4 сессия экзамен Русская лит. Русская литра в мировом лит процессе

• Название: Русская литра в мировом лит процессе
• Дата: 29.05.2022
• Размер: 490.25 Kb.
• Имя файла: 4 сессия экзамен Русская лит.docx
• Тип: Документы; #556021
• страница: 10 из 25

К первому этапу (1821—1822) относятся планы и отрывки двух пьес — «Вадим» и «Игрок» («Скажи, какой судьбой друг другу мы попались?..»). Это была эпоха расцвета романтизма в творчестве Пушкина и в то же время высший подъем его революционных настроений. В эти годы, в Кишиневе, в Каменке, он постоянно общался с членами Южного общества декабристов, с Владимиром Раевским, Охотниковым, Пестелем и др. Можно думать, что под влиянием этого общения с революционными деятелями Пушкин, который в своих романтических поэмах обычно не затрагивал непосредственно политических и социальных тем, задумал написать историческую трагедию о народном восстании и антикрепостническую комедию. Насколько можно судить по оставшимся отрывкам текста и планам «Вадима» и «Игрока», драматургия Пушкина па первом этапе имела вполне традиционный характер. Комедия об игроке по форме, по языку похожа на многочисленные стихотворные комедии начала XIX в., трагедия о Вадиме и восстании новгородцев против варяжского князя Рюрика близка к декабристским трагедиям на гражданские темы, где при общей романтической их установке сохранялся ряд черт классицизма (таковы трагедии Кюхельбекера, Катенина). Отказавшись от «единства времени и места» классической драмы, и Пушкин сохранил свойственный классицизму патетический, декламационный тон речей, обращаемых не столько к партнеру, сколько к зрителям, и традиционную форму стиха: попарно рифмованный шестистопный ямб.

Вторым этапом в развитии пушкинской драматургии была трагедия «Борис Годунов», написанная в 1825 г. В этом произведении отразился решительный отход Пушкина от романтического направления. На место прежней задачи — выражать в поэзии в первую очередь свои личные чувства и переживания, свои надежды, «высокопарные мечтанья» (см. «Отрывки из путешествия Онегина», стр. 187), или наоборот, страдания и разочарования (причем все образы и картины реальной действительности использовались лишь как средство осуществления этой чисто лирической, субъективной задачи), перед Пушкиным встала новая задача — внимательного изучения реальной, объективной действительности, проникновения в ее сущность методами художественного познания — и поэтического воспроизведения ее. Личное отношение поэта к изображаемым явлениям, его оценка, конечно, ясно выражается и здесь. Но, в отличие от романтизма, поэт стремится постигнуть и проследить логику самой жизни, чем и определяется в первую очередь отбор картин или ход событий в произведении. Этой независимой от поэта, но верно показанной им в произведении действительности он дает свою оценку, тем или иным способом обнаруживает свое отношение к ней.

Проблематика «Бориса Годунова», первой русской реалистической трагедии, была в высшей степени современной. Пушкин поднимал самый злободневный вопрос, волновавший в то время передовую дворянскую интеллигенцию («Борис Годунов» был окончен в ноябре 1825 г., незадолго до декабрьского восстания) — вопрос о самодержавии и крепостном праве и, главным образом, об участии самого народа в борьбе за свое освобождение.

Вывод, который делал Пушкин на основании изучения народных движений прошлого, был совершенно определенный: главную, решающую роль в них играет сам народ, его настроение, его активность, его способность к борьбе за свои права. Свержение династии Годуновых и победа Самозванца решена была не интригами бояр, ненавидевших Бориса, не участием польских отрядов, не успехами или неудачами тех или иных полководцев, а «мнением народным», настроением народа, стихийно поднявшегося на своего угнетателя — царя Бориса.

Отказавшись от многих условностей старого театра, от обязательных и в классической и в романтической форме сценических эффектов, Пушкин все же сохранил в «Борисе Годунове» стиховую форму, придающую драме высокую поэтичность и особую выразительность. Но он заменил торжественный, попарно рифмованный шестистопный ямб классической трагедии, прекрасно отвечающий декламационному характеру речей ее персонажей, более коротким и гибким, нерифмованным, «шекспировским» пятистопным ямбом, дающим возможность гораздо легче воспроизводить интонацию обычной разговорной речи.

«Борис Годунов» представлялся Пушкину началом серии аналогичных, народно-исторических, драм, первой частью драматической трилогии о событиях «смутного времени». Героями второй части должны были быть Димитрий Самозванец и Марина, третьей — Василий Шуйский (сделавшийся царем после убийства Самозванца). Но судьба пушкинского «Бориса Годунова» заставила его отказаться от этого замысла. Как сказано выше, Пушкин писал свою трагедию для театра, рассчитывая видеть ее на сцене. Но в эпоху политической реакции, последовавшей за разгромом декабристов, об этом нечего было и думать. Даже напечатать «Бориса Годунова» (с цензурными пропусками и переделками) Пушкину удалось только через шесть лет после написания трагедии — в 1831 г.

«Борисом Годуновым» Пушкин положил начало русской реалистической драматургии. Не понятая и не оцененная современниками, трагедия Пушкина прямо или косвенно предопределила характер русской драматургии середины и конца XIX в. Если исторические драмы А. Н. Островского и А. К. Толстого довольно далеки от пушкинской трагедии, приближаясь более к типу шиллеровских драм, то в пьесах на современные темы, несмотря на резкое отличие их и по проблематике и по форме от «Бориса Годунова», русские драматурги XIX в. - от Гоголя до Чехова — сохраняли основные черты, характеризующие пушкинский театр. Это — строгая реалистичность типов и ситуаций, отказ от внешних, поражающих зрителя сценических эффектов, отказ от обязательной острой и напряженной сюжетной интриги и замена ее глубокой и тонкой разработкой отдельных эпизодов, из которых слагается драма, а главное — большая и важная общественная и психологическая мысль, идея, положенная в основу произведения. И сам Пушкин, проделавший в своем драматическом творчество известную эволюцию после «Бориса Годунова», и дальше не изменял этим, установленным им, принципам, а только по-новому развивал и углублял их.

Третий этап в эволюции пушкинского драматургического творчества представлен четырьмя «маленькими трагедиями» и неоконченной драмой «Русалка» (1826—1831). Возвращенный из ссылки в сентябре 1826 г., Пушкин застал столичное дворянское общество в состоянии глубокого морального и политического упадка, который был результатом разгрома декабрьского движения и свирепой расправы над его участниками. На несколько лет, приблизительно до начала 30-х гг., из русской литературы исчезают темы, связанные с освободительным движением. В пушкинском творчестве, с одной стороны, появляется тема русской государственности с ее сложными противоречиями («Полтава», «Тазит», «Арап Петра Великого»), с другой стороны, углубляется психологическая проблематика («Евгений Онегин», прозаические наброски). Глубокий и тонкий анализ психологии человеческой личности составляет по преимуществу содержание нового этапа пушкинской драматургии.

После «Бориса Годунова» Пушкину захотелось выразить в драматической форме те важные наблюдения, открытия в области человеческой психологии, которые накопились в его творческом опыте. Однако писать большую психологическую или философскую трагедию вроде «Гамлета» он но стал. Он задумал создать серию коротких пьес, драматических этюдов ¹), в которых в острой сюжетной ситуации с предельной глубиной и правдивостью раскрывалась человеческая душа, охваченная какой-либо страстью или проявляющая свои скрытые свойства в каких-нибудь особых, крайних, необычных обстоятельствах. Сохранился список заглавий задуманных Пушкиным пьес: «Скупой», «Ромул и Рем», «Моцарт и Сальери», «Дон Жуан», «Иисус», «Беральд Савойский», «Павел I», «Влюбленный бес», «Дмитрий и Марина», «Курбский». Насколько можно судить по заглавиям и по тому, как Пушкин осуществил некоторые из этих замыслов, его занимали в них острота и противоречия человеческих чувств: скупость, зависть, честолюбие, доводящее до братоубийства²), любовные страсти, ставшие главным содержанием всей жизни, и т. д. В пьесе «Павел I», вероятно, изображалась бы жалкая гибель этого предельно самовластного императора; в пьесе «Иисус» — трагедия учителя, проповедника, покинутого в минуту опасности своими учениками и даже преданного на смерть одним из них; пьеса «Курбский» (Пушнин имел в виду, конечно, исторического князя Курбского, врага Ивана Грозного), вероятно, показывала бы душевную драму эмигранта, принужденного воевать против своей родины вместе с ее врагами. О возможном содержании остальных пьес трудно сказать что-либо определенное.

Из этого списка драматических замыслов Пушкин осуществил только три: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери» и «Каменный гость» («Дои Жуан»). Он работал над ними в 1826— 1830 гг. и завершил их осенью 1830 г. в Болдине. Там же он написал еще одну «маленькую трагедию» (не входившую в список) — «Пир во время чумы».

Наконец, в «маленьких трагедиях» гораздо чаще и с большей глубиной и мастерством Пушкин использует чисто театральные средства художественного воздействия: музыка в «Моцарте и Сальери», которая служит там сродством характеристики и даже играет решающую роль в развитии сюжета (см. комментарий к «Моцарту и Сальери»), — телега, наполненная мертвецами, проезжающая мимо пирующих во время чумы, появление статуи Командора, одинокий «пир» скупого рыцаря при свете шести огарков и блеске золота в шести открытых сундуках — все это не внешние сценические эффекты, а подлинные элементы самого драматического действия, углубляющие его смысловое содержание.

К «маленьким трагедиям», как по времени написания, так и по драматургическому характеру, примыкает неоконченная «Русалка». Отличает ее от «маленьких трагедий» широкое использование русского народного творчества — сказок, песен, обрядов, — а в связи с этим более сильное, чем в «маленьких трагедиях», звучание социального мотива (князь погубил не просто доверившуюся ему девушку, но крестьянку, дочь мельника)... Однако и в «Русалке», в отличие от «Бориса Годунова», а также от пьес следующего периода творчества Пушкина, поставлена не широкая социальная и политическая проблема, а личная, морально-психологическая, лишь с некоторой социальной окраской.

Такова драматургия Пушкина третьего этапа.

Последний этап пушкинского драматургического творчества совпадает с началом нового постепенного подъема в русской общественной жизни и в литературе (30-е гг.).

Во всех драматических замыслах четвертого периода (начатых пьесах, набросках, планах) Пушкин обращается к западноевропейской теме, к эпохе средневековья, к эпохе борьбы поднимающейся буржуазии с феодалами, рыцарями. Во всех этих пьесах героями являются представители «третьего сословия» (сын богатого купца, дочь ремесленника, сын тюремщика или палача), стремящиеся добиться высокого положения в феодальном обществе.

Драматургия этого этапа приобретает у Пушкина и несколько иную форму. В отличие от «Бориса Годунова», где события показаны в их исторической подлинности и бытовой конкретности, где «тонкие намеки, относящиеся к истории того времени» («Наброски предисловия к «Борису Годунову»), оживляют действие и придают ему особенную убедительность, — в драматических отрывках 30-х гг. действие максимально обобщено и вовсе лишено исторической и национальной конкретности. В то же время, в отличие от «маленьких трагедий», в последних пьесах Пушкина уже нет таких глубоких психологических откровений, автор не ищет ситуаций, раскрывающих неизвестные еще стороны индивидуальной психики. Речи, действия, переживания действующих лиц характеризуют их исключительно как социальные типы. Удивительное мастерство Пушкина состоит в том, что эти предельно обобщенные, типизированные образы нисколько не теряют при этом своей жизненности, конкретной, индивидуальной убедительности, ни разу ни в чем не превращаются в схемы. Мы их видим как живых людей и не сомневаемся в верности, правдивости изображения их поступков и судьбы.

Той же задаче крайнего социального и исторического обобщения служат и фантастические образы в последних драмах Пушкина («демон знания» в плане пьесы о папессе Иоанне, Фауст на хвосте Мефистофеля в плане «Сцен из рыцарских времен»); то же значение имели в замыслах Пушкина и символические образы железных лат у рыцарей — надежной защиты их против плохо вооруженных крестьян, но потерявших всякое значение, когда в руках восставших оказалось огнестрельное оружие, принесенное им новой союзницей — светской, безбожной наукой.

Дошедшие до нас отрывки и части пьес последнего этапа в отличие от предшествующих все написаны прозой. Эта чеканная пушкинская проза, еле заметно стилизованная для верной передачи характера эпохи, является одним из отличительных признаков драматургии Пушкина четвертого этапа.

Этой драматургии не суждено было получить полное развитие: мучительные заботы последнего года жизни поэта препятствовали его художественному творчеству, и в результате внезапной гибели все его драматургические замыслы остались незавершенными… Кроме упомянутых выше пьес Пушкина, отрывков и планов, являющихся, как правило, трагедиями, драмами, в бумагах поэта осталось небольшое количество отрывков, указывающих на попытки создания легкой комедии из светской жизни. Краткость этих отрывков, неясность их сюжетного содержания, а также отсутствие вполне установленных дат их написания, не дают возможности с достаточной уверенностью поставить их на надлежащее место при обзоре истории развития пушкинской драматургии.
№ 25 Новаторство прозы Пушкина

«Повести Белкина». Первое законченное прозаическое произведение было написано Пушкиным в 1830 г. во время знаменитой Болдинской осени. Простота и непринужденность повествовательной манеры подчеркивались тем, что отдельное издание этих повестей было приписано Пушкиным вымышленному И. П. Белкину, который якобы только собрал рассказы «от разных особ», а сам ничего не выдумывал от «недостатка воображения». В примечании Пушкин специально указывал, от кого именно Белкин услышал ту или иную историю. Здесь проявляется совершенно четкая закономерность:

«Станционный смотритель» был рассказан титулярным советником, «Выстрел» — подполковником, «Гробовщик» — приказчиком, а «Метель» и «Барышня-крестьянка» — девицею. Эти указания давали своего рода ключ к пониманию каждой повести.

Так, совершенно очевидна полемическая направленность двух повестей, рассказанных девицею К. И. Т. Утверждение новых эстетических принципов реалистической прозы, естественно, сопровождалось развенчанием привычных сюжетных построений и шаблонных стилистических приемов, от которых Пушкин демонстративно «отталкивался». «Барышня-крестьянка», например, призвана была напомнить читателям известную «Бедную Лизу» Карамзина. Героиня пушкинской повести, которую также зовут Лизой, в отличие от своей предшественницы лишь играет роль крестьянки: для нее крестьянское платье и лапти — только маскарад. Пародийно «снижен» и романтический образ Алексея с его «роковым кольцом», таинственной перепиской и «мрачной разочарованностью». В тексте повести постоянно подчеркивалась книжность представлений героев о жизни и людях: у Лизы возникает «романтическая надежда» увидеть помещика у ног дочери кузнеца; Алексей воодушевляется «романтической мыслью жениться на крестьянке» и т. д.

Тай же построена и повесть «Метель», основанная на ироническом столкновении популярного сюжета о тайном браке (эта мысль «весьма понравилась романтическому воображению Марьи Гавриловны») с простотой и обыденностью реальной обстановки, окружающей героев. В «Повестях Белкина» выдуманные чувства, навеянные чтением романтических книг, проверяются самой жизнью. Иллюзии сталкиваются с действительностью, которая оказывается в конечном счете разнообразнее и неожиданнее самых изысканных литературных сюжетов. Жизненные испытания способствуют нравственной закалке героев, воспитывая у них чувство ответственности по отношению к другим людям. Так, с горечью раскаивается в своей преступной и легкомысленной шалости Бурмин («Метель»), избавляется от напускного «байронизма» Алексей Берестов («Барышня-крестьянка»). Пушкин вовсе не намеревался полностью перечеркнуть все достижения романтизма как литературного направления и особого типа сознания. Так, в повести «В ы с т р е л» возникает героический образ Сильвио — романтика истинного, а не поддельного, маскарадного, как это было в «Барышне-крестьянке» и «Метели». В данном случае на первый план выдвигаются проблемы, генетически связанные с традициями декабристского романтизма: свобода личности, нравственное величие человека, отстаивающего свою независимость в жизни.

Очень важное место занимают в «Повестях Белкина» «Гробовщик» (там Пушкин обращается к изображению быта городских ремесленников) и «С танционный смотритель», где с глубоким сочувствием рассказывается о бедном чиновнике, «сущем мученике четырнадцатого класса» (самый маленький чин в то время) с его пробудившимся сознанием человеческого достоинства. Любовный сюжет в «Станционном смотрителе» оказался отодвинутым на второй план. Дочь Вырина — Дуня в развитии действия почти не участвует. Все авторское сочувствие безраздельно отдано Самсону Вырину. Многозначительная деталь в самом начале повести помогает осмыслить ее сюжет в широком историко-культурном контексте. На стенах комнаты станционного смотрителя были развешаны картинки, изображающие историю блудного сына. Связь библейской притчи с пушкинской повестью многообразна. Пушкинисты усматривают здесь и отрицание «ходячей морали», и полемику с убеждением о застывшем времени, где, кроме «блудного сына», ничего не меняется. У Пушкина, действительно, повествование построено по иному принципу: мы почти ничего не узнаем о новой жизни Дуни, но зато получаем возможность следить за теми переменами, которые происходят с ее отцом после того, как она его покинула. И когда, наконец, Дуня все же приезжает домой, она находит там не традиционное прощение, а отцовскую могилу.

Социальный аспект «Станционного смотрителя» органически сочетается с постановкой большой общечеловеческой проблемы, связанной с решением вечного вопроса об «отцах и детях». Финал повести носит примирительный характер. Дуня, пришедшая на смиренное деревенское кладбище, бросилась на могилу отца и «лежала долго». Сохранилось в ее душе высокое нравственное чувство, чувство вины перед отцом. И в то же время, как отмечают исследователи, есть у дочери право решать самой свою судьбу, хотя бы это и не укладывалось в старые, привычные схемы. Есть у нее и своя правда, как была своя правда и у несчастного Вырина, заплатившего слишком дорогую цену за порыв дочери к ранней самостоятельности.

Тема «маленького человека», поставленная Пушкиным в «Станционном смотрителе», чрезвычайно важна в историко-литературном плане. Пушкинский гуманизм включал в себя но только понятие жалости, но и требовательности к человеку за его жизнь, поведение, поступки, позицию. Эта тенденция получит дальнейшее развитие в повестиГоголя «Шинель» и в творчестве ряда последующих писателей.