Руководство по взаимной любви 82 Annotation Моя собака любит джаз
 Скачать 1.01 Mb.
|
Все мы инопланетяне на этой земле  Каждую субботу с воскресеньем я надеялся, что папа побудет дома. Мы будем болтаться по улицам, сходим в тир, покатаемся на водном велосипеде… Но мой папа ничего этого не мог. Все воскресные дни напролет он ходил на курсы изучать летающие тарелки.  Случилось это так. Однажды он выбежал из комнаты и в своих черных кожаных шлепанцах заметался по квартире. — Люся! — закричал он. — Люся! Где моитуристские ботинки? — А что за спешка? — спрашивает мама. — Я уезжаю! — Куда? — На Шамбалу! — говорит папа. — Это далекий горный край. Там живут космические пришельцы. Шамбала зовет меня. — Ты в своем уме? — спрашивает мама. — Я поливал цветок, — сказал папа. — И я его спросил: «Скажи, есть на свете Шамбала, люди не врут?» — И ОН НАКЛОНИЛСЯ! «А Шамбала меня зовет?» — Наклонился!!! — Я сейчас врача вызову, — сказала мама. — Не веришь?! — вскричал папа. — Идем, я тебе покажу! Мы зашли в комнату, а из папиного шкафа все вынуто, и он на кучки раскладывает ледоруб нержавеющий, наш общий карманный фонарик, термос, чай, кипятильник, зубную пасту и зубную щетку. Папа близко подвел нас к цветку — к ваньке мокрому на подоконнике, и он спрашивает у ваньки: — Ваня, Шамбала меня зовет? Тот не шелохнулся. — Ну ответь мне, ответь, — стал упрашивать папа. — Ты же мне говорил… В общем, когда он спросил несколько раз, ванька поклонился. — Видели? Видели? — закричал папа. — При вас он еще не очень. А когда мы с ним были одни… — А где это расположено? — спрашивает мама. — Горы Гималаи, страна Непал, — гордо и свободно отвечал папа. — Я звонил, узнавал: самолет в семнадцать сорок. — Самолет — КУДА? — В Катманду! — Кто тебя там ждет, в этой Катманду? — Мама встала у двери в прихожей. — Ты и языка-то не знаешь. Ни визы, ни валюты… С инопланетянами собирается встречаться! А у самого ум — как у ребенка… Короче, мы отговорили его. Папа плакал в семнадцать сорок, когда улетел самолет. А наутро взял и записался на курсы изучения летающих тарелок. Он совсем забросил нас, землян. Он раскрыл сердце космосу. И мы, папины близкие, — я, мама и наша такса Кит — посыпались из его сердца, как горох. Он смотрел на нас равнодушными глазами, а когда я на даче опился парным молоком, он сказал безо всякого сочувствия: — Ничего, такова жизнь. Приехал на курорт — погулял — заболел — выздоровел — сел в тюрьму — вышел — женился — поехал на курорт — умер. Он прекратил добывать еду, позабыл дорогу в прачечную, год не брал в руки веник. — Я уже не представляю себе папу метущим, — жаловалась мама, — а только мятущимся. Если он смотрел телевизор и возникали помехи, папа говорил: — Летающие тарелки пронеслись над Орехово-Борисовом в сторону Бирюлева или Капотни. Если мама просила его поискать в магазинах носки или ботинки, папа отвечал: — Я ищу в жизни не ботинки и носки, аконтакта с инопланетным разумом. — Мы одиноки во Вселенной! — кричала на папу мама. — Мы без конца прощупываем космос и никого пока не нащупали! А папа отвечал: — Я смеюсь над тобой, Люся! Над твоими убогими представлениями о мире. Знаешь ли ты, что, когда художник рисовал Ленина, Ленин мечтательно посмотрел на небо и сказал: «Наверняка есть другие существа, обитающие на других планетах, обладающие другими органами восприятия из-за разницы давления и температур!» На даче в Уваровке у нас украли с крыши трубу, с огорода украли кусты старой черной смородины, из колодца украли ведро. Какие-то жучки съели за зиму полдома… А папа сидел сложа руки на крыльце и говорил нам, что жизнь на Земле появилась не сама. Кто-то привез нас с иных планет и теперь опекает, как младенцев. — От обезьян никому не хочется происходить, — грустно говорила мама. — А всем от инопланетян. А папа думал: попадись ему космический пришелец — хоть в виде мыслящей плесени или океана, краба или инфузории-туфельки, — папа, конечно, вмиг его узнает и распахнет ему навстречу объятия. — Миша! Миша! — звала мама папу и та кой взгляд давала фиолетовый. А папа думал; если я встречу представителя внеземных цивилизаций, что спрошу? Откуда вы? Откуда мы? Когда наступит дружба между народами? А мама то наденет новое платье, то испечет пирог с надписью: «Привет Михаилу!», то свяжет папе варежки. Как-то раз, чтобы обратить на себя папино внимание, совсем остриглась под лысого. А папа уставится в окно и смотрит на кучевые облака. Небо в Уваровке на закате стоит перед глазами, как горы. С деревьев облетали листья. Такса Кит бегал за окном, обалдев от шуршания листьев. У него ноги короткие, и шуршание близко, под самым ухом. Листья летели и забывали о дереве, — как папа о нас с мамой и Китом. — Дальше так жить нельзя! — решил наконец папа. — Надо обратиться к космическому разуму через Организацию Объединенных Наций. Я люблю определенность. Я хочу знать: существуют ли инопланетяне? — Все мы инопланетяне на этой земле, — сказала мама. Она помыла посуду, повесила фартук на гвоздик и… начала исчезать. Прямо на глазах. Она стала как рисунок, будто невидимая мама была обрисована тонкой линией — лиловым карандашом. Кит задрожал и полез под кровать. Папа насторожился, как боевой конь при звуках трубы. У меня голова пошла кругом. А мама превратилась в блин. Блин светящийся, огненный и лучистый. Он помаячил из стороны в сторону, вылетел в форточку и с диким грохотом стремглав улетел на небо. Мы стояли — я, папа, Кит — как окаменелые. — Профуфукали инопланетянина! — сказал папа. Он уже хотел кусать локти и рвать на себе волосы. Но наша мама, конечно, вернулась. Приходит со станции с авоськой огурцов. — Не бойтесь, — говорит. — Никуда не денусь. Не могу же я бросить вас на произвол судьбы. ФАНТОМ БУЗДАЛОВА. Теперь мы висели один на один, с глазу на глаз, не на жизнь, а на смерть. Он висел ровно и немигающим глазом глядел прямо перед собой, производя впечатление человека, способного с легкостью провисеть жизнь. Я тоже висел — несгибаемый, с бесстрастным лицом. Я знал: если я упаду — меня ждет бесславный конец. Как-то у нас по природоведению была контрольная на тему человека. Мы проходили голову, скелет, лопатки, зубы, уши… Все хохотали я не знаю как! А Маргарита Лукьяновна сказала: — Кому смешно, может выйти посмеятьсяза дверью. И прицепилась именно ко мне. — Антонов, — говорит она, — ты знаешь, где у человека что? А я смеюсь, не могу остановиться. Такая чертовская вещь этот смех. Его нельзя сдержать, можно только напрячься, но в этом случае я за себя не ручаюсь. — Антонов, — сказала Маргарита Лукьяновна. — Я ясно вижу твое будущее. Ты никогда не принесешь пользу Родине. И не достигнешь никаких высот. Ты будешь есть из плохой тарелки, дырявой ложкой, спать на диване с клопами и в пьяной драке зарежешь товарища. Вообще уже учителя дошли! Им даже в голову не приходит, что такой двоечник, как я, может стать садовником. Ведь стать садовником — никаких дипломов не нужно. Садовником в красных кедах, окучивающим пионы, в кепке и с бакенбардами. Откуда ей знать, что я сам всех боюсь? Если я вижу жужелицу в книге, мне кажется, что она меня уже укусила. Когда я был маленький и видел много людей, и что все они идут куда-то, мне казалось, что все они идут убивать дракона. И вот теперь он — Буздалов. О нем во дворе ходили страшные слухи. — Видишь — трава примятая? — говорили жильцы. — Здесь Буздалов сидел в одном шерстяном носке и из-за куста подслушивал чужие разговоры. — Видишь перья? — говорили они. — Это Буздалов ворону съел. Буздалов — ногти нестриженые, зубы нечищеные, голова, как бицепс на плечах, а первое слово, которое он сказал в своей жизни, — «топор». Как-то Буздалов допрыгался: ему выбили зуб, а через неделю на этом месте у него вырос новый зуб — золотой. Я чуть не умер от страха, когда он погнался за мной — хотел пригробить. Но я отвлек его разговором. Папа говорит: — Мой Андрюха, хотя и двоечник, но оченьспособный. Я его отдам в английскую школу, и в музыкальную, и в фигурное катание. А мама:. — Какое фигурное катание? Ему надоучиться лупасить хулиганов! Нельзя в нашевремя быть тютей и мокрой курицей. — Люся, Люся! — отвечал папа. — У каждого из нас есть свой ангел-хранитель. И если кто-то не слышит шороха его крыльев, то это у него с ушами что-то, а не означает, что его нет. — Но на всякий случай, — говорила мама, — ты должен воспитывать в Андрюне храбрость. А папа отвечал: — Я и сам-то не очень храбрый. Я научу нашего сына великому искусству убегать. Ты знаешь, Люся, когда надо убегать? За пять минут до того, как возникнет опасность. — А если с ним будет девушка? — сказала мама. — И на эту девушку в темном переулке накинется головорез? Я сразу представил себе: ночь, ветер теплый, совсем не пронизывающий, я и моя девушка возвращаемся из ресторана. — Это какое созвездие, Андрей? — спрашивает девушка. — Это Большая Медведица, дорогуша, — отвечаю я. И тут появляется Буздалов с чугунным утюгом. И перед носом у моей девушки демонстративно накачивает мышцы шеи. — Хорошее дело, — говорит он, — мускулы качать. Благородное. Ни о чем не думать, только качать и качать. А потом их взять как-нибудь однажды и использовать!.. Я бы дал тягу, но моя-девушка — нескладная, неуклюжая, ей не унести ноги от Буздалова. Если я убегу, он стукнет ее утюгом и съест, как ворону. — Я должен спасти свою девушку, — сказал я. И папа сказал: — Да, ты должен ее спасти. И он повел меня в секцию боевых китайских искусств при ЖЭКе. В одну вошли дверь — там арбузы продают. В другом помещении встретил нас физкультурник. Сам красный, с красными руками, такой пупок у него мускулистый. Тренер «у-шу» Александр Алексеевич. Потные, красные, толпились вокруг его воспитанники. Особенно кто прошел курс, тот выглядел, конечно, смачно. Мы как взглянули с папой — такие лица, такая речь там слышится, — нам сразу захотелось домой. Но моя перетрусившая девушка, похожая на пингвина, стояла у меня перед глазами, а злоумышленник Буздалов занес над нею свой утюг. — Я остаюсь, — сказал я папе. А папа сказал тренеру: — Друг! Возьми моего сына в обучение. А то что у нас за семья? Мать больная, прикована к постели — у нее ангина. Я — ты видишь — сутулый, сухощавый. Пусть хоть сын у нас будет громила. С этими словами папа внес за меня деньги и пошел покупать арбуз. — Китайская борьба у-шу, — начал Александр Алексеевич, когда мы набились в физкультурный зал, — учит избавляться от образа врага. Достаточно представить его себе в деталях, или, как мы — мастера у-шу — это называем, — создать фантом. Я отвернулся и стал смотреть в окно. Какое дуб необычайное дерево! Не липа, не тополь, чего в городе полно. А именно дуб! И желуди, я их всегда собираю. Это все равно как бесплатный подарок. — Вот он стоит перед тобой — твой враг, — сказал Александр Алексеевич. — И бой с ним легок, как щелчок пальцев. А я думал: «Чего слоны не стесняются без штанов ходить? Такие же люди, только жирные». — Вы должны все вложить в свой удар, — настаивал Александр Алексеевич. — В бою, говорят китайцы, участвуют даже мышцы уха, хотя в ухе мышц нет!.. А я не понимаю, как может захотеться ударить человека? И также я не представляю, как это может чесаться хвост? — Присел! — вдруг крикнул АлександрАлексеевич. — Чем ниже присядешь, тем тынедосягаемей. Стальной кулак! Удар!!! По команде мастера секция боевых китайских искусств ринулась поражать образ своего врага. Тысячу синяков им насажали и миллион подглазников. «Ну, — я подумал, — Буздалов, держись! Отмолочу, никакой бронежилет не поможет!» И тут я увидел-фантом Буздалова. Фантом выжидательно смотрел на меня и взгляд у него был какой-то недобрый. Дурак, я все детство гири не ворочал. Я бы этот фантом без китайской помощи — одной своей русской силой одолел. А так я ему два слабеньких убогих щелчка дал, а он мне как даст два здоровых! Тогда я его ущипнул и укусил. А он на меня — с утюгом! Это был ужасный миг. Фантом Буздалова припер меня к шведской стенке. Я закрыл глаза и приготовился к самому худшему. Бывают же такие беззащитные, У всех на земле есть коронный прием: удар ногой, подсечка или освобождение от захвата. Даже альбатрос может отпугнуть врага! Он отрыгивает переваренную пищу, вися на ветре, чем вводит в смятение любого хищника или неприятеля. Но и у меня есть тайное могущество: я могу очень долго висеть на перекладине. У меня диплом — там так и написано: «За победу в соревнованиях «Вис»! — Послушай, — сказал я фантому Буздалова. — Давай, кто кого перевисит? Фантом с утюгом замер. — Зависнем на шведской стенке? — дружелюбно говорю я. — Ты дольше провисишь — твоя взяла. Я дольше — моя. И он повис — в полной уверенности, что перевисеть меня — проще пареной репы. Повисли за компанию бойцы у-шу, был даже среди них самый настоящий китаец, хотя все думали, что он грузин. Повис и наш мастер Александр Алексеевич. Народ висел молча, погруженный в свои думы. Один боец упал, за ним второй и третий. Бойцы срывались и падали со стуком на пол, так что физкультурный зал был устлан павшими бойцами. С прощальным криком полетел китаец, и я увидел его веснушчатую спину. С верхней перекладины загремел Александр Алексеевич. Теперь мы висели один на один, с глазу на глаз, не на жизнь, а на смерть. Фантом висел ровно, суча ногами. Я тоже висел, сохраняя свободу и самоуважение. Бойцы у-шу сгрудились вокруг и стали спорить на арбуз — кто из нас победит. Китаец, оглушенный падением, подзадоривал фантома. Остальные, к их чести — болели за меня. Вдруг фантом закачался, посинел, высу нул язык — весь в рытвинах и оврагах — гео графический язык! — и сделал попытку ляг нуть меня ногой. Ярости фантома я противопоставил свое хладнокровие. Ведь в висении может помочь только висение. Надо тихо висеть и висеть, забыть, что ты можешь не висеть. По мере того как он скисал, я все больше больше воодушевлялся. Шар на елке и плащ на гвозде не висят так спокойно и радостно, как я висел, атакуя Буздалова. Кислая мина фантома возвестила о его поражении. Он пал духом. А потом и весь рухнул, целиком. — Нечестно! — закричал он. — У меня вкармане чугунный утюг!!! А я ему: — Мне-то что? Что мне теперь до всего до этого?! Меня ждет папа с арбузом на лавке во дворе. — Арбузика хочется! — говорит папа. — Жаль, нечем скибочку отрезать… Я размахнулся и ребром ладони как расколю напополам арбуз! А из арбуза выскочил красный попугай, весь в арбузных косточках. И побежал в неизвестном направлении.  |