Привет, Егорчик. Рада видеть тебя. А ты
 Скачать 379 Kb.
|
|
— Привет, — пристроилась я за парнем. — Как учеба? — Ползет помаленьку. Ты когда вернулась? — Вчера, после обеда. — Притаилась как мышка. Не слышно и не видно. Почему не заходишь в гости? «Или ты теперь не с нами? — вопрошал взгляд Симы. — Простые смертные недостойны общества дочери министра?» Выходит, он покуда не знает, что место проживания переехало под крышу, на этаж для избранных. Как-то неудобно объяснять в лаборатории, на виду у народа, по какой причине меня захлестнуло наверх. Лучше вечером загляну в гости и поделюсь подробностями о лечении на курорте. И Мэла прихвачу, чтобы охранник ждал за дверью, а не дышал в затылок, нервируя. — Погоди, дай оклематься. У меня мозги до сих пор набекрень, — отшутилась я. — Разве они сохранились после больнички? — встрял в разговор знакомый голос. — Или тебе сделали операцию по пересадке извилин? Я возвела очи к потолку. Снова Эльзушка, опять она. Угораздило же меня попасть в одну группу с настырной девицей. Не успело настроение, упавшее из-за признания Мэла, поползти вверх после занятия по интуиции, как нарисовалась причина упадничества. И ведь постоянно напоминает о себе, засев занозой. Возможно, когда-нибудь я перестану реагировать на провокации Эльзушки и забуду, что она числилась подружкой моего мужчины, но это чудо случится не сегодня и не сейчас. Вымученные пояснения Мэла, пролившие свет на отношения его и египетской змеи, легли на мою душу широкими мазками, и, судя по всему, свежепокрашенная краска высохнет не скоро. Было бы гораздо легче принять, если бы Эльзушка оказалась одной из многих — недолгим разовым увлечением Мэла, а не временно-перманентной подружкой двухгодичной выдержки. — Штице, а ты почему здесь? — удивился парень. — Не видел тебя на лабораторках. Соскучилась по мензуркам? — Не твое дело, красномордик, — парировала девица. — Хочу и хожу. Сима замолчал и отвернулся. В общем, если кто-то ждал от меня нетривиального поступка, то напрасно. Во всем, что касается Эльзушки, я на удивление предсказуема. И ведь убила кучу времени, медитируя и настраивая себя на понимание и терпение, а все усилия улетучились в тот же миг, едва облезлая кошка открыла рот. Ума не приложу, что хорошего нашел в ней Мэл? — Не надоело гавкать? — спросила я у девицы. — Слушать противно. — А ты не слушай. Рот закрой и сопи в носопырки, — ответила она с любезной улыбкой. Ох, какие мы дружелюбные! Но охранника не обмануть натянутым до ушей ртом, и тихая задушевная беседа услышана от «а» до «я» с последующим подробным упоминанием в рапорте. В это время Сима получил свою корзинку и направился к кубу, занятому его братом. Жаль, подошла моя очередь, не то Штице узнала бы о себе много познавательного. Лаборантка, отмерив и отсыпав нужное количество ингридиентов по списку, поставила передо мной корзинку с флакончиками. Однако охранник не позволил притронуться к ручке и начал перебирать содержимое, вскрывая пузырьки и просвечивая жезлом с голубой полоской. — Знаешь, Папена, я всё думаю, что он в тебе нашел. Ну, месяц поразвлекался, ну, два от силы, но ведь он и кольцо отдал, — сказала тихо Эльзушка с несходящей улыбкой. Мы остались в очереди последними, и со стороны могло покататься, что общаемся как лучшие подруги. — Опоила его чем-то? Заговорила? Приворожила? Минет классно делаешь? Что? Я взглянула на выход. Второй охранник занял дислокацию у двери, поступив весьма дальновидно. Оттуда просматриваются все уголки лаборатории. Если нажму кнопку на браслете, неприятную собеседницу тут же скрутят и избавят от её компании. Но за что? Она не сделала ничего из ряда вон выходящего. У девицы есть право на оскорбления, по крайней мере, она ссудила себя им — правом брошенной женщины. Получается, когда Мэлу было удобно, он с охотой принимал приторные отношения с Эльзой, а когда переедал сладкого, то расставался, не обещая хранить верность. И Штице это устраивало. — Все когда-нибудь заканчивается, — ответила я. — И с тобой у него всё кончено. — Да ну? — удивилась она преувеличенно. — А знаешь, с кем он зажигал, пока ты бо-бо у Морковки? Воздержание — не для Мэла. Он сорвался и приехал ко мне. Говорил, что у тебя теперь не все дома, и что связан с тобой обещанием. Что попал в капкан и не знает, как избавиться от обузы. И я утешила его. Хочешь знать, как? — лила кислоту девица, наговаривая на ухо. — Сначала на столе, потом на полу... Он нетерпеливый... Любит, чтобы не раздеваться и по-быстрому... И минет тоже... А анальный вы пробовали?.. Нет?! — посмотрела на меня с превосходством. — Так что хоть завоображайся, но ты — временная. Он всегда ко мне возвращается. И снова вернется, когда наскучит с тобой. В тот момент я пережила сильнейшее потрясение. И схватилась бы за охраннка, ища поддержки, чтобы не осесть на под, но что-то удержало на ногах. Мэл... Он отдал свою жизнь за меня... И не верил, что выкарабкаюсь... Думал, что стану растением... Его мучили незаживающие швы и шрамы... Но, несмотря на трудности, Мэл пошел в институт, проходил терапию в госпитале... И дополнительно «лечился» с Эльзушкой... Как он мог? Он приезжал тогда в Моццо, но не решился встретиться и поговорить... Мы провели чудесный месяц в раю, и Мэл пережил полнолуние вместе со мной... Он был рядом — каждый день, каждую ночь... Я сжала палец с Когтем Дьявола. Если не расцеплю руки, конечность омертвеет без притока крови. — Что было, то прошло. Спасибо, что утешила его в трудную минуту. — Ты наполовину дура или полная идиотка? — опешила девица. — Чучело с опилками. Кто придумал, что ты вылечилась? Охранник протянул корзинку, мол, готово, можешь приступать к работе. Я похлопала Эльзушку по плечу: — Надежда умирает последней. Советую пить молодильные капли или забить местечко в вечной мерзлоте. Может быть, лет через восемьсот Мэл вернется к тебе. Отлично сказано, — поставила корзинку на стол в кубе и начала облачаться дрожащими руками в халат. Можно погордиться собой. В какой-то момент я повелась на слова египетской мымры. Поверила так, что чуть не умерла там, у окна выдачи ингридиентов. Как сказал когда-то Альрик, в любом слове заложена сила, способная убить — если не физически, то морально. Всё-таки урок интуиции не прошел даром. Старичок-преподаватель посоветовал учиться «читать» эмоции людей и искать мотивы их поступков. Отрезвление наступило внезапно, так же, как и помутнение, вызванное пошлыми откровениями Эльзушки. Она хотела ужалить побольнее и унизить, ожидая увидеть истерику с потоком оскорблений. Или рассчитывала посмеяться над моим растерянным и жалким видом, но лишилась бесплатного представления. Или мечтала о триумфе, а моя неадекватная реакция выбила её из колеи. Ничего не скажу Мэлу, — решила, натягивая бахилы. И отныне меня не интересует, каким образом он избавится от назойливой девицы. Лишь бы не видеть и не слышать её. А теперь отбросим эмоции. Потребуется холодный расчет, чтобы недрогнувшей рукой отмерять на аптекарских весах сотые доли граммов и не запутаться в последовательности операций. Негромкий стук отвлек от изучения бутылочек с ингридиентами. Эльзушка?! Какими судьбами? Где охранники? Пять минут назад один из них оставался у выхода, а второй, перегородив снаружи дверь широкой спиной, запретил закрываться на замок в целях безопасности: если случится что-нибудь непоправимое, задвинутая щеколда не позволит спасти меня оперативно и эффективно. — Знаешь, а ты мне сразу не понравилась, едва объявилась в институте. Ни рыба ни мясо. Сено-солома. И несло от тебя как от помойки. Строила из себя целочку, притворялась молью бледной, а на лбу написано: моя школа — панель, — сказала девица, демонстративно поигрывая колечком от задвинутой щеколды. Охранник безрезультатно дергал дверь. Мы заперты изнутри! — Смотрю, тебя озаботила моя биография, — подвинулась я бочком с таким расчетом, чтобы нас разделял стол. — Не то слово, — согласилась девица. — Потому что ты достала. Меня удивляло, почему Мэл не отлипает от тебя? А в его коллекции, оказывается, пустовал угол под названием «серое убожество». — Замечательно, — пробормотала я растерянно. Чего она добивается? Раз, два, три, — моргнули беззвучные вспышки. Охранники стреляли, рассчитывая разбить стекло куба — как оказалось, впустую. Одногруппники спешно покидали помещение, вместе с ними убежала лаборантка, забыв запереть запасник. — Нужно уметь вовремя отходить в сторону и не наглеть, — продолжала снисходительно Эльзушка. — Почесала писюльку — и хватит. Но ты оказалась настолько глупа, что пришлось подсказывать. Ромашевичевский говорил что-то охранникам, жестикулируя. Наверное, объяснял, что кабины задумывались бронированными и герметичными, чтобы избежать цепной реакции в случае неудачного опыта. То есть небольшой апокалипсис, произошедший, к примеру, из-за неправильного смешения компонентов, затух бы в отдельно взятом кубе, не затронув помещение лаборатории. Как девица смогла провести дэпа — лучшего из лучших, которому доверили оберегать меня? — Отвлечение, — усмехнулась она, заметив моё замешательство. — Трех секунд вполне достаточно, чтобы заиметь возможность поучить тебя уму-разуму. Просто, как всё гениальное. В свое время я тоже использовала это заклинание. Одна из стен кабины вдруг начала отекать и мутнеть, и куб накренился. Это охранники применили soluti, чтобы пробиться внутрь, но конструкция, оказавшаяся цельной, угрожала рухнуть на тех, кто внутри. То есть на меня. В руке Эльзушки появилось уплотнение, которое, сгустившись, превратилось в оранжевый шарик. Он рос, наливаясь цветом. Даже с трех шагов чувствовался жар, исходивший от igni candi. Я отшатнулась, не отводя от него взгляда. — Чеманцев подал отличную идею, — сообщила девица, удерживая небрежно огненную сферу. — Поглядим, пожалеет ли тебя Мэл, когда увидит рожу после заклинания. Девочки уверяли, что ты заговоренная, а я думаю, что редкостная тупица, которой время от времени везет. Crucis ничему не научил, и другие намеки не понимаешь. Не хочешь отцепиться от Мэла по-хорошему, придется объяснять по-плохому. — Крестовина — твоя?! — удивилась я, забыв про обжигающее заклинание в руке Эльзушки. Не может быть! Вернее, может, в свете открывшихся обстоятельств. Египетская выдра сперва причислялась мной к пдозреваемым, но потом чаша весов обвалилась под массой многочисленных фанаток профессора и их предводительницы Лизбэт. — Моя. И замок мой. И сумка. И порча на черную оспу. И наговор на перелом обеих ног и позвоночника. И фурункулезная аэрозоль. И несварение с кровавым поносом и выпадением кишок в унитаз, — рассказывала девица. — Много чего... Жалко, что не всё удалось. Зато теперь тебе воздастся, слепошарая. И, не дав вволю поизумляться, она бросила ingi candi. В меня. А я не успела испугаться. Смотрела, не мигая, как огненный комок летит в лицо, а через мгновение врезается в дверь позади Эльзушки, разлетаясь жидкими языками пламени, и оставляет пятно сажи на стекле. Хорошо, что девица сориентировалась и вовремя вжалась в угол. Что происходит? Ничего особенного. Снимается кино со спецэффектами. И актерский состав подобрался весьма профессинальный. А дальше замелькали кадры с озвучкой. — Дрянь! Ненавижу! — закричала Штице, поднимаясь на ноги. Один из охранников оторвал пластик, коим была обшита кабина, и начал обстукивать бронестекло. Я же пока не осознала, что минуту назад могла превратиться в факел. — И отравила тоже ты? — осенило меня. — С удовольствием бы, но опередили! — отозвалась девица, и в её руках завертелся потрескивающий piloi candi. Охранник нашел нужную точку и принялся резать стекло портативным лазером. — Давай поговорим как взрослые люди... — попятилась я задом. Всё, отступать некуда. Тюрьма в два квадрата, выхода нет. Осознание, наконец, пришло. До сего момента мне казалось дикостью, что Эльза Штице — красавица, участница соревнований по танцам, староста группы на потоке, успешная студентка и любимая дочь у родителей — поднимет руку и кинет в беззащитного убийственное заклинание. Не верилось, что она сумела проскользнуть мимо телохранителя, и ради чего? — Зубы заговариваешь? Умненькую изображаешь? — взвилась Эльзушка. Не время для истерики. Нельзя паниковать. Египетская змея всего лишь сошла с ума. Обычное дело. А как разговаривают с сумасшедшими? Их упрашивают как малых детей, призывая успокоиться. — Штице, соображаешь, что творишь? Ты подписала себе приговор. Тебя не выпустят отсюда. Арестуют и снимут дефенсор! — Ха, много ты знаешь... У меня есть связи! — крикнула она, наращивая заклинание. Точно, свихнулась. Или премьер-министр — её родной дядя. Второй мужчина работал с замком, создав halite. Из-за стремительной сублимации его окутало паром, а щеколда начала наливаться красным, раскаляясь. Заклинание оказалось затратным, и охранник взмок. Наверное, он успел сто раз пожалеть, что остался снаружи, а не пошел в куб. Сидел бы сейчас нога на ногу, наблюдая за моей возней с чашками Петри, и в ус не дул. А теперь получается недоглядел. Ферзь сожрет его живьем. — Мэл тебя в асфальт закатает, — предрекла я будущее девицы. — Да пошел он! — разошлась Штице. — Сам виноват, что связался с безмозглой уродиной! Психопатка фигова! Неужели она пошла ва-банк из-за страстного желания вернуть бывшего парня обратно? Или из чувства мести? Что ж, Ромашка может похвалиться лабораторным оборудованием, неказистым с виду: техника и сложнейшие многоуровневые заклинания продвигаются в час по чайной ложке. — Думаешь, что чего-то добьешься? Вспомни о родителях. Ты перчеркнула своё будущее! — попыталась я вразумить девицу. — Твоё имя будут полоскать на каждом углу! — Не будут! А кто посмеет, тому заткну рот! Есть хорошие способы, — заверила она и бросила с натугой разросшийся потрескивающий шар. Миску — в руки. Будем прикрываться и отбиваться. Оглушить бы Эльзушку заклинанием, но не сумею. Нужно сконцентрироваться, а меня трясёт. Эх, кабы я успела приготовить оволоситель! Взяла и плеснула бы ей в лицо. — Вонючее убожество! — закричала Штице. Оказывается, piloi candi вернулся к ней и зацепил ногу. А дальше кадры понеслись еще стремительнее. Девица принялась кидать заклинаниями, но те получались маленькими, а некоторые и вовсе срывались. И они... возрвращались к ней же! Эльзушка окатила себя водой. Airea candi, разметав лабораторную посуду и подняв корзинку в воздух, отшвырнул свою создательницу, и она взвизгнула, обжегшись о раскалившуюся щеколду. Что происходит? Почему заклинания рикошетят? Может, в кубе установлены гасители вис-возмущений? Сообразив, что волны не помогают, мстительница бросилась в прямую атаку. Она оторвала бы мне голову — такая ярость полыхала на её лице, — но в это время охранник выбил ногой дверь. Девицу схватили и вытащили из куба. Как выяснилось позже, на общение в запертой кабине ушло чуть больше пяти минут, а мне показалось, что в компании ненормальной Эльзушки пронеслась вечность. Помещение наполнилось людьми в черных костюмах. — С вами всё в порядке? Не пострадали? — наклонился ко мне один из них. — Сколько пальцев видите? Не знаю. Пропало соображение. Я слышала, смотрела, передвигала ногами, когда меня вывели из куба и усадили на стул, но в голове воцарилась пустота. — Медики прибудут через пару минут, — сообщил мужчина, вглядываясь озабоченно в моё лицо. — Разве не замечаете? — кричала Эльзушка. — Она врет! Она видит волны! И чуть не сожгла меня! Посмотрите сами! У меня рука не поднимается и ногу сводит! Это всё из-за неё! Она нарушила правила! Схватите ее! Однако девицу не слушали и надели наручники с колодками, похожими на черные перчатки с обрезанными пальцами. Они препятствовали созданию заклинаний, жестко фиксируя кисти. — Помогите! — не унималась девица. — Вы должны мне помочь! Я требую! У вас есть мертвая вода! И беспамятный газ! Но теперь она обращалась не к дэпам, а... к Ромашевичевскому! Тот, как капитан тонущего корабля, не покинул лабораторию вслед за студентами, а может быть, ему велели оставаться здесь как ответственному должностному лицу. — Вы сделаете это! — кричала Эльзушка преподавателю. — Никуда не денетесь! Я заставлю! Скажу всем! Это он отравил её! — показала на меня. — У него остался яд! В это время куб завалился набок и сложился, сотрясши пол, стены, отчего подпрыгнул стул и я на нём. Боже мой, эта махина могла запросто размазать в лепешку! Штице завизжала. — Он убьет меня! Защитите! — закричала, падая на пол и увлекая за собой близстоящих мужчин. Кто? Ромашка?! В лаборатории началась кутерьма, а палец с Когтем Дьявола вдруг зажгло. С каждым мгновением жар усиливался, пока не стал нестерпимым, охватив кисть. Взвыв, я бросилась к раковине в углу, и за мной ринулись двое дэпов. — Вам плохо? Головокружение? Тошнота? Пропадают звуки? Что с координацией? С координацией в порядке. Разве пошатывает чуть-чуть. Нужно срочно охладить руку с кольцом, иначе сгорю заживо. Я подставила пальцы под ледяную струю. О, какое блаженство! Наверное, заработался ожог до локтя. Но почему? Ни одно из заклинаний Эльзушки не достигло цели, возвращаясь к своей создательнице. В помещении усилились крики, шум, гам. Стало еще теснее, потому что прибыли медики и мужчины в серой униформе, устанавливавшие какую-то аппаратуру. — Не понимаю, о чём речь, — сообщал величественно Ромашка, которого взяли в тиски. — Студентка в невменяемом состоянии. Очевидно, приняла что-то перорально или надышалась. У неё галлюцинации и явно выраженный маниакально-агрессивный синдром. Но студентка снова заверещала, пытаясь вырваться из захвата удерживающих рук. — Он убьет всех нас! Отравит! Распылит газ! Наверное, Ромашевичевский неудачно махнул рукой, отгоняя навет, но его жест истолковали превратно. Уважаемого доцента мгновенно скрутили, надев такие же кандалы-перчатки, как у Эльзушки. — Вы задержаны до выяснения обстоятельств, — сообщил один из дэпов, оказавшийся следователем, с которым я разговаривала в институтском стационаре. Рухнувшей кабине уделили повышенное внимание. Остатки лабораторного оборудования были бесстрастно зафиксированы видеокамерами, вспышки фотоаппаратов осветили помещение. Дяденьки в серой униформе снимали отпечатки пальцев и искали микроскопические улики, используя привезенную аппаратуру. Пять или шесть человек кружили около сложившегося в лепешку куба, закрыв глаза и водя руками по сторонам. Это ясновидцы восстанавливали картину недавнего события, сообщая писцам о своих видениях, а те строчили в блокнотах. Ромашка заявил, что будет разговаривать в присутствии адвоката, и его отвели в пустующий куб до приезда юристов для соблюдения буквы закона. Медики оказывали вис-помощь сдувшейся Эльзушке. — Где вторая пострадавшая? — спросил кто-то. — Здесь, — ответили соглядатаи, не отходившие ни на шаг. Меня снова усадили и проверили рефлексы, слух, зрение, заодно поинтересовавшись самочувствием. Я хотела сказать, что со мной всё в порядке и что обошлось без ожогов на левой руке, но, взглянув на неё, онемела. Коготь Дьявола пропал. Исчез. Смылся в канализацию. Нет, нет, этого не может быть! Кольцо сидело прочно, и, чтобы его снять, пришлось бы отпиливать палец. Вскочив, я растолкала мужчин и бросилась к раковине. Пожалуйста, найдись! — обшаривала внизу и заглядывала в водосток. — Эва! — закричал кто-то встревоженно. — Эва! Меня подняли с коленок и обняли. — Вот ты где! Жива. — Мэл крепко стиснул в объятиях, лишая возможности дышать. — Почему плачешь? Где болит? Тебя задело? Ты пострадала? — Кольцо... нужно разобрать трубы, — рвалась я к раковине. — Оно утекло... Коготь Дьявола ушел от меня, — заплакала горько. Фамильный раритет Мелешиных стал символом наших отношений с Мэлом. Только сейчас я поняла, что кольцо подняло меня выше всех его бывших, сделав исключительной. Мэл выделил меня из вороха подружек, доверил свое будущее, свою фамилию, своих детей, которые могли родиться, а я прошлепала. Не сохранила. Неумеха. — Тише, успокойся, — утешал он. — Не страшно, что кольца нет. — Это плохой знак, — хлюпала носом, и вдруг меня осенила идея, — я знаю! Вода уходит в подвалы. Там отстойники. Пойдем к Асмодею, он придумает, как найти Коготь Дьявола. — Не нужно никуда идти. — Но я потеряла твое кольцо! — Нет. Оно вернется. Чуть позже, — добавил Мэл, видя, что его словам не внемлют и порываются бежать в сортировочную утиля. — Оно всегда возвращается. Все-таки меня отвезли в больницу, а точнее, в правительственный госпиталь. Как положено, на машине скорой помощи в сопровождении двух автомобилей с охраной, с мигалками и отдельной полосой на дороге. На время расследования обстоятельств ЧП полномочия в институте перешли к Департаменту правопорядка. Коридор и близлежащие лестницы оцепили. Занятия отменили. Студенты толклись в холле, на аллее, у ворот и возбужденно переговаривались. У институтского крыльца образовалось настоящее столпотворение транспорта дэпов, в том числе немало тонированных черных фургонов. Проректрису и Стопятнадцатого вызвали в лабораторию как высших должностных лиц ВУЗа для оформления административных протоколов и прочей бюрократической писанины. Если Царица выглядела бледной, но спокойной и вела себя сдержанно, то на лице декана было написано крайнее ошеломление известием об арестах доцента Ромашевичевского по подозрению в покушении на жизнь и студентки третьего курса Эльзы Штице, обвиняемой в попытке причинения тяжких телесных повреждений с использованием вис-волн. Мэл поехал вместе со мной, и я намертво вцепилась в него. В голове всё смешалось. День, начавшийся почти прилично, закончился сумасшедшим представлением. Штице, её признания в кубе, обвинение Ромашевичевского, дьявольское кольцо... Театр абсурда. С ног на голову. Коготь Дьявола исчез, зато на другой руке проявились звенья-волосинки Нектиного подарка. Не знаю, что напугало меня в большей степени: нападение Эльзушки или потеря семейной реликвии Мелешиных. — Как ты узнал? — подергала Мэла за руку. — Мне позвонили. — Прости. Наверное, оторвала тебя от важных дел. — Эва... — он поцеловал мою ладошку. — Не кори себя. К тому же, дела почти закончились. Мэл испугался. В лаборатории не отпускал меня ни на секунду, даже когда коротко беседовал со следователем, который на самом деле оказался заместителем начальника Департамента. И к машине вел, крепко обнимая и прижимая. И периодически спрашивал с тревогой: «Хорошо себя чувствуешь? Скажи, если станет хуже.» И с озабоченным видом прикоснулся губами ко лбу после того, как еле-еле уговорил лечь на медицинскую каталку. — Это она кинула crucis и залила замок клеем. И завязала наузы на сумке. И еще что-то сделала... Не упомню всего. Я замолчала, выдохшись. Вот так, сказав пару фраз, язык устал. В голове вертелись тысячи вопросов, но стоило открыть рот, как меня одолевала растерянность. Вопросы рассыпались, раскатывались бусинами, и какую взять первой, я не знала. — Ш-ш, — сказал Мэл, успокаивая. — Потом. Все остальное потерпит. Главное, ты жива. У раздвижных дверей госпиталя встречала бригада экстренной медпомощи. Можно подумать, привезли тяжелораненую. — Нет! Не хочу, — вцепилась я в Мэла, когда каталку завезли в холл. — Всё хорошо. Я рядом, — уговаривал он. Мэл не отходил ни на шаг во время просвечиваний, укалываний, сканирований, считываний и замеров. Мне выделили отдельную палату с окнами на улицу и в больничный коридор и поставили две внутривенных капельницы. На меня накатила паника. — Зачем? Я не больна! — Отдохни, — сказал Мэл. — Твой мозг перегружен. У тебя шоковое состояние. — Неправда! Со мной всё в порядке. — Поспи. Я здесь, рядом, — успокаивал он. Пальцы разжались, выпуская его руку. Наверное, от моей хватки останутся синяки. Мэл вышел из палаты. Последнее, что запомнилось, — как за стеклом он пожимал руку моему отцу и Мелешину-старшему. Проснувшись, я долго не могла понять, где нахожусь. На потолке — солнечная зебра от приоткрытых жалюзи, около кровати — стойка с приборами, в качестве часов — равномерное пиканье. На мне — больничная рубашка, на венах — красные точки от иголок, на запястьях — присоски с проводами. В комнате витал тонкий запах стерильности и лекарств. Память мгновенно отбросила в события месячной давности. Стационар, реабилитация, стимуляторы... Мне снова назначили лечение? Неужели ухудшение? Регресс в состоянии? Пиканье убыстрилось, и в палату заглянула медсестра. — Доброе утро. Как спалось? — осведомилась с улыбкой и, проверив показания аппаратуры, отсоединила датчики. |