Привет, Егорчик. Рада видеть тебя. А ты

• Название: Привет, Егорчик. Рада видеть тебя. А ты
• Дата: 27.12.2022
• Размер: 379 Kb.
• Имя файла: Hol_Bleki_Sindroma_unicuma._Finalizi_(SI)_LitLife.club_313717_d4.doc
• Тип: Лекция; #867114
• страница: 3 из 8

— Где я? Где Егор?

— В госпитале. Не волнуйтесь. Егор завтракает в столовой. Он скоро подойдёт.

— Дайте телефон!

Медсестра подала сумку:


— Хотите перекусить?

— Нет... не знаю... Да, хочу, — ответила я машинально, набирая сообщение в телефоне: «Ты где?», и, отправив, отругала себя: что за психованная истеричка? Не даю спокойно поесть человеку. Куда подевалась моя смелость? Я бродила ночью по вымершему институту, вместе с деканом и Альриком сбивала летающую нежить, получила обет на крови, пережила потасовку в «Вулкано», а сейчас не могу справиться со страхами.

«Иду,» — высветился ответ на экране. Медсестра вышла, дав мне торопливо привести себя в порядок и переодеться, благо, кто-то предусмотрительно сложил одежду возле кровати.

Когда вернулся Мэл, я кинулась обниматься, боясь отпустить его, боясь, что он исчезнет. А может, страшилась того, что с головой неладно, и память сыграла со мной плохую шутку, а на самом деле не было месяца в Моццо и совместного проживания с Мэлом. И, вообще, реальность — это вымысел, а сознание до сих пор находится в коме.

— Тише, ты задушишь меня, — улыбался Мэл, но охотно откликнулся на тисканье.

Медсестра принесла поднос с завтраком, и в животе заурчало.

— Твой зверь оголодал, — рассмеялся Мэл.

— Поешь со мной.

— Не отказался бы, но, пока ты спала, успел объесться. Рубаха трещит.

Только сейчас я заметила, что Мэл не переоделся. На нем был тот же серый костюм, что и вчера, и тот же черный галстук красную полоску.

— Где ночевал? — поинтересовалась, усевшись за больничным столиком.

— Здесь же, в госпитале. Заодно сдал в регистратуру медкарту из лечебницы и встал на учет.

— Ездил домой? — спросила я, и в груди потеплело. «Домой» звучало по-особенному, с оттенком интимности, какая бывает между близкими людьми.

— Вернемся вместе. Ты проспала до утра. Сегодня нас освбодили от занятий, — подмигнул Мэл. — И на работе дали день в свете выявившихся обстоятельств.

— Каких? — замерла я с вилкой в руке.

— Разве не помнишь? Лабораторка по снадобьям...

Точно! Лабораторная работа... Сима, разговор со Штице, охранники — один у выхода, второй — у куба, спиной ко мне. Вспышки заклинаний, непонятный рикошет, истерика девицы, чудовищный поклеп на Ромашевичевского, пропавшее кольцо... Коготь Дьявола! Он так и не появился.

— Его нет! — разглядывала я осиротевший палец. Ни следа, ни намека. — Ты обещал, но оно не вернулось.

— Не волнуйся, — пересел поближе Мэл и обнял меня. — Ungis Diavoli хорошо поработал, но требуется время, чтобы он зарядился, как аккумулятор. Когда кольцо стопорит заклинания, его сила постепенно истощается. Оно и сейчас надето на палец, но ты не видишь.

— Как так? Его нет, — поднесла я руку к лицу и потрогала фалангу, которую раньше украшал Коготь Дьявола.

— Это обман осязания. Ночью или к завтрашнему утру Ungis Diavoli вернется в той форме, в какой ты привыкла его видеть.

Спокойное объяснение Мэла ввергло в замешательство. Получается, он вручил мне невзарчное колечко, известное тем, что ограждает от злых умыслов его родственников и как бы между прочим поглощает вис-воздействие. Совсем незначащая мелочь. Так себе мелочишка. И, как всегда, Мэл не удосужился предупредить о необычных свойствах артефакта.


— Получается, Коготь Дьявола впитал заклинания как губка?

— Наоборот, отразил. Кольцо — аналог clipo intacti, но гораздо старше висорического щита.

— Почему ты молчал? — вскинулась я, порываясь сбросить руку Мэла. — В очередной раз принял решение в одиночку и не посчитал нужным сообщать!

— Не хотел, чтобы ты надеялась на сомнительную штучку. Знание расхолаживает и притупляет чувство страха. Коготь Дьявола не идеален. Он не защитил от яда, не спасет от порчи и проклятия. Кольцо отражает направленные заклинания и не более. Кроме того, требуется время на восстановление его свойств, и, пока Ungis Diavoli не вернется, ты беззащитна и уязвима.

— То есть теперь крестовина не запутается в волосах? — пришла я к сногсшибательному выводу, подумав.

— Верно. Заклинание отскочит, но кольцо начнет разогреваться. Чем больше заклинаний откидывает Коготь Дьявола, тем сильнее раскаляется.

— Да, было нечто похожее, — наморщила лоб, вспоминая. — После экзамена по снадобьям у Эльзы подломился каблук. Но тогда кольцо нагрелось, потому что у меня поднялась температура.

— Не поэтому. Значит, Штице бросила заклинание, — помрачнел Мэл. — Наверное, lubrici. Помнишь, она кричала, что ты нарушила правила, применив волны? А на самом деле Коготь Дьявола защитил тебя.

Выходит, не подозревая о подлости, я повернулась спиной к Эльзушке, девица исподтишка кинула заклинание, а оно возвратилось к ней. Пострадав от собственной руки, Штице обвинила меня в использовании волн и, тем самым, невольно польстила. Если бы у неё появились подозрения в слепоте, крах дочки министра приблизился бы со скоростью света.

— Странно. В прошлый раз кольцо нагрелось сразу же, а вчера вышло по-другому. Палец зажгло минут через десять.

— Бывает по-разному. Иногда Ungis Diavoli греется снаружи, а иногда — изнутри, и закономерности нет. Логика кольца не поддаётся человеческой логике, — пояснил Мэл с усмешкой.

— Постой! Как же мне удалось оглушить тебя? — вспомнила я стычку с бандой Касторского в северном коридоре на тупиковой лестнице.

— Совпадение, — пожал плечами Мэл. Поддел на вилку кусочек творожного пудинга и отправил мне в рот. — Разок за меня...

— Не увиливай.

— Накануне я... э-э-э... в общем, мы повеселились. Перекидывались трехуровневками двое на двое. А спиртное затормаживает реакцию... В тот вечер Коготь Дьявола выручил, но пропал на сутки. Поэтому на следующий день я оказался беззащитным перед тобой, кровожадная валькирия, — поддел меня Мэл, отправив второй кусочек в послушно открывшийся рот.


— А холодный укол после лекции? Помнишь, запулила в тебя?

— Помню, помню. И поражаюсь твоей везучести. Ты точно угадывала, когда Ungis Diavoli исчезал.

— А димиката с Дегонским? Вот почему его отбросило заклинанием, созданным им же! Кольцо не позволило причинить тебе вред, — осенило меня.

— Верно, — признал Мэл. — Я смухлевал. Не хотел марать руки об этого козла. Наверное, ты разочарована, что рядом с тобой сидит не рыцарь в сверкающих латах. Разок за меня, — снова протянул пудинг на вилке.

— Я уже ела за тебя, — отозвалась капризно.


— Давай ещё. Или расхотелось?


— Нет. За тебя — сколько угодно... Коготь Дьявола исчез после той димикаты?

— Нет, хотя основательно нагрелся. Недостаток — мизерный, и с ним можно мириться. Разогрев кольца сродни предупредительному сигналу, означающему, что сработала защита. Однако артефакт не может сколь угодно долго отбрасывать заклинания без потерь энергии. Вечного двигателя не бывает, по крайней мере, в нашем материальном мире. По этому поводу дед выстроил гипотезу, но она несколько... того, — Мэл покрутил пальцем у виска. — Он считает, что Ungis Diavoli может существовать в разных измерениях. Повышение температуры меняет межатомные связи, и кольцо волей-неволей исчезает, чтобы восполнить потери в другом мире, отличном от нашего.

Спору нет, дед Мэла — экстравагантный теоретик, а если Коготь Дьявола продолжит скакать зайцем по измерениям, всасывая энергию как пылесос, то когда-нибудь заблудится между мирами и не вернется назад.

— Всё-таки нужно было сказать, — пробурчала я недовольно. — Теперь измучаюсь бессонницей, гадая, есть ли у кольца способности, о которых ты умалчиваешь. Полеты в небе, жабры и перепонки для плавания, взгляд-рентген...

Мэл рассмеялся и заверил с честным видом:

— Увы, иных талантов Ungis Diavoli не имеет. В каталогах он упоминается как раритет с узкоограниченным диапазоном, то есть официально кольцо работает для небольшой группы людей, — напомнил мне о роли древнего украшения в выживаемости клана Мелешиных. — Об ином умении Когтя мы не распространяемся. Всеобщее заблуждение зачастую бывает выгодным преимуществом. Чем меньше знают об уязвимых местах враги, тем лучше.

— Исходя из твоих слов, мы находимся в эпицентре боевых действий и интриг, — проворчала я.

— Так и есть. Ты не догадывалась, что Штице замыслила подлость, а кольцо отвело беду. Кто знает, сколько недоброжелателей желает тебе зла?

Никто не знает. И лишь Дьявольский Коготь спас в запечатанном кубе. Если бы не древний артефакт, за пять минут от меня остались бы дымящиеся рожки да ножки. А дэпы снова опростоволосились.


— Мой отец знает правду об Ungis Diavoli?

— Теперь знает. Но официальные выводы следствия таковы, что ты успела сориентироваться в критической ситуации и защитилась от нападения подручными средствами. Тебя выручила генетическая память: глаза не видели, зато руки интуитивно оборонялись. Вполне, да?

Ловко обтяпали. Хотя топорное объяснение вряд ли подойдёт для сажистого пятна от огненного шара. Заклинания — не тенисные мячи. Их невозможно отбить ракеткой или пластиковой миской.

— Хочу предупредить. Если повезет, то в момент, когда кольцо вернется в наш мир, ты увидишь его истинную форму, правда, призрачную, — сказал Мэл, отправляя очередной кусочек пудинга мне в рот.

— То есть... оно не круглое? — удивилась я, перестав жевать.

— Одно время я болел Когтем. Специально подставлялся на димикатах и сидел на «Энергетиках», чтобы посмотреть, как из ниоткуда рождается кольцо. Но этот миг не просто поймать. Появление Когтя нужно видеть. Секунд десять-пятнадцать, которые стоят того, чтобы ждать. Ungis Diavoli оправдывает свое название. Это нечто... сверх нашего понимания.

Мэл рассказывал вдохновенно и с упоением, и я заслушалась его словами.

— А потом? Ты говорил, что болел Когтем, — напомнила ему.

— Да. Ходил словно чумной, но со временем остыл. Выздоровел, — махнул он вилкой. — Так что не бери в голову. Как получится, так получится.

Мы замолчали. Мэл, похоже, переживал волнующие моменты, связанные с кольцом, а я принялась за блинчик со сметаной. Ела и размышляла о силе, сокрытой в древних артефактах, и о могущественных существах, наделивших вещи необыкновенными свойствами, не поддающимися объяснению. Ведь принцип действия многих раритетов до сих пор не разгадан, а иные владельцы попросту не афишируют хранящиеся у них реликвии, как, например, Мелешины. Если Ungis Diavoli — на самом деле коготь, то какие у него размеры?

— Вчера я видела своего отца... И твоего тоже.

— Да, они приезжали, — очнулся Мэл. — Нам нужно ехать в Департамент правопорядка для разговора со следователем.


— Зачем?

— Штице рассказала много интересного. И, кажется, убийца найден.

— Кто?! — от изумления я уронила остаток блинчика на тарелку.

— Ромашевичевский.

— Фу-у. Невозможно! Ромашка и Штице? Не верю. Хочешь сказать, она знала, что препод подлил яд, и молчала? Не может быть. Нет же! На фуршете Ромашевичевского не было рядом со мной. Обвинение притянуто за уши, — вынесла я заключение.

— Думаешь, Эльзу заставили признаться? Сомневаюсь. Её родители наняли адвокатов. Ромашка пока не раскололся, но утверждает, что Штице психически невменяема. Сегодня дэпы получат разрешение на снятие дефенсоров. Будут допрашивать с помощью гипноза в присутствии понятых с записью на камеру.

— Ромашка?! Не могу поверить. Причем здесь я и он? Ромашевичевский, конечно, зануда и гад, потому что он завалил меня на экзамене, но разве личная неприязнь является поводом для отравления? Или ему заказали убрать меня? Он не похож на убийцу, — поскакали размышления вслух.

— Чтобы узнать наверняка, нужно ехать в ДП.


— Если преступника нашли, то охрану уберут?

— Пока что нет. Поедем на тачке дэпов. Но если подозрения подтвердятся, наконец-то покатаю тебя на «Турбе» с ветерком, — Мэл потер руки в предвкушении. — У палаты нет охраны. Госпиталь — правительственный, здесь повсюду камеры и есть служба безопасности, так что бояться нечего и некого.

— Ты сказал, что преступника нашли, и всё равно успокаиваешь и уговариваешь.

— Я привык видеть угрозу во всех и вся. Наверное, это пройдет не скоро. Стоило оставить тебя на полдня, как свалилась гора помоев. С одной стороны, облегчение, что нарыв вскрылся, а с другой — твоя жизнь висела на волоске. Жаль, к Штице не пробиться, не то я бы вправил ей мозги. Папаша Эльзы нанял сто и одного адвоката, которые охраняют её сон.

— Не надо. Она и так понесет наказание, — прижалась я к Мэлу и поцеловала. Как можно в одну секунду злиться на него за то, что умолчал о кольце, а в следующее мгновение плавиться от нежности?

Всё-таки хорошо, что моему организму дали возможность придти в себя. Еще неизвестно, во что вылилась бы вчерашняя заторможенность. Психика не выдержала бы перегрузку, и произошел бы неконтролируемый нервный срыв. Зато после ночного отдыха сегодняшние сенсационные новости воспринимались с умеренным спокойствием и без излишних потрясений.

Созвонившись с кем-то, Мэл сказал, что машины сопровождения ждут внизу.

— Скажешь, из-за чего Штице накинулась на тебя? — спросил, пока мы шли по коридорам госпиталя.

— Обычная женская склока, — пожала я плечами, но, увидев, что Мэл не очень-то поверил, поспешно перескочила на другую тему, — а меня удивило легкомыслие Штице. Она видела охранников, наверняка проглядывала газеты, смотрела телевизор и слышала краем уха разговоры родителей. Она не могла не знать, что мой отец стал министром. Штице не выпустили бы из куба, погладив по голове за содеянное. Почему она заскочила в кабину? Это же натуральное самоубийство.

— Думаю, Эльзу разбаловало отсутствие запретов. Её отец занимает пост в министерстве финансов. Он — середнячок: вверх не полез, но и внизу не топчется. Соответственно, ни в чем не отказывает единственной дочери. Вывозил ее и в Моццо, и за границу. Возможно, он лелеял надежду, что наши отношения увенчаются серьезными намерениями, — затронул неприятную тему Мэл, и на его лицо набежала хмарь. — Но главная ошибка Штице состояла в том, что она не приняла всерьез твое быстрое и сказочное превращение в принцессу. Взыграло её самлюбие... Плюс гордость и снобизм... Представь, ещё месяц назад неприметная девушка была поводом для насмешек, а сегодня стала экзотической бабочкой, но продолжает учебу в институте и общается на равных с простыми студентами. Уж поверь мне, дочери министерских шишек ведут себя иначе, — хмыкнул Мэл. — Наверное, Эльза воспринимала охранников как несерьезное препятствие и не задумывалась о последствиях. Она верила, что отец вызволит её из любой передряги.

Я с большим вниманием выслушала объяснение Мэла. Упоминая Эльзушку, он перемежал её имя с фамилией. Говорил ровно, по-деловому, без ностальгии в голосе и тоски по бывшей подружке. Спокойно поделился наблюдениями о недостатках Штице и хладнокровно проанализировал причины её агрессии. И услышанное неимоверно обрадовало.

— А ты как хотел разобраться с ней? — полюбопытствовала, когда мы вышли на крыльцо. Чтобы не щуриться на ярком весеннем солнце, пришлось надеть ставшие привычными затемненные очки.

— У каждого из нас найдутся скелеты в шкафу, как ни полируй нимб. И у отца Эльзы таковые имеются, — сказал Мэл.

— То есть... ты шантажировал бы его? — неприятно поразилась я.

— Почему сразу шантаж? Конструктивный разговор через посредников, после которого Эльза перевелась бы в ВУЗ на востоке или на севере... Что, не нравятся методы? — усмехнулся Мэл.

Сама не пойму. Вчера я заявила себе, что оставляю на откуп Мэлу способы, с помощью которых он избавится от Штице, а сегодня его слова оставили неприятный осадок.

Не стоило спрашивать. Чем меньше знаешь, тем лучше настроение.
Маясь вынужденным бездельем в машине, мчащейся по столичным проспектам, я поглядывала на левую руку с невидимым Когтем Дьявола и прокручивала события вчерашнего дня, выискивая объяснение поступку Эльзушки, превзошедшему все мыслимые пределы нормальности. В любом случае, первопричиной стала отставка, которую дал ей Мэл. Видимо, Штице поняла, что возвращения к былым временам не будет, и решила восстановить справедливость. Почему кому-то приходится терпеть унижение брошенной подружки, а кто-то милуется на глазах всего института, не таясь? Сущее издательство после двухгодичной почти верности. И всё же, желание насолить мне должно было иметь невероятную силу, чтобы девица решилась устранить источник проблем, наплевав на охрану дэпов, наплевав на последствия. Если бы не Коготь Дьявола, лежать бы мне сейчас в ожоговом центре или, хуже того, примерять место на кладбище. Тьфу-тьфу.

К тому моменту, когда машина подъехала к Департаменту правопорядка, меня увлекли фантазии. Представляя себя на месте Эльзушки, я почти оправдала и почти поняла причины её злобства, но тут машина остановилась, и охранник открыл дверцу.
Перед нами возвышался Департамент правопорядка, или ДП. Великое и ужасное заведение, в котором властвовал отец Мэла. Мелешин-старший. Артём Константинович.

В отличие от прочих архитектурных шедевров столицы здание, занимаемое департаментом, имело строгие классические формы без шуток вроде расплывающихся кривых форм или имитирующей фасадной живописи. Пять этажей темно-серого кирпича, окна, похожие на бойницы, видеокамеры по периметру и вымершая зона у ворот под знаком «Стоянка запрещена».

— Здание построено в форме равностороннего треугольника и стоит двумя сторонами на улицах, сходящихся лучами, — пояснил Мэл, когда нас высадили. Машина резво укатила, а мы направились к парадному входу в сопровождении дэпов в неизменных черных костюмах.

Уж не знаю, как поставил дело Мелешин-старший, но в ДП не наблюдалось суеты, как у бывших конкурентов — первого Д. Дрессировка, что ли? Сам дух здания был таков, что накладывал отпечаток на работающих в нем людей. Чувствовалась военная выправка и дисциплина, отсутствие лишних движений, до уха доносились строгие и лаконичные фразы. Ничего лишнего и всего в меру.

В отличие от Первого Д с запутанной системой лестниц и коридоров в Департаменте правопорядка царила простота планировки и на каждом этаже наличествовали подробные схемы и планы с указателями. Шагая за провожатыми, я нервно сжала руку Мэла. Сегодня мои ноги впервые вступили в сердце правосудия, в то время как он приезжал сюда неоднократно. Надо же было судьбе извернуться таким образом, что сейчас рядом шел мой парень, который приходился сыном самому грозному человеку в стране. В интернатской и студенческой среде ходило немало жутких баек о Департаменте правопорядка, и я панически боялась попасть в ДП в роли свидетеля или — упаси Бог! — в качестве подозреваемого.

Страх пополз, отравляя рассудок. Из памяти успело выветриться, что значит прятаться и притворяться, хотя я делала это долгих восемнадцать лет. К хорошему быстро привыкаешь. Мне вдруг начало казаться, что встречные видели шестеренки, крутившиеся в бешеном темпе в моей голове, и читали мысли, невзирая на дефенсор. Поговаривали, будто в Департаменте работают лучшие физиономисты в стране, которые моментально определяют вину по мимике и дают заключение о том, задумал ли человек преступление. Ещё шушукались о том, что здесь работают лучшие считыватели глубинной памяти, могущие восстановить события многолетней давности в мельчайших подробностях. А ещё в Департаменте работали лучшие хироманты, ясновидцы и ищейки, чей тонкий нюх способен отыскать преступника по запаху. Также судачили, будто на каждого новорожденного заводится личное дело с уникальным номером, и за каждым человеком наблюдают начиная с первых шагов. Жизнь идет, грехи растут, дела пухнут. Уверена, во имя правосудия и для поиска «скелетов» Департамент не гнушается использовать висорические и технические средства, подслушивая и подглядывая.

— Все будет хорошо. Не бойся, — шепнул Мэл, сжав ответно мои пальцы. По ходу движения он здоровался рукопожатиями со встречными. Чего удивляться? Здесь его хорошо знают.

Наконец, перед нами открыли неприметную дверь. Из-за стола поднялся мужчина — тот следователь, что приходил в стационар и приезжал вчера в институт к шапочному разбору, он же заместитель Мелешина-старшего.

— Как самочувствие? — вежливо поинтересовался у меня, поздоровавшись с Мэлом.

— Сносно, — кивнула я.

— Что ж, начнем без долгого предисловия. Вчера ваша однокурсница Штице Эльза совершила преднамеренное нападение с использованием волн. Её проступок приравнивается к тяжкому, имевшему целью причинение максимального вреда. У нас есть показания нескольких свидетелей, не говоря об ясновидческих замерах. И все же мне хотелось бы уточнить причины, спровоцировавшие обвиняемую. Из рапортов следует, что незадолго до инцидента в кубе между вами имел место разговор.

— Да, — подтвердила я, и Мэл приподнял удивленно бровь. — Но он носил личный характер.

— Понимаю и всё же прошу рассказать. Наша беседа — приватная, без диктофонов и протоколов.

К чему допытываться? Наверняка в рапортах подробно расписано, кто и где стоял и какие фразы произносились дословно.

— Она... говорила о себе и о Мэле... — начала сумбурно и поправилась, — о Егоре. Пыталась вывести из равновесия.

Мэл откинулся на спинку стула. «Так и знал», — сказал своим видом.

— Конкретнее, — попросил следователь.

— Куда уж конкретнее? — вспыхнула я. — Штице сказала, что, пока я болела, она и Егор... были близки. Что приезжал к ней за утешением и что... — от волнения у меня закончились слова.

— Черт! — сжал кулак Мэл.

— Выпейте, — мужчина протянул стакан с водой и, когда я успокоилась, потребовал, — дальше.

— Она сказала, что я — временное увлечение. Вроде бы все.