Привет, Егорчик. Рада видеть тебя. А ты

• Название: Привет, Егорчик. Рада видеть тебя. А ты
• Дата: 27.12.2022
• Размер: 379 Kb.
• Имя файла: Hol_Bleki_Sindroma_unicuma._Finalizi_(SI)_LitLife.club_313717_d4.doc
• Тип: Лекция; #867114
• страница: 6 из 8

— Так и уснешь в шубке?

— Ага, — развернулась к нему и закинула ногу. Ладонь Мэла тут же поползла вверх, задирая меховой подол вместе с платьем. — Мороженое хочу. Давай отметим. Всё-таки не каждый день узнаю, что чуть не отдала концы из-за чужой ошибки. Даже обидно, — надулась я деланно.

— Не говори так, Эва, — посерьезнел он и, сев на кровати, уставился в окно. Ну вот, я умудрилась испортить чудесный тихий вечер, опустившийся на институтский парк.

— Прости, — обняла Мэла. — Неудачная шутка. Знаешь, чего мне хочется больше всего? Сбежать с тобой на край света, где нет зависти и злобы, нет приемов и фотосессий, где можно быть собой и не прятаться, не притворяться...

— То есть отправиться туда, где не знают о волнах? — заключил он с хмыком.

— Да. Наверное. В холодильнике измучились ожиданием два ведерка с мороженым. Пора оприходовать первое, — вскочив, я направилась на кухню. До чего же здорово дома! Правду говорят, с милым рай и в шалаше. Люблю наш шалаш и своего милого.
Всё-таки пожалев шубку, я повесила её в шкафу-прихожей и переоделась, натянув футболку, растянутый вырез которой норовил сползти с плеча, дополнив шортиками, привезенными с курорта. Мэл тоже сбросил деловое облачение и развалился рядом на кровати. Его рубашка, небрежно брошенная на сумку, живо напомнила мне о болезненном вопросе стирок и глажек. Кандидат номер один для постирушек готов, потому что Мэл предпочитает свежие рубашки каждый день. Утешает одно: рубашек у него — тысяча и одна штука. Но ведь тысяча — не бесконечность. Когда-нибудь она закончится, а ворох грязных рубашек в углу будет неуклонно расти. Может, запихивать их в безразмерную сумку, чтобы не нервировали?

Лучшее средство от приступа нервозности — сладкое, и желательно побольше.

— Будем ходить в столовую? — поинтересовалась, нагружая ложку мороженым. Мэл кормил меня, а я — его. Лакомство из ведерка имело разный вкус: на мой язык ложились сплошь экзотические фрукты, а Мэл поглощал классическое эскимо.

— Будем, — ответил он с преувеличенно мученическим вздохом.


— А на «Турбе» покатаешь?

— Покатаю, — отозвался с куда большим оптимизмом Мэл.


— Охранники останутся по соседству?

— Ненадолго. Потом будут приезжать по звонку. Ты может вызывать кнопкой на браслете. Смело пользуйся их машиной. Отвезут, куда потребуешь.

Надеюсь, тотальный контроль позади. А то у меня совершенно не осталось личного пространства, разве что уединение в туалете и в душевой. Хотя последнюю можно смело вычеркивать, потому что я частенько принимала душ с Мэлом. А вот танк дэпов вскоре потребуется.

— Перед фотосессией поеду в переулок Первых Аистов со стилисткой, — предупредила Мэла.

Правда, Вива пока не знает об этом. К тому же за мной числится должок за посещение загробного мира.

Мэл вскочил, всколыхнув кровать, и направился к платяному шкафу. Достав из кармана пиджака какую-то карточку, протянул мне.

— Здесь двадцать тысяч. Негусто, но попробуй уложиться.

Темно-зеленый прямоугольник с золотым тиснением ошарашил меня.


— Д-двадцать?! Откуда?

— Дали на работе. Это аванс.

— М-мэл... — от волнения я забыла о Гошике и Егоре. — Это же... уйма денег! А ты студент! Тебя приняли наемным убийцей? Или предложили место директора корпорации?

Он рассмеялся.

— Нет. Я же говорил, это известная компания, она специализируется на вис-улучшениях. Подробнее рассказать не могу. Расписался в неразглашении.


— Даже мне?! Почему?

— Они боятся промышленного и бытового шпионажа. Любая фирма оберегает себя от утечки информации к конкурентам. Но тебе кое-что поведаю на ушко. В общих чертах, — ухмыльнулся Мэл.

— Ужасно интересно.

— Ладно, — обнял он меня. — Расскажу несколько тайн успешной коммерции. Любому производителю хочется, чтобы потенциальные покупатели чаще запускали руку в кошелек. Поэтому вещи с улучшениями по износостойкости и повышенной прочности невыгодны. Ковер со столетней гарантией от вышаркивания нужен только покупателю. А производителю нужно, чтобы покупатель менял ковер в гостиной... так, не будем наглеть... допустим, каждые пять лет. Как заставить лопоухих покупать то, в чем нет надобности? Вводить малофункциональные улучшения в состав ворса и разворачивать широкую рекламную кампанию. Цель рекламы — добиться, чтобы ковру присвоили статус модной и стильной детали интерьера. В этом сезоне настоящий писк — уникальный массаж стоп. Через два года на пике востребованности будут ковры с пружинящим эффектом, через четыре года — ковры с пониженной гравитацией. И так далее и во всем. Главное — внушить обывателю, что ему жизненно необходим новый ковер. Для этого придумывают различные рекламные ходы. К примеру: «Купи три ковра сегодня и получи скидку на четвертый ковер завтра!», или «Собери коллекцию из десяти ковров с восточным рисунком и получи кальян в подарок», или «Заботься о своем здоровье! Покупай экологически чистые ковры с непрерывным озонированием воздуха». Не смейся, Эва. По статистике, на десять скептиков и пессимистов приходятся трое или четверо простачков, которые прислушаются к рекламным лозунгам. Этого количества вполне достаточно, ведь ковер стоит недешево. Так что в приличной компании рекламный сектор занимает едва ли не половину площадей, и в рекламу вбухивают огромные деньги. Но и отдача от неё — сумасшедшая. По сути, золотая река при правильном подходе.

— Значит, ты будешь улучшать ковры? — спросила я, не сдержав разочарования. В моём представлении Мэл и напольный предмет интерьера не сочетались абсолютно.

— Нет, — хмыкнул он.


— Займешься рекламой?

— Угадала.


— Будешь продвигать ковры на рынке?

— Что скажут, то и буду продвигать. Не мне диктовать условия. И то хорошо, что в компании согласились на аванс.


— И у тебя есть в запасе рекламные ходы?

— Кое-что придумал. Руководство компании заинтересовалось. Любая стратегия продаж предполагает первоначальное вложение денег или запланированные потери. Главное, чтобы затраты окупились. Снижая цены на ковры с громким лозунгом: «Только у нас! Весенние скидки до 20%!» компания выигрывает на том, что предлагает в комплекте к коврам эксклюзивные средства по уходу за ворсом и основой, причем цены на сопутствующие товары перекрывают потери при скидках. Ладно, вижу, что загрузил тебя коврами по самое не хочу. В общем, я стану стратегом рекламы. Если за первый месяц работы мои предложения принесут дополнительные полпроцента прибыли, мне выплатят премиальные. Поддержишь морально, Эвочка?

Поддержу. Прямо сейчас, перемежая поцелуйчики с мороженым.

Меня впечатлил рассказ. А ещё впечатлил Мэл. У него не ум, а умище! По сравнению с его знаниями мои извилины казались непримечательными и скучными. Конечно, мелькнуло подозрение, что аванс нереально высок для подрабатывающего студента. Какой была бы зарплата, если бы Мэл работал полный день — от звонка до звонка? Неужели сто тысяч?

Фантастичность халявных денег навела на мысль, что любящие родственники Мэла решили закамуфлированно поддержать его в материальном плане. Предложи Мелешин-старший напрямик хрустящие бумажки, Мэл отказался бы категорически. А помощь через посредника — отличный способ остаться в тени, заодно и гордость получателя не пострадает. Не зря дед заранее договорился о собеседовании с руководством компании. Наверняка, играя по воскресеньям в гольф с председателем совета директоров, он попросил партнера по игре о ненавязчивой услуге своему внуку.

Хорошо, что мне хватило ума не озвучить унизительное предположение. Самолюбие Мэла не позволит опуститься до подачек. Не сомневаюсь, что он разузнал: будут ему платить как свадебному генералу за известную фамилию или за оригинальные незатертые идеи, оцененные по достоинству. Нет, мой Мэл — золотая жила для толстопузиков из совета директоров. Он принесет славу компании. В каждой гостиной будет лежать ковер, проданный благодаря хитроумным стратегиям моего мужчины.

— Это очень много, — помахала я карточкой.

— Это мало, — заверил Мэл. — Но что есть, то есть.

Возможно, для него двадцать штукарей — пыль, сдуваемая ветром растрат, а для меня это огромные деньги. Вовсе не собираюсь заниматься транжирством до последнего висора. Коли перед приемом улетучилось девять тысяч, то сейчас я уложусь в гораздо меньшую сумму. Мне блистать не к чему. На фотке с папулей должна сидеть скромная, примерная и послушная доченька, глядя на которую умилялась бы вся страна.

— О! А деньги из банка? — сделала вид, будто меня неожиданно осенило. — Можно потратить их.

— Нет, — отрезал Мэл, нахмурившись.

— Это нечестно! У нас совместный бюджет. Ты работаешь, у меня тоже кое-что есть, не говоря о подарках Рубли. Давай складываться пополам.

— Нет. Не сейчас... Мне нужно подумать, — буркнул неохотно Мэл. — Вот карточка. Трать все, что на неё начислено.

Спорить ни к чему, потому что Мэла раздражают разговоры о финансах. Но брешь пробита. Теперь будем потихоньку подтачивать и, глядишь, добьемся желаемого. Лишь бы хватило терпения и мудрости не давить на самолюбие Мэла. А пока он будет думать о нашем совместном бюджете, возобновим процесс изъятия наличности из банковской ячейки. Мэлу необязательно знать, что денежки запылились, затосковав от безделья.

Чтобы пообщаться с Вивой, пришлось закрываться в санузле, включив воду в раковине. Пусть на этаже полнейшая звукоизоляция, не хочу, чтобы Мэл случайно услышал о путешествии в потусторонний мир.

Девица не удивилась звонку. Наверное, её интуиция еще с утра кричала, что вечером дочке министра потребуется помощь в парадном марафете. Выслушав о сути предстоящего мероприятия, Вива сказала коротко:

— Завтра в шесть — в холле общаги.


— Спасибо. Долг заберешь?

Собеседница на миг задумалась, но не стала отказываться от пяти тысяч:

— Заберу. Тогда приходи ко мне. Кстати, говорят, на четвертом протекает крыша.

— Врут. Здесь сухо.

Однако поразительная осведомленность о моём месте проживания. Наверное, стилистка знает и о том, что квартирую на одних квадратах с Мэлом.

— Ладно. Бывай.

Немногословность Вивы добавила ей уважения. Девица не стала приставать с расспросами о Ромашевичевском и Эльзушке и не поинтересовалась трудными буднями дочки министра.

Перед сном мы с Мэлом изучили бланки для дополнительных занятий, выданные деканом вместе с брошюрками по индивидуальным программам обучения. При этом Мэл проследил, чтобы я правильно расставила галочки и наши занятия полностью совпали. Единственная разница состояла в том, что он собирался ходить на пересдачи по символистике, а я — по теории снадобий. Теперь уже не Ромашевичевский будет экзаменовать мои знания. Интересно, кого назначат на преподавательскую должность?

Если подумать, Ромашка был неплохим специалистом в своей области. Но он погряз в антипатиях ко мне, к Эльзушке, к проректрисе, к Стопятнадцатому. Да что там! Похоже, он питал нелюбовь ко всем двуногим и испытывал светлые чувства к неодушевленным предметам, в частности к деканскому креслу.

В который раз пролистав брошюрку, я прониклась учебным настроением. Получалось, что, уйдя утром в институт, буду возвращаться в общежитие перед закрытием альма-матер, а Мэл, отработав полдня, присоединится ко мне на вечерних занятиях. Предстоят насыщенные будни и выходные: по субботам тоже предполагались консультации, причем под завязку. Учиться и ещё раз учиться! — вот мой лозунг до конца семестра. Необходимо впитывать знания и не обращать внимания на легкое щекотание, взбирающееся по ноге. Можно даже дрыгнуть конечностью, демонстрируя крайнюю умственную загруженность.

— Эвочка... — закрался тихий шепот в ухо.

— М-м-м? — от учебного настроя не так-то просто избавиться. В брошюрке много интересного.

— Эвочка... Мы быстренько... Пять сек... — змей-искуситель, нашептывая, прикусил мочку.

Совершенно невозможно усваивать знания, когда поглаживающие движения настойчиво устремляются вверх по бедру.

Вырванная из рук брошюрка полетела на пол.

— Вот так-то, — навис надо мной Мэл. — Передохнем малость и продолжим учебу.

А после «передыха» напала абсолютная лень. Полная нехочуха и расслабленность. И зевающий Мэл под боком. Отличная кровать!
2.

И понеслись насыщенные будни. Чтоб ей провалиться, этой учебе, а заодно и светской жизни.

Ежедневный режим сводился к пробуждениям, завтракам, утренним лекциям и обедам, после чего Мэл уезжал на работу, чтобы продвигать в массы ковры с улучшениями, а я посвящала одинокие часы практическим занятиям. Вечером возвращался Мэл, и мы шли или на индивидуальные консультации, или в библиотеку, или в общежитие и штудировали, штудировали, штудировали, пока не падали от утомления, забыв поужинать, и засыпали мертвецким сном. Серость рабочих дней разбавляли яркие вспышки раутов, приемов и банкетов. Конец.

Не-е, расписанный по часам кошмар — это не для меня. Настоящее рабство. Я люблю поваляться с утра в постельке, а потом, подгоняемая Мэлом, плетусь, зевая, на гигиенические процедуры. Люблю глядеть в окно, забыв о том, что большой перерыв вот-вот закончится, а первое не съедено, не говоря об остывшем втором. Люблю мечтать, люблю лениться, люблю отрешиться от реальности и перекатывать в памяти волнующие и впечатлившие моменты, люблю любоваться Мэлом. В общем, типичная чудовищная неидеальность.

Я пропустила великое возвращение великого Дьявольского Когтя из иных миров. Спала, забросив руку на Мэла, и видела десятые сны, а колечко тихо и мирно водрузилось на пальце. Пропущенное феерическое появление Ungis Diavoli из небытия не расстроило ни капельки, зато принесло с собой спокойствие. Погладив утром матово поблескивающий металлический ободок, я украдкой поцеловала кольцо.
Первая половина дня была загружена лекциями, и Мэл сделал верхний ряд постоянным местом нашей дислокации. Правда, теперь мы не ходили по институту высокомерными буками. Мэл пожимал руки встречным приятелям и знакомым, общался с Макесом и Дэном. В моём присутствии их разговоры были короткими и зажатыми, потому что приходилось следить за жаргонными словечками, которыми изобилует любая мужская речь. Мэл перекидывался общими фразами с братьями Чеманцевыми, и меня радовало, что он не игнорировал Капу и Симу, а разговаривал с ними по-свойски, на равных.

Девчонки из свиты Эльзушки присмирели и не высовывались. По словам Мэла, их тоже вызвали в Департамент правопорядка для дачи свидетельских показаний, правда без снятия дефенсоров. Должность старосты перекочевала от Штице к мальчику-одуванчику, неизменно сидевшему в первом ряду и мозолящему глаза преподавателям. Узнав об оказанной чести, мальчик-одуванчик залился краской до корней волос. Как объяснил Мэл, выгоды от назначения старостой не было никакой. Сплошная ответственность: организуй то, собери это, проконтролируй пятое, проследи за десятым. Зато в выпускном резюме от администрации института давалась оценка способностей студента как умелого организатора и координатора.

Занятия протекали в прежнем ритме, тетради исписывались конспектами. Лютик скакал у доски, потрясая указкой, Стопятнадцатый громогласно вещал с трибуны, и многократное эхо путало его слова, отчего мне приходилось списывать позже у Мэла. Царица посвящала третьекурсников в тайны кровавых культов древности, и я с большим вниманием слушала её рассказы. Зато на лекциях по символистике Мэл безотрывно держал меня за руку, превращаясь в левшу. Да, символистика давалась мне труднее всего, и не потому что материал не усваивался, а потому что предмет вел Альрик. Великолепный профессор Вулфу. Он не обращал на нас внимания и игнорировал верхние ряды, но к окончанию лекции я испытывала взбудораженность, как если бы кто-то невидимый подергивал нервы, словно струны, и осторожно играл ими. После символистики мне обязательно требовалась порция тактильной ласки, и Мэл снимал заряд с кожи, поглаживая и обнимая, а я выгибалась и прижималась к нему, пока не стихала нервная дрожь.

— Тебя не напрягает? — спросила как-то, когда приступ миновал, и мы направились к выходу из пустой аудитории.

— М-м-м... нет, — ответил Мэл с ухмылкой. — Чувствую себя укротителем. Дрессировщиком. В тебе сидит нечто опасное, непредсказуемое, и риск заводит. Это круче, чем на гонках.


— Я не животное, — отозвалась оскорбленно. — Боишься, что оттяпаю руку или откушу голову?


— Конечно, нет, — возмутился он. — Ты спросила, я ответил. Надо было соврать?

Я надулась. Сама не знаю, чего хочу. Не пойму, польстил Мэл или обидел? После полнолуния второе «я» спряталось глубоко в подсознании, придавленное человеческой составляющей. Отголоски полиморфизма проявлялись лишь на лекциях по символистике, да и то слабенько.

Мэл сказал примирительно:

— Эвочка, ты — частично хищник, которого мне удалось приручить. На моем месте любой мужик раздулся бы от важности.


— И ты?


— И я. Разве не видно?

Конечно, не видно. Говори почаще. Очень приятно слушать.

— Правда? — не унималась я.

— Правда, правда. Пошли на снадобья, а то скоро звонок.

Пусть институт лишился одного из ведущих преподавателей, учебный процесс не застопорился. Эстафету в теории снадобий принял мужчина средних лет, средней наружности и среднего роста. Всё в нем было средним, даже имя Франц-Иосиф, а фамилию я не расслышала. И материал он преподносил средне — без вдохновения и эпатажа, но и без унылого невнятного бубнежа под нос. После презрительной брезгливости Ромашевичевского сей подход к подаче лекций показался мне манной небесной. Если новый преподаватель так же ровно и спокойно принимает зачеты и экзамены, буду ходить на пересдачи с удовольствием.
Обеденный перерыв мы проводили в столовой, и талоны, презентованные Стопятнадцатым, пригодились весьма кстати. Мэл сперва кривился, поглощая общепитовские кушанья, но быстро привык к комфорту. Он торопил на обед и меня. Ещё бы! Ведь в общежитии требовалось сначала приготовить что-нибудь съедобное и лишь потом пожинались плоды кулинарного творчества. К тому же, грязные тарелки почему-то не мылись сами собой.

— Нужна посудомоечная машина, — заключил Мэл как-то после завтрака, прополаскивая кружку под струёй воды.

— Зачем? — удивилась я. — Три тарелки, две вилки. Всего-то делов.

— Всего-то, — пробурчал он недовольно, и со следующего дня, по велению его высочества Мэла, мы перешли на завтраки в институтской столовой, благо, огненно-красный рулончик с завитками оказался некончаемым.

Элитный столик в углу столовой наконец-то дождался нас. Мэл помешался на максимальной защищенности. Он сразу определил моё место: лицом — к залу, спиной — к стене. Подумать только, четыре месяца назад я появилась в институтском общепите робкой затертой тенью, а Мэл сидел за этим столом, развалившись, как хозяин вселенной, и на лбу его была нарисована звездная жизнь столичного принца, недоступная обычным смертным. Он и сейчас усаживался не менее монархически. Разница состояла в том, что по прошествии времени столичный принц позволил незаметной серой крыске набросить на него узду и усмирить.

Частенько завтраки и обеды проходили в компании Дэна и Макеса. По сравнению с друзьями Мэл выглядел старше, но разница в возрасте не бросалась явно в глаза. За общими трапезами парни постепенно привыкали к моему присутствию и вернулись к подшучиванию и к взаимным подколкам. Они обсуждали важные мужские проблемы и вовлекали меня в разговоры.
После обеда Мэл уезжал на работу, а на смену заступали охранники. Они учли ошибки опрофанившихся коллег и не отходили ни на шаг, привязываясь ко мне невидимой нитью. Вторая половина дня посвящалась практическим занятиям, лабораторным работам и семинарам. В индивидуальных занятиях преподаватели делали упор на развитие интуиции, то есть на внутреннее зрение, которое позволило бы мне чувствовать волны вслепую. Для этого требовалось обострять разные органы чувств. Возобновились занятия по развитию мелкой моторики рук, которой придавали большое значение. Преподаватели — сплошь академики и профессора — были приходящими, назначенными Министерством образования. Интеллигентные седовласые дяденьки вели занятия предельно вежливо и корректно, неизменно обращаясь ко мне на «вы».

В программу индивидуального обучения добавилась физиогномика. К запоминанию предлагались жесты, позы, мимика, характерные для различных эмоциональных состояний, и их расшифровка. На небольшом экране с помощью портативного проектора показывали интервью с разными людьми. От меня требовалось определить, говорили они правду или ложь.

Продолжились занятия с предугадыванием будущего. Мне давали к прочтению сюжетную миниатюру или подсовывали картинку и предлагали завершить историю.

Преподаватели учили наблюдательности и нагружали заданиями по развитию зрительной памяти. Каждодневно мне завязывали глаза, заставляя ориентироваться на ощупь. Дедуся-академик любил повторять:

— Искусственная темнота поможет вам. Зрение — бесценный дар, но оно делает человека слепым. Опираясь на легкость зрительного восприятия, мы не замечаем очевидные вещи и глушим голос интуиции.

Может, оно и так, но завязанные глаза мало помогали отрешиться от реальности и сосредоточиться на внутренних ощущениях. Не сказать, что успехи были стремительны и грандиозны. Дело двигалось медленно и со скрипом. У меня то неожиданно получалось, а то нападало катастрофическое невезение.

А вечером приезжал Мэл, и мы шли на дополнительные занятия. Символистика стала единственным предметом, от консультаций по которой отказался Мэл, заявив, что мы самостоятельно нагоним отставание. Я не рискнула возражать, потому что боялась профессора, вернее, боялась реакции второго «я» на его близкое присутствие. Лучше избегать провокаций и обходить Альрика по большому радиусу. А ещё лучше вовсе не попадаться ему на глаза.

Конечно же, от фотосессии не удалось отвертеться, и для этого пришлось сбросить лягушкину кожу, чтобы превратиться в Василису Прекрасную.

Перед походом к Виве вся имеющаяся наличность была вытащена из сумки и тщательно пересчитана. Мэл собирался после работы на вечерние занятия, поэтому никто не мешал перекладывать стовисоровые купюры из стопочки в стопочку. Я запланировала: сперва пообщаюсь наедине со своей стилисткой, а после призову охранников на службу, потому как содержание приватного разговора не предназначалось для ушей дэпов.

— Ты ей доверяешь? — спросил утром Мэл, честно предупрежденный о моих планах. Разумеется, я не посвятила его в задумку о транжирстве остатка денег из сумки.

— Доверяю. Кроме того, Коготь меня защитит, — повертела растопыренной пятерней.

— Доверяй, но проверяй. Позвони мне, когда приедешь в переулок. Я буду спокоен.

— Обязательно, — поцеловала я его.

Так что направилась я к Виве в одиночку, без опостылевшего сопровождения. Стилистка встретила так, словно мы расстались вчера — без удивления, охов, круглых глаз и всплескиваний руками. На редкость флегматичная особа.

Она критично оглядела меня, прищурившись. Наверное, освежала в памяти особенности фигуры и внешности. Я тоже успела забыть, что Вива ниже меня почти на голову и беспрерывно находится в каком-нибудь экстравагантном образе. Правда, сейчас она отступила от своих привычек, вернувшись к бесцветному незапоминающемуся облику. Как пояснила девица, для вдохновения.