Морено Я. Социометрия. Расстояние версты, мили Нас расставили, рассадили
 Скачать 1.21 Mb.
|
|
Принципы групповой терапии едины и для социометрии, и для социопсиходрамы с кем бы они не работали: с одним человеком, с группой людей или с обществом, в любом случае групповая моренотерапия работает в социальной (групповой, что в общем одно и тоже67) реальности одного субъекта (и с его внутренними субъектами). Кроме того единичность и уникальность субъекта и, следовательно, его групповой реальности является принципом групповой терапии, развивающей также уникальное и неповторимое действие, утоляющее акциональный голод именно здесь и именно сейчас. Гуманистическая психология далеко опередила гуманистическую социологию в осмыслении этого феномена. Невольно вспоминаются слова Лурии о том, что когда-нибудь психология сможет строить свои теории, основываясь на исследовании всего одного человека. В ту эпоху, когда психология и социология еще не могут интегрироваться в одно целое, они еще не могут изучать индивидуальность субъекта (практически неисчерпаемую) на всей глубине и во всей многосторонности, но вполне эвристичным для социологии группы было бы понятие «социология данной группы» в том же смысле как “психология индивида” употребляется в смысле “душевная жизнь” данного индивида. Групповая моренотерапия, таким образом, - это всегда многосторонняя индивидуация любого группового субъекта. Социометрия и социальная организация. В отечественной науке и практике явно недостаточно моделей и методов, синтезирующих теорию и практику групповой работы, именно как работы, а не как групповой динамики, имеющей ценность дополнительного диагностического средства. Нет полноценной теории групповой реальности, нет теории организации именно как служебной группы, организующейся «для» и «на», как группы (не «целевой»), рождающейся как самостоятельный организм. Нет картины рождения групповой организации. А ведь многие разделы социологии (если не все) должны быть именно социологией группы, теорией групповой организации любого масштаба, универсальной теорией общения. Весьма распространенным заблуждением является различение макро- и микроуровней социальной реальности по масштабу в физическом, а не в социальном пространстве. Макрогруппами называют многочисленные и крупные национальные, региональные, профессиональные или какие-либо институциональные группы. Считается, что личное знакомство а тем более общение членов таких групп затруднено и поэтому они, дескать, не могут создать психосоциальных сетей, выявляемых с помощью социометрии (социологи говорят: «малая группа – это не более 10-20 человек»). Если речь идет о пространственно (опять же физически) не протяженных фрагментах социальной структуры, все члены которой могут лично познакомиться друг с другом, то она считается микрогруппой (или малой группой). Этот предрассудок, заимствованный социологией из естественнонаучных классификаций, хоть и использует мореновскую терминологию (часто сам того не зная) тесно связан с также широко распространенным разделением социальных структур на формальные и неформальные. Принято думать, что неформальные группы могут быть только малыми по указанным выше причинам а также в силу своей неустойчивости. Это работает также как априорная основа социологий социальных институтов (Парсонс, Мертон, Сорокин, и др.), где формальные группы играют огромную роль в формировании того порядка, который называется современным обществом. Источником столь важной для нас всех устойчивости считаются формальные группы, формирующие технологии общения всех со всеми на любом (и особенно глобальном) уровне, которым так гордится современное общество. Получается: чем дальше люди друг от друга в физическом, информационном, политическом пространстве, тем больше они связаны через формальный (усредненный, чувственно выхолощенный) порядок, язык, тем больше они зависят от идеологий, институтов, что дает социализированным группам преимущество в формировании свойств социального пространства (социализации). Люди и группы, страдая от растущего расхождения (внутреннего отчуждения) различных своих ролей в формальных и социализированных структурах, страдая от расхождения (запараллеливания, внешнего отчуждения) реальностей людей и групп, все больше зависят от прошенных и непрошенных посредников68. Институты и группы формируют особый, уже чисто макросоциальный «этаж», присутствие на котором стало признаком социальной нормы. А если люди встречаются все-таки на многих «этажах» сразу, так сказать непосредственно, это – «частная интеракция», слишком непредставительная и неустойчивая, чтобы по ней можно было судить об обществе и о людях69. Усредненность, деиндивидуация подаются социологами как неизбежность, регулирование отношений требует расширения влияния нормативных институтов, обслуживаемых соответствующими социологическими представлениями. Вместе с тем с появлением и совершенствованием многих социологических методов (в том числе методов включенного наблюдения) развился интерес к неформальным группам, случайным и непосредственным интеракциям, что рассматривается теперь как революция в социологии, в том числе в социологии организации, которая завершила классический этап своего развития (Тейлор, Файоль, Вебер) с появлением школы человеческих отношений (Мейо, Ретлисбергер, Диксон). Легко сложилось представление, что случайные и интимные наблюдения позволяют фиксировать именно неформальные группы без всякой социометрии и специального погружения в жизнь группы. Между тем техника достигла совершенства и помимо социометрических методов уже само приближение к объекту исследования (особенно в новых, качественных методах) дает исследователю массу личных впечатлений, которые уже невозможно полностью формализовать и, следовательно объективировать для других ученых. Но самое важное следствие такой «революции» состоит в том, что она все-таки вскрывает мощные энергетические резервы и силы, которые кроются во всяком коллективе, и оставляет их «на полдороге» к социальным изменениям, адекватным социоэмоциональным тенденциям данных людей, и, таким образом, не предупреждает социальные конфликты, а наоборот поощряет их и приводит к неконтролируемой социальной революции. Так научная революция позволяет подспудным силам творить революцию социальную, не неся за это никакой ответственности70. Неформальные группы и структуры, несомненно, высоко оценены современными социологами, психологами, тренерами и консультантами, однако при широчайшем использовании этого термина и присутствии во многих методиках, они не имеют четкого определения и способа выявления в конкретной ситуации или организации. Часто используется псевдосоциометрический метод без должной разминки (как называет это Морено) или разогрева-погружения и уточнения (in situ) социометрического критерия (вместо какой-то стандартной «дружбы»). Но самое важное, что отличает выявление истинно социометрической структуры, действительно серьезно влияющей на внешнее общество, это позиция исследователя или консультанта, а отсюда и позиция каждого, кто участвует в эксперименте и преобразованиях. Морено глубоко чужда позиция «учёного-разведчика», проводящего эксперимент над группой, когда он ещё не становится их общим делом, когда смысл процедур закрыт для людей, когда «пользуются псевдосоциометрическим ключом и псевдосоциометрическим языком без применения социометрических инструментов, а также без продумывания данных и без воплощения их для удовлетворения рабочих. Это животная техника «лабиринта», применённая к человеческой ситуации. С рабочими обращаются как с морскими свинками, а не как с независимыми, взрослыми людьми» (стр. 175 и 182). Эти слова сказаны о знаменитом Хоторнском эксперименте, давшем начало многим методам и ставшем классическим для современных социологов.
|