Кондильяк Э. - Об искусстве рассуждения. Об искусстве рассуждения
 Скачать 10.62 Mb.
|
|
Как различии действие тяготения в зависимости от различных обстоятельств Я но стану говорить Вам об опытах, которые будто бы доказывают, что притяжение отклоняет лучи света от прямой линии. Не буду также говорить ни о притяжении, вызываемом магнетизмом, ни о притяжении, вызываемом электричеством,— о видах притяжения, которые действуют на больших расстояниях; все это мы рассмотрим в свое время. Я удовлетворюсь лишь указанием на то, что во всех этих случаях оказывается, что нет ничего менее единообразного, нежели законы, которым подчинено тяготение, и, по-видимому, чем больше мы проведем опытов, тем больше мы убедимся, что данный принцип не является общим, так как его действие должно быть различным сообразно с различными обстоятельствами. Но чтобы узнать, как он действует при всех различных обстоятельствах, следовало бы все их рассмотреть. Однако боюсь, что мы никогда полностью всего не узнаем. Нам остается только прервать наше рассуждение. Как ньютонианцы объясняют тяготением твердое и жидкое состояние Тем не менее, исходя из данного малоизученного принципа, ньютонианцы стали объяснять твердость, жидкое состояние, жесткость, мягкость, эластичность, растворимость, ферментацию и т. д. Вкратце попытаюсь изложить Вам ход их рассуждения. Вы видели два притяжения: одно — действующее пропорционально квадрату расстояния, другое — действующее лишь в точке соприкосновения или, во всяком случае, исчезающее на очень малом расстоянии. Вот это второе притяжение подходит к атомам, т. е. к мельчайшим частицам, из которых, как предполагается, состоят тела. Поскольку эти частицы притягиваются лишь в точке соприкосновения, сила их притяжения должна быть пропорциональна соприкасающимся поверхностям, а части, сколько-нибудь удаленные от поверхности, ничем не способствуют сцеплению. Однако поверхность малого тела [относительно его объема] больше поверхности более крупного тела [относительно его объема]. Например, в наперстке Вы видите шесть равных граней. Поместите их одну на другую и рассматривайте их как одно тело, вдвое большее, чем первое; Вы заметите, что грани соотносятся не так, как массы. Ведь в наперстке, который вдвое больше, их не 116 будет двенадцать, т. с. вдвое больше шести,— их будет только десять. Когда-нибудь геометрия докажет Вам эту теорему; сейчас достаточно привести Вам наглядный пример. Итак, рассмотрим атомы с плоскими поверхностями и со сферическими. Первые сильно сцепляются, так как соприкасаются во всех точках своей поверхности; вот это и есть твердые тела. Другие соприкасаются лишь в бесконечно малой точке, они почти не сцепляются, и из них образуются флюиды, части которых уступают малейшему усилию. Жесткость Изменим форму атомов — изменится структура тел. Станет больше или Мягкость Эластичность меньше пустот, и внутренние поверхности будут соприкасаться большим или меньшим количеством частей. В результате тела станут более или менее жесткими. Предположим, что тело сжато какой-либо тяжестью таким образом, что элементарные частицы, удаленные от первой точки их соприкосновения, соприкасаются в других точках и, сцепляясь в положении, отличном от первоначального, остаются в этом положении. Тело, легко принимающее любую форму, которую ему придают, называют мягким телом. Но если давление, достаточное для нарушения первого контакта, было недостаточным для создания второго, частицы, как только прекратится давление, вновь вернутся в прежнее положение. Таково явление эластичности. Растворение Брожение и кипение Если частицы жесткого тела, погруженные в жидкость, взаимопри-тягиваются с силой, меньшей, нежели та, с которой их притягивают частицы жидкости, оно растворится и распространится в малых частях. Это и есть растворение. Если эластичные корпускулы плавают в жидкости и взаимопритягивают-ся, они сталкиваются и отклоняются. Таким образом, беспрерывно притягиваясь и отталкиваясь, они будут перемещаться по всем направлениям, все ускоряя свое движение. Вот так происходит брожение и кипение. Недостатки этих объяснений Все эти объяснения чрезвычайно искусны, изобретательны, хитроумны, и даже в большей степени, нежели все то, что было выдумано до ньютонианства. Но мы не 117 находим здесь той очевидности, которая следует из согласования рассуждения с наблюдением, и в данном случае ньютонианцы воображают и измышляют прежде, чем рассуждают. Почему мы рассматриваем притяжение как причину движения небесных тел? Потому что наблюдение и рассуждение согласуются; и одно и другое доказывает наличие законов, согласно которым действует данный принцип. Но когда мы рассматриваем частицы материи, мы больше не можем с точностью определить эти законы. А если мы не можем их определить, то каким же образом увериться, что притяжение — единственная причина явлений? Может быть, это так и есть, но, не зная, как она действует, как нам в этом убедиться? Когда нет наблюдения, нет и правил для верного рассуждения. Действие притягиваемых тел либо обратно пропорционально квадрату расстояния, либо ощутимо лишь в точке соприкосновения. Отчего такое различие? Я согласен, что при изменении обстоятельств один и тот же принцип должен изменяться согласно законам, также изменяющимся. Но, повторяю, что это за изменение обстоятельств и какое изменение оно должно внести в законы? Вот что следовало бы точно уяснить, прежде чем рассуждать о явлениях. По-видимому, есть лишь один принцип, но является ли этим принципом тяготение? А может быть, это что-либо другое? Мы этого не знаем. Допустим, что это тяготение, но уже доказано по крайней мере то, что нам неведом первый закон, лежащий в основе тяготения. Ведь это не закон квадрата, поскольку он не имеет места по отношению к частицам; это и не закон соприкосновения, поскольку он не проявляется в движениях тел, которые вращаются над нами; ни тот, ни другой не единообразны и не универсальны. Значит, существует более общий закон, а все остальные — всего лишь следствия. Какой же это закон? Нам придется открывать более общий принцип, чем тяготение, или по крайней мере более общий закон, чем все те, которые мы наблюдали. Пусть строят гипотезы, раз их очень любят строить, но, главное, пусть произведут опыты, и, возможно, мы придем к новым открытиям. Ньютон в такой мере расширил пределы наших знаний, что можно надеяться еще более расширить их; и было бы столь же смелым утверждать, что впредь уже ничего нельзя открыть, сколь неразумным было бы считать, что все уже открыто. Тщетный вопрос относительно тяготения Тяготение существует, это несомненно. Но является ли оно основным свойством материи? Первостепенное ли это свойство? Вот какой вопрос, монсеньер, мучает философов. Не важно, основной ли это принцип, или первоначальный, или главный. Такое явление наблюдается, и этого достаточно. Разве Вас не удивляют люди, желающие решить, что именно является основным в вещах, сущность которых им неведома? Философы всегда занимаются спорами о том, о чем у них нет никаких идей; если бы наблюдениям уделяли столько же времени, философия преуспела бы значительно больше. Да что же, наконец, такое это тяготение? Это явление, объясняющее многие другие явления, но все же еще очень далекое от того, чтобы оно объяснило все без исключения явления; тяготение — это явление, которое само предполагает, или по крайней мере кажется, что оно предполагает, более общий принцип. ГЛАВА IIО СИЛЕ ПРЕДПОЛОЖЕНИЙ Польза предположений Предположения — степень вероятности, наиболее далекая от очевидности, но это не основание для того, чтобы ими пренебрегать. Именно с них начинались все науки и все искусства; ведь мы предугадываем истину до того, как ее увидим; и очевидность зачастую приходит лишь после искания на ощупь. Систему вселенной, доказанную Ньютоном, предвидели глаза, которые не смогли ее постичь, потому что они еще недостаточно умели видеть или, точнее говоря, потому что они еще не умели смотреть. История человеческого разума доказывает, что предположения часто находятся на пути к истине. Значит, раз нам предстоит сделать открытия, мы обязаны выдвигать предположения, и, чем больше открытий мы сделаем, тем с большей прозорливостью мы будем строить предположения. Следует избегать чрезмерностей В данном случае следует избегать крайностей, монсеньер, ведь философы могут быть легковерными из предубежденности, а недоверчивыми из невежества. 118 119 Одни, добившись в ряде случаев очевидности, ни во что не хотят верить, если ее нет. Некоторые даже отказывают себе в очевидности; а поскольку бывают воззрения ненадежные, неясные, они считают, что все системы недостоверны. И наконец, есть и такие, кто полагается на малейшую вероятность, им всегда слышится истина, они ее видят, они ее осязают. Эти люди во сне бодрствуют и наяву бредят; они удивляются, если кто-нибудь не бредит, как они. Подчас для достижения истины предположения необходимы Люди так часто ошибались, что многие склонны считать, будто для заблуждений уже не осталось путей. Философия — океан, а философы часто всего лишь кормчие, бедствия коих знакомят нас с подводными камнями, которых нужно избегать. Мы идем вслед за ними, и у нас есть преимущество: мы плывем с большей уверенностью по морю, где они не раз бывали игрушкой стихии. И все же будем тщательно все исследовать и постараемся избегать опасных мест, где легко сбиться с пути. В ясную погоду кормчий не собьется с пути: Полярная звезда словно для того и помещена на небесах, чтобы указать ему, куда держать путь. Но если он лишен верного проводника, когда тучи заволакивают воздушные просторы, он все же не теряет надежды на спасение; основываясь на определении места, где он находится, и намечая нужное ему направление, он строит предположения, он продвигается с большей осторожностью, не ускоряет хода и выжидает, когда его путеводная звезда покажется в небе. Именно так должны поступать и мы. Очевидность может проявить себя не сразу, но, ожидая, пока она проявится, мы можем строить предположения; а когда она станет явной, мы определим, или рассудим, верным ли путем вели нас наши предположения. Какова самая слабая степень предположения Самой слабой степенью предположения является та, когда, не имея возможности убедиться в какой-либо вещи, ее утверждают всего лишь потому, что не понимают, почему бы этого не могло быть. Если уж позволить себе такие предположения, они должны быть не более чем догадками, и не следует пренебрегать любыми исследованиями, способными либо опровергнуть их, либо подтвердить. Как ее следует применять Если не наблюдать за собой, то подобному ходу рассуждения можно придать вес больший, нежели оно того заслуживает; ибо мы склонны верить в какую-либо вещь всего лишь потому, что не представляем себе, почему бы нам ее отрицать. Именно так и было, когда, едва уверившись в том, что планеты обращаются вокруг Солнца, стали предполагать, что их орбиты — идеальные окружности, центром которых является Солнце, и что они проходят эти орбиты, двигаясь равномерно. Так судили лишь потому, что не было причины судить иначе; и продолжали бы так думать, если бы наблюдения не позволили обнаружить, что Солнце занимает другое место, наметить новые пути для планет и признать, что их движение то ускоряется, то замедляется. До этих наблюдений никто не предвидел, что когда-нибудь придется изменить что-либо из первых предположений, и не потому, что были причины предпочесть именно эти предположения, а потому, что не было причин, для того чтобы их отвергнуть. Идеальные круги, центр и равномерные движения столь легко постижимы и представляют столь ясные идеи, что, полагая их наиболее простыми для природы, поскольку они наипростейшие для нас, мы считаем, что природа именно их избрала, как избрали их бы мы сами, и мы принимаем их, не подозревая, что они нуждаются в тщательном исследовании. Но когда мы заменяем все это движением неравномерным, орбитами эксцентрическими, эллиптическими и т. п., наш ум не знает, на чем остановиться, он уже не может определить эти движения и эти орбиты; при таком новом воззрении ум не чувствует себя столь уверенно и недоумевает, почему этому воззрению надо отдать предпочтение. Вторая степень предположения Предположения второй степени суть те, когда из многих способов, коими та или иная вещь может быть произведена, мы предпочитаем способ, который считаем наиболее простым, исходя из предположения, что природа действует наипростейшими способами. На чем она основана? Это предположение в общем правильно, но, когда его применяют, оно может ввести в заблуждение. Несомненно, что, если первого закона достаточно для создания ряда явлений, бог не использовал для этого двух законов. А если нужны два, он их бы и применил, но 120 121 Насколько она мало надежна нс применил бы третьего. Итак, основные законы мироздания все просты, так как все равным образом необходимы по отношению к явлениям, которые надлежит создать. Но этот закон действует различно в зависимости от обстоятельств, а отсюда получается, что неизбежно существует множество подчиненных законов и множество сложных следствий этих законов, т. е. действий, вызванных множеством перекрещивающихся и изменяющихся причин. Наипростейшая система, разумеется, та, при которой один закон достаточен для сохранения всей вселенной. Однако эта система не была бы простой, если бы каждое явление вызывалось особой и единственной причиной. Все было бы очень осложнено, если бы предполагалось столько же причин, сколько и явлений, и гораздо проще, чтобы многие причины участвовали в создании каждого явления, поскольку эти причины уже существуют и сами являются действиями одного, первого закона. Следовательно, в природе должно быть очень много сложных действий, которые по этой же причине являются простейшими и самыми закономерными. Заблуждения, к которым она приводит Но философ, которому не дано видеть отношение одного действия ко всему целому, попадает впросак; ему приходится считать сложным то, что не является сложным или по крайней мере является таковым лишь по отношению к нему, и, отважно рассуждая о простоте путей природы, он предполагает, что та причина, которую он вообразил, есть подлинная и единственная, так как, по его мнению, ее вполне достаточно для объяснения того явления, причину которого он ищет. Таким образом, принцип природа всегда выбирает простейшие пути удобен для спекуляции, но его очень редко можно применить. Каким образом она приобретает достоверность Данная степень вероятности имеет тем большую силу, чем более мы уверены, что знаем все средства, которыми может быть создана какая-либо вещь, и чем в большей мере мы способны судить об их простоте; и напротив, эта степень догадки значительно слабее, когда мы не убеждены, что исчерпали все эти средства, и когда мы не в состоянии судить об их простоте; последнее положение — обычный для философов случай. Следовательно, предположения становятся обоснованными лишь по мере того, как, сравнивая все средства, мы все более убеждаемся, насколько прост способ, который мы предпочли, и насколько сложны все остальные. Так, например, ясно, что [видимое] обращение Солнца может быть вызвано либо его собственным движением, либо движением Земли, либо обоими сразу; четвертого способа не существует. Предположения не являются истинами, но они должны открыть путь к истине Итак, самым простым средством [решения этого вопроса] является вращение Земли вокруг своей оси и вокруг Солнца. В этом Вы убедитесь, но Вы отметите, что данный принцип не лучшим образом доказывает истину Коперниковой системы. Обычно желают всё свести к единой причине; это общий недостаток. Так и кажется, что слышишь, как со всех сторон философы кричат: «У природы простые средства! Моя система проста, следовательно, моя система и есть система природы!» Но, еще раз повторяю, весьма редко им приходится судить, что просто и что не просто. На предположениях следует останавливаться лишь постольку, поскольку они могут проложить путь к новым знаниям. Их назначение — намечать необходимые эксперименты; причем необходимо, чтобы имелась какая-то надежда когда-нибудь их подтвердить или заменить чем-нибудь лучшим, а поэтому их надо строить, лишь поскольку они могут со временем стать предметом очевидности факта и очевидности разума. Итак, нет ничего менее прочного, чем такое предположение, которое по самой своей природе никогда не может быть ни подтверждено, ни опровергнуто. Таковы, например, предположения ньютонианцев, объясняющие твердость, жидкое состояние и т. д. История — подлинное поле для предположений История — подлинное поле для предположений. Большое скопление множества фактов имеет достоверность весьма близкую к очевидности, и поэтому оно не позволяет сомневаться. Но с обстоятельствами дело обстоит совершенно иначе. Правила, которыми нужно руководствоваться в подобном случае, очень сложны, но, как я уже говорил, Вы еще не в состоянии вникнуть в это исследование. 122 123 ГЛАВА IIIОБ АНАЛОГИИ |