Диссертация. Диссертация Евлоева. российский государственный гуманитарный университет

• Название: российский государственный гуманитарный университет
• Анкор: Диссертация
• Дата: 07.10.2021
• Размер: 121.7 Kb.
• Имя файла: Диссертация Евлоева.docx
• Тип: Закон; #243367
• страница: 6 из 10

Глава 3. Виды договоров, регулирующих корпоративные отношения

1. Договор о создании корпорации

Для начала можно провести обзор существующих в российской доктрине частно­го права точек зрения по вопросу о том, какой юридический факт (факты) опос­редует учреждение корпоративного образования. При этом под корпоративным образованием далее для некоторого упрощения будет пониматься хозяйственное общество, а под его учреждением — создание организации не в порядке правопреемства от ранее существовавшего лица, а впервые.

Как отмечает Филиппова С.Ю., в некоторых случаях дефекты законодательной техники приводят к тому, что существенными объявляются условия, которые сторонами вообще не могут согласовываться, например наименование органа, зарегистрировавшего право залогодателя (ст. 9 Федерального закона от 16.07.1998 N 102-ФЗ «Об ипотеке»), название стороны договора (имя адвоката) (ст. 25 Федерального закона от 31.05.2002 N 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ»). Сторонам разъясняется, что желательно включить в договор либо указывается на те нарушения обязательств, которые считаются существенными. Однако такие списки не устанавливают минимально необходимый набор условий договора.

Практика показывает, что вопрос о достижении соглашения по существенным условиям встает в ситуации неисполнения договора одной из сторон, и именно эта сторона обычно и ссылается на незаключенность договора, рассчитывая тем самым на освобождение от ответственности за неисполнение принятого по такому договору обязательства. Суды вынуждены признавать такие договоры незаключенными, поскольку по формальным основаниям соглашение по всем существенным условиям отсутствует. Такая ситуация не способствует стабильности гражданского оборота. Бороться с ней можно в двух направлениях:

— повышением правосознания и правовой культуры субъектов правоотношений, приводя их к убеждению в необходимости исполнять заключенные договоры, дорожить собственной деловой репутацией и добрым именем, пониманию недопустимости злоупотребления правом;
— ограничением свободы воли субъектов путем пересмотра самой категории существенных условий договора¹.

Как указывает Ломакин Д.В. в своей книге: «Корпоративные правоотношения: общая теория и практика ее применения в хозяйственных обществах» все гражданско-правовые договоры не сводятся лишь к поименованным в тексте ГК РФ соглашениям. В соответствии с п. 2 ст. 421 ГК РФ стороны могут заключить договор, не только предусмотренный, но и не предусмотренный законом или иными правовыми актами, — так называемый непоименованный договор. Данное обстоятельство обусловлено динамичностью гражданского оборота и обновлением общественных отношений, требующих особого правового регулирования. При рассмотрении соглашений второго типа всегда встает вопрос об их правовой природе и о месте в системе гражданско-правовых договоров. Подобные сложности могут возникать и при анализе договоров, поименованных в законах, но не получивших структурного обособления в разд.  IV ГК.

В разд. IV ГК РФ договор о создании корпорации не упоминается. Он указывается лишь в качестве одного из учредительных документов юридического лица (ст. 52 ГК РФ) и используется при описании учредительных документов отдельных видов хозяйственных обществ: общества с ограниченной ответственностью (ст. 89 ГК РФ) и общества с дополнительной ответственностью. При этом условия договора о создании корпорации, порядок его заключения, изменения и расторжения сформулированы в самом общем виде. Что касается договоров о создании корпорации, заключаемых при создании общества с ограниченной и дополнительной ответственностью, то положения о них содержатся в ст. 12 Федерального закона «Об обществах с ограниченной ответственностью». Таким образом, в действующем гражданском законодательстве положения договора о создании корпорации не систематизированы, а существующее хаотичное расположение правовых норм не имеет под собой никаких теоретических обоснований. Более того, отсутствие в тексте ГК РФ унифицированных и структурированных положений договора о создании корпорации не отвечает потребностям правоприменительной практики. Хотя есть предпосылки, что этот пробел вскоре будет восполнен, в частности, в проекте изменений в ГК предусмотрен корпоративный договор и там говорится, что правила о корпоративном договоре соответственно применяются к соглашению о создании хозяйственного общества, если иное не установлено законом или не вытекает из существа отношений.

Целью договора о создании корпорации является создание хозяйственного общества — нового субъекта права. Данный договор с появлением хозяйственного общества не прекращается, а сохраняет свою силу в течение всего периода существования самого хозяйственного общества. Договор о создании корпорации — это документ, который не только регулирует отношения, возникающие в процессе создания хозяйственного общества, но и регламентирует взаимоотношения учредителей друг с другом и с хозяйственным обществом в период существования последнего. Имущество, переданное во исполнение договора о создании корпорации его сторонами, становится частной собственностью создаваемого хозяйственного общества, а не поступает в общую долевую собственность сторон такого договора. Данные квалифицирующие признаки договора о создании корпорации не позволяют отождествлять его с договором простого товарищества, что иногда делается в юридической литературе, хотя между ними и существует много общего. Именно поэтому законодатель не упоминает о договоре о создании корпорации в гл. 55 ГК РФ, посвященной простому товариществу. В связи с этим вряд ли можно признать правомерным отказ законодателя от выделения договора о создании корпорации в самостоятельный договорный вид в разд. IV ГК РФ, в то время как сходный договор простого товарищества получил структурное обособление в гл. 55 Кодекса. Обстоятельно аргументированные предложения по выделению в тексте кодифицированного акта положений о договоре о создании корпорации неоднократно высказывались в научной литературе.

В современной литературе гражданского права России можно обнаружить довольно широкий спектр мнений о том, какой юридический факт или набор юридически значимых фактов лежит в основании конкретной корпорации. Но при всем многообразии теоретических позиций и приводимой аргументации в поддержку той или иной точки зрения все они могут быть объединены в несколько теоретических течений сообразно тому, на какую центральную идею опирается конкретная правовая позиция.

Одна группа исследователей, наиболее многочисленная, исходит из того, что в основании корпорации или создания путем учреждения вновь юридического лица лежит набор юридических фактов (сложный фактический или юридический (юридико-фактический) состав), при этом каждый из его элементов является так или иначе значимым и необходимым.

Наиболее детально подобная точка зрения представлена в работах Н.В. Козловой, которая исходит из того, что действия учредителей как юридические факты кор­поративного права в совокупности с актом государственной регистрации — юри­дическим фактом административного права — образуют юридический состав, порождающий возникновение нового субъекта гражданского права, юридическо­го лица. При этом решение единственного учредителя или учредителей следует признать соответственно односторонней или многосторонней корпоративной сделкой, направленной на возникновение нового субъекта права и установление корпоративного отношения между будущим юридическим лицом, его учредите­лем (учредителями, участниками) и лицами, осуществляющими функции его органов. В этот юридический состав входят также юридические факты, предше­ствующие решению учредителя (учредителей) о создании нового субъекта права, включающие договоры о совместной деятельности по созданию юридического лица или учредительные договоры, решения компетентного органа юридическо­го лица — учредителя о создании другого юридического лица, согласия компе­тентных государственных органов (антимонопольных и др.) или других лиц (собственника имущества учредителя), наконец, юридические факты админи­стративного права — акты государственной регистрации юридического лица. После государственной регистрации вновь созданного юридического лица ука­занный состав дополняется сделками учредителей, направленными на формиро­вание имущественной основы правосубъектности юридического лица, а также в необходимых случаях — актами государственной регистрации перехода прав на имущество от учредителя к юридическому лицу.

Подобные рассуждения можно встретить у других правоведов. Например, Г.В. Цепов, рассматривая проблематику создания акционерного общества, исхо­дит из того, что АО возникает на основе сложного юридического состава, вклю­чающего следующие юридические факты: 1) договор между учредителями, если количество учредителей более одного; 2) решение учредительного собрания (учредителя) о создании общества; 3) государственная регистрация общества регистрирующим органом.

В.С. Ем, хотя и не рассматривает специальным образом вопрос о том, что лежит в основании создания юридического лица корпоративного типа, тем не менее отмечает, что договоры о создании хозяйственных товариществ и обществ представляют собой многосторонние сделки. Из этого можно сделать вывод, что многосторонняя сделка, совершаемая учредителями хозяйственного товарищества или общества, служит основой для возникновения нового юридиче­ского лица. Другой вопрос, является ли эта сделка единственным и достаточным юридическим фактом, способным привести к возникновению новой организации.

Некоторые юристы не пытаются подвести юридические факты, лежащие в осно­вании корпоративного образования, под уже известные категории гражданского права и предлагают рассматривать отмеченную проблематику как «юридические факты корпоративного права».

К примеру, Д.В. Ломакин исходит из того, что можно выделить особую группу корпоративных юридических фактов, в данном случае корпоративными такие юридические факты предлагается именовать потому, что они порождают, изме­няют и прекращают корпоративные правоотношения.

Во многом схожая позиция приводится в специальном учебнике «Корпоративное право», подготовленном преподавателями кафедры предпринимательского права юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. В этом учебнике отмеча­ется, что «решение общего собрания (в том числе учредительного) является реше­нием органа хозяйственного общества, которое следует рассматривать как само­стоятельный юридический факт, порождающий наряду со сделками возникнове­ние корпоративных правоотношений».

Наконец, можно встретить публикации, посвященные частным вопросам, кото­рые возникают в связи с учреждением юридических лиц. Авторы таких публика­ций, не ставя своей целью раскрыть существо юридических фактов, лежащих в основе корпоративного образования, все же так или иначе выходят на пробле­мы более глубинного свойства, а потому вынуждены искать ответы на вопросы общетеоретического свойства. Примером может послужить полемика Р.С. Бевзенко и Ю.А. Тарасенко о юридической квалификации действий по внесению имущества в оплату уставного капитала юридического лица при его учреждении.

Р.С. Бевзенко, анализируя порядок совершения действий по оплате уставного капитала хозяйственного общества, отвергает точку зрения, согласно которой договор о создании корпорации следует признавать разновид­ностью договора простого товарищества, заключаемого учредителями. При этом исследователь предлагает различать основание обязанности учредителя по оплате доли в уставном капитале и исполнение указанной обязанности. Соответствен­но в качестве такого основания выделяется конструкция договора подписки на акции, заключаемого между АО и лицом, желающим стать его акционером, при­чем названный договор является двусторонним и возмездным, а передача имуще­ства, составляющего оплату акций, есть не что иное, как исполнение акционером договора подписки; для ООО аналогичным основанием выступает учредительный договор, а передача имущества в оплату уставного капитала представляет собой исполнение уже не двустороннего договора, а взаимных обязанностей учредителей, вытекающих из учредительного договора. Если вновь создаваемое ООО являет­ся компанией одного лица, то передачу имущества в оплату уставного капитала предлагается рассматривать как осуществляемую на основании одностороннего волеизъявления — сделки.

Ю.А. Тарасенко, возражая Р.С. Бевзенко, исходит из того, что «отношения между учредителем и обществом в процессе формирования уставного капитала нельзя сводить к какому-либо договорному типу», причем не только к договору — дву­сторонней сделке (учредитель — корпорация), но и к сделке многосторонней, заключаемой учредителями, — эту позицию автор также критикует. Напротив, конструкцию размещения акций, в том числе распределения ценных бумаг среди учредителей АО при его создании, исследователь квалифицирует в качестве особо­го рода односторонней сделки, направленной на раздел учредителями определен­ного количества акций; особенность такой сделки состоит в том, что, «опосредуя процесс распределения акций, она не связана с процессом права собственности». Вероятно, имеется в виду переход прав на акции от одного лица (АО) к другому (учредителю АО). Поскольку для сделки, направленной на переход прав на акцию, в таком случае не остается места, предлагается отталкиваться от того, что «право (на акцию) возникает у учредителя непосредственно. Моментом его воз­никновения, очевидно, следует считать момент возникновения самой акции».

Впоследствии Р.С. Бевзенко, критикуя позицию Ю.А. Тарасенко, лишь укрепил­ся во мнении о правильности отстаиваемой им «договорной концепции форми­рования капитала акционерного общества».

Без проведения детального разбора каждой из обозначенных выше теоретических позиций можно указать на некоторые сильные и слабые стороны каждой из суще­ствующих сегодня точек зрения.

Как представляется, наиболее верной является правовая позиция, согласно кото­рой создание юридического лица частного права опосредуется сложным фактиче­ским составом (набором юридических фактов), причем превалирующее значение имеет так или иначе совершаемая или обусловленная учредителями сделка (Н.В. Козлова, В.А. Захаров). Поскольку корпорация создается благодаря веле­нию ее учредителей, то и раскрытие существа юридических фактов, опосредую­щих создание корпоративного образования, apriori будет более корректным там, где в основании правовой конструкции будет лежать воля, точнее, волеизъявле­ние учредителей.

Однако сторонники сделочной природы создания юридического лица решают лишь часть исследовательской задачи: обозначая суть (в основании создания кор­порации лежит сделка), они тем не менее не дают ответа на некоторые частные вопросы. А именно, если помимо сделки учредителей созданию юридического лица сопутствуют иные юридически значимые факты, образующие вместе с ука­занной сделкой тот самый сложный фактически состав, то как соотносятся между собой подобная сделка и прочие юридические факты? В чем сделка находит выра­жение, кем именно она совершается и в какой момент ее можно считать совер­шенной? Где условия этой сделки находят закрепление, т. е. что является формой или формами такой сделки, может ли такая сделка впоследствии изменяться и в какой части (все или только отдельные ее условия могут изменяться), каков порядок изменения такой сделки, если это сделка? Что в такой сделке значимо только для стадии создания организации, а что может иметь значение для после­дующего существования корпорации? Каким образом к указанной сделке могут впоследствии присоединяться новые участники, если в ней сохраняются отдель­ные элементы, которые имеют значение, не ограниченное каким-либо сроком?

Позиция Г.В. Цепова, согласно которой в основании возникновения акционер­ного общества (а также, если продолжить эту мысль, в основании любой иной корпорации) лежит устав, помимо прочего определяющий дальнейшее существо­вание АО, при этом «устав обладает качествами односторонней сделки общества», на первый взгляд схожа с позицией правоведов, усматривающих в основа­нии создания корпорации сделку. Однако при более внимательном изучении ста­новится ясно, что сходство лишь внешнее: несмотря на то что созданию АО сопутствует совершение целого ряда юридически значимых фактов (заключение специального договора учредителей, принятие решения единственным учредителем или учредительным собранием, государственная регистрация общества), определяющее значение в данном случае имеет устав общества, за которым при­знается свойство юридического факта особого рода, во многом являющегося односторонней сделкой самого общества. Если учредители совершают ряд юри­дически значимых действий, в том числе утверждают устав, то как устав может быть юридическим фактом, во многом обнаруживающим признаки односторон­ней сделки самого АО, при том что утверждается он учредителями тогда, когда собственно АО еще нет? Даже если бы АО формально существовало, каким обра­зом оно, по сути являясь не более чем фикцией, лишенной какой-либо собствен­ной воли, может совершать какие-либо сделки самостоятельно? Понятно, что воля АО — это воля тех, кто за ним стоит, но тогда зачем вообще вести речь о «качествах односторонней сделки общества», если такая сделка (как факт ее совершения, так и содержание) в действительности оказывается полностью пре­допределенной учредителями? В таком случае если и называть устав сделкой (что также некорректно, поскольку устав может быть лишь формой чего-либо, но не сущностью, которую он оформляет — например, сделку или иной юридический факт), то не сделкой самого общества, а тех, кто совершает акты волеизъявления, отождествляемые с волеизъявлением общества. Соответственно подход Г.В. Цепова, пока не будут сняты все эти вопросы, не решит тех проблем, которые обсуж­даются применительно к сделочной теории.

Концепция особых «юридических фактов корпоративного права» при всей внеш­ней привлекательности подобного подхода мало что объясняет с точки зрения существа как для теории, так и для практики. Для теории гражданского права обо­значение чего-либо до настоящего времени неясного через отнесение к специфи­ке корпоративного права — это объяснение одного неизвестного через другое неизвестное. Для практики, которой требуются простые и прогнозируемые реше­ния, подобный подход еще более бесполезен: если вместо внятных правовых кон­струкций предлагается что-либо разрешать исходя «из специфики корпоративно-правовых отношений», то юриспруденция превращается в шаманство с никому не ведомыми заклинаниями, в которых чаще всего звучат слова, производные от термина «корпоративный». В этом случае любая критика, когда речь заходит об особых юридических фактах корпоративного права, рано или поздно упирается в вопрос о том, что понимается под корпоративным (корпоративным правом, кор­поративными отношениями, самой корпорацией). И поскольку рассуждения о природе «корпоративного» приобретают чрезвычайно абстрактный характер, то применительно к учению о юридических фактах, в том числе юридических фак­тах корпоративного права, подобный подход ничего не дает.

Позиция Р.С. Бевзенко, пытающегося обнаружить элементы договора подписки на акции, заключаемого между приобретателем акций, с одной стороны, и эми­тентом акций, обществом, их размещающим, — с другой, грешит тем же недо­статком, что и точка зрения Г.В. Цепова. Договор, будучи двусторонней сделкой, предполагает согласованное волеизъявление двух лиц, однако о каком согласии может идти речь между учредителем общества и АО, которое формально-юридически как субъект права, способный совершать какие-либо акты волеизъявления, еще не возникло? Более того, вопрос здесь не в том, когда формально АО сможет выражать свою волю, а в том, что применительно к размещению акций при учре­ждении АО вообще никто никого не спрашивает: акции среди учредителей АО размещаются из самого факта создания АО. Между тем для любой двусторонней сделки характерно, что воля обеих сторон имеет решающее значение как для факта совершения сделки (достижения согласия), так и для определения ее содер­жания (условий). Ничего подобного не наблюдается применительно «к договору подписки на акции», элементы которого пытаются обнаружить в связи с разме­щением акций среди учредителей АО при его создании. Это, конечно, вовсе не исключает «договорной концепции формирования капитала акционерного общества» при его учреждении, весь вопрос в том, кто и какой «договор» заклю­чает в таком случае.

Ю.А. Тарасенко, оппонирующий Р.С. Бевзенко, который пытается обосновать особую одностороннюю сделку по разделу акций среди учредителей, причем не сводимую ни к договору, ни к сделке по переходу права собственности на акции, возможно, решает проблему волеизъявления АО. Но возникает вопрос: что дает подобное объяснение для системного понимания процесса учреждения АО? Если одностороннюю сделку по распределению акций среди учредителей совершает само АО, то мы возвращаемся к той же ошибочной точке зрения, которой при­держивается оппонент Ю.А. Тарасенко, поскольку зачастую такую сделку некому совершать на стороне, противоположной акционеру-учредителю. И даже если такой субъект уже существует, от него ничего не зависит: можно ли представить (не умозрительно) ситуацию, при которой АО отказало бы в совершении такой сделки в пользу учредителей и не распределило акции, причитающиеся им при создании общества? Очевидно, что нет, а если такую ситуацию и можно предста­вить, то она всецело будет предопределена действиями (перехват корпоративного контроля) или бездействием (неоплата размещаемых акций в установленный срок) самих же учредителей. В таком случае какая же это односторонняя сделка АО? Если же это сделка не самого АО, а его учредителей, то как она может при­знаваться односторонней? Все эти вопросы остаются без ответа. Применительно к практике подобный подход означает, что процесс размещения акций среди учредителей лишен какого-либо договорного элемента, а потому независим не только от АО, но и от другой стороны, т. е. получателей акций: если однажды что-либо было согласовано (сколько акций и в каком порядке причитается), то подоб­ные положения не могут быть пересмотрены.

Сама постановка вопроса о том, насколько значима сделка, совершаемая учреди­телями, и как она соотносится с прочими юридически значимыми фактами, свя­занными с созданием юридического лица, некорректна: в таком вопросе в свер­нутом виде содержится предположение, что наряду с подобной сделкой существуют какие-то иные юридические факты, которые если и не имеют однопорядковое значение со сделкой, лежащей в основании создания юридического лица, то хотя бы так или иначе играют некую вспомогательную роль, придавая этой сделке более завершенный вид.

Подобный подход вполне закономерен для современной отечественной науки гражданского права, поскольку во многом является слепком с того порядка созда­ния юридического лица, который задается позитивным правом. Но обладает ли порядок создания юридического лица, закрепленный российским правом, уни­версальным значением, одинаковым для всех правопорядков по всему миру? Оче­видно, что нет.

Соответственно любые объяснения сущности сделки, сопутствующей созданию корпоративного образования, а также всех прочих юридически значимых фактов, предшествующих или сопровождающих создание юридического лица, превра­щаются в комментарий действующего российского законодательства, а потому не обладают свойством теории, равно применимой ко всем или значительной части корпоративных правопорядков. Для того чтобы не повторять подобной ошибки, можно на какое-то время отойти от того порядка создания юридического лица, который характерен для действующего российского законодательства, и попы­таться создать теоретическую модель, в большей или меньшей степени примени­мую к значительной части правопорядков, хотя и описываемую в терминах, известных отечественной теории гражданского права. Затем, если подобная модель окажется жизнеспособной и убедительной, вернуться к российскому позитивному праву и «проявить» ее элементы в существующем праве.

 Кто является движущей силой в процессе создания при учреждении впервые любого корпоративного образования, благодаря чьим усилиям и действиям такое образование получает жизнь? Очевидно, что возникновение корпорации всецело обусловлено волей ее создателей, учредителей, поскольку, если бы не их стремле­ние создать фиктивный субъект права, конкретное юридическое лицо не возни­кло бы в принципе. Желания и стремления иррелевантны для права, пока они не находят юридически значимого звучания, соответственно если возникновение корпорации возможно исключительно по воле ее учредителей, то юридический факт, совершаемый учредителями для достижения ожидаемой цели, и есть то, что порождает правоотношение(я) по созданию такого юридического лица.

Итак, соединяя поверхностное, бытовое представление о мо­тивах создания корпорации с гражданско-правовым понятием сделки, почерпну­тым в теории юридических фактов, можно прийти к закономерному выводу, что в основании создания конкретного корпоративного образования лежит сделка.

Кто совершает подобную сделку? Очевидно, что если конкретная корпорация создается по велению учредителей, то именно они выступают в роли тех, кто совершает сделку. Волеизъявление учредителей, направленное на возникновение нового корпоративного образования, составляет самую суть подобной сделки.

Содержание сделки, направленной на создание нового юридического лица, составляют условия, задающие на будущее смысловое наполнение тех правоотно­шений, которые возникнут (или должны возникнуть) когда-либо в связи с ее совершением. Поскольку сделка совершается не только ради того, чтобы юриди­ческое лицо однажды возникло, но и ради того, чтобы вновь возникший искусст­венный субъект права просуществовал какое-то (незначительное или, напротив, неопределенно долгое) время, то в цели совершения сделки следует включить, кроме стремления создать корпорацию, также обеспечение того или иного продолжительного ее существования. Двуединой цели совершения сделки по созда­нию корпорации соответствуют две группы условий такой сделки: во-первых, условия, направленные на возникновение правоотношений, опосредующих собственно создание юридического лица; во-вторых, условия, задающие все те правоотношения, которые могут возникать, пока конкретная корпорация будет существовать. Точкой, разделяющей эти группы условий, служит момент, с кото­рым позитивное право того или иного правопорядка связывает возникновение юридического лица как самостоятельного субъекта права. В течение всего срока жизни корпорации проявляются лишь условия, задавшие ее существование, а сле­довательно, задавшие массив всех корпоративных правоотношений. Прекраще­ние таких правоотношений тоже представляет собой обозначенный позитивным правом формализованный момент, в связи с которым юридическое лицо, ранее созданное и какое-то время существовавшее, признается прекратившим свою деятельность как самостоятельный субъект права.

Таким образом, сделка, направленная на создание корпоративного образования, не только оказывается дискретным юридическим фактом, но также обладает довольно впечатляющим содержанием: включает в себя ряд условий, задающих на будущее множество правоотношений, как сопутствующих (предшествующих) появлению юридического лица, так и возникающих впоследствии, пока такое юридическое лицо существует, казалось бы, вне всякой связи с велением его учре­дителей. Правда, с обывательской точки зрения на рассматриваемую проблему может возникнуть вопрос: каким образом учредители, думающие только о созда­нии организации, успевают согласовать миллионы возможных условий сделки, особенно имеющих значение для последующего существования корпорации, и где все эти условия находят закрепление, где они формализуются?

Тот же вопрос уместен и в случае заключения любой иной сделки, особенно дву­сторонних сделок — договоров. Когда стороны согласуют условия двустороннего договора, то подчас им вполне достаточно достигнуть согласия о предмете договора. Все прочие условия скорее всего будут восполнены через последующее обращение к нормам позитивного права, посвященного договорам, вне зависи­мости от того, где эти нормы содержатся: в законе, судебной практике или заве­денной практике взаимоотношений сторон. При этом не имеет значения, в рам­ках какого правопорядка и сложившейся традиции права заключается конкрет­ный договор — в российском ли праве, где стороны договора традиционно ограничиваются согласованием наиболее принципиальных для них договорных позиций и отражением их в тексте договора, или в англо-американском праве, где в договорах обычно описаны на десятках, а то и сотнях страниц все хоть сколько-нибудь значимые для будущих взаимоотношений сторон условия. В любом случае ранее заключенный договор будет так или иначе неполным, незавершенным: жизнь слишком многогранна и противоречива, чтобы на этапе заключения дого­вора можно было предусмотреть все или почти все проблемные ситуации, кото­рые возникнут в будущем; кроме того, стороны, заключающие договор, вполне возможно, последуют примеру других участников оборота и не будут вовсе ничего придумывать сами, полагаясь на то, что уже есть в позитивном праве. Из подоб­ного феномена, рассмотренного в рамках так называемого экономического ана­лиза права и известного как проблема незавершенных контрактов, вытекает вполне очевидный вывод: в содержание конкретного договора входят не только положения, согласованные сторонами и нашедшие отражение в договоре явно выраженным образом или подразумеваемо, но также и все те правовые установле­ния, что конструируют соответствующий договорный тип или вид, включая нормы закона, иных нормативных актов, судебной практики, обычаев.

Почему стороны, вступающие в договорное обязательство, не могут заключить договор, исчерпывающим образом описывающий все возможные в будущем ситуации? Для юриста ответ очевиден и предполагает учет всех правовых уста­новлений, которые существуют при заключении договора, а потому приводят к ограничению принципа автономии воли и свободы договора известными рам­ками, учитывающими множество разнонаправленных интересов, нашедших отражение в праве. Свой ответ на этот вопрос предлагают также экономисты, точнее, специалисты, занимающиеся экономическим анализом права. При том что существуют транзакционные издержки, информационная ассиметрия, опи­сать в договоре все жизненные ситуации, которые могут возникнуть в связи с исполнением вытекающих из него обязательств, невозможно. Если же пред­положить, что такой договор (его условия) будет все же описан его сторонами,то издержки, которые стороны понесут при его заключении, будут чрезвычайно велики. Это соображение оправдывает существование права, а также механиз­ма правового регулирования как такового.

В свете приведенных соображений о механизме согласования договорных усло­вий и соотношения автономии воли сторон с нормами права становится видна еще одна проблема. Очевидно, что содержание договора оказывается не статич­ным, а динамичным: стороны по тем вопросам, где они могли проявить свою автономию воли и создать собственные правила поведения для целей конкретной сделки и вытекающих из нее правоотношений, подчиняя договор тому или иному правовому регулированию, фактически соглашаются на то, что такое правовое регулирование в будущем может меняться, увлекая за собой отношения, происте­кающие из соответствующего договора, которые в таком случае будут моделиро­ваться исходя из вновь возникших норм права. Тем самым регулятор (законода­тель, судья, бизнес-сообщество и проч.), создающий нормы права, которые в дальнейшем определяют содержание конкретных правоотношений, возникших из договора (где они, видимо, не получили направляющего ориентира, иначе определяющим в таком случае был бы договор) специального масштаба поведе­ния, становится незримым участником любого договора, если стороны договор­ного обязательства что-то не согласовали по тем вопросам, которые впоследствии подпадают под регулирование норм права, привходящих в содержание ранее заключенного договора. Подобная логика действует как в случае диспозитивных норм права, применяемых по умолчанию к соответствующим отношениям, так и в случае императивных установлений, если положения конкретного договора противоречат им, а потому вместо договорных условий подлежат применению exante(там, где вместо условий договора напрямую будет применена норма закона) или expost(например, при переквалификации сделки судом (п. 2 ст. 170 Граждан­ского кодекса Российской Федерации; далее — ГК РФ) или при признании сдел­ки недействительной полностью или в части и применении императивных норм закона, фактически аннулирующих эффект от ранее заключенного договора) пра­вила, установленные императивной нормой права. При этом приведенные выше соображения имеют значение для любого современного правопорядка, вне зави­симости от того, где и по каким правилам заключается конкретный договор. Единственное различие, которое можно будет обнаружить при движении от одно­го договорного правопорядка к другому, сводится к степени договорной свободы и автономии воли, предоставляемой сторонам при конструировании ими собственных договорных условий: где-то эта свобода очень большая, тем самым важность норм права, особенно императивных предписаний, незначительна; где-то, напротив, автономия воли незначительна, а потому сторонам договора оста­ется лишь согласовать какие-то несущественные моменты, имея в виду, что все остальное так или иначе урегулировано правом, не допускающим каких-либо серьезных отступлений.

 Рассмотрим конкретное дело. Истец (ОАО «Сельхозхимия», в отношении которого введена процедура банкротства, должник) обратился в суд, требуя признать недействительным договор о создании ООО и применить последствия его недействительности в силу притворности сделки. Он мотивировал это следующим образом. Участвуя в создании нового общества, должник (истец), по существу, прикрывал другую сделку, а именно — реорганизацию АО в форме выделения без соблюдения прав кредиторов, как требуют правила ст. 60 ГК РФ.

Решением Арбитражного суда Белгородской области, оставленным без изменения постановлением апелляционной инстанции, в иске отказано. Отказывая в удовлетворении кассационной жалобы, федеральный арбитражный суд подчеркнул, что полученная истцом (должником) в результате создания хозяйственного общества доля в уставном капитале была включена в конкурсную массу должника. С учетом приведенного факта договор о создании хозяйственного общества не может быть признан недействительным по мотивам притворности сделки, поскольку не влечет за собой увод имущества из ОАО «Сельхозхимия» с целью уклонения от погашения долгов перед кредиторами.

В деле, рассмотренном ФАС Дальневосточного округа, истец мотивировал свои требования признать недействительным договор о создании АО отсутствием согласия со стороны собственника имущества, находившегося у ответчика на праве хозяйственного ведения, на внесение его в качестве вклада в уставный капитал вновь создаваемого юридического лица.

Суды всех трех инстанций вполне обоснованно исходили из ничтожности такой сделки как не соответствующей положениям закона на основании ст. 168 ГК РФ. В рассматриваемой ситуации необходимо руководствоваться п. 2 ст. 6 Федерального закона от 14 ноября 2002 г. N 161-ФЗ «О государственных и муниципальных унитарных предприятиях», согласно которому решение об участии унитарного предприятия в коммерческой или некоммерческой организации может быть принято только с согласия собственника имущества унитарного предприятия.

К признанию договора о создании АО недействительным может также привести принятие на общем собрании (акционеров, пайщиков) решения об участии в АО при отсутствии кворума.

Арбитражные суды уделяют большое внимание представлению доказательств, подтверждающих факт наличия кворума на общем собрании. Представляется, что к доказательствам такого рода должны относиться документы регистрации лиц, участвующих в собрании, причем для суда они имеют приоритетное значение по сравнению со свидетельскими показаниями.

В отношении признания недействительным договора о создании АО как совершенного с целью, противной основам правопорядка и нравственности, интересен подход Тринадцатого арбитражного апелляционного суда.

Истец, выступая одним из учредителей АО, обратился в суд с иском к ответчику, также являвшемуся учредителем названного общества. В обоснование своих требований истец указал на скрытие ответчиком того факта, что на момент подписания договора о создании АО он не являлся гражданином РФ. При регистрации юридического лица ответчик не заполнил лист, предусмотренный для иностранных граждан, что явилось нарушением ст. 12 Федерального закона от 8 августа 2001 г. N 129-ФЗ «О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей», требующей представления достоверных сведений.

Совершенная в результате обмана сделка является ничтожной как противная правопорядку и нравственности (ст. 169 ГК РФ). Судом было установлено, что ответчик на момент подписания оспариваемого договора имел гражданство как российское, так и иностранное. Апелляционная инстанция обозначила позицию, согласно которой наличие двойного гражданства у одного из учредителей (стороны договора), о котором не было сообщено другим учредителям, не может повлечь недействительность договора о создании АО как совершенного вследствие обмана с целью, противной основам правопорядка и нравственности. Целью подобных сделок является достижение результата, который не просто не соответствует закону или нормам морали, а противоречит основам правопорядка и нравственности. Данное противоречие должно быть заведомым, т.е. очевидным для всех и каждого из участников гражданского оборота, что в рассматриваемой ситуации отсутствовало.

Вместе с тем стоит заметить, что недостоверность документов, представленных при регистрации учредительных документов, может повлечь такие правовые последствия, как признание решения регистрирующего органа недействительным, а действия регистрирующего органа — незаконными в порядке гл. 24 АПК РФ.

Не является основанием для признания недействительным договора о создании АО отсутствие государственной регистрации перехода права собственности учредителя на недвижимое имущество, впоследствии переданное вновь созданному АО в счет оплаты приобретаемых акций. При этом обязательным является условие о том, что право учредителя на отчуждаемое имущество возникло до введения в действие Федерального закона от 21 июля 1997 г. N 122-ФЗ «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним» (постановление ФАС Центрального округа от 21 октября 2003 г. N А08-1634/03-3).

К отказу в удовлетворении заявляемых требований может привести неправильное основание иска.

Взаимоотношения между эмитентом (обществом) и приобретателем акций общества регулируются Законом об акционерных обществах. Однако договор о создании общества, заключаемый между учредителями в соответствии со ст. 9 Закона, не относится к договору купли-продажи. Поскольку исковые требования были основаны на сделке купли-продажи, суд отказал в удовлетворении иска

При предъявлении иска о признании договора о создании АО недействительным и применении последствий его недействительности необходимо правильно исчислять срок исковой давности.

Арбитражные суды руководствуются правилами, установленными для исчисления сроков исковой давности по недействительным сделкам (ст. 181 ГК РФ). Так, иск о применении последствий недействительности ничтожной сделки может быть предъявлен в течение трех лет с момента начала исполнения договора о создании АО. Доводы истца о том, что исчисление срока исковой давности начинается только после регистрации АО, признаются в судах несостоятельными.

Заявление о применении последствий пропуска срока исковой давности в соответствии с п. 2 ст. 199 ГК РФ может исходить только от стороны спора. Учитывая, что рассматриваемый договор является договором о совместной деятельности, его сторонами, а следовательно, и надлежащими ответчиками по делу выступают учредители акционерного общества. Именно они вправе обращаться с заявлением о применении последствий пропуска срока исковой давности.

Представляется, что создание корпорации представляет собой совокупность юридических фактов, в котором каждый отдельно взятый элемент очень важен и значим.