Главная страница
Навигация по странице:

  • 13. Ролевая игра в социометрическом исследовании (1934)

  • 14. Стратегическая функция электромагнитной записи в клинической психологии и психотерапии (1944)

  • 15. Обсуждение статьи Снайдера «Современное состояние психотерапевтического консультирования» (1947)

  • Морено Я. Социометрия. Расстояние версты, мили Нас расставили, рассадили


    Скачать 1.21 Mb.
    НазваниеРасстояние версты, мили Нас расставили, рассадили
    АнкорМорено Я. Социометрия.doc
    Дата04.05.2017
    Размер1.21 Mb.
    Формат файлаdoc
    Имя файлаМорено Я. Социометрия.doc
    ТипДокументы
    #7018
    КатегорияСоциология. Политология
    страница12 из 20
    1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   20

    12. Психодрама с детьми как антитеза психоанализа детей (1945) 1

    В игровых ситуациях с детьми психоаналитики все-таки влияют на постановку эксперимента и создают структуру. Очевидно, что они не только наблюдают и анализируют материал, но и выступают как «вспомогательные Я» детей. Поэтому интеллектуальной неискренностью будет утверждать, как это делают иные психоаналитики, что ребенка нельзя «принуждать», а игровую ситуацию нельзя «структурировать», поскольку в реальной ситуации игровой комнаты они и принуждают, и влияют, и структурируют. Для чего же нужно оставлять бессознательными и непроанализированными эти важные процессы, происходящие между аналитиком и ребенком, между учителем и ребенком и между самими детьми? По-видимому, психоаналитики настаивают на применении строгого анализа только в тех областях, концепции которых им известны. Но как только они вступают на целину, для которой еще не разработали концепции, они или автоматически применяют концепции из других областей, или преуменьшают динамическое значение нового. Психоаналитики противоречат здесь собственному девизу, а именно «анализировать». Здесь, однако, имеется параллель с контрпереносом во взрослой ситуации. В ситуации игры аналитик становится контррежиссером, сорежиссером. Это, разумеется, означает, что в более или менее явной форме происходит структурирование. Как только это положение вещей открыто признается, а не скрыто практикуется, все проявляющиеся в игровой ситуации факторы — а) другие люди, терапевт, учителя и другие дети, а также необученные вспомогательные Я, б) их межличностные отношения, в) динамическая структура группы, вытекающая из их отношений, их спонтанности и креативности, а также возникающие сцены — могут систематически развиваться и контролироваться.
    1 См. Homo Juvenis (в: «Einladung zu einer Begegnung», 1909 и 1914, стр. 19–22), Die Gottheit als Komödiant (в: «Daimon», том II, 1919), Der Königsroman (1923), Das Stegreiftheater, опубликовано в 1924 году Густавом Кипенхойером, Берлин.
    Игрушки, куклы и неодушевленные предметы старомодной детской являются весьма желанными гостями в психодраматической игровой комнате. Но бессознательный аналитик игры должен превратиться, однако, в «сознательного психодраматиста», для того чтобы устранять постоянную угрозу здоровому развитию детей. Мир игрушек и кукол является плохой заменой широкому внешнему миру и тем живым людям, с которыми им предстоит встречаться. Игрушки, куклы и предметы должны, следовательно, быть "оживлены реальностью» при помощи вспомогательных ego, их представляющих.

    Сопротивление психоаналитиков, как "ортодоксальных", так и "неортодоксальных", игровой психотерапии, и в особенности ее наиболее полной и отчетливой форме - психодраме,- является все еще преобладающим положением: просто смотрите на детей и анализируйте их на расстоянии, оставьте игровую ситуацию аморфной, такой, какая она имеется у детей, не стимулируйте спонтанность детей, позволяя им отнюдь не больше того, что позволяет им та культурная среда, в которой они выросли, направляйте возможно меньше, что часто просто означает быть необщительным и безответственным. Это сопротивление, которое я отчетливо ощутил между 1911 и 1914 годами, когда начал использовать игровые техники с детьми, а также позднее, когда в 1921 году открыл в Вене театр импровизации, имеет свои истоки в психоаналитической теории. Принцип игры рассматривался тогда как крайняя противоположность, как антитеза психоанализу. Хотя спустя несколько лет после того, как я убедительным образом представил принцип игры в теории и практике, такие аналитики, как Мелани Кляйн (1926) и Анна Фрейд, начали выступать за его признание в качестве психоаналитической техники, в конце двадцатых и в начале тридцатых годов требовалась немалая сила убеждения, чтобы привлечь внимание к идее игры на психоаналитических конгрессах. Даже сегодня, в 1950 году, она еще далека от того, чтобы по-настоящему быть принятой «ветеранами». Для этого есть простая причина: игра является в психоанализе инородным телом, и ее полное признание означает капитуляцию всех концепций психоанализа и замену их новыми. Это означает замену теории анализа теорией игры или, точнее, теории психоанализа теорией психодрамы. Метод игры с самого начала был тесно связан в моих работах с «экспериментальным методом» («импровизированный эксперимент»). Психоанализ же с самого начала противостоял экспериментальным методам, он опирался исключительно на анализ. Игра, спонтанность, креативность, производство, игровой катарсис, психодрама, социодрама и ролевая игра являются частями естественной континуума, они являются ветвями одного дерева, имеют одни и те же корни. Психоанализ и все аналитические производные принадлежат другому континууму и преследуют другие цели.
    13. Ролевая игра в социометрическом исследовании (1934)
    Когда наша попытка адаптировать Эльзу к группе, в которой она жила (с помощью лечения методом внушения, анализа ее поведения, изменения ее функций в доме и взаимоотношений в группе), не привела к изменению ее поведения, мы решили создать ей совершенно новое окружение. Это, однако, поставило вопрос, где и с кем ее следовало разместить. В этом случае социометрический тест являлся полезным методическим путеводителем, указывающим нам тех индивидуумов в коллективе воспитательниц, преподавателей и других девушек, на которых было направлено ее спонтанное чувство. Поскольку объем ее знакомств в сообществе был невелик, мы предположили, что наряду с ними благотворное влияние на нее могли бы оказать многие другие люди, и попытались расширить число знакомств Эльзы, включив ее в группы ролевой игры.

    Эльза стала участницей одной из групп импровизированной игры и часто имела возможность проигрывать различные роли — роли дочери или матери, подруги или возлюбленной, дежурной или состоятельной дамы, карманного вора или судьи. Она играла эти роли в самых разных ситуациях повседневной жизни, ситуациях, какими они представляются подростку, растущему в трущобах большого промышленного города. В этих ситуациях она сталкивалась с рядом конфликтов: с семейным конфликтом — бурный спор между матерью и отцом, приведший в конце концов к их разводу; с рабочим конфликтом, когда за опоздание ее выгоняют с работы; с любовным конфликтом — она любит юношу, такого же бедного и отверженного, как и она. Анализ выражений и жестов в этих импровизированных ситуациях позволил нам лучше понять ее прежнюю семейную жизнь и то эмоциональное напряжение, которое постепенно привело к ее нынешнему положению.

    Благодаря этому методу мы смогли увидеть, как она вела себя в игре в выбранных ею самой или предложенных нами ролях по отношению к людям, которых она выбрала в социометрическом тесте, и по отношению к другим девушкам, которых она раньше не знала. При повторном проведении социометрического теста спустя четыре недели она добавила к числу девушек, с которыми хотела бы вместе жить, еще троих и была выбрана ещё четырьмя девушками. Девушек, к которым она испытывала симпатию, мы разделили на тех, кто отвечал на эту симпатию, на тех, кто ее отвергал, и на тех, кто был к ней равнодушен. Чтобы оценить контакты, сулившие стать длительными и благотворными, мы предоставили ей возможность разыграть с разными людьми, независимо от того, отвергали ли они ее или испытывали к ней симпатию, ситуации повседневной жизни. Таким способом мы хотели получить представление о том, как бы они повели себя по отношению к ней в реальной жизни. Наш принцип состоял в том, чтобы предоставить девушкам возможность самим проработать каждую ситуацию, которая могла возникнуть в жизни и которую они однажды уже, наверное, пытались преодолеть. Сравнение восьмидесяти двух протоколов показало, что только две из семи выбранных Эльзой девушек, вызывали ее спонтанные проявления, которые с точки зрения выражения чувств и суждений выгодно отличались от ее повседневного поведения и которые устраняли определенную мелочность в поведении, часто проявлявшуюся у нее на вербальном и поведенческом уровне в игре с другими девушками. Когда она играла с Жаннет и Флоренс, она, по-видимому, хотела завоевать их симпатию. После постепенного исключения неподходящих для Эльзы домов и тщательной проверки ее отношения к этим двум девушкам и хозяйке дома 11, поселение Эльзы в дом 11 представлялось наиболее благоприятным.
    14. Стратегическая функция электромагнитной записи

    в клинической психологии и психотерапии (1944)
    Поскольку электромагнитная запись терапевтических сеансов является теперь общепризнанной и используется во всех психотерапевтических направлениях, пожалуй, будет уместно рассказать, как я пришел к этой идее. Каждая новая идея имеет свой собственный генезис, которая обычно связана с личностью мыслителя, ни одна идея не возникает из ничего, хотя несведущему, которому не известны муки первооткрывателя, и может так показаться.

    Между 1921 и 1925 годами я занимался одновременно двумя вещами, с одной стороны, исследованием электромагнитных полей и изобретением записывающего прибора, и, с другой стороны, исследованием спонтанности и креативности, а также создания инструментов для «изучения спонтанности» (см. «Театр импровизации», 1924). Хотя эти две идеи кажутся несовместимыми, именно благодаря их комбинации возникла идея электромагнитной записи терапевтических сеансов.

    В сотрудничестве с Франком Лорнитцем мы начали с того, на чем остановился датский инженер Паульсен. Мы предложили следующие усовершенствования: а) заменить проволочную ленту Паульсена стальным диском; б) использовать обе стороны диска, одну для акустических, другую для оптических записей; в) использовать устройство не только как «электромагнитный граммофон», но и, присоединив его к радио и телевизору, иметь возможность создать «теле- и радиоконсерв». По этой причине это изобретение получило название «радиофильм». Сообщение об изобретении было передано по телеграфу агентством Ассошейтед Пресс из Вены, а газета «Нью-Йорк Таймс» первой сообщила об этом американским читателям («Нью-Йорк Таймс», пятница, 3 июля 1925):


    Изобретение радиозаписывающего устройства.

    Венские ученые записывают диктора радио на граммофонные пластинки.

    Венская пресса сообщила сегодня об инновации в области радио. Речь идет об изобретении австрийского ученого Морено и инженера Лёрнитца, которое, по их мнению, обеспечивает запись звуков радио на граммофонную пластинку и последующее воспроизведение, которое можно повторять сколько угодно. Основную часть изобретения составляют диски, на которые звуки радио записываются при помощи спирали, состоящей не из глубоких и плоских канавок, как на обычных граммофонных пла-

    стинках, а из непрерывной линии точек, которые слабее или сильнее намагничиваются в зависимости от силы звука. Имеется также возможность стирать только определенные части этой пластинки и перескакивать к другим. Благодаря простому процессу диски можно размагничивать и использовать снова. Изобретатели заявляют, что не открыли новый принцип, а соединили известные элементы и создали нечто совершенно новое.




    Один американский концерн содействовал изобретению и в октябре 1925 года доставил нас вместе с моделью в Соединенные Штаты. То есть я приехал в США не в связи с социометрией или психодрамой, а в связи с изобретением электромагнитного записывающего прибора. Идея записи терапевтических сеансов — как возможности, крайне важной для уточнения и объективизации терапевтического исследования и необычайно полезной для психических больных, — сразу пришла мне в голову. Вначале я самым решительным образом отказался от этой идеи по следующим причинам: это противоречило клятве Гиппократа не предавать огласке истории болезни пациентов и, в частности, сведения конфиденциального характера. Электромагнитная запись терапевтических процессов и их последующее воспроизведение казались неэтичными и полностью пренебрегали духом клятвы Гиппократа. Кроме того, повсеместно господствовало и по-прежнему господствует представление, что лечению пациентов, которые обращаются к психотерапевтам за советом, наносится значительный вред, если они знают, что все, о чем они говорят, записывается. Считалось, что это препятствует спонтанности их проявлений и тем самым снижает терапевтический эффект консультационной беседы. Казалось также, что у пациента будет веская причина привлечь к судебной ответственности врача, который такими записями и их воспроизведением компрометирует его частную жизнь и подрывает социальный статус. Поэтому первый моей реакцией на эту мысль было: «Нет, этого делать нельзя». Кроме того, при организации лаборатории для исследования спонтанности в Театре Импровизации в Вене я столкнулся с похожей проблемой. В театре импровизации не существует заранее написанного текста. В обычном театральном процессе проблемы фиксации не существует, поскольку рукопись драматурга и указания режиссера уже заранее представлены в письменной форме. Любая постановка должна быть на сто процентов вариантом представления, уже разработанного драматургом и режиссером. Дополнительная запись представления является излишней. Напротив, в театре импровизации возникла необходимость в определенных средствах документации, чтобы творения момента можно было сохранить как для студентов, так и для пациентов. Шагом в этом направлении являлась моя запись межличностных постановок при помощи межличностных и позиционных диаграмм. Хотя они являлись хорошим приемом измерения, они были слишком неполными и безжизненными, стерильными. Электромагнитная запись допускает воспроизведение не только подлинных слов и диалога, но и живого голоса участников.

    Кроме того, исследователь-клиницист получает гораздо больше возможностей для анализа, когда у него есть полная акустическая картина сеанса, чем когда в его распоряжении имеются только фрагментарные, сделанные после сеанса записи событий. Идеи, которые пришли ко мне позже, явились логическим следствием записи: а) производить содержательный анализ тезауруса каждого участника; я выдвинул гипотезу, что объем слов, которые произносятся во время сеанса, показывает степень агрессии или жертвенности данного индивида; б) количественный анализ эмоционального и идеологического содержания постановки (см. «Who Shall Survive?», стр. 186–190); в) продолжительность сеанса и соотношение действия и пауз.

    Поэтому я предложил, что «говорящая машина должна фотографировать процесс» и «что мы должны систематически использовать это техническое оборудование для записи особенностей личности». И далее, что "любые реакции, наблюдаемые психологом, и данные, сообщаемые индивидууму во время случайного или запланированного интервью, малоценны, по крайней мере с точки зрения совместного, поддающегося контролю исследования, поскольку они являются просто впечатлениями, оставшимися в памяти наблюдателя после события. Предложенные субъективистами-психологами многообразные интерпретации не имеют настоящей доказательной силы и возможности проверки, пока они не фиксируют момент».

    С другой стороны, «исследования возможности применения электромагнитной записи побудили автора и сотрудников уделять особое внимание записи спонтанного поведения в специально продуманных ситуациях, которые не являлись подготовленными и ожидаемыми для испытуемых» 1.

    Я указывал также на то, что благодаря «записи мимических проявлений реакции, которые в спешке, возможно, были недооценены, имеются в распоряжении исследования. Знаки, которые психолог предпочитает и, следовательно, выделяет, зафиксированы теперь вместе со знаками, которые он, возможно, не заметил. Умственная одаренность может выражаться в большой способности к мимическому выражению, а может наблюдаться одновременно со сравнительно малой способностью к вербальному самовыражению, или наоборот, и, таким образом, может быть соответственно оценена. Это несоответствие между вербальными и прочими проявлениями испытуемого указывают на то, что использование одних только свободных вербальных ассоциаций зачастую является причиной разочарования в результатах исследования. Многие жесты и движения, непроизвольные или произвольные, остаются незамеченными испытателями во время теста благодаря тому, что сам процесс поглощает все их внимание. Эти действия часто имеют определенное влияние на субъекта. Во время последующего просмотра фильма каждое малейшее отклонение поведения может стать значимым наряду с ключом к противоречивым тенденциям между действующими лицами" 2.
    1 См. эти цитаты в работе «Application of the Group Method to Classification», опубликованной Национальным комитетом тюрем, 1931 и 1932 гг., стр. 16–18.

    2 «Консервы» теста всегда можно повторить (playback), кроме того, для воспроизведения подбираются не только явные симптомы, но и не фиксируемый иначе процесс мимических проявлений» (сочетание акустической записи с кино).
    15. Обсуждение статьи Снайдера «Современное состояние психотерапевтического консультирования» (1947)
    Психиатры часто утверждали, что психологи «не пригодны» для психотерапевтической практики, в последние годы, однако, их позиция постепенно изменилась. Психологи со своей стороны уверяют, что они превосходят психиатров в применении научных методов. Тем не менее объективное сближение и понимание обеих сторон является крайне важным, если мы хотим достичь когда-нибудь совместного фронта психотерапевтов. Статьями, подобными статье Снайдера, хаос, существующий в психотерапевтическом консультировании, усиливается, а пропасть между психиатрами и психологами становится еще больше. Автор часто подчеркивает, что психиатры в своей работе в целом склоняются к ненаучности, субъективности и интуиции, тогда как психологи верят в экспериментальные методы и научную валидизацию; далее, что психиатры ударяются в эзотерическую терминологию, но что психологи используют понятия, которые универсальны, то есть принимаются всеми учеными. Такие предубеждения, которые в той или иной мере пронизывают всю статью, достигают кульминации в высказываниях, направленных против Фрейда и Морено. В главе о психоанализе он пишет:
    Трудность для психоаналитически необразованного читателя состоит в том, что словарь психоанализа является настолько эзотерическим, что часто получается мало смысла... Большинство психиатров в этой стране и почти все психологи согласны скорее с мнением Бланше (?), что психоанализ является медицинской психологией без адекватных корней в научной медицине или научной психологии или без связей с ними.
    В главе о психодраме он говорит:
    Сам Морено в своем подходе является ненаучным и интуитивным... Морено постулирует отношения и схемы поведения, которые объяснимы только с точки зрения его эзотерической системы. В этом смысле его метод подобен методам фрейдовского психоанализа (стр. 333).
    1 Snyder, W. U. The present status of psychotherapeutic counseling, Psychol.Bull., 1947, 44, p. 297–386.
    Общеизвестно, что психоанализ имеет свои корни во французской психиатрии, школе Шарко. Если он дополнил медицинскую психологию несколькими оригинальными идеями, то это не значит, что сами по себе они делают его ненаучным. В статье по психотерапии обращаться с Фрейдом так, как будто он – мертвая собака, просто смешно. Он был великим эмпириком, тщательно формулировал свои гипотезы и отказывался от них, как только новые наблюдения, казалось, это оправдывали. Если он действовал доэкспериментально, то это еще не значит, что он был ненаучным. Поскольку психология индивида, когда он начал ею заниматься, находилась еще в зачаточном состоянии, он был настолько научен, насколько это позволяла стадия ее развития. К сожалению, слова «научный» и «эзотерический» используются Снайдером морализаторски и чуть ли не поучительно. Все научные понятия когда-то были эзотерическими, и многие из них являются теперь общепризнанными. Нужно ли бояться вводить новые идеи или создавать их только из-за того, что наши современники сочтут их эзотерическими? Не нужно позволять, чтобы боязнь новых идей и нелюбовь к оригинальности подняли голову под прикрытием ограниченной концепции науки и возникновения новых идей.

    Форма, в которой обсуждаются Снайдером психодрама и социометрия, является, если использовать его собственную терминологию, интуитивной и эзотерической. Если бы он исследовал вопрос более тщательно, то он бы признал, что благоприятное развитие консультирования в последние годы тесно связано с социометрическими и психодраматическими методами. Это не имеет ничего общего со спорами о "направляемом - ненаправляемом" поведении, которые психиатры ведут в течение более пятидесяти лет. При «социометрическом консультировании» консультант может быть анонимным. Если происходит процесс терапевтического выбора, консультант является не только недирективным, но и может даже вообще оставаться в стороне от события. Социограмма, которая картографически регистрирует эмоциональные потоки, действующие среди членов группы, становится объективной контрольной точкой, на которую опираются его рекомендации как консультанта. Процесс «погружения» принципиально смещается с отношений консультант-клиент на отношения клиент-клиент.

    Психодраматическое консультирование является более комплексным. Практически все проблемы, которые в каждом виде психотерапии встречаются порознь, проявляются в психодраме еще интенсивнее или в новых сочетаниях. Поскольку клиенты приходят к нам с самыми разными проблемами, то существует также и множество вариантов психодрамы. Пока еще не было найдено единственного метода, который мог бы применяться универсально. Наиболее старой и популярной формой психодрамы является самоуправляемая форма, в которой Я клиента является единственным режиссером-постановщиком, причем, если он этого пожелает, ему помогают в этом ведущий44 и вспомогательные ego. В другом варианте психодрамы ведущий находится вне ситуации, терапевтический процесс происходит между двумя или несколькими вовлеченными в конфликт клиентами.

    Не может быть большего контраста, чем тот, который существует между нережиссируемым интервью и саморежиссируемой постановкой психодрамы. Отсутствие режиссуры требует минимального самовыражения консультанта; психодрама требует максимального самовыражения клиента. Слово «нережиссируемый» («недирективный») часто вводит в заблуждение. Это негативное понятие, которое подразумевает, что клиенту нужно позволить выражать свою спонтанность без какого-либо вмешательства. Недирективные авторы ставят часто язык спонтанности на голову; они размышляют о том, чтобы консультант как можно меньше побуждал клиентов, но не о том, насколько клиент побуждается быть самим собой. На практике можно было наблюдать различных интервьюеров. При этом обнаружилось, что, какими бы осторожными они ни были при опросах, на уровне действия они занимали различные позиции, влияние которых на клиентов было неконтролируемым. Один консультант может проявлять отцовское ролевое поведение и в знак одобрения улыбаться, другой — деловое ролевое поведение; третий может быть отстраненным и равнодушным. Все трое используют, возможно, одинаковую технику опроса, но оказывают на клиентов разное воздействие. Очевидно, что уже одни только внешние манеры консультанта будут влиять на клиентов; они обладают, как мы, социометристы, говорим, эффектом теле.

    Господин Снайдер ссылается на одну из моих статей, а именно на «Научные основы групповой психотерапии». Он не осознает, что речь в этой статье идет только об обобщении, что здесь рассматриваются пятнадцать лет исследования, в котором сотрудничали несколько сот исследователей, об исследовательской работе, которая содержится в девяти томах «Социометрии», в книгах, например «Кто выживет?» и примерно в пятидесяти монографиях. Вершиной невежества в вопросе о значении психодрамы и групповой психотерапии является высказывание Снайдера: «При оценке психодрамы важно, пожалуй, констатировать, что сам Морено еженедельно дает в Нью-Йорке два сеанса для публики, за которые взимается плата» (стр. 334) 1. Очевидно, это считается чем-то нехорошим. Снайдер, по-видимому, полагает, что для психотерапевтов является непристойным, наверное, даже ненаучным и бесчестным проводить сеансы «для публики». Но является фактом, что самые революционные изменения в терапевтическом консультировании с появлением психоанализа связаны с открытыми сеансами для публики. Мои открытые сеансы имели необычайные последствия, поскольку они покончили с двумя неприкосновенными клише: с одной стороны, что консультант в тайной комнате ведет доверительную беседу с клиентом, и ни один другой клиент или консультант не принимает участия в приобретенном на сеансах опыте; ибо этот опыт является и должен оставаться строго конфиденциальным. Открытый сеанс, напротив, способствовал участию больших и меньших групп в совместном терапевтическом опыте. С другой стороны, они покончили с клише, что нельзя делать никаких записей во время сеанса, который ради клиента должен оставаться неприкосновенным и тайным. Но как только была нарушена интимность терапевтических отношений, стало очевидно, что наблюдение и одновременная запись терапевтического процесса допустимы. Тем самым был заложен фундамент для объективации интервью. Клинический прогресс, который начался с открытых сеансов, означал автоматически также прогресс в отношении объективной записи и анализа операций. Принцип электромагнитной записи терапевтического процесса был опубликован мной семнадцать лет назад. С тех пор он пронизывает все мои сочинения и часто используется. Поэтому странно, что Снайдер приписывает приоритет недирективному консультанту в следующем:
    Реакции, которые переживает психолог, и все открытия, которые делает индивид в ходе случайных или запланированных интервью, во всяком случае если исходить из позиции совместного и контролируемого исследования, не имеют большой ценности, поскольку представляют собой лишь тем, что запечатлелось в памяти наблюдателя после события. Предложенные субъективистами в психологии разнообразные интерпретации не имеют настоящей доказательной силы и возможности наблюдения, пока они не фиксируют момент. Поэтому я далее предложил, что «диктофон должен фотографировать процесс» и «что мы должны систематически использовать это техническое оборудование для записи личности» (Moreno 1932, стр. 16).
    Психодраматическая процедура, порожденная социометрией, должна рассматриваться и обсуждаться на фоне социометрической методологии и социометрических экспериментов. Такие понятия, как социодинамический эффект, социальный атом и теле, могут показаться эзотерическими и интуитивными только тому, кто не знаком с методами, с помощью которых они были исследованы.
    1 В Психодраматическом институте в Нью-Йорке Морено провел десятинедельный семинар с одним занятием в неделю, как это принято у специалистов-экспертов. За весь семинар взнос составлял 15 долларов, плата за один сеанс — 1,65 доллара. Публика состояла из студентов университетов и колледжей Нью-Йорка и его окрестностей.
    1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   20


    написать администратору сайта