Мунипов В.М., Зинченко В.П. Эргономика. Программа книгоиздания России

• Название: Программа книгоиздания России
• Анкор: Мунипов В.М., Зинченко В.П. Эргономика.docx
• Дата: 14.05.2017
• Размер: 4.12 Mb.
• Имя файла: Мунипов В.М., Зинченко В.П. Эргономика.docx
• Тип: Программа; #7546
• страница: 4 из 64

16

лено не просто качество жизни — сама жизнь. У современного человека нет согласия ни с самим собой, ни с окружающей его средой. Разлад человека с реальным миром достаточно четко фиксируют психиатры и психотерапевты. По их наблюдениям люди все чаще страдают от чувства утраты смысла существования, которое соединено с ощущением пустоты. Отсутствие смысла порождает у человека состояние, которое Ф.Франкл называет экзистенциальным вакуумом, порождающим распространенные специфические "ноогенные неврозы". Вопрос о смысле жизни возникает именно тогда, когда человеку живется хуже некуда. Вместе с тем не только фрустрация низших потребностей, по А.Маслоу, порождает вопрос о смысле, но и высокий уровень их удовлетворения в "обществе изобилия". Логотерапия, экзистенциональный синтез и многочисленные психотерапевтические практики предназначены для борьбы с душевными расстройствами, которые не относятся к разряду болезней в клиническом смысле. Назначение этой духовной психотерапии — справляться с теми страданиями, которые вызваны жизненными проблемами [7].

Человечество вступает в XXI век с нерешенными вопросами собственного бытия. Между тем остаются в силе пророчества о земной судьбе человечества, рожденные в глубине веков и вложенные Ф.М.Достоевским в уста героев легенды о Великом Инквизиторе. Они сбываются в наше время, хотя, как и всякие пророчества, iотносятся к вечности, а не ко времени. Легенду о Великом Инквизиторе называют ключом к пониманию современности, а ее автор продолжает оставаться современником всех времен.

Тайна бытия человечества не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить. Вся история мира и будущее теловечество выражены у Ф.М.Достоевского в трех фразах человеческих: не покориться хлебу земному, не вручить совести своей авторитету земному, не соединиться всемирно в абсолютном государстве земном под человеческой властью "Кесаря", кто бы ни скрывался под этим символом власти. Другими словами, имеются в виду три дьяволовы искушения Христа: материальное благополучие; чудо, тайна, авторитет; насильственное объединение человечества.

В чем главные черты Великого Инквизитора, разделяющего советы "могучего и умного Духа", искушавшего в пустыне Иисуса, несущего с собой страстную веру и действующего не одним параличом отрицания, а и соблазном самых положительных обещаний? Отвечая на этот вопрос, Н.А.Бердяев считает, что в понимании Ф.М.Достоевского ответ предельно определенный: "Отвержение свободы во имя счастия людей, Бога во имя человечества" [10].

Наша эпоха не создает титанов, не найдешь и Великого Инквизитора, но маленькими великими инквизиторами полон наш мир. Можно сегодня повторить утверждение Н.А.Бердяева на пороге XXI века: "Где есть опека над людьми, кажущаяся забота о их счастье и довольстве, соединенная с презрением к людям, с неверием в их высшее происхождение и высшее предназначение, — там жив дух Великого Инквизитора" [10, с.219].

Размышляя над проблемами человеческого духа, русские мыслители достаточно определенно высказывались о судьбах современной цивилизации. Коренное зло истории, по их мнению, заключается в неправильном соотношении между целью и средствами: человеческая личность, признанная только средством, бросается к подножию возводимого здания цивилизации, и никто не может определить, в каких размерах и до каких пор это может быть продолжаемо. "Человечество обоготворяет себя, — писал В.В.Розанов, — оно прислушивается теперь только к своим страданиям и утомленными глазами ищет крутом, кто бы утолил их, утешил или, по крайней мере, заглушил. Робкое и дрожащее, оно готово кинуться за всяким, кто что-нибудь для него сделает, готово благоговейно преклониться перед тем, кто удачной машиной облегчит его труд, новым составом удобрит его поле, заглушит хотя бы путем вечной отравы его временную боль. И смятенное, страдающее, оно точно утратило смысл целого, как будто не видит за подробностями жизни своей главного и чудовищного зла, со всех сторон на нее надвигающегося: что чем более пытается человек побороть свое страдание, тем сильнее оно возрастает и всеобъемлющее становится, — и люди уже гибнут не единицами, не тысячами, не миллионами, а народами, все быстрее и все неудержимее, забыв Бога и проклиная себя" [10, с.143].

С не меньшей силой тревога за исторические судьбы человека и человечества выражена философами и учеными Запада. Оценка трагической ситуации индивида внутри исторического процесса дана Гегелем в его Введении в "Философию истории". Макс Вебер описал трагическое саморазрушение жизни в условиях господства индустриально-технического разума. Разрушение традиционных ценностей и саморазрушение "твари" в человеке для самосозидания в нем "творца", названного "сверхчеловеком"— основной мотив философии Ф.Ницше. Отчуждение человека от его сущностной природы раскрывается С.Кьеркегором в терминах тревоги и отчаяния.

Тревога человечества в XX веке расчленяется Паулем Тиллихом на три типа — тревогу судьбы и смерти, тревогу вины и осуждения, тревогу пустоты и отсутствия смысла. Характеризуя последнюю, философ констатирует, что человек XX века утратил осмысленный мир и то Я, которое жило в этом мире смыслов, исходящих из духовного центра. Гарантии, которые предоставляют хорошо отлаженные механизмы технического контроля над природой, изощренные методы психологического контроля над личностью, быстро развивающийся организационный контроль над обществом — такие гарантии дорого стоят: человек, для которого все это было изобретено в качестве средства, сам стал для этих средств вспомогательным средством. Человечество и каждый из нас на пороге XXI века уже не столько заботится о жизни, сколько с тревогой думает о выживании.

Наивысшая форма человеческой тревоги родилась и нашла выражение в связи с поиском ответов на три взаимосвязанных вопроса по поводу всеобщей в XIX веке веры в бесконечный прогресс человечества: какова обязательность нравственных норм, повелевающих жертвовать этому безличному прогрессу или благу других людей

17

свое личное благо и интересы? что можно назвать ценой прогресса, в котором счастье будущих поколений покупается за счет несчастья настоящих? что это за будущее человечества, для которого приносятся все эти жертвы? "Представьте, — говорил Ф.М.Достоевский в «Пушкинской речи»,— что вы сами возводите здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им, наконец, мир и покой. И вот представьте себе тоже, что для этого необходимо и неминуемо надо замучить всего только лишь одно человеческое существо... Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания на этом условии?" [11, с.424].

Перед < архитекторами и создателями одного из самых грандиозных "зданий" в истории человечества, носящего название техносферы, проблема такого выбора зачастую просто не возникает. Несколько дней спустя после аварии на Чернобыльской АЭС Председатель Госкомитета по использованию атомной энергии СССР произнес на пресс-конференции чудовищные слова, оправдывая катастрофу: "Наука требует жертв". И это при том, что у Чернобыля были свои предвестники. Первая атомная авария произошла в 1949 г. на предприятии по производству плутония "Маяк" на Урале, в 1957 г. там же произошла вторая авария. Значительная часть сотрудников предприятия в первые годы его работы получила высокие дозы облучения, 10 тысяч работников предприятия за время его сорокалетней истории, в основном в первые годы, получили профессиональные заболевания, 4 тысячи умерли от острой лучевой болезни. Жители близлежащих к предприятию деревень и сел в силу секретности длительное время ничего не подозревали о грозившей им опасности. Здесь так же, как и в Чернобыле, были засекречены последствия влияния радиационных выбросов на здоровье населения. Шок у местного населения вызвали сообщения в последние годы о том, в каких экологических условиях они жили почти полвека и продолжают жить сегодня. Такое может происходить только в тоталитарном и технократическом обществе, где методы инженерного проектирования применяются к целой нации, где человеческие судьбы — это ряды цифр, определенный статистический материал, где человека систематически приучают, что он лишь средство, что для политических целей можно поступиться интересами и даже жизнью любого человека.

Самая страшная катастрофа, лежащая в основе техногенных и других, — это катастрофа антропологическая, о которой впервые у нас начал говорить М.К.Мамар-дашвили. Это деградация человека как лица, способного к индивидуальному сознанию, возникающая в ситуации, когда человека систематически приучают, что он лишь средство. "...Ситуация мысли, — говорил М.К.Мамарда-швили, — всегда есть ситуация добавления к логическому акту мышления некоего независимого от него данного фактического основания. Добавляемая фактичность, или проблема синтеза, как говорил Кант... Следовательно, всякий действительно исполненный акт мысли можно рассматривать как событие. Событие, отличное от своего же собственного содержания. Помимо того, что мысль утверждает какое-то содержание, сам факт утверждения и видения этого содержания есть событие. Событие мысли, предполагающее, что я как мыслящий должен исполниться, состояться" [12, с.103].

Суть антропологической катастрофы, которая грозит не только отдельным нациям или народам, но и всему человечеству, в том, что многим людям не удается "исполниться, состояться" в качестве мыслящей и предметно-действующей личности, ответственной за себя и за созданный им мир. В такой ситуации опасно ослабевает как в сознании индивида, так и в менталитете нации, страны, человечества в целом энергия мышления, рассудка и разума. Терзаясь сомнениями относительно способности людей к раздумьям о самих себе и окружающем мире, А.Швейцер высказывал более категоричное суждение: "Современный человек — явление патологическое" [13, с.75]. Диагноз — у него резко ослаблена потребность мыслить, тогда как призвание каждого человеческого существа состоит в том, чтобы выработать собственное мыслящее мировоззрение, стать подлинной личностью.

Лозунгом нашего времени, с тревогой заметил как-то один итальянский дизайнер, по всей видимости, стал тезис "делаю, значит существую", и можно лишь сожалеть, что "делаю" заменило "мыслю". Внутренняя позиция творцов техносферы определяется как деловитость, для которой характерны не рассуждения, а знания, не размышления о смысле, а умелые действия, не чувства, а объективность, не раскрытие действия таинственных сил, а ясное установление фактов. Быть, отмечал К.Яс-перс, означает быть в деле; там, где ощущалась бы личность, деловитость была бы нарушена. Вопрос, что важнее — быть порядочным или только деловым, — часто решается в нашей стране, печально констатировал однажды Б.Г.Раушенбах, в пользу последнего, не говоря уже о совести и чувстве долга.

Организация и содержание подготовки и воспитания специалистов технического профиля, а затем и их профессиональная деятельность ориентированы на движение от низшей к высшей ступени рациональности, с жестким требованием следовать доводам рассудка и отвергать любые поползновения иррациональности. Доминируют дискурсивный, формально-логический, аналитический подходы и одновременно происходит умаление интуитивного, внелогического, синтетического. Формируется специалист, лишенный субъектности, человек, который не осознает, что должен, как писал М.К.Мамар-дашвили, превосходить себя, чтобы быть самим собой. И это не чей-то злой умысел или ошибка, а ответ на запросы развивающихся техники, технологии, производства. Причем такое положение сложилось не только в сфере технического образования, но оно серьезно коснулось и подготовки специалистов во многих прикладных областях гуманитарного знания, где царит вялая гуманитар-ность, которая утрачивает гуманизм.

Преподаватель Массачусетского технологического института Дж.Вейценбаум постоянно сталкивался со студентами, которые уже отвергли все способы познания, кроме научного, и искали лишь более глубокого и более догматического наставника в этой вере. Другие студенты подозревали, что даже все машины и приборы, имеющие-

18

ся в институте, не могут существенно помочь в наполнении смыслом их жизни. Они чувствовали наличие дилеммы в образовании, ориентированном на служение науке и технике, образовании, подразумевающем претензии на получение привилегированного доступа к истине, не способном объяснить им, как узнать, что именно нужно считать истиной.

Формулу К.Пруткова "Специалист подобен флюсу" расшифровал А.Камю в повести "Посторонний". Ее герой выступает не как личность, а как абсолютно обусловленный психологический процесс: он или работает, или любит, или убивает, или ест, или спит. Он объект среди объектов, лишенный смысла в себе и поэтому неспособный найти смысл в своем мире. Он непримиримо и в наиболее радикальной форме символизирует предрешен-ность абсолютной объективации. "Кажется, что объективированный, оторванный от своих корней человек, — писал К.Ясперс, — утратил самое существенное. Для него ни в чем не сквозит присутствие подлинного бытия. В удовольствии и неудовольствии, в напряжении и утомлении он выражает себя лишь как определенная функция" [14, с.311].

Руководствуясь старинным правилом "По плодам их узнаете их", следует обратиться к тому историческому факту, что на пути восхождения от низшей к высшей ступени рациональности, истоки которой усматривают в греческой науке, создана современная цивилизация, которую называют индустриальной, или машинной. Ничего существенного не меняет, но заслуживает внимания тот факт, что астрономами уже более 30 лет назад на теоретическом уровне выделены два типа цивилизации: так называемые техногенная и психогенная. В сравнительном культуроведении были попытки перенести эти теоретические положения на изучение конкретных обществ. Техногенная цивилизация — это цивилизация Европы, США, Канады. Психогенная цивилизация, выраженная ис очень четко, — это все, что имело место в культурной истории Индии [15, с.7]. Не касаясь дискуссионных вопросов, связанных с многозначностью термина "цивилизация", отметим только, что он появился в середине XVI века и употребляется для обозначения определенной стадии исторического развития общества. Его противопоставляют, как правило, периодам дикости и варварства, или первобытнообщинному периоду истории человечества.

Наиболее распространенное описание индустриальной цивилизации содержится в книге Олвина Тоффлера "Третья волна". Менее известна характеристика данного типа цивилизации, содержащаяся в статье Н.А.Бердяева "Человек и машина": "Техническая цивилизация по существу своему имперсоналистична, она не знает и не хочет знать личности. Она требует активности человека, но не хочет, чтобы человек был личностью. И личности необыкновенно трудно удержаться в этой цивилизации. Она прежде всего есть единство в многообразии и целостность, она из себя полагает свою цель, она не согласна быть превращена в часть, средство и орудие. Но техническая цивилизация, технизированное и машинизированное общество хотят, чтобы человек был их час тью, их средством и орудием, они все делают, чтобы человек перестал быть единством и целостностью, т.е. хотят, чтобы человек перестал быть личностью" [16, с.158-159].

Прогресс еще не означает, отмечал А.Швейцер, что человек получил преимущества для своего развития. В одной из книг Чжуан-цзы рассказывается, что, когда ученик Конфуция увидел садовника, несущего воду для полива своих грядок, которую он каждый раз доставал из колодца, опускаясь в него вместе с сосудом, он спросил его, не хочет ли он облегчить свою работу. "Каким образом?" — спросил садовник. Ученик Конфуция ответил: "Надо взять деревянный рычаг, передний конец которого легче, а другой конец тяжелее. Тогда можно легко черпать воду из колодца. Такой колодец называется колодцем с журавлем". Садовник, который был мудрецом, сказал: "Я слышал, как мой учитель говорил, что если человек пользуется машиной, то он все свои дела выполняет, как машина. У того, кто выполняет свои дела, как машина, образуется машинное сердце. Тот же, у кого в груди бьется машинное сердце, навсегда теряет чистую простоту".

На Востоке особенно болезненно воспринималось, что машинизированный мир проникался пафосом рационально-технологического управления людьми. Р.Тагор считал этот пафос своеобразным видом бесоодержимости. Опасности, о которых догадывался садовник еще в V веке до н.э., выросли в наше время, констатировал А.Швейцер, до угрожающих размеров [13]. Не без оснований высказываются опасения, что в будущем обществе будут превалировать такие ценности, как эффективность, надежность, скорость и предсказуемость, и что люди вынуждены будут приспосабливаться к каждому нововведению, боясь оказаться несовременными.

Техника означает переход всего человечества к организации огромных человеческих масс, организации техники жизни, хозяйства, организации научной деятельности и т.д. Сверхорганизованность нашей общественной жизни выливается, заметил как-то А.Швейцер, в организацию бездумья. Однако человеческая жизнь не может быть окончательно и без остатка рационализирована, всегда остается иррациональный элемент, всегда остается тайна.

Такая характеристика машинной цивилизации не ставит цели умалить достижения научного и технического прогресса, лежащие в ее основании и радикально изменившие качество и условия человеческого существования. Человек создал технику, она продукт его гения, разума, его изобретательности, она детище человеческого духа. "Техника имеет безмерно более глубокое значение, — подчеркивает Н.А.Бердяев, — чем обычно о ней думают. Она имеет космогоническое значение, она создает совершенно новую действительность. Ошибочно думать, что действительность, порожденная техникой, есть старая действительность мира физического, действительность, изучаемая механикой, физикой, химией. Это действительность, которой не было в истории мира до открытий и изобретений, совершенных человеком" [17, с.218].

19

Парадокс состоит в том, что человек создал цивилизацию, которая отказывается от ценности человека. "То, что ни один бог за тысячелетие, — писал К.Ясперс, — не сделал для человека, человек делает сам. Вероятно, он надеялся узреть в этой деятельности бытие, но испуганный, оказался перед им самим созданной пустотой" [17, с.299].

В XIX столетии основная проблема человечества состояла в том, что умер бог. Ныне же человечество сталкивается с еще более острой проблемой, заключающейся в том, как считают Н.А.Бердяев, Э.Фромм и др., что умирает сам человек: в недалеком будущем может случиться, что человек перестанет быть человеком и превратится в немыслящую и бесчувственную машину. Однако в существе техники, утверждал М.Хайдеггер, коренится и прорастает спасительное.

Реалистический позитивный подход к рассматриваемой глобальной проблеме — "не слепая оппозиция прогрессу, а оппозиция слепому прогрессу". В сознании людей планеты происходят существенные изменения, связанные с отказом от слепой веры в научно-технический прогресс и пониманием того, что развитие нельзя сводить только к экономическому росту. "Созданный человеком мир объектов,— писал П.Тиллих,— подчинил себе того, кто сам его создал и кто, находясь внутри него, утратил свою субъективность. Человек принес себя в жертву собственному созданию, однако он все еще сознает, что именно он утратил или продолжает утрачивать. Он еще достаточно человек для того, чтобы переживать свою дегуманизацию как отчаяние. Он не знает, где выход, но старается спасти свою человечность, изображая ситуацию как «безвыходную». Его реакция — это мужество отчаяния, мужество принять на себя свое отчаяние и сопротивляться радикальной угрозе небытия, проявляя мужество быть собой" [18, с.161].

Человечество находится в начале процесса глубинных изменений, на ранней стадии принципиально иной, по сравнению с технической и постиндустриальной, цивилизации. Процесс этот знаменуется зарождением новых, идей и подходов, пересмотром устоявшихся концепций и отказом от сложившихся стереотипов, формированием новых областей научной и практической деятельности в различных сферах жизнедеятельности человека. Для многих из них характерны поиски нового типа рациональности, которая позволила бы внести коррективы в научно-технический прогресс, развивающий основные характеристики современного производства — обеспечение ближайшего непосредственного его эффекта и потребления, и оставляющий в небрежении его отдаленные последствия. Проблема не только в производстве, но и в культуре, уже пропитанной тем, что экономисты Запада называют "принципом свиньи": если что-то хорошо, то чем его больше, тем лучше.

Необходимо перевернуть все оценки и исходить не из их количества, а из их качества. Тогда человек, его дух и культура становятся венцом и целью мироздания. Мысль эта, высказанная в 1944 г. философом культуры Г.П.Федотовым [19], близка многим русским мыслителям.

А.Печчеи выдвигает свою идею "человеческой революции", которая призвана дополнить или восполнить промышленную и научно-техническую революции, так как в центре ее находятся целостная человеческая личность и ее возможности, являющиеся важным резервом человечества. Словосочетание "человеческая революция" не кажется самым удачным, но позволяет оттенить тот факт, что осознание тенденции утраты смысла существования людей и определение путей его реального изменения — дело крайне сложное и трудное.

Революция подобного рода будет возможна, убежден А.Швейцер, если мы решимся стать мыслящими существами. Содержанием новой грядущей эпохи, по мысли Э.Фромма, станет синтез духовных устремлений позднего средневековья с достижениями постренессансной рациональной мысли, а имя этому синтезу будет Град Бытия. Осуществить идеалы рассматриваемой революции можно посредством утверждения своего Я вопреки небытию, т.е. посредством того, что П.Тиллих называет "мужеством быть". Речь идет именно о мужестве, так как существует сильнейшее сопротивление тех, кто непоколебим в своем мужестве быть частью как в его коллективистском, так и конформистском варианте. Они неспособны понять, что происходит в наше время, нападают на то, что им кажется болезненной склонностью к отрицанию, но что на самом деле есть мужественное неприятие негативного существующего. Они порицают за бессмысленность осмысленную попытку выявить отсутствие смысла в сложившейся ситуации. И, в конечном счете, убеждены в том, что в устах Великого Инквизитора звучит следующим образом:

"О, никогда, никогда без нас они не накормят себя! Никакая наука не даст им хлеба, пока они будут оставаться свободными, но кончится тем, что они принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам: «Лучше поработите нас, но накормите нас»" [10, с.30].

"Мужество быть" — это ответ на вопрос, который вынес в название своей книги Э.Фромм "Иметь или быть?", хотя на первый взгляд альтернатива "обладание или бытие" противоречит здравому смыслу, особенно принимая во внимание реалии жизни в современной России. Если в западном мире большая часть населения изведала радости и счастье потребления, и множатся ряды тех, кто вкусил этих благ и не получил удовлетворения даже при наметившейся тенденции учитывать специализированные и индивидуализированные потребности в "массовом масштабе", то в нашей стране иллюзия возможного "счастья через потребление" затмевает многие другие проблемы, так как страна не достигла осуществления этой буржуазной мечты. Нашей .стране предстоит прежде всего решить задачу достижения определенного уровня материального обеспечения, без которого реализация способностей каждого человека просто невозможна.

Обладание представляется нормальной функцией нашей жизни: чтобы жить, мы должны обладать вещами. Более того, мы должны обладать вещами, чтобы получать от них удовольствие. Тем не менее различие между принципом обладания и принципом бытия находит отра-

20

женив в нашей повседневной жизни. В сфере знания это различение находит выражение в двух формулировках: "У меня есть знания" и "Я знаю". Обладание знанием означает приобретение и сохранение имеющихся знаний (информации); знание же функционально, оно участвует в процессе продуктивного мышления. Оптимальное знание по принципу бытия — это знать глубже, а по принципу обладания — иметь больше знаний. Людям присуще глубоко укоренившееся желание быть: реализовать свои способности и активносты, общаться с другими людьми, вырваться из тюрьмы своего одиночества и эгоизма. Иметь и быть — два универсальных подхода к жизни; равновесие их создает норму, потеря равновесия — кризис. Изучая на протяжении многих лет различия между бытием и обладанием, Э.Фромм пришел к выводу, что "обладание и бытие являются двумя основными способами существования человека, преобладание одного из которых определяет различия в индивидуальных характерах людей и типах характера" [20, с.22].

"Мужество быть" — это путь обретения современным человеком утерянной целостности, возвращение которой возможно, по М.М.Бахтину, через участный событийный поступок. М.М.Бахтин считал, что "вся жизнь в целом может быть рассмотрена как некоторый сложный поступок: Я поступаю всею своей жизнью, каждый отдельный акт и переживание есть момент моей жизни — поступления" [21, с.83]. Все дело в том, что надо строить это поступление, имея в виду аксиологичность ("нетехничность"), единственность, ответственность и событийность поступка. Сознательность, т.е. наша культура мышления, понимание, способность к самостоятельному гражданскому поступку — вещи взаимосвязанные. "...Может быть, понимание начинается с того момента, — говорил М.К.Мамардашвили, — когда ты начинаешь ясно сознавать некую возможность невозможного. То есть сознавать «должное», человеку «подобающее» — и невозможность именно этой возможности! Когда от тебя требуется мужество невозможного" [22, с.26].

"Благоговение перед жизнью — это безграничная ответственность за все живое на земле". Слова эти принадлежат Альберту Швейцеру и являются, как он считал, основополагающим принципом обновления человечества, формирования универсальной космической этики. На опыте собственной жизни Швейцер стремился показать, что воплощение этого принципа на практике может и должно стать делом каждого человека и всего человечества. "Когда одной-единственной бомбой убивают сто тысяч человек — моя обязанность доказать миру, насколько ценна одна-единственная человеческая жизнь" — сказал Швейцер своей помощнице Матильде Коттман 6 августа 1945 г. [13, с.522].

Этика благоговения перед жизнью есть этика личности, она может реализоваться только в индивидуальном выборе. А.Д.Сахаров, так же, как и А.Швейцер, явил миру образ личности, проверенный собственной жизнью, "мужеством быть".

Представители наук о человеке и его деятельности внесут реальный и наибольший вклад в развитие техносферы, если, понимая ее создателей и всю сложность разработки современной техники, систем, программного обеспечения, смогут утвердить свое Я посредством "мужества быть" во всех случаях превознесения машинного над человеческим, что Норбет Винер назвал грехопадением нашего времени. Только тогда их знания, методы и средства, при открытости к ним инженерно-технических специалистов, явятся своеобразным катализатором качественно нового развития техносферы, которая будет становиться сферой нормальной жизнедеятельности людей. Одновременно существенно уменьшится угроза конца жизни на Земле, которая, как считают некоторые ученые, может наступить на границах техники в результате катастроф.

Мужество ученого или специалиста быть самим собой в нашем предельно технизированном и бесчеловечном мире —¹ это не громкие и пустые слова, а суровые реалии наших дней. Показательно, что первый доклад Римского клуба (Международная неправительственная некоммерческая ассоциация), подавший "сигнал тревоги" человечеству и способствовавший пробуждению сознания человека, освобождению его от иллюзий, связанных со слепой верой в научно-технический прогресс, встретили в штыки две категории специалистов — традиционные экономисты и наиболее ярые представители технической интеллигенции. Анализируя роль и место науки и техники в современном мире, Дж.Холтон приходит к выводу:

"...те люди, которые осознали необходимость принципиально нового этоса глобального поведения человечества, сталкиваются с ситуацией, когда их точку зрения разделяют сравнительно немногие представители мира академической науки и новейших технологий. И уже совсем редки их единомышленники в сфере индустриального производства" [23, с.32].

Человеческое измерение техники, технологии, программных продуктов, производства в целом и соответственно вовлечение в процесс их проектирования наук о человеке и его деятельности связаны с изменениями в самом проектировании, в сознании проектировщиков. "И чтобы человек стал внимателен к существу техники, чтобы между техникой и человеком в их сущностной глубине окрепло неповерхностное отношение, для этого человек, каким он стал с Нового времени, должен сперва, опомнившись, снова ощутить широту своего сущностного пространства. ... Иначе как укоренившись сперва в своем сущностном пространстве и начав обитать в нем, человек не способен ни к чему значительному внутри ныне господствующего способа исторического бытия" [24, с.254].

М.Цветаева писала о безмерности человека, живущего в мире мер, а по словам О.Мандельштама, "нам союзно лишь то, что избыточно". Парадокс состоит в том, что благодаря безмерности, благодаря "избытку внутреннего пространства" человек только и может стать "мерой всех вещей".

Содержание учебника имеет прямое отношение к человеческому бытию, которое сегодня нельзя осмыслить без изучения совершенно новой действительности, создаваемой современной техникой и наукой. "Мы живем

21

в новом промышленном мире. Этот мир не только вытеснил зримые формы ритуала, он, кроме того, разрушил и самую вещь в ее существе... Вещей устойчивого обихода вокруг нас уже не существует. Каждая стала деталью... В нашем обращении с ними никакого опыта вещи мы не получаем. Ничто в них уже не становится нам близким, не допускающим замены, в них ни капельки жизни, никакой исторической ценности" [25, с.240].

Учебник ориентирован на включенность в решение задач предотвращения техногенных катастроф и аварий, охраны здоровья людей, движения к цивилизованности человеческих дел, устроений и отношений, нормальной жизнедеятельности. Конкретно это выражается в том, что на основе исследований взаимодействия человека с техникой и средой задаются векторы изменения современной практики проектирования и разработки машин, оборудования, систем, программного обеспечения, технически сложных потребительских изделий с тем, чтобы исключить при создании техносферы упрощенный технологически-функциональный подход к человеку, подчинение его жизнедеятельности задачам создания и функционирования техники, которая создала себе стерильный образ обученного, правильного человека, человека-автомата, которого в реальности нет и быть не может.

Создание новой техники и технологии представляет собой не только инженерную, но и нравственную проблему. Через машины, оборудование, производственные процессы, системы, программное обеспечение и потребительские изделия длительного пользования их проектировщики и разработчики выходят на реальных людей, мужчин и женщин, детей и взрослых, инвалидов и пожилых людей. Они создают технику для других и поэтому должны сделать все от них зависящее, чтобы она была безопасной, удобной, комфортабельной и красивой для людей, которые на ней будут работать или ее использовать. Именно реальных, а не в расчете на абстрактного среднего человека, не существующего в природе, без различия пола, возраста, физических возможностей. Другими словами, создатели мира техники не должны уподобиться тому счетоводу, яркий образ которого создал А.Платонов и который вдруг бросает надоевшие ему своим щелканьем бухгалтерские костяшки: "Пусть они будут счастливы приблизительно... Все равно — всякий учет и счет потребует потом переучета".

Неверно думать, что рассматриваемая новая ориентация в мире техники усложнит задачи, которые должны решать ее создатели. Это — следствие особой сложности человека в единстве его соматических, психофизических, эмоционально-духовных и социально-исторических измерений; необычайной сложности современного мира трудовой деятельности, мира техники, становящегося все больше миром социотехническим. Проектирование в этом мире должно отличаться высокой культурой, неотъемлемой частью которой должны стать фундаментальные знания о человеке и человеческой деятельности.

Упрощение представлений о человеке и его деятельности не отвечает современным тенденциям развития и инженерного проектирования систем "человек-машина", которое хотя и крайне медленно, но все же поворачивается к их обогащению и углублению. Именно уникальность личности человека определяет бесценность его роли в сложных системах, особенно в аварийных и экстремальных ситуациях. В будущем мире коммуникации на передний план выйдут, отмечают К.Майнцер и другие ученые, "парадигма целого —личности" и "сеть человек — машина".

Содержание учебника находится в русле происходящих изменений в проектной культуре и практике проектирования. Направление рассматриваемых изменений берет свое начало с нетрадиционных попыток "объединять проектное мышление с объективными или научными фактами о деятельности человека" [26, с. 15]. Поиск пути такого объединения — одно из направлений преодоления "культурного отставания" проектировочного дела, отчуждения проектирования от культуры.

При доминировании технико центрических, прагматических ориентации проектирование преимущественно функционирует на оперативно-техническом, бытийном уровне сознания. Происходит разрыв и даже возникает антагонизм с аксиологическими ориентациями, при доминировании которых проектирование функционирует и развивается на рефлексивном уровне сознания, концентрируемом на ценностях, смыслах, разумеется, в их отношениях к значениям и действиям. Рефлексивный слой обволакивает, одушевляет бытийный. Бытийный и рефлексивный слои сознания находятся в отношениях дополнительности. Частичность, дискретность бытийного слоя дополняется целостностью, непрерывностью рефлексивного слоя.

Глубинные трансформации современной цивилизации, реалии выживания или возможной гибели самого человека определяют новую перспективу гуманизма. Отдавая себе отчет в том, что в нашей стране еще достаточно длительное время трудно будет говорить о гуманизме, тем не менее в учебнике по эргономике эту тему обойти невозможно. Рассуждения о гуманизме в России, как отмечают философы, ученые, публицисты, очень часто воспринимаются либо как прекраснодушие, утопизм, не имеющий отношения к реальной жизни, либо как сознательное вуалирование не-гуманной и анти-гуманной действительности, либо как оправдание той системы идей, которая несет ответственность за современное катастрофическое положение страны. Однако не только в нашей стране имеет место критическое отношение к проблематике гуманизма. Подвергается критике идеал гуманизма вообще, как он сложился в европейской культуре и философии Нового времени, поскольку этот ориентир жизнедеятельности привел к разрыву между человеком и бытием, к отчуждению от человека созданной им и закабалившей его научно-технической реальности, к обессмысливанию мира [27].

Отказ от идеала гуманизма, ценностных систем и нравственно-мировоззренческих ориентиров сделал бы невозможной эргономическую деятельность, да и всю человеческую деятельность, так как они утратили бы смысл и критерии оценки. Разрыв же познавательных и ценностных начал человеческой деятельности выступает как одна из главных причин тех пагубных последствий,

22

которые привели к нарастанию глобальных проблем. Поэтому возникла необходимость в переосмыслении старых принципов, отказе от некоторых представлений и утопических притязаний старого гуманизма и вместе с тем формировании его нового понимания, разработке новой концепции человека и его возможностей, утверждении новых регулятивов человеческой деятельности.

Формирование новой ценностно-нормативной парадигмы исходит из примата общечеловеческих ценностей; связано с отказом от идеи овладения, подавления и господства; ориентировано на диалог и сотрудничество. Все большую популярность приобретает идея коэволюции, т. е. сопряженного, взаимообусловленного изменения систем или частей целого. Термин "коэволюция" предложен в 1964 г. экологами, для которых коэволюция — взаимное приспособление видов. Процессы коэволюции являются предметом изучения экологии, этологии, популяционной генетики и других разделов биологии. В конце XX века идея коэволюции вышла за рамки биологии и ее осознание мыслителями, учеными, специалистами позволяет утверждать, что раскрыта только вершина мировоззренческого айсберга.

Понятие "коэволюция" подчеркивает взаимопроникновение природного и социального, их сопряженность, взаимодополнительность в предельно широких масштабах. В этой связи стоит поразмышлять над высказыванием Тейяра де Шардена;

"Чтобы быть полностью самим собою, нам надо идти... в направлении конвергенции со всем остальным, к другому. Вершина нас самих, нашей оригинальности — не наша индивидуальность, а наша личность, а эту последнюю мы можем найти в соответствии с эволюционной структурой мира, лишь объединясь между собой. Нет духа без синтеза. Все тот же самый закон, сверху донизу. Настоящее Ego возрастает обратно пропорционально «эготизму»... Элемент обретает личность, универсализируясь..." [28, с.208].

Афористично выразил схожую по направленности мысль М.М.Бахтин: "душа вся есть дар моего духа другому". Концепция коэволюции не может обойтись без понятия самоорганизации, которое становится центральным в современном естествознании (И.Пригожий, И.Стенгерс, Г.Хакен, Э.Янг). "Несколько упрощая, можно сказать, что самоорганизация имеет дело со структурами, состояниями системы, с переходом системы в новое качество, а коэволюция — с отношениями между системами, с корреляцией эволюционных изменений" [29, с.100].

Коэволюционная стратегия рассматривается как нарождающаяся парадигма XXI века, оказывающая воздействие на изменение познавательных и ценностных ориентации, позволяющая осмыслить единство естественнонаучного и гуманитарного знания. Обсуждая во многих своих публикациях не только богатое научное, но и нравственное содержание идеи коэволюции, Н.Н.Моисеев говорит даже о "коэволюционном императиве". Принципиально важным является то, что концепция коэволюции может быть создана лишь на основе концепции Человека. К естественно-научным вопросам "что?", "как?" и "почему?" должны быть добавлены вопросы "зачем?" и "для чего?". Человеческий смысл, гуманистический смысл обсуждения проблем коэволюции стоит на первом месте и определяет цель ее исследования. "Человек поистине воплощает в себе «квант» коэволюции, ту целостность, которая не только динамична, но и уникальна, неповторима" [29, с. 102]. Не менее существенной является методологическая роль идеи коэволюции, представленной в ее универсальном содержании.

Пока трудно в полной мере оценить то влияние, которое окажет на развитие теории и практики эргономики тенденция к синтезу знания, обусловленная коэволюцией природы и человека, биологических систем и систем культуры, а также необходимость совмещения различных уровней коэволюции, различных представлений о коэволюционных процессах, выраженных не только в науке, но и в проектировании, художественном творчестве, религии, мифологии и т.д. Несомненно одно — коэволюционный подход органичен эргономике, а потому освоение и творческое развитие его концептуального потенциала применительно к проблемам развития эргономики может иметь фундаментальное значение. Наиболее подходящим полигоном для этого может стать развитие экологической эргономики, которая по прогнозу М.Хеландера будет ведущим направлением эргономики в 2000 — 2010 годах [30]. Такому развитию содействуют тесные взаимосвязи эргономики с синергетикой, междисциплинарную методологию которой считают предвестником новых наук о сложности XXI века. Меняя наши представления о мире, о месте науки и проектирования в нем, синергетика содействует разработке новых подходов к формированию технической среды обитания. Методология синергетики позволяет увидеть проблемы взаимодействия эргономики, дизайна, экологии, инженерии и экономики в новом свете, переформулировать вопросы, переструктурировать проблемное поле. При этом существенно, что сама синергетика становится способом не просто открывания, но и создания реальности..

23