убийство касался сначала лишь жителей своей пещеры, своего рода, своего племени. Потом он стал приме- няться более широко, хотя сам факт убийства человека еще долго не считается преступлением: убийство илота в Спарте или чужака в средневековой деревне были обычными нена- казуемыми проступками. Да и сейчас убийство «неверного» у мусульман крайних толков далеко не всегда почитается за грех. Принцип «не убий!», как и многие другие принципы че- ловеческой морали, связаны прежде всего с трудовой дея- тельностью, с необходимостью закреплять трудовые навыки, с созданием специальной формы памяти, способной обеспе- чить любой тип наследственности, который позволил бы не только хранить и накапливать эти навыки и приобретенные знания, но и развивать их. Эта необходимость привела со временем к возникнове- нию еще одного нового феномена, еще одной системы (ин- ститута) памяти, которую я буду называть системой «Учи- тель». Я думаю, что первым шагом к ее созданию было утвер- ждение запрета «не убий!». Такая гипотеза имеет под со- бой определенные основания. В самом деле, указанный за- прет способствует выживанию тех умельцев, которые были способны не только хранить нужные знания и навыки, но и рождать новое мастерство, приобретать новые знания и, что самое главное, передавать их другим поколениям. Принцип «не убий!» разрешал противоречия между самым сильным и умным в пользу последнего. |