Гипнобарические гипериреоны. О русском издании России в 1839 году Настоящее издание является первым полным переводом на русский язык книги маркиза де Кюстина Россия в 1839 году
 Скачать 2.15 Mb.
|
|
краю света — почва и климат властвуют над ним, понуждая создавать что-то новое, даже если хочется ему всего лишь повторить древних. Я видел Венский конгресс, ноне припомню собрания, которое бы роскошью драгоценностей и платьев, разнообразием и пышностью мундиров либо стройной величавостью целого могло сравниться с празднеством, что устроил император по случаю бракосочетания своей дочери, — вечером, в том самом Зимнем дворце, какой годом раньше сгорели восстал из пепла по слову одного-единственного человека. Петр Великий не умер Нравственная сила его по-прежнему жива и по-прежнему деятельна Николай — первый истинно русский государь, правящий Россией после основателя ее столицы. Когда бал, данный при дворе в честь бракосочетания великой княжны Марии, близился к концу, императрица послала дежурных офицеров отыскать меня среди танцующих, но они с четверть часа не могли этого сделать, ибо я, по своему обыкновению, держался в стороне. Я был целиком поглощен красотою неба и, застыв у того самого окна, где оставила меня императрица, любовался ночью. После ужиная лишь на миг покинул это место, чтобы оказаться на пути следования Их Величеств, ноне будучи замечен ими, возвратился назад и с некоего подобия кафедры созерцал в свое удовольствие поэтическое зрелище — рассвет над огромным городом вовремя придворного бала. Офицеры, что получили приказ меня найти, наконец обнаружили мое укрытие и поспешили проводить меня к императрице. Она ожидала меня и была столь добра, что произнесла ввиду всего двора — Я уже очень давно спрашиваю о ваге, господин де Кюстин, почему выбежите меня — Я дважды стоял на пути следования Вашего Величества, Ваше Величество меня не видели. — Вы сами виноваты, я искала вас с тех пор, как вернулась в бальную залу. Мне хочется, чтобы вы непременно все здесь увидали в подробностях, дабы ваше мнение о России перевесило мнение глупцов и недоброжелателей. — Я далек оттого, чтобы приписывать себе подобную власть, государыня но когда бы впечатления мои могли передаваться другим, скоро Франция взирала бы на Россию как на сказочную страну. — Вам не следует держаться только внешности вещей, вы должны оценить суть их, вы наделены всеми необходимыми для этого дарованиями. Прощайте, я хотела только пожелать вам покойной ночи, жара меня утомляет не забудьте сказать, чтобы вас провели по моим новым покоям, их переделали по замыслу императора. Я распоряжусь, чтобы вам все показали самым подробным образом. После ее ухода я стал предметом всеобщего любопытства и изъявлений благорасположения со стороны присутствующих. Эта придворная жизнь мне настолько в новинку, что забавляет меняя словно путешествую во времени мне кажется, будто я в Версале и перенесся на столетие назад. Великолепная учтивость здесь — естественное свойство человека как видите, Петербург весьма далеко отстоит от нашей страны, какова она сегодня. В Париже есть пышность, богатство, даже изысканность, нонет более ни величия, ни обходительности начиная с первой революции, мы живем в завоеванной стране, где укрылись вместе, кто как смог, и грабители, и ограбленные. Для того, чтобы быть вежливым, надо иметь что отдавать вежливость есть искусство жаловать других преимуществами, которыми обладаешь сам, — своим умом, богатством, высоким положением, влиянием и любым иным способом доставлять удовольствие быть вежливым — значит уметь с приятностью оделять дарами и принимать их но когда ничто никому не принадлежит наверное, никто ничего не может и дать. Во Франции теперь ничем нельзя обменяться полюбовно, все надо вырывать у людей, одержимых честолюбием или страхом. Ум ценится лишь постольку, поскольку можно извлечь из него выгоду, и даже беседа вдруг прерывается, едва ее перестает оживлять тайный расчет. Уверенность в своем положении есть первое условие обходительности в общественных отношениях и источник остроумных мыслей в беседе. Вчера, почти не успев отдохнуть после придворного бала, я побывал еще на одном празднестве — в Михайловском замке, у великой княгини Елены, невестки императора, супруги великого князя Михаила и дочери князя Павла Вюртембергского, живущего в Париже. Она слывет одной из утонченнейших дам в Европе беседа с нею до крайности увлекательна. Я имел честь быть ей представленным перед балом — в ту первую минуту она сказала мне всего несколько словно в продолжение вечера не раз доставила мне случай говорить с нею. Вот что запомнилось мне из ее приветливых речей — Мне говорили, что у вас ив Париже, ив загородном доме собирается весьма приятное общество. — Да, Ваше Высочество, я люблю остроумных людей, и беседа сними составляет самое большое мое удовольствие однако я не мог и предположить, что Вашему Императорскому Высочеству известны такие подробности. — Мы знаем Париж, и нам известно, что лишь немногие из живущих там глубоко понимают нынешние времена, сохраняя при этом память о прошлом. Должно быть, люди именно такого склада ума и бывают у вас. Многих из тех, кого вы привыкли у себя видеть, мы любим по их сочинениям, особенно госпожу Гэ и ее дочь, госпожу де Жирарден. — Это дамы весьма остроумные и образованные я имею счастье быть их другом. — Ваши друзья — люди незаурядного ума. Почитать своей обязанностью скромничать за других — вещь редчайшая, и все же в тот миг я испытал именно подобное редкостное чувство. Выскажете, что из всех видов скромности эту выказывать легче всего. Можете потешаться надомной сколько угодно, я говорю истинную правду мне казалось, что я поступил бы неделикатно, если бы с излишней откровенностью обрек своих друзей восхищению, выгодному для моего самолюбия. В Париже я бы высказал напрямик все, что думаю в Петербурге же я боялся выглядеть человеком, который под предлогом, будто воздает по справедливости другим, нахваливает сам себя. Великая княгиня продолжала расспросы — Мыс большим удовольствием читаем книги госпожи Гэ, что вы о них думаете — Я думаю, Ваше Высочество, что в них изображено общество прошедших времени изображено особой, знающей в нем толк. 27 Набережные Невы — гранитные, купол собора Св. Исаака — медный, Зимний дворец и Александрийский столп выполнены из прекрасного камня, мрамора и гранита, статуя Петра I отлита из меди. — Отчего госпожа де Жирарден ничего больше не пишет — Госпожа де Жирарден — поэт, Ваше Высочество, а для поэта молчать значит трудиться. — Надеюсь, что именно такова причина ее молчания, ибо жаль было бы, если бы она, с ее наблюдательностью и прекрасным поэтическим даром, писала отныне лишь статьи-однодневки. [28] В беседе этой мне пришлось взять себе заправило только слушать и отвечать ноя готовился к тому, что великая княгиня назовет другие имена, еще раз польстив моей патриотической гордости и подвергнув мою сдержанность касательно друзей новым испытаниям. Я обманулся в своих ожиданиях жизнь великой княгини протекает в стране образцового такта, иона, конечно, лучше моего знает, что следует и чего не следует говорить равно опасаясь смысла и моих слови моего молчания, она больше не возвращалась к разговору о нашей современной литературе. Есть имена, самый звук которых способен смутить то душевное равновесие и единообразие в мыслях, к какому принуждает деспотия всякого, кто хочет жить при русском дворе. Все это я прошу вас прочесть госпоже Гэ и госпоже де Жирарден: у меня нет сил повторить свой рассказ в другом письме, да и времени нет кому-либо писать. Но все же мне хочется, чтобы больше к этому не возвращаться, описать вам те волшебные праздники, на которых мне случается здесь бывать каждый вечер. У нас балы обезображены унылыми фраками мужчин, тогда как петербургским салонам особенный блеск придают разнообразные и ослепительные мундиры русских офицеров. В России великолепие женских украшений сочетается с золотом военного платья, и кавалеры не кажутся подручными аптекаря или писарями, служащими у адвокатов своих дам. Наружный фасад Михайловского замка, выходящий в сад, украшен по всей длине портиком в итальянском духе. Вчера, воспользовавшись 3б-градусной жарой, меж столбов на этой внешней галерее развесили связки лампионов необычного вида. Лампионы были бумажные и имели форму тюльпанов, лир, ваз — зрелище изысканное и новое. Мне говорили, что для каждого своего празднества великая княгиня Елена придумывает нечто нигде более невиданное подобная слава, должно быть, ей в тягость, ибо поддерживать ее непросто. К тому же княгиня с ее красотой и умом, известным всей Европе изяществом манер и умением вести интересную беседу, показалась мне принужденнее и скованнее, чем остальные представительницы императорской фамилии. Иметь при дворе репутацию остроумной женщины — тяжкое бремя. Княгиня изысканна и утонченна, но виду нее скучающий быть может, родись она с толикой здравого смысла и невеликим умом, не получи никакого воспитания и останься немецкой принцессой, погруженной в однообразные будни мелкого княжества, ее жизнь сложилась бы счастливее. Меня пугает удел великой княгини Елены — почитать французскую словесность при дворе императора Николая. Свет от связок лампионов живописнейшим образом отражался в колоннах дворца и падал даже на деревья в саду там было людно. На петербургских празднествах люди служат украшением, подобно тому как собрание редких растений красит оранжерею. Несколько оркестров в глубине сада играли военную музыку, с восхитительной гармонией перекликаясь вдали. Купы деревьев, подсвеченные фонариками, выглядели прелестно — ничего нет волшебное освещенной зелени в прекрасную ночь. Внутренность большой галереи, где были устроены танцы, восхищала пышным убранством полторы тысячи кадок и горшков с редчайшими цветами составляли благоухающий боскет. У оконечности залы, в самой гуще зарослей экзотических растений, виднелся бассейн с прохладной, прозрачной водой, откуда била неиссякающая струя. В свете множества свечей водяные брызги блестели, словно алмазная пыль, и освежали воздух, без устали волнуемый огромными, влажными от дождя пальмовыми ветвями и банановыми листьями, посверкивающими росой, — вихрь вальса стряхивал ее жемчуга на мох благоухающего боскета. Все эти чужеземные растения, корни которых были укрыты ковром зелени, казалось, росли здесь народной своей почве, и вереница танцующих дам и кавалеров Севера чудесным образом прогуливалась под сводами тропического леса. Яне понимал, сон это или явь. Во всем была непросто роскошь — но поэзия. Сияние этой дивной галереи было стократ усилено таким множеством зеркал, какого прежде мне не приходилось видеть нигде. Окна, выходящие на портик, чье искусное освещение я вам уже описывал, были открыты, поскольку в эту летнюю ночь стояла сильнейшая жара но все проемы, кроме тех, что служили выходом, были забраны огромными позолоченными экранами с цельными зеркалами, основание которых скрывалось среди корзин, полных цветов размеры этих зеркал в золоченых рамах, оттененных бессчетным количеством свечей, показались мне удивительными. Я словно видел перед собой врата волшебного замка. Зеркала, призванные заслонить отверстия окон, входили в них, подобно кусочкам мозаики то были брильянтовые занавеси с золотою каймой. Заметьте притом, что галерея весьма значительной высоты, и оконные рамы в ней широки чрезвычайно. Зеркала заполняли проемы, ноне перекрывали до конца тока воздуха, ибо между экранами и открытыми створками была оставлена щель в несколько дюймов, неприметная для глаза, однако достаточная для того, чтобы в зале стало прохладнее. С противоположной от садовой галереи стороны тоже установили зеркала в золоченых рамах, такой же величины, как ив соответствующих оконных проемах. Зала эта длиною в полдворца. Можете себе представить, какой эффект производит подобное великолепие. Попав сюда, вы переставали понимать, где находитесь границы залы стерлись, кругом было только пространство, свет, позолота, цветы, отражение, иллюзия движение толпы и сама толпа умножались до бесконечности. Любой из актеров на этой сцене превращался в сотню — таков был эффект зеркал. Сей хрустальный дворец, не ведающий тени, создан для празднеств мне казалось, что как только закончится бал, исчезнут и зала, и танцующие пары. Я никогда не видел ничего прекраснее однако сам бал походил на все прочие балы и не вязался с необыкновенным убранством здания. Меня удивляло, отчего этот народ танцоров не изобретет чего-нибудь нового и не представит на театре, столь отличном от всех иных мест, где принято танцевать и скучать, делая вид, будто вам очень весело. Мне бы хотелось наблюдать здесь кадрили, сюрпризы, неожиданные выходы, балеты, передвижные театры. По-моему, в средние века воображение играло большую роль в придворных развлечениях. При мне в Михайловском замке танцевали одни полонезы, вальсы дате выродившиеся контрдансы, какие на французско-русском наречии именуются кадрилями даже мазурки в Петербурге танцуют не так живо и изящно, как в Варшаве. Русской важности никак не ужиться с бойкими, полными самозабвенного пыла истинно польскими танцами. После каждого полонеза императрица присаживалась отдохнуть в душистой сени галереи, которую я вам описал там она укрывалась от жары в эту летнюю грозовую ночь в иллюминированном саду было также душно, как во дворце. Вовремя празднества я на досуге сравнивал две наши страны, и наблюдения мои оказались не в пользу Франции. Демократия подолгу своему разрушает упорядоченность большого собрания людей празднику же в Михайловском замке особую красоту придавали всевозможные почести и хлопоты, предметом которых была государыня. Для изысканных развлечений королева необходима но равенство имеет столько других преимуществ, что ради него можно и пожертвовать роскошью удовольствий именно таки поступаем мы во Франции — похвальное бескорыстие боюсь только, как бы наши потомки, когда настанет их черед наслаждаться усовершенствованиями, какие уготовили им чересчур великодушные предки, не пришли к иному мнению. Кто знает, не скажут ли про нас эти поколения, очнувшись от заблуждений Поддавшись ложному красноречию, они сделались тайными фанатиками и обрекли нас на явное ничтожество Но чтобы там ни сталось с американским будущим, которое многие пророчат Европе, я не устану призывать вас восхищаться празднеством в Михайловском замке. Восхищайтесь же им изо всех ваших сил — и тем, что я описываю, и тем, что не умею изобразить. Перед ужином императрица, восседавшая под балдахином из редкостных растений, сделала мне знак приблизиться, и не успел я повиноваться, как к волшебному бассейну, чья бьющая вверх струя освещала нас бриллиантовой россыпью и освежала благовонными испарениями, подошел сам император. Взяв меня за руку, он подвел меня к креслам своей супруги, остановившись в нескольких шагах от нее здесь ему было угодно долее четверти часа беседовать со мною о различных интересных предметах государь этот говорит с вами отнюдь не так, как большинство государей — единственно для того, чтобы все видели, что он с вами говорит. Первым делом он в нескольких словах похвалил красоту и стройный порядок празднества. Я отвечал, что удивляюсь, как он, ведя жизнь столь деятельную, умеет найти время для всего, и даже для того, чтобы разделить удовольствия толпы. — По счастью, — продолжал он, — механизм управления в моей стране весьма прост когда бы при наших расстояниях, создающих трудности во всем, правление было сложным по форме, для него недостало бы головы одного человека. Я был поражен и польщен такой откровенностью император, лучше чем кто-либо понимая, о чем ему не говорят, произнес в ответ на мои мысли — Я потому так разговариваю с вами, что знаю — вы можете меня понять мы продолжаем дело Петра Великого. — Он не умер, Ваше Величество, его гений и воля по-прежнему правят Россией. Когда прилюдно беседуешь с императором, вокруг собирается множество царедворцев, но держатся они на почтительном расстоянии, так что никто не может слышать слов повелителя, на которого, однако, устремлены все взоры. Если государь удостаивает вас беседы, вы попадаете в затруднительное положение, но отнюдь не из-за него, а из-за придворных. Император продолжал — Исполнять эту волю весьма непросто всеобщая покорность заставляет вас думать, будто у нас царит единообразие — избавьтесь от этого заблуждения нет другой страны, где расы, нравы, верования и умы разнились бы так сильно, как в России. Многообразие лежит в глубине, одинаковость жена поверхности единство наше только кажущееся. Вот, извольте взглянуть, неподалеку от нас стоят двадцать офицеров из них только двое первых русские, за ними трое из верных нам поляков, другие частью немцы даже киргизские ханы, случается, доставляют ко мне сыновей, чтобы те воспитывались среди моих кадетов, вон один из них, — с этими словами он указал мне пальцем на маленькую китайскую обезьянку в диковинном бархатном костюме, с ног до головы усыпанную золотом на голове у юного азиата красовалась высокая прямая шапка с острым верхом и большими, загнутыми кверху круглыми отворотами, похожая на шутовской колпак. 28 Беседа повторена мною слово в слово. — Вместе с этим мальчиком здесь воспитываются и получают образование за мой счет двести тысяч детей. — В России все делается с размахом. Ваше Величество, здесь все огромно. — Даже слишком огромно для одного человека. — Но какой человек был когда-либо ближе к своему народу — Вы имеете ввиду Петра Великого — Нет, Ваше Величество. — Надеюсь, в своем путешествии вы не ограничитесь только Петербургом. Что еще намерены вы повидать в моей стране — Я хотел бы уехать сразу после празднества в Петергофе, Ваше Величество. — И куда же — В Москву ив Нижний. — Хорошо однако вы слишком рано отправляетесь в путь вы уедете из Москвы прежде, чем туда прибуду я, а мне бы доставило большое удовольствие вас видеть. — Слова Вашего Величества переменят мои планы. — Тем лучше, мы вам покажем, какие работы предприняты нами в Кремле. Моя цель — сделать эти старинные постройки более подходящими для нынешнего их употребления слишком маленький дворец стал для меня неудобен вы получите также приглашение на любопытную церемонию на Бородинском поле я должен заложить первый камень памятника, который велел возвести для увековечения этой битвы. Я промолчали выражение лица у меня, разумеется, стало серьезным. Император пристально взглянул на меня и продолжал мягко, с тронувшим меня оттенком участия и даже сердечности |