Привет, Егорчик. Рада видеть тебя. А ты
 Скачать 379 Kb.
|
|
— О каком? — Видите ли... — мужчина выдержал паузу, — всем нам пошло бы на пользу, если бы в заявлении было сказано, что дело раскрыто при активном участии Департамента. От вас не потребуется многого. Подтвердите, а остальное устроят наши специалисты по связям с общественностью. — Мы можем обсудить? — вскочил Мэл и, не дожидаясь ответа, потянул меня в сторону. — Не соглашайся! Посмотри, они копали не в ту сторону. Хваленый департамент рыл землю к экватору, хотя следовало двигаться к северу. Если бы не истеричность Штице, мы навечно остались бы при охране дэпов. Я и подумать не мог на Ромашку! Изломал голову, ночами не спал. Решил, что ты чуть не умерла из-за меня... — Из-за тебя?! — Мы с тобой вместе. Мой батя крутит делишки с твоим отцом... Появились недовольные их «дружбой», и с твоей гибелью она разбилась бы. А оказывается, всё совсем не так. Черт! — Мэл... Гошик... Но ведь это твой отец! — Да, это мой отец. И он не попросил лично, а передал пожелание через зама, как само собой разумеющееся. А ещё проворонил Ромашку. И его дэпы прошляпили Штице. Малолетки, а не особое подразделение. Я бы живьем их зарыл, и поглубже! Представляю, как изворачивалась бы пресс-служба, пострадай ты. Черт, надо же так облажаться! Это «глухарь». Совершеннейшая случайность, что удалось раскрыть дело. Впустую ухнули на расследование уйму казенных денег. Рубля его снимет. Может, и к лучшему, — вздохнул Мэл. — Все будет хорошо, — заверила я и вернулась к столу. Много раз Мэл говорил мне эти слова, а сегодня они пригодились для него. — Хочу сделать заявление. Следователь поднялся со своего места, а Мэл замер, положив руки на спинку стула. — Дело о покушении на мою жизнь действительно было раскрыто при активном участии Департамента правопорядка. — Пальцы Мэла сжали ткань, костяшки побелели. — Но при одном условии. С Евстигневы Ромельевны Цар не снимут дефенсор. 29. Чужой-свой мир Следователь, особо приближенный к высшему руководству Департамента, передал мое «да», не забыв об условии, и ультиматум был беспрекословно принят наверху. Видимо, Мелешину-старшему срочно приспичило или не нашлось иного выхода. — Зачем ты согласилась? — спросил Мэл с растерянностью, когда следователь, препроводив нас в комнату ожидания с кожаными диванами и телевизором на стене, удалился исполнять служебный долг. Похоже, Мэл и сам не понимал себя. С одной стороны, он кипел негативом к отцу, не удосужившемуся лично попросить об одолжении, несмотря на то, что следствие, первоначально шагавшее в верном направлении с шумом в прессе и на телевидении, вдруг уткнулось лбом в тупик. Но истинная причина, усугубившая неприятие родительского поведения, засела гораздо глубже, хотя Мэл никогда не признался бы в ней, потому что испытывал передо мной неловкость за размолвку в своей семье. Эта причина заставила вернуть кредитки, переселиться в общежитие на казенную койку и взяться за поиски работы. С другой, немаловажной, стороны, Мэл являлся частью своей семьи и с гордостью носил известную и влиятельную фамилию. Поэтому поражение отца, прошляпившего настоящего преступника, стало бы сокрушительным ударом для клана Мелешиных, а в Департаменте правопорядка наверняка сменился бы руководитель. Почему я приняла завуалированное предложение дэпов? Не знаю. Неужели принципиально, кто раскрыл дохлое дело и кому повесят медаль за поимку убийцы? Гораздо значимее была надежда, что благодаря моей уступке Мэл пойдет на сближение с семьей. Мелешин-старший считал, что я не заслуживаю его сына и недостойна жертв, принесенных Мэлом ради меня. Было бы наивно полагать, что после сделанного заявления начальник ДП изменит свое мнение и мгновенно проникнется симпатией. Я и не рассчитывала на его благосклонность. Молчаливый бойкот, устроенный членами семьи Мэла, в достаточной мере продемонстрировал их отношение ко мне. Бог мой! — рухнула я на диван, сбитая с ног ошеломительным открытием. Отец Мэла когда-нибудь станет моим свекром! — легендарный начальник легендарного департамента, упоминание о котором пробирает каждого гражданина — законопослушного и не очень — мурашками страх до костей. Но это знаменательное событие случится, если нам с Мэлом хватит сил удержать и сохранить притяжение друг к другу. — Зачем ты согласилась? — повторил он. — Из-за Царицы, — пожала я плечами, сказав часть правды. Пусть проректриса не испытывала ко мне горячую симпатию, но, как заметил Мэл, её порядочность и моё уважение стоили того, чтобы оградить от насильственного вторжения в память. Помимо взаимоотношений с доцентом Ромашевичевским, дознаватели прочитали бы немало интересных фактов из биографии Евстигневы Ромельевны Цар, в том числе о незаконном эксперименте по материальному переносу живого цыпленка и о тайне студентки Папены, нагло обучавшейся в висоратском ВУЗе, не видя ни одной плешивенькой волны. Мэл покусал губу в задумчивости. — Спасибо, — ответил, вложив в одно-единственное слово широченный смысл, и принялся переключать пультом телевизионные каналы. Найдя нужный, с непрерывным потоком новостей, он уселся на диван, нога на ногу. Нас разделяли какие-то двадцать сантиметров, и Мэл вроде бы смотрел на экран, слушая очередной репортаж, но его замерший взгляд говорил о том, что диктор надрывается впустую. Мой мужчина... Элегантный, отстраненный, притягательный... Сошедший со странички модного журнала... Он стал моим совсем недавно, а до сей поры Эльзушка без малого два года хвастала перед подружками, говоря: «мой Егорчик», несмотря на то, что запала в их отношениях хватало на месяц, а затем наступал перерыв. Месяц состоит из суток, сутки — из дней и ночей, а те, в свою очередь, из часов и минут, заполненных общением Мэла и брюнетки. Достаточно времени, чтобы узнать всё друг о друге. Ну, или почти всё. Если отец Эльзушки питал надежду, что отношения его дочери и Мэла со временем станут серьёзными, значит, у него были основания, чтобы надеяться. — О чем задумалась? Вопрос застал меня врасплох. Мэл убавил звук, и голос в телевизоре тихо бубнил. — Сижу и завидую. Ради тебя женщины готовы убивать не задумываясь, — отшутилась я плоско. Мэл хмыкнул. — Забываешь с завидным постоянством. Напомню: мотивом явилась не моя блистательная персона, а бабло, фамилия и популярность. Не знаю, разубеждать его или нет. Помнится, как-то в институтском спортзале, пытаясь изгнать Мэла из головы и из жизни, я в запальчивости выкрикнула, что без фамилии и денег — он ноль без палочки. Глубочайшее заблуждение. Оказавшись на мели или свалившись в яму, Мэл сумеет выбраться из любой, даже безвыходной, ситуации. Ему незнакома инфантильность. Не в его характере отступать и сдаваться на милость ударов судьбы. Мэл — тот, за чью спину прячутся слабые женщины, его надежные объятия защитят и согреют. За ним как за каменной стеной. И Штице понимала, что теряет, когда ей дали отставку. Она боролась методами, которые посчитала эффективными, пусть и изуверскими. Горячая ладонь накрыла руку, заставив меня невольно вздрогнуть. — Прости за Эльзу. Не стоило её недооценивать. Я и представить не мог, что у неё поедет крыша. Кстати, ты молодец, что не поддалась на провокацию в лаборатории. Адвокаты Штице ищут всевозможные лазейки. Сначала они попытались надавить на следствие, упирая на то, что недостаточно оснований для снятия дефенсора и что при процедуре были нарушены права обвиняемой. Но наши юристы тоже не лыком шиты и доказали обоснованность разрешения на снятие дефенсора. Ещё адвокаты Эльзы намеревались выдвинуть встречное обвинение, что ты довела их подопечную до состояния аффекта, отчего она сорвалась. А придраться-то не к чему. — Вот наглеж! — возмутилась я. — Получается, если бы Штице подпалила меня, то её оправдали бы? — Ну-у... во всяком случае, попытались бы смягчить наказание. Мол, человек находился в невменяемом состоянии и не помнит, что делал и говорил. Нарисовалась бы куча юридических загвоздок и разных судебных прецедентов. В общем, дело осложнилось бы. Так что тебе отдельное спасибо от деда, — закончил Мэл проникновению, в сантиметре от моего уха. — Почему? — смешалась я. Вроде бы уверенная в себе дамочка, а теряю нить разговора, когда расстояние между нами сокращается до нуля. — Потому что не ответила Штице тем же. Поступила по-королевски, — ухмыльнулся Мэл и поднес мою ладонь к губам, вызвав прилив жара к щекам. Мимолетный знак внимания моментально взгорячил кровь, спутав мысли. Ну да, интернатская девчонка не стала гавкаться разухабисто и выпускать когти, а неимоверным усилием воли справилась с зашкаливающими эмоциями. Это и есть королевская сдержанность. Наверняка половина департамента ухахатывалась, зачитывая стенограмму моего разговора с Эльзушкой, а дед Мэла утирал вступившие слезы. — Ты успел хорошо изучить её, — пробормотала неловко. — Разве плохо жить в карамельном раю? Мэл нахмурился и замолчал, увлекшись разминанием моих пальцев. — Раньше мне нравилось, — сказал спустя некоторое время. — Но от бесконечной сладости притупляются рецепторы и может слипнуться. Во всём нужна мера, чтобы оценить вкус настоящей жизни. С тобой можно быть самим собой. Не нужно изображать крутого парня и что-то доказывать. Можно помолчать, и тишина скажет больше, чем многочасовая болтовня. Я знаю, что приду домой, и ты будешь ждать меня — не ради денег или из-за фамилии. Это согревает... Это греет. От переизбытка чувств я прижалась к Мэлу, склонив голову к нему на плечо. Не устану согревать его своим сердцем и обнимать лапами своего «зверя». Под вечер к Департаменту правопорядка начали съезжаться репортеры. Из окна второго этажа просматривались машины, заставившие противоположную сторону улицы, и люди в наушниках, с камерами на треногах, с микрофонами. Очевидно, пресс-служба Департамента намеревалась сделать важное и долгожданное заявление для репортеров. Это означало, что следствие получило неопровержимые доказательства причастности Ромашевичевского к покушению на мою жизнь. Всё это время Мэл был рядом, коротко отвечая на редкие звонки. В частности, ему позвонил мой отец. И, конечно же, два ответственных товарища как ни в чем не бывало принялись за обсуждение важного события в виде предстоящей фотосессии. Интересно, перекрестил ли папенька пальцы на удачу, узнав о коварном нападении Эльзушки? Наверное, ему страшно хотелось, чтобы огненная сфера довершила дело, начатое ядом. Наверное, родитель не сдержал разочарованного стона, узнав о сокрытых свойствах Дьявольского Когтя, помимо защиты от злых умыслов семейства Мелешиных. Кстати, колечко сгинуло напрочь, решив по максимому напитаться энергией в иных мирах. Естественно, фотографирование в кругу дружной семейки подлежало переносу из-за незапланированного завершения сенсационного следственного дела. Мэл извинился перед отцом за вынужденное отступление от первоначальной задумки. — Согасен, Карол Сигизмундович... — заливался соловьем, меряя шагами комнату. — Давайте передвинем на... — обернулся ко мне, и по его губам я прочитала безмолвный вопрос: «на четверг?» Ух, ты! В кои-то веки мы вспомнили об упреках в единоличном принятии решений. — На четверг, — подтвердил телефонному собеседнику, поймав мой неохотный кивок. Итак, отнекивайся не отнекивайся, а придется позировать в обществе папули и мачехи. От улыбки, специально приклеенной к фотосессии, сведет судорогой скулы и перекосится мой рот на всю оставшуюся жизнь. — Баста не обиделась? Она планировала приехать вчера, но всё пошло кувырком. — Я позвонил ей и предупредил. Маська передает привет и при случае примчится. Сказала, что поражается твоему хладнокровию перед лицом опасности. Чему поражаться? Просто поначалу я не сообразила толком, что происходит в лабораторном кубе. Благо, стычка с Эльзушкой длилась пять минут, не то отупелое хладнокровие превратилось бы в сильнейшую трусливую истерику. — Ромашка разочаровал, — сказала я, разглядывая улицу. Снаружи меня не могли увидеть из-за тонированных стекол. — Вроде бы умный, при серьезной должности, а поступил на удивление глупо. Прятал яд в лаборатории. — А где ему прятать? Вынести гиперацин из института он не мог, потому что подготовил к списанию точное количество, разбавленное водой. Монька бы не выпустил из здания несписанные излишки. Хранить на кафедре опасно, там проходной двор. Самое надёжное место — родная лаборатория, где Ромашка — царь и бог. — Ага. Царь, которого приперла к стенке одна настырная студентка. И не подумал о перчатках. Хватило же ему ума браться пальцами за флакон. Нормальный преступник знает, что нельзя оставлять улики. — А ты, оказывается, знаток уголовных тонкостей, — обнял сзади Мэл, положив подбородок на мою макушку. — Просто размышляю. Уж если мне пришло в голову, что на стекле останутся отпечатки, то Ромашка подавно должен был задуматься. Когда он понял, что яд достался не тому адресату, следовало затаиться тише воды ниже травы и навек забыть о новых попытках отравления. Кстати, Аффа обронила, что Ромашка поставил точный диагноз на фуршете. Зачем он выпячивался? — Да, было такое. И за это можно сказать ему спасибо, потому что мы выиграли несколько драгоценных минут. Но Ромашка мыслил глубже. Когда ты на виду, то не вызываешь подозрений. Сам же отравил, пусть и нечаянно, сам же определил причину. Как видишь, подобная тактика дала результаты. Никто и никогда не подумал бы на Ромашевичевского как на потенциального убийцу. У него учет таков, что комар носа не подточит. — И всё же Штице допекла его. Неужели машина так хороша? — Поверь, это техносказка, за которую стоит побороться. Но на том этапе, когда Эльза завалила экзамен по снадобьям, её мечта о «Торнадо Лиге» переродилась в желание мести. Мне кажется, Штице действовала по принципу: так не будет же счастья ни ей, ни преподу. Она искала любой повод для шантажа, и — о чудо! — им стал флакон с гиперацином. — Сопливая третьекурсница и матерый препод, — сравнила я скептически. Хотя скепсис неуместен. Если Штице сумела обмануть супертелохранителя, то излишне говорить о престарелом носатике, видевшем во снах деканское кресло. — Обиженная несправедливостью студентка совершенно случайно зашла в лабораторию, а там пусто и на столе — одинокий пузырек с гигантской наклейкой «Осторожно, яд! Первая жертва — Папена». Мэл беззвучно зафыркал, смеясь. — Не случайно. Штице следила с помощью «жучка». Прикрепила в укромном месте в лаборатории, и Ромашка попался. Правда, «жучок» давно устарел, но ведь Эльза где-то достала его, хотя это незаконно. — Упертая, — пробормотала я. Штице упорно топала к цели: сначала к дорогой машине, а потом — к мести здовредному преподавателю. Она так же настойчиво и методично избавлялась и от меня, подстраивая различные каверзы. Не удивлюсь, если следствие уцепится за новое ответвление в деле Эльзушки и раскрутит историю с контрабандой средств слежения. Очередной репортаж в телевизоре сменился новым, и Мэл прибавил звук. На экране возник серьезный мужчина в очках с толстой роговой оправой. Под многочисленными вспышками он шелестел бумагами на стойке рядом со стеной, по которой в диагональном направлении бежала череда нескончаемых строчек «Объединенный Департамент правопорядка». Микрофонов у стойки было не перечесть. Штук двадцать, не меньше. Сформировав стопку из листочков, дяденька зачитал зычным голосом заявление от Департамента правопорядка, с жадным интересом зафиксированное репортерами. Специалисты по связям с общественностью действительно обмазали мое согласие в шоколаде и завернули конфетку в красочный фантик. Оказывается, чтобы не привлекать внимание типа, подозреваемого в покушении на дочь министра экономики, руководство Департамента приняло решение об отвлекающем маневре. Следствие старательно делало вид, что ищет убийцу в другой стороне, хотя заведомо знало, что пошло по ложному пути. На самом же деле велся тщательно конспирируемый сбор улик и наблюдение за подозреваемым. Операция по поимке преступника увенчалась успехом, и вчера того схватили с поличным. С каждой минутой в деле вскрываются новые сенсационные факты. В частности, обнаружилось, что у подозреваемого есть сообщник, который тоже схвачен. По окончании следствия будет вынесено обвинение. Не за горами открытый судебный процесс, и, хотя адвокаты настаивают на закрытых заседаниях и присутствии присяжных, слушания состоятся в Высшем правительственном суде, как и полагается, с соблюдением всех формальностей. Сообщение носило информативный характер, и к дяденьке в очках не приставали, заваливая вопросами. Спустя несколько минут репортаж из пресс-центра Департамента сменился следующим животрепещущим событием сегодняшнего дня. — Вот и всё, — сказал Мэл, выключая телевизор. — Зря они затеяли открытый процесс. Здание суда не умеет растягиваться. Ну что, поехали домой? В общежитие нас доставили на машине дэпов, ожидавшей у бокового входа, поскольку взбудораженные новостью журналисты не спешили рассасываться и кружили у парадной решетки Департамента, выискивая, у кого бы взять интервью или, на худой конец, запечатлеть чью-либо физиономию, вот хотя бы уборщицы. — Ты говорил, что преступника найдут и охрану снимут, — напомнила я шепотом Мэлу, поглядывая на водителя и его соседа с могучей, как колонна, шеей. — Говорил, — ответил он так же тихо. — Теперь будет легче дышать. Но всё равно двух охранников выделили для твоей безопасности. — Почему? — Потому что шумиха из-за раскрытого преступления разгорится с новой силой и потухнет нескоро. Прибавь сюда фотосессию и прочие мероприятия. Готовься. Журналюги будут уделять тебе повышенное внимание, — слова Мэла вызвали нервное сглатывние. До чертиков ненавижу публичность. — А ещё нужно беречься, потому что ты уязвима, не видя волны, и тебя безнаказанно обидит любой. Я буду спокоен, зная, что ты находишься под защитой. Эва, для меня это важно! Ну-ну. Защитят, как же. Хваленая охрана дэпов опростоволосилась, не сумев уберечь мою бесценную особу на лабораторной работе. Но Мэл прав, предложив не отказываться от услуг телохранителей. Каждый день он будет уезжать на подработку, а мне придётся шагать в институт или перемещаться по городу. Боязно разгуливать в одиночку, когда вокруг бродят толпы неадекватных висоратов. Дома и стены помогают. Охранники препроводили нас до двери общежитской квартирки. Не раздеваясь, я завалилась на кровать, чувствуя, как тает напряжение, вызванное посещением Департамента правопорядка. Только теперь исчезли скованность в мышцах и страх, не покидавший меня всё время, проведенное во владениях Мелешина-старшего. Мэл пристроился рядом, наблюдая за зеваниями и потягиваниями. |