оли_1. Оливер Сакс Пробуждения

• Название: Оливер Сакс Пробуждения
• Дата: 20.12.2021
• Размер: 1.44 Mb.
• Имя файла: оли_1.pdf
• Тип: Документы; #311535
• страница: 14 из 22

1969–1972 годы В мае 1969 года мисс А. достигла пика своего состояния, зенита, это был ее звездный час. В последующие три года мы стали свидетелями ее разрушения и упадка. В июне 1969 года мисс А, находясь на вершине своего возбуждения и волнения, начала рассыпаться на части, как потерпевшая крушение ракета, с которой она сама себя сравнивала. Последние три года стали периодом усиления распада личности, ее расщепления. Если этот эффект приписывать действию леводопы (то есть особой реактивности этой столь возбудимой, столь склонной к расщеплению личности на прием леводопы), то напрашивается вопрос почему мы не отменили прием лекарства?Мы не могли это сделать.Так же как в случае Марии Г. и Эстер И. и других подобных больных, мисс А. стала критически зависимой от приема леводопы и к
1970 году впадала не только в тяжелый паркинсонизм и депрессию, но просто в ступор или кому при любой попытке отменить прием лекарства хотя бы на один день. Сама мисс А. была прекрасно осведомлена об этой дилемме. Это сводит меня сума говорила она, — ноя умру, если вы отмените лекарство. Больная действительно утратила возможность и способность находиться в среднем состоянии и не могла попасть в промежуток между комой и перевозбуждением, паркинсонизмом и лихорадочной деятельностью, депрессией и манией и т. д. Ее ответы стали экстремальными, резкими, приобрели характер все или ничего, состояние, как пуля, рикошетировало от одного поведенческого полюса к другому, и мисс А. могла в течение двух-трех минут почти без перерыва заявлять, что она превосходно себя чувствует, что она чувствует себя ужасно, что она чудесно видит, что она полностью ослепла, что она не может двигаться, что она неспособна остановиться и т. д. Ее воля непрерывно колебалась или была парализована. Она хотела того, чего панически боялась, и боялась того, чего страстно желала. Она любила то, что ненавидела, и ненавидела то, что любила. Ее одолевали абсолютно противоречивые побуждения, что создавало в ее сознании непримиримые противоречия, делает невозможным решение, зажатое между невозможными выборами. При возбуждении и постоянном внутреннем противоречии личность мисс А. раскололась на десяток личностей мисс А. Личность, страдающая непрерывной полидипсией, тиками, блоком ходьбы, крикунья, хулиганка личность, пялящая глаза, неисправимая соня, ненасытная жадина, любящая женщина и ненавистница — все они вели непримиримую борьбу между собой за контроль над поведением мисс А. Реальные интересы больной и реальная деятельность практически исчезли и были заменены абсурдными стереотипами, которые перемалывались на все более мелкие составляющие в мельнице ее существа. Она полностью редуцировалась, по большей части времени, до репертуара нескольких дюжин мыслей и импульсов, которые фиксировались враз и навсегда отлитых фразах и речевых формах, повторяющихся компульсивно. Некогда существовавшая мисс А. — такая

сострадательная, вовлеченная и яркая — была лишена права собственности на самое себя роем грубых, дегенеративных ипостасей своего я, шизофреническим расщеплением некогда единого целого ее нераздельной исходной личности. Но существует несколько обстоятельств, которые соединяют ее водно целое или то, что напоминает ей о бывшем, но сломанном я. Музыка успокаивает больную, снижает степень рассеянности и возвращает ей, пусть и на краткий миг, связность мышления и внушает ей дух согласия. Тоже самое делает с ней природа, когда она сидит в саду. Но по-настоящему прежняя личность возрождается, когда вспоминает об одном дорогом человеке, единственной родственнице, в присутствии которой к ней возвращается неделимый смысл бытия и чувств. У мисс А. есть любимая младшая сестра, которая живет в другом штате, но разв месяц приезжает в Нью-Йорк навестить ее. Сестра каждый раз забирает мисс А. на целый день и водит ее в оперу, на спектакли, в хорошие рестораны. Мисс А. сияет по возвращении с этих экскурсий ив подробностях рассказывает о них с полным чувством и здравым рассудком. В такие моменты в ней нет ничего шизофренического — нив мышлении, нив манерах поведения к больной возвращается цельность и адекватное восприятие мира. Яне могу понять, — сказала мне однажды ее сестра, — почему Маргарет называют чокнутой, сумасшедшей или странной. Мы провели чудный день на природе. Она очень интересовалась всеми всеми — была полна жизни, радости. Она была расторможенной и умиротворенной, абсолютно спокойной и безмятежной — не было торопливости или беспрестанного питья воды, о которых мне так много рассказывали. Она разговаривала и смеялась целый день, как это бывало, когда ей было двадцать и о болезни никто и не подозревал. Она сходит сума в вашем сумасшедшем доме, потому что в нем она полностью отрезана от жизни.
Майрон В
Майрон В. родился в 1908 году в Нью-Йорке. В 1918 году перенес тяжелый грипп, видимо, одновременно с энцефалитом, хотя в тот момент симптомы последнего остались незамеченными. После окончания средней школы мистер Встал работать сапожником, а к тридцати годам обзавелся собственной обувной мастерской и женился. У него родился сын. В 1947 году у мистера В. впервые появились признаки паркинсонизма в сочетании с беспокойством и импульсивностью, тики и манерность, а также склонность застывать в трансе, глядя в пространство то есть несомненный паркинсонический синдром Таким образом, у мистера В. период между субклиническим течением острой фазы летаргического энцефалита и развитием несомненного постэнцефалитического синдрома растянулся почти на тридцать лет. Такой инкубационный период может продолжаться и дольше. Например, у Хаймана Х. тяжелая развернутая сонная болезнь случилась в 1917 году, а первые признаки постэнцефалитического синдрома появились только в 1962 году. До 1952 года он был в состоянии работать, а дома оставался до 1955 года. Все это время нарастала инвалидность, которая в конце концов привела к госпитализации в специальное учреждение. Сразу после поступления в «Маунт-Кармель» у мистера В. развился психоз госпитализации — выраженная паранойя с галлюцинаторными сценами кастрации, деградацией личности, чувством заброшенности, мстительностью, дерзостью и бессильной яростью Психозы госпитализации встречаются нередко, если больные против своей воли поступают в такие больницы для хроников, как «Маунт-Кармель», по сути, до конца своих дней. Мне приходилось наблюдать такие психозы у десятков больных. По прошествии десяти дней острая фаза психоза миновала, и больной впал в состояние тяжелого паркинсонизма и кататонии — эти симптомы были выражены настолько сильно, что практически лишили больного дара речи и способности к произвольным движениям. Такое состояние оставалось неизменным до назначения леводопы.

Сочетание паркинсонизма и кататонии сопровождалось равнодушием, негативизмом и отчуждением. По словам супруги мистера В, «что-то случилось с Майроном, когда он сначала перестал работать, а потом — когда попал в госпиталь. Раньше он был таким душевными теплым, любил свою работу больше всего на свете. Но потом все изменилось. Он стал ненавидеть нас, он ненавидел все и всех. Может быть, ненавидели себя. Ледяная холодность мистера В. настолько встревожила семью, что жена и сын отреагировали тем, что перестали посещать его вскоре после госпитализации, что осложнило течение болезни и замкнуло порочный круг невротической реакции. Четырнадцать лет состояние мистера В. оставалось практически неизменным, если не считать присоединившихся со временем себореи и сильного слюнотечения. Я часто осматривал больного с 1966 погоди каждый раз поражался его почти абсолютной неподвижности. Она достигала такой степени, что он мог пятнадцать часов сидеть в кресле без малейшего намека на какое-либо спонтанное движение Выше я писал, что мне казалось, будто больной мог сидеть в абсолютной неподвижности непрерывно пятнадцать часов, но это не совсем так. Иногда я видел его силуэт за матовым стеклом палатной двери. Правая рука мистера В. лежала на бедре, в нескольких дюймах от колена. Когда я обращал на него внимание ближе к полудню, то замечал, что рука застыла на полпути от колена к носу (как у Фрэнсис М. Пару часов спустя его рука застывала наносу или на очках. Я полагал тогда, что это бессмысленные, нецеленаправленные акинетические позы, и только много позже, после того как мистер В. ожили стал быстрее двигаться на фоне приема леводопы, обнаружилась невероятная правда. Я вспомнило его странных застывших позах и упомянул их в разговоре с больным. // — Что вы имеете ввиду под застывшими позами — воскликнул он. — Я просто вытер нос // — Но, Майрон, это невозможно. Вы хотите сказать, что то, что я воспринимал как застывшие позы, было всего лишь движением руки к носу //
— Конечно, — ответил он. — А чем еще это могло быть // — Но, Майрон, — принялся увещевать его я, — эти позы разделяли многие часы. Не хотите ли вы уверить меня, что вам требовалось шесть часов, чтобы потереть нос // — Это кажется полным сумасшествием, — парировал мистер В, — и звучит страшно. Для меня это было нормальное движение, длившееся одну секунду. Вы хотите сказать, что мне требовались часы, а не секунды, чтобы потереть нос // Яне знал, что ответить. Я пребывал вне меньшем замешательстве, чем сам больной. Его рассказ мог показаться полным абсурдом. Однако ямного раз фотографировал
Майрона В. вовремя его неподвижного сидения, и у меня хранилось множество фотографий его силуэта за стеклом двери. Я подобрал тридцать отпечатков на пленке и прокрутил их на кинопроекторе со скоростью шестнадцать кадров в секунду. Это было невероятно. Невозможное оказалось подлинной реальностью. // Применив методику последовательных фотографий, я увидел последовательность поз, которые в совокупности приняли форму непрерывного действия. Больной действительно просто вытирал нос, но делал это в десять тысяч раз медленнее, чем в норме. Действие было неправдоподобно замедленным, ноне для самого больного. То была полная противоположность Эстер с ее столь же невероятно быстрой речью и движениями. Чтобы продемонстрировать систему ее движений, пришлось применить методику ускоренной съемки, чтобы растянуть миллисекунды, в течение которых она умудрялась совершать так много движений и произносить так много звуков. Правда, иногда у больного развивались тики и импульсивные движения — он мог внезапно отдать честь левой или правой рукой, откашляться или начать хихикать — что представляло разительный контраст его полной неподвижности и безмолвию. Хотя мистер В, как правило, не был расположен к разговорам, он был в состоянии произнести несколько слов в стиле нарастающего стаккато с восклицательными интонациями — этого было достаточно, чтобы оценить его интеллект, горечь, безнадежность и равнодушную осведомленность о происходящем. Он не мог ни подняться на ноги, ни ходить без посторонней помощи. Когда я спросил у него, не хочет ли он попробовать лечение леводопой, он ответил Мне все равно. Поступайте как хотите.

Ответ мистера В. на прием леводопы, назначенной ему в июле 1969 года, был таким же внезапными магическим, как и у многих других пациентов, страдающих тяжелым постэнцефалитическим синдромом. В течение одного дня он обрел свою почти нормальную силу и способность к спонтанным движениями речи. Его обуревали удивление и радость, хотя они и затенялись обычными подозрительностью, холодностью и зажатостью. В течение двух недель, последовавших за первоначальной реакцией, мистер В. впал в противоположную крайность. Он стал избыточно активными импульсивным, появились признаки гипомании, больной стал вести себя вызывающе, бесстыдно и проявлять интерес к противоположному полу. Он был сама быстрота, отвага, похоть и сладострастие. Редкие прежде тики стали появляться много чаще, так что больной постоянно изыскивал повод поправить очки, откашляться, причем это происходило по двести-триста разв течение часа. Реакции мистера В. на протяжении следующих девяти месяцев были экстремальными, странными и противоречивыми. Он мог неожиданно перейти из состояния полной неподвижности к опасной гиперактивности, впадая в импульсивное состояние. Он падал бесчисленное множество раз, трижды ломал бедро из-за стремительности движений и безумия гиперактивных состояний Если самой распространенной вторичной проблемой, обусловленной активизацией, вызванной приемом леводопы, были непроизвольные движения губи поражения рта, то самой серьезной проблемой были падения и переломы. Так, из приблизительно восьмидесяти больных половина из них страдала постэнцефалитическим синдромом, а половина — обычным паркинсонизмом, получавших леводопу в «Маунт-Кармеле» в 1969 году, примерно у трети случились серьезные (а иногда и множественные) переломы. (Такую же статистику дают и другие учреждения подобного рода. Однако отношения больного с окружающими носили смешанный характер, ив эти трудные и тяжелые для него месяцы мистер В. начал выказывать повышение интереса к людям, уменьшение враждебности и отчуждения, а также начал проявлять любовь к жене и сыну, которые после двадцатилетнего перерыва снова стали навещать его. У больного опять появилась сноровка в обыденных действиях — он очень хотел чем-то занять руки, стосковавшись по какой-нибудь работе. Настоящая перемена случилась, когда мы раздобыли сапожную колодку и оборудовали обувную мастерскую для мистера В. в нашей шелтертонской мастерской. Было это в мае
1970 года. Когда ему показали инструменты и верстак, он был искренне удивлен и обрадован, не выказав ни малейшей примеси подозрительности или зажатости. Былые навыки восстановились с поразительной быстротой, также как восхищение и любовь к своей работе. Он занялся шитьем обуви и ее ремонтом, обслуживая все больше больных госпиталя, в нем проснулись сноровка ремесленника и любовь к своему делу — изготовлению обуви. С возвращением к работе и восстановлением отношения к ней улучшилась и реакция мистера В. на прием леводопы — стала более стабильной. Прекратились опасные импульсивные всплески, исчезли паркинсонические кататонические провалы сих характерными тяжестью и выраженностью. Больной стал более приветливыми доступным, у него восстановилась самооценка. Я снова чувствую себя человеком, — сказал он мне однажды. — Чувствую, что могу приносить пользу и занимать свое законное место в этом мире. Человек не может жить без этого. Слета года мистер В. чувствует себя на удивление хорошо — и это просто волшебство и чудо, учитывая тяжесть и безысходность его первоначального состояния, а также чрезвычайно сильно выраженные и странные первые реакции на лекарство вначале курса лечения леводопой. Конечно, нельзя сказать, что его речь и движения стали нормальными в

привычном смысле этого слова — они все еще характеризуются скандированностью и моментами оцепенения, — но речь и движения совершенно адекватны, и больной в состоянии их контролировать. Мистер В. может в течение всего дня выполнять работу на колодке. Он прогуливается вокруг госпиталя, свободно общается с людьми, а на выходные иногда ездит домой к жене. Из сорока больных с тяжелым паркинсонизмом на фоне постэнцефалитического синдрома и кататонии перед началом лечения препаратом «леводопа» мистер В. в конце концов добился наилучшего результата. Он стал единственным, кто смог нормально перенести постоянный и длительный прием леводопы без перерыва и достичь такой удивительной стабильности состояния, несмотря на то, что в начальном периоде результат терапии был крайне неустойчивым.
Герти К Миссис К. родилась в Нью-Гэмпшире в 1908 году младшим ребенком в гармоничной, дружной и спаянной семье. У нее было счастливое детство без невротических стрессов или значительных трудностей, она легко сходилась с подругами, хорошо училась в школе и до замужества, то есть до двадцати пяти лет, работала машинисткой и стенографисткой. Она обладала превосходным здоровьем, жила полной жизнью и воспитывала троих детей. Однако вскоре после тридцать восьмого дня рождения у миссис К. появилась дрожь в обеих руках, которую сперва приписали действию жестокой нью-йоркской зимы, но несколько дней спустя врачам стало ясно, что тремор имеет паркинсоническую природу. Последующие шесть лет болезнь прогрессировала быстро и беспощадно, проявляясь сочетанием тремора, ригидности, акинезии, пульсий, а также профузной потливостью и себореей. К сорока четырем годам миссис К. стала полностью обездвиженной, утратив способность говорить. Тремор и ригидность можно было в какой-то степени устранить атропиноподобными средствами, но сделавшие ее полной инвалидкой акинезия и афония на них не реагировали. Несмотря на большие трудности и необходимость практически круглосуточного ухода, преданная семья держала миссис К. дома на протяжении следующих десяти лет (до 1962 года. При первичном осмотрев году были выявлены дистонические контрактуры во всех конечностях, а вся мускулатура была поражена тяжелой ригидностью. Больная была способна на шепотную речь, которая давалась ей ценой больших усилий. Но мне стало ясно, что она превосходно понимает все сказанное ей. Миссис К. не выглядела инертной и безразличной и ареактивной (подобно, скажем, миссис Б, но создавала впечатление напряженной внутренней активности, неподвижной и замкнутой в самой себе. Глаза миссис К. сияли напряженным спокойствием, словно она рассматривала прекрасную картину или мирный красивый ландшафт. Было такое впечатление, что она не инертна, а оченьсосредоточенна. Этой больной я назначил леводопу в середине июня 1969 года. Она оказалась заметно чувствительной к лечению и на дозе всего 1 г в сутки продемонстрировала поразительное восстановление речи и способности к любым движениям, равно как и не менее поразительное уменьшение ригидности и саливации [Лоуренс Векслер, посетивший
«Маунт-Кармель» в 1982 году, записал следующий разговор с Герти К //Векслер.Вы помните, как это с вами произошло //Герти.О да. //Векслер.На что это было похоже
//Герти.Я вдруг заговорила. //Векслер.Вы помните свои первые слова //Герти.О да.
//Векслер:И что же это были за слова //Герти.Ого! Я говорю. При увеличении дозы дог вдень голос миссис К. обрел прежние звучность и тембр с одновременным восстановлением интонаций и модуляций. Восстановилась и физическая сила, в такой степени, что больная могла теперь самостоятельно есть и переворачивать книжные страницы, хотя это давалось ей

с трудом из-за необратимых контрактур в кистях. Настроение оставалось ровным, счастливыми уравновешенным, без малейшего намека на сумасбродство или эмоциональную нелепость. Вовремя этого тихого, спокойного периода миссис К. была способна свободно говорить впервые за последние двадцать лет. В это же время она описала мне состояние, в каком пребывала все это долгое время. Она говорила, что это было время великого внутреннего успокоения, какого-то согласия. Внимание было привлечено к какому-либо предмету, попавшему в ее поле зрения. Она чувствовала себя полностью поглощенной и с головой ушедшей в восприятие поз, восприятий и чувств Мой разум был похож на застоявшийся пруд, отраженный в самом себе. Миссис К. проводила часы, дни и даже недели, вспоминая мирные сцены своего детства она снова лежала на солнышке, дремала в лугах или купалась возле дома в ручье. Эти поистине аркадские сцены могли представляться ей бесконечно в соответствии со спокойными целенаправленным складом ее ума. Миссис К. добавляла при этом, что всегда отличалась живым воображением и умела ясно рисовать в сознании яркие картины, и эта живость только усилилась на фоне неподвижной сосредоточенности, сопровождавшей ее паркинсонизм. Она подчеркнула, что чувство времени и длительности глубоко изменилось в течение двух предшествовавших десятилетий и что, хотя она отчетливо понимала, что происходило вокруг и всегда знала какое сегодня число, у нее не было реальногочувства происходящего, напротив преследовало ощущение, что время остановилось и каждый момент ее существования — простое повторение предыдущего. Через четыре недели после начала лечения леводопой реакции больной стали менее благоприятными появились непреодолимые импульсы хватания и глотания, а также приступы паркинсонизма и афонии после каждого возникновения таких импульсивных побуждений. Чувствуя, что миссис К. неумолимо движется к развитию тяжелых патологических реакций, я решил на несколько дней отменить леводопу. Как только препарат был отменен, миссис К. впала в тяжелейший паркинсонизм. На этот раз к клинической картине добавились весьма глубокая депрессия и сомноленция, чего не было в исходной картине заболевания. Снова начав лечение леводопой в конце июля, мы не смогли добиться того прекрасного ответа, какой получили, назначив первый курс лечения всего за один месяц до этого. Попытавшись восстановить первоначальный ответ на лечение, мы добавили небольшую дозу
(100 мг два раза вдень) амантадина к одному грамму леводопы, которую она получала. Добавление амантадина оказало до этого благоприятное воздействие на нескольких похожих больных. На этот раз, правда, эффект добавления оказался катастрофическим. Через три часа после приема первой дозы больная пришла в неистовое возбуждение, у нее появились бредовые галлюцинации. Последовали восклицания На меня едут машины, они раздавят меня Они уже меня давят От ужаса голос стал пронзительными визгливым, она мертвой хваткой вцепилась в мою руку. В этот момент она видела какие-то лица, «какие-то выскакивающие и пропадающие маски. Эти маски дразнили ее, насмехались над ней и громко и издевательски что-то кричали, строя насмешливые рожи. Временами, однако, она вдруг начинала восхищенно улыбаться, восклицая со слезами умиления и восторга Смотрите, смотрите, какое прекрасное дерево Но вообще это было состояние полной дезорганизации, галлюцинаторной паранойи с множественными лилипутскими галлюцинациями и страшными звуками. Приступ сопровождался ритмической трясучкой головы из стороны в сторону и таким же ритмичным высовыванием языка. Больная громко кричала, появились тикоподобные движения глаз. Эти галлюцинации и движения достигали апогея, если миссис К. оставляли одну или выключали в палате свет. Присутствие знакомых и дружественных людей, тихий ласковый разговорили держание ее за руку могли на короткое время — секунды или минуты — избавить ее от тягостных переживаний и восстановить сознание. Хотя леводопа и амантадин были немедленно отменены после начала приступа, это состояние упорно держалось более трех недель, в течение которых только большие дозы седативных препаратов и транквилизаторов могли уменьшать возбуждение. В сентябре это бредовое состояние внезапно разрешилось, оставив по себе миссис К. совершенно измотанной и оцепеневшей, хотя и вполне разумной. Из бесед с больной стало ясно, что она не сохранила осознанных воспоминаний о том необычном состоянии, в каком пребывала и признаки которого были столь явными на протяжении предшествующих трех недель Можно задать правомерный вопрос, не сохранила ли миссис К. неосознанные воспоминания об этом времени, вытесненные из сознания из-за их пугающей и травматической природы (такие ложные амнезии, или подавление памяти, встречаются нередко после страшных событий, к которым, несомненно, относятся и жуткие психозы. Возможно, в ее амнезии присутствовали этот элемент, но мне более предпочтительным кажется другое объяснение миссис К, предположив, что у нее не было психоза или криптоамнезии, не сохранила воспоминаний о трех неделях именно потому, что это был не психоза бредовое, делириозное состояние. Вначале октября мы осторожно попытались снова назначить миссис К. леводопу, ограничившись на этот раз дозой в четверть грамма в сутки. У больной немедленно восстановились голос и мышечная сила, но появилось и новое расстройство — внезапные тикоподобные толчки и удары по воздуху, словно она защищалась от досаждающих ей комаров или мух. Через десять дней у больной вновь развился галлюцинаторный делирий. Наступление делирия совпало с внезапным прекращением тика, и это позволило предположить, что последние были своеобразным громоотводом, который сравнительно безвредным путем разряжал ее возбуждение. Леводопа была немедленно отменена, но это не устранило возбуждения. Нам пришлось поставить ограждение на койку и установить постоянный сестринский пост, чтобы больная не нанесла себе увечий в крайнем возбуждении. В ночь на
10 октября, когда сестра на минуту покинула палату, миссис К. испустила крик ужаса, перелезла через ограждение и тяжело упала на пол, сломав при этом оба бедра и таз. Все следующие месяцы были временем великих физических и моральных страданий для миссис К. Ее мучили сильные боли от переломов, на крестце возникли пролежни, которые приходилось очищать и промывать несколько разв день. Она потеряла в весе сорок фунтов, усугубились дистоническая ригидность и контрактуры. И наконец, ее продолжали мучить страшные галлюцинации (это продолжалось пять месяцев после отмены леводопы). К лету 1970 года худшее для миссис К. миновало. Пролежень на крестце зажил, ригидность и контрактуры стали менее выраженными, и, что более важно, постепенно пошлина убыль галлюцинации и делирий. Когда периоды бредовых галлюцинаций стали укорачиваться, а периоды просветления удлиняться, миссис К. с тоской заметила Все они теперь исчезают. Все эти маленькие человечки и другиевещи, составлявшие мне компанию. Теперь я снова стану собой. Но этому не было суждено сбыться. Наследующий день после того, как делирий закончился, больная испытала странное ощущение, лежа в постели. Все началось со зловещего предчувствия, что должно случиться нечто экстраординарное. Повинуясь непреодолимому импульсу, больная выглянула в окно и, к своему изумлению, увидела там мужчину в маске, карабкающегося по пожарной лестнице.

Когда он добрался до окна, то ткнул тростью в ее направлении, что наполнило больную ужасом. После этого он дьявольски ухмыльнулся и спустился вниз,захватив с собой пожарную лестницу.Именно это указало миссис К, что у нее было видение и что в системную галлюцинацию вошел не только он, но и пожарная лестница. Когда миссис К. описывала мне это событие, она вся дрожала от страха, но тем не менее выказывала явное облегчение, демонстрируя его манерами и выбором слов. Наследующий вечер человек в маске снова появился на пожарной лестнице. На этот раз он подобрался ближе и при этом действовал тростью не только угрожающе, но и бесстыдно-нахально. На третий день миссис К. решилась объясниться со мной. Вы не можете меня обвинять, — сказала она. — У меня ничего не было последние двадцать лети я не собираюсь делать ничего такого теперь, вы же понимаете. Вы не можете запретить невинную галлюцинацию такой подавленной и расстроенной старушке, как я Я ответил в том духе, что если ее галлюцинация приятна и поддается контролю, то это, учитывая сложившуюся ситуацию, не такая уж плохая идея. После этого паранойя окончательно исчезла, а галлюцинация стала чисто дружеской и даже амурной. Больная относилась к ней с юмором, тактом и полностью владея собой — она никогда не позволяла галлюцинации являться раньше восьми вечера и не разрешала ей задерживаться дольше чем на тридцать — сорок минут. Если у нее допоздна засиживались родственники, она вежливо, но твердо объявляла, что с минуты на минуту ожидает посещения одного джентльмена из города и что он почувствует себя уязвленным, если она заставит его слишком долго ждать на улице. Миссис К. жива и чувствует себя настолько хорошо, насколько позволяет тяжесть ее заболевания. Взгляд ее вновь обрел глубокий покой и безмятежность, иона по-прежнему черпает силу в бесконечных воспоминаниях о сценах из раннего детства. Единственным изменением по сравнению с состоянием до начала приема леводопы является обретенная любовь, внимание и невидимое присутствие галлюцинаторного джентльмена, который преданно навещает ее каждый вечер. Марта Н Мисс Н. родилась в Нью-Йорке в 1908 году единственным ребенком в дружной католической ирландской семье. Девочка едва не умерла от гриппа в 1918 году, но при этому нее отсутствовали явные симптомы летаргического энцефалита. После окончания средней школы она поступила на работу в телефонную компанию. В то время ее трижды избирали королевой красоты. Она была любимицей и душой компаний и имела множество поклонников. Первые симптомы паркинсонизма проявились в двадцать один год. Сначала появился тремор, такой сильный, что ей пришлось оставить работу. Одновременно появились говорение во сне и сомнамбулизм. После этого картина болезни оставалась статичной на протяжении двадцати двух лет все это время больная жила дома с родителями, могла ходить, навещала друзей, играла в гольф, выполняла обязанности по дому и ходила по магазинам. После смерти родителей в 1951 году в состоянии мисс Н. произошло резкое ухудшение. Развились дистония и ригидность. Эти симптомы в течение двух лет усугубились до такой степени, что превратили мисс Н. в совершеннейшего инвалида, потерявшего способность ходить или стоять, не говоря о том, что у нее нарушились речь и глотание. Именно эти ухудшения заставили врачей госпитализировать мисс Н. в госпиталь для хронических больных в 1954 году. После поступления в госпиталь развитие болезни остановилось, хотя спастика мышц привела к стойким дистоническим деформациям.

Мне часто приходилось осматривать мисс Н. в период между 1966 и 1969 годами. Она была умна, блистала интеллектом и оказалась очаровательными приятным собеседником. В то время у нее была тяжелая неподвижная дистоническая ригидность в обеих ногах, выраженная кривошея, очень тихий голос и чрезмерно обильное слюноотделение. В сравнении с другими больными постэнцефалитическим синдромом она была на удивление общительной и дружелюбной. В течение пятидесяти одной недели в году мисс Н. была поразительно сохранной и душевно здоровой, нона пятьдесят второй неделе у нее развивался пасхальный психоз. Он принимал форму нарастающей ригидности, снижения способности двигаться, говорить и глотать, депрессии, невыразительности голоса и иногда окулогирии. В Страстную пятницу она чувствовала, что умирает, и слабым шепотом просила привести к ней священника для совершения прощального ритуала. Сделав это, она погружалась в обморочное состояние, оставаясь в нем до Светлого воскресенья, когда внезапно пробуждалась с чувством собственного возрождения. Голос, движения и все способности были лучше, чем обычно, в течение двух-трех недель после такого ежегодного возрождения, ив эти недели нам приходилось наблюдать замечательный регресс паркинсонизма и других болезненных проявлений. Мы назначили мисс Н. леводопу в июне 1969 года. Начальная реакция заключалась в появлении ретропульсии или всасывания языка, речь стала невозможной, и появилась опасность подавиться языком. Учитывая это обстоятельство, мы отменили леводопу (2 г в сутки. Мы возобновили назначение лекарства позже, в июле. На этот раз засасывания языка и угрозы подавиться не было, напротив в состоянии больной произошло разительное улучшение. Голос стал намного громче, избыточное слюноотделение практически прекратилось, в руках исчезли акинезия и ригидность. По сути, мисс Н. выздоровела, если не считать необратимых контрактур в мышцах стоп и шеи. Это превосходное терапевтическое действие проявилось с замечательной внезапностью — в течение часа — после приема суточной дозы всего 750 мг. Это великолепное состояние сохранялось до 4 августа — дня моего отъезда в Лондон. В тот самый день у мисс Н. развилось сильнейшее возбуждение, сопровождавшееся страхом и депрессией, появился сильный тремор в конечностях, чередующийся с ригидностью, лицо приобрело омертвелое застывшее выражение. Больная требовала священника, чтобы он далей последнее утешение перед неизбежной, скорой и неотвратимой смертью. Снова была отменена леводопа, а через день у больной восстановилось исходное состояние. Когда я вернулся из Лондона, больная попросила меня снова назначить ей лекарство. Меня расстроило не лекарство, — сказала она. — Я сильно расстроилась из-за вашего отъезда. Яне знала, вернетесь ли вы. Я так испугалась, что думала — умру. В сентябре, в третий разя назначил ей леводопу, и на этот раз ответ на прием лекарства отличался от двух предыдущих совершенно новыми симптомами. Больная жаловалась на учащение и затруднение дыхания, начала задерживать дыхание, и эти задержки предвещали наступление респираторных кризов. В обеих руках развился салютующий тик она поднимала руки от колен до головы по три-четыре раза в минуту. Появилась также палилалия, мисс Н. начала повторять одни и те же слова бесчисленное количество раз. Ее реакции так живо напоминали реакции ее соседки по палате, мисс Д, что мне в голову закралась мысль, не является ли эта симптоматика простой имитацией и автоматическим подражанием. К середине сентября частота тика достигла шестидесяти разв минуту по шестьдесят минут в час, и, кроме того, больная бесконечно произносила усвоенный ею много лет назад стишок

Так как больная истощала себя и сводила сума соседок по палате, я пришел к выводу о необходимости отмены леводопы. Вслед за возбужденным состоянием у больной во всей своей красе проявился рикошетный эффект отмены лекарства. Она стала ригидной, робкой, акинетичной и безгласной, при этом появились трудности при глотании, притом настолько серьезные, что нам пришлось перейти на зондовое питание. Реакция отмены продолжалась до конца сентября, нисколько не уменьшаясь и не ослабевая. В октябре я в четвертый раз назначил мисс Н. леводопу, и на этот раз снова все было хорошо несколько недель, хотя больная все же отличалась более легкой возбудимостью, а когда возбуждалась, то у нее снова появлялись тики и палилалия. Медицинские сестры заметили, что на этот раз тики чаще появлялись, когда я находился поблизости. Мисс Н. знала, что меня просто очаровывают тики и я проявляю к ним большое внимание и интерес. В декабре, когда стояла особенно мрачная погода, мисс Н. снова впала в мертвый ступор, похожий на тот, в который она впадала в августе, и на тот, что проявлялся у нее вовремя пасхальных психозов. На этот раз ни мое присутствие, ни любое мое действие не могло ничего поделать с этим состоянием она лежала на постели, неподвижная и холодная как труп. Выждав три дня, я отменил леводопу, но это ни на йоту не изменило состояние больной. Она провела в ступоре еще десять дней, обеспеченная полным уходом и зондовым питанием. На Рождество солнце впервые за две недели вышло из-за тучи ярко засияло на очистившемся небосклоне. Мы вывезли мисс Н. на крыльцо госпиталя. Через пять минут она внезапно пришла в себя и восстановилась буквально за несколько секунд. Описание этого ее словами впечатляет и трогает душу. Я увидела солнце, — рассказывала она, — увидела вокруг себя живых и движущихся людей. Я поняла, что не мертва и не в аду. Я почувствовала, как во мне зашевелилась жизнь. Почувствовала, словно внутри меня взорвалась бомба — и вдруг я снова смогла двигаться и говорить. Мы дали мисс Н. три месяца, чтобы оправиться от пережитого и восстановить физиологическое и психическое равновесие. В марте 1970 года по ее просьбе мы назначили ей леводопу в пятый раз. Теперь, как и раньше, произошло первоначальное уменьшение проявлений паркинсонизма и других симптомов, продолжавшееся три недели. Потом каждый вечер стали появляться единичные галлюцинации, которые постоянно принимали одну и туже форму. Все начиналось с ощущения какой-тожути, с чувства, что вот-вот должно произойти нечто странное, и это странное уже было раньше, во сне или в прошлой жизни, а надвигающееся ощущение — всего лишь явление прошлого. В этом странном состоянии мисс Н. неизменно видела, что в палату входят два бородатых человека. Они не спеша подходили кокну и зажигали там старомодный фонарь, который принимались раскачивать из стороны в сторону (как кадило. Мисс Н. чувствовала, что этот раскачивающийся свет должен был привлечь ее внимание и околдовать ее, иона действительно испытывала непреодолимое желание смотреть на свет. Нов этот момент усилием воли она отворачивалась и произносила Уходите прочь, уходите прочь от меня, вы дьяволы, вы дьяволы, вы дьяволы Именно это быстрое движение головы и слова привлекали внимание соседок по палате, которые понимали, что мисс Н. испытывает странные ощущения. Подозрительные визитеры затем подходили к изголовью кровати мисс Н, извлекали из карманов марлю и начинали размахивать ею перед ее глазами, описывая круги в воздухе. При этом она чувствовала, что съеживается и впадает в беспамятство, не понимая,

благословение это или проклятие. Оба мужчины склонялись к ней и принимались целовать ее, щекоча щеки щетиной своих бород. Потом они торжественно и важно покидали палату. После их ухода мисс Н. ощущала сильное сожаление и одновременно несказанное облегчение. Чувство странности исчезало, и мисс Н. снова понимала, что она одна. Эти эпизоды продолжались по 10–15 минут и начинались каждый раз ровно в восемь часов вечера. Когда я спросил мисс Н, считает ли она своих визитеров реальными, она ответила Да и нет. Они не такие реальные, как вы, доктор Сакс, медицинские сестры или вообще это место. Это другой вид реальности, словно они приходят из другого мира. Сначала я думала, это призраки пациентов, умерших в этой палате, но потом поняла, что они сверхъестественные существа. Я таки не могла понять, откуда они явились — с небес или из преисподней. Это смешно вообще-то я не суеверна, не верю в привидения и призраки, но когда на меня накатывает такое настроение, мне приходится в них поверить. Поскольку в течение двух недель статус-кво сохранялся неизменным — привидения появлялись ровно в восемь и уходили ровно в десять минут девятого, мы продолжали давать больной леводопу. Более того, мы поняли, что она начинает получать большое удовольствие от этих регулярных визитов, поскольку каждый вечер тщательно готовилась к приему гостей. На шестой неделе приема леводопы видения приняли более тягостный и зловещий характер к двум бородатым мужчинам присоединился сначала третий, потом четвертый, пятый и шестой, и вскоре вся палата оказалась заполненной бородатыми людьми, совершающими какие-то сверхъестественные манипуляции. Более того, они стали задерживаться дольше привычного времени, и молча кружили по палате до 22:00, а то и до
23:00. На этой стадии мисс Н. согласилась прервать прием леводопы. После отмены препарата галлюцинации продолжались еще три недели, а потом внезапно прекратились. Исчезновение было разительно внезапным однажды вечером мы заметили, что мисс Н. не приводит себя в порядок после ужина, и когда спросили почему, она ответила Сегодня вечером у меня не будет компании. И действительно компания больше не появлялась ни разу. Мы оставили мисс Н. в покое на остаток весны и на все лето, дав ей прийти в себя и восстановить равновесие, а в октябре 1970 года назначили ей амантадин (лекарство, похожее на леводопу). И на этот раз, как ив случаях с леводопой, произошло первоначальное улучшение голоса и движений, уменьшение ригидности и т. д. Но через три недели мисс Н. пожаловалась на зуд вульвы. Мы направили ее к гинекологу, он не нашел отклонений. Зуд приобрел характер мурашек — больной казалось, что у нее во влагалище ползают муравьи. Мисс Н. содрогалась, описывая эти симптомы, но при этом испытывала явное удовольствие. В конечном итоге муравьи превратились в крошечных мужчин, которые заползли ей во влагалище и стараются пробраться внутрь ее тела. В эти моменты мисс Н. приходила в сильное возбуждение и просила нас отменить лекарство и прекратить это насилие. Мы отменили амантадин, но галлюцинация осталась более чем на шесть недель, и только по истечении этого времени прекратилась. Исчезновение галлюцинаций было резкими внезапным, без всякого предупреждения или постепенного ослабления. Таким образом, мисс Н. на фоне пяти попыток лечения леводопой и одной попытки лечения похожим по действию лекарством продемонстрировала чрезвычайное разнообразие реакций
— они были несхожими между собой во всех шести случаях. Стало ясно, что действие лекарства непредсказуемо в том, что могло спровоцировать самое неожиданное и разнообразное поведение учитывая первоначальную форму поведения — будь то высовывание языка, лечебное воздействие, кататония, тики палилалия, мурашки или галлюцинации, — остальная часть реакции раболепно следовала заданной форме. У мисс Н. проявилось на удивление недостаточное физиологическое постоянство в реакциях на леводопу, но поразительное их однообразие после того, как они появлялись. Учитывая шесть

странных смешанных, нов конечном счете непредсказуемых и неконтролируемых реакций, мы не стали больше назначать мисс Н. ни леводопу, ни амантадин. Она вернулась к своему приятному, легкому в общении, добродушному и прозаическому я. У нее даже прошли пасхальные психозы. Первый она пропустила в 1971 году. Второй был пропущен в 1972 году — впервые за истекшие к тому времени двадцать лет. Она говорит поэтому поводу С меня достаточно на всю оставшуюся жизнь видений и всяких глупостей.