Русский исторический журнал стр. 205273 К. ван Вольферен

• Название: Русский исторический журнал стр. 205273 К. ван Вольферен
• Дата: 06.07.2019
• Размер: 370 Kb.
• Имя файла: [Volferen_K.V.]_Zagadka_vlasti_v_YAponii__narod_i_(z-lib.org).doc
• Тип: Документы; #83711
• страница: 4 из 6

Администраторы
В Японии имеется четко различимый правящий класс, состоящий из чи­новников, высших представителей бизнеса и части ЛДП. Все они, прежде всего, администраторы. Причем в этом классе нет места для честолюбивых политиков. Это, строго говоря, не наследственный класс. Доступ в него до­вольно открыт, хотя и в меньшей степени, чем в первое десятилетие после Второй мировой войны. "Войти в сравнительно обширный администратор­ский класс Японии можно только по очень узкой лестнице от вершины школьной иерархии. Его раздирают внутренние конфликты, однако перед остальной частью общества он предстает поразительно единым фрон­том. А так как его выживание зависит от выживания Системы, его глав­ная цель, не вызывающая разногласий, - это сохранение Системы" (с. 109).
Система строится на неформальных отношениях, не закрепленных ни в конституции, ни в каких-либо других законах или письменных инструкциях министерств, ЛДП, корпораций и прочих управленческих структур. Решаю­щее значение на всех уровнях японского общества имеют связи. Успех зави­сит почти исключительно от знакомств. Связи определяют допуск в жела­тельную школу и устройство на хорошую работу. "Если вы хотите обеспе­чить себе наилучшее лечение, вам необходимо заручиться особой рекомендацией к популярному врачу. Большинство японцев находятся в этом отношении в большом долгу перед множеством других японцев, а другие, в свою очередь, находятся в долгу перед ними. Одна из главных особенностей японской жизни - беспрестанные взаимные одолжения" (с. 110).
В верхних слоях общества личные связи образуют целую сеть особых отношений, возникающих из оказания единичных услуг, школьных уз или совместных занятий или на основе запутанных форм взаимного угодничества. Все они именуются дзиммяку⁹, причем распространены несравнимо больше и имеют несоизмеримо большее значение, чем кумовство в запад­ных странах.
Среди чиновников, политиков и бизнесменов важную роль в установле­нии неформальных связей с элитой играют браки. Деятели ЛДП укрепляют свои позиции, женясь на дочерях старших по возрасту влиятельных полити­ков, а затем устраивают браки собственных детей с детьми процветающих и влиятельных бизнесменов. Возникающая на этой основе сеть связей называется кэйбацу (группировки семей, породненных браками). Существуют группы свах, специализирующихся на упрочении связей между администраторами. Одна из них - клуб жен членов парламента, созданный женой премьер-министра Икэды и проводящий постоянный обмен информацией о канди­датах для устраиваемых браков. Группа Таканава-каи, включающая около тысячи женщин, окончивших знаменитые университеты, а также высших чиновников из министерства международной торговли и промышленности, министерства финансов и министерства иностранных дел, встречается 6 раз в год на вечеринках, предназначенных для выбора женихов и невест. С помощью одной лишь этой группы созданы сотни высокопоставленных брачных пар.
Без неформальных контактов высшие администраторы не в состоянии успешно выполнять свои функции. Реальная власть высокопоставленного японца зависит от дзиммяку. "Бюрократ без хорошего дзиммяку не может подняться на большие высоты. Министр, у которого нет тщательно разработанного дзиммяку, бесполезен для своего министерства и своей клики внутри ЛДП. Власть японских политиков верхнего эшелона проис­ходит из обширного комплекса сцепленных между собой дзиммяку, скован­ных личными услугами, деньгами, брачными узами и политической хват­кой. На средних ступенях социальной лестницы построение дзиммяку требует времени, энергии, личного обаяния, лести и достаточно здоро­вой печени, чтобы справиться с большими порциями алкоголя. Ценность служащего для компании в значительной степени определяется его дзим­мяку. Эффективность работы по достижению корпоративных целей в большой мере зависит от того, с кем непосредственно могут говорить менеджеры по телефону, чтобы решить нужный вопрос. Для этих адми­нистраторов более низкого звена хороший дзиммяку означает хороший доход, большое число людей, находящихся в долгу перед ними, и обеспе­ченную жизнь после отставки" (с. 110-111).
Как уже было отмечено, Япония не соответствует ни плюралистской, ни корпоратистской модели политической системы. Но существует и еще одно определение, часто прилагаемое к Японии, - "административное государ­ство". Образцом такого государства считается Франция. Если сопоставить обе страны, то станут очевидными коренные различия между ними, не по­зволяющие объединять их в одну категорию.
Безусловно, между обеими странами есть немало сходных черт. Фран­цузская бюрократия, восходящая к абсолютистскому государству XVI в. и усиленная Наполеоном как механизм формирования национальной полити­ки, уже давно является одной из самых могущественных в мире. Она устой­чива и высоко централизована, и никто из руководителей страны не может пренебречь ее устоявшимися мнениями по многим вопросам. Как и в Япо­нии, юрисдикция центральных административных органов распространяет­ся на местное управление - основную часть сферы образования, общественные работы, суды, полицию и другие области, которые в большинстве других западных стран находятся под контролем местных органов власти или в ча­стных руках. Как и Япония, Франция в высокой степени институировала про­цесс формирования элиты. Другое разительное сходство - явление пан-туфляжа, под которым подразумевается постоянное перемещение государ­ственных служащих в частный сектор. Многие французские бюрократы тоже переходят в политику. Они поддерживают важные неформальные отноше­ния друг с другом через границу, разделяющую частный и государственный секторы (эти секторы разделены гораздо менее четко, чем в англосаксонс­ких странах и Германии). Казалось бы, Франция вплотную подошла к созда­нию класса администраторов, подобного японскому, тем более что в пос­левоенный период он, как и в Японии, был озабочен в первую очередь со­зданием наилучших условий для экономического роста.
Однако при более тщательном рассмотрении выявляются существенные различия. Во Франции высокопоставленные чиновники являются выпускни­ками относительно широкого круга учебных заведений - grandes ecoles. При оценке успехов в обучении может учитываться, как и в Японии, хорошая па­мять, но также и широкое общее образование, способность аргументиро­вать и очень четко формулировать мысли. Высокопоставленные чиновники, прежде чем занять место в одном из министерств, обычно проходят службу в одном из пяти главных grands corps d'etat (Инспекция финансов, диплома­тический корпус, Счетная палата, Государственный совет, Управление до­рог и мостов). Они более мобильны, чем японские чиновники, и могут быть временно откомандированы для занятия ведущих постов в других государственных учреждениях и предприятиях, в банках или в частном секторе. Общий подход при подготовке руководящей элиты состоит в том, чтобы человек мог быстро схватывать суть любой проблемы и таким образом был пригоден почти для любого вида административной деятельности. В Японии высокопостав­ленные чиновники переводятся из подразделения в подразделение для рас­ширения их кругозора, но только в пределах своего министерства, и должны отождествлять себя с ним до такой степени, что это вредит бюрократии в целом.

Точно так же пантуфлях имеет иной смысл, чем амакудари¹⁰. Если не считать вновь созданных правительственных корпораций и агентств, японс­кие компании и банки открывают свои двери тому или иному чиновнику ама­кудари лишь с одной целью - обеспечивать гладкие отношения с министер­ством, из которого он пришел после отставки. Он не участвует в принятии решений и не играет руководящей роли, как это делают французские чинов­ники, которых именно для этого и приглашают в частный сектор.
Другое важное отличие французской системы - значительная обособ­ленность высокопоставленных чиновников, находящихся под защитой зако­на и обладающих высоким престижем, от политиков. По существу это две разные профессиональные группы, позиции которых расходятся почти по каждому вопросу и создают постоянную угрозу конфликта между обеими груп­пами.
Участие членов grands corps необходимо при подготовке законов и конт­роле за их исполнением. Но французский министр представляет собой го­раздо более важную фигуру, чем его японский коллега. С другой стороны, французская бюрократия, в отличие от японской, не может воспринимать свою роль как саму собой разумеющуюся. Она испытала превратности по­литической судьбы, связанные с революциями и массовыми беспорядками, и подвергалась сильным нападкам как элитарный институт до Первой миро­вой войны, в 30-х годах, после Второй мировой войны и в 1968 г.
Но, разумеется, решающее значение имеет то, что французская бюрок­ратия служит высокоцентрализованному государству. При всей своей ком­петентности и опытности для полноценной работы она нуждается в четких директивах правительства. "Власть де Голля или Миттерана не идет ни в какое сравнение с властью любого японского премьер-министра. Другими словами, французские администраторы имеют средства для того, что­бы изменять национальные приоритеты" (с. 157).
Единственная главная цель японских администраторов состоит в том, чтобы сохранить Систему. После 1945 г. это достигалось усилиями по обеспечению быстрого зкономического роста с упором на промышленную экс­пансию за счет других задач и мерами по сохранению социального контро­ля. "Участники Системы продолжают показывать, что, несмотря на свои внутренние конфликты, они отличаются большими успехами в обеих об­ластях" (с .158).
Покорный средний класс
Вся жизнь послевоенной Японии подчинена задаче роста промышленно­сти и торговли. Администраторы, стоящие на вершине взаимосвязанных иерархий промышленных фирм, банков и торговых компаний, озабочены не только проблемами производства и сбыта. Фирмы "частного" сектора на деле выполняют еще одну функцию - политическую. Они играют важную роль как структура власти, контролируя поведение и мысли своих служащих до такой степени, о которой не могут и помышлять фирмы западных стран. Единооб­разный инструктаж, проводимый японскими компаниями, и их успех в навя­зывании образа жизни своим служащим в значительной мере объясняют прочность Системы.
"Человеческое наполнение большого твердого ядра Системы обеспе­чивается тем, что японцы называют сарарииман (Японское произноше­ние английского слова "salaryman". Это слово, вошедшее в японский язык, далее будет употребляться в привычной русской транскрипции с английско­го - саларимен. - Реф.). Первоначально этим словом обозначались те, кто получает жалованье, в отличие от зарплаты рабочих и представителей других профессий на нижних ступенях иерархии занятости. Но термин "саларимен", в отличие от "конторского служащего" или "беловоротнич-кового работника", получил и дополнительное значение - это образцовое поведение, к которому надо стремиться. Саларимен имеет настолько предсказуемые интересы и привычки, что у японцев стало обычным гово­рить о "саларименской культуре". Выпуск книг и журналов, посвященных главным образом признаваемым вкусам саларимена (включая комиксы, толстые, как телефонные справочники), представляет один из крупней­ших в Японии видов индустрии. СМИ доносят культивируемый образ жиз­ни саларимена до каждого уголка Японии" (с. 159).
Мир саларименов открыт примерно для одной трети молодых мужчин Японии, прошедших отбор через систему образования. Но даже преодоление всех школьных барьеров не дает пропуска в ту или иную фирму. Поступ­ление в нее зависит от рекомендаций, даваемых преподавателями, новых экзаменов, устраиваемых самой фирмой, и результатов сыскных действий агентов фирмы. Путем опроса учителей начальной и средней школы, где учился претендент, а также его соседей собираются сведения о его поведе­нии в подростковом возрасте. Многие компании проверяют, не происходит ли поступающий к ним на работу из "нечистой" касты буракумин и не являет­ся ли он приверженцем так называемых новых религий.
Жизнь во "взрослом мире" обычно начинается с церемонии, во время который новоиспеченный сотрудник в присутствии персонала (иногда в не­сколько сотен человек) впервые выслушивает "философию компании" из уст ее президента или другого должностного лица. В скором времени он выучи­вает ее наизусть, включая короткие лозунги, сопровождающие текст. С этого момента начинается работа по перестройке его сознания, главная цель ко­торой - усвоение новым сотрудником мысли, что он пришел в компанию не просто для того, чтобы зарабатывать на жизнь, а чтобы обрести здесь но­вый дом и новую семью, более важную, чем его собственная семья. От него требуется неукоснительное, во всех мелочах, соблюдение корпоративной дисциплины и правил особого этикета, подчеркивающего субординацию со­трудников. "Если саларимен не в состоянии проникнуться чувством слия­ния со своей фирмой или по крайней мере сделать вид, что он целиком поглощен ее интересами, то вряд ли его будут считать достойным и вполне сложившимся членом общества" (с. 160).
Некоторые компании имеют соглашения с храмами о физической закал­ке своих сотрудников. Около 2 тыс. компаний направляют новых сотрудни­ков в казармы Сил самообороны. Большинство компаний решают проблему воспитания новых "членов" более мягкими методами, но все они имеют спе­циальные программы подготовки, рассчитанные на срок от двух месяцев до года. На этот период новобранца могут обязать поселиться в общежитии компании, где он должен вставать до рассвета, выполнять все виды обще­ственных работ и по сигналу быть в постели и тушить свет в 22 часа. Круп­ные фирмы, имеющие собственные помещения для встреч в зонах отдыха, часто изолируют своих новобранцев на много недель для интенсивного кур­са мероприятий по обеспечению единства душ, включающего взаимные ис­поведи и другие действия; некоторые из них фактически являются обрядами очищения и инициации. "Главную цель этих процедур можно сравнить с задачей сержанта на строевых учениях в армии: сломить возможное сопротивление целям организации как единого целого и приучить к безого­ворочному повиновению" (с. 161).
Принято считать, что такая практика настоятельно важна для нынешних выпускников университетов. И поэтому Никкэйрэн, федерация союзов рабо­тодателей, ежегодно организует тренировочную программу для мелких фирм, проводимую в комплексе сооружений, построенных для Олимпийских игр. В конце этой программы новобранцы проходят вокруг стадиона, выстроившись в колонны под эмблемами своих фирм. Представители Никкэйрэн объясня­ют, что такой вид тренировки для молодых служащих сейчас нужнее, чем когда-либо, из-за урбанизации, материального благополучия и недостатков школьного образования.
Саларимен должен любыми способами демонстрировать преданность своей фирме. Эту преданность он может показать, например, тем, что при­ходит на работу пешком, когда железная дорога парализована забастовкой, или отказывается от положенного ему отпуска. Но самый распространенный способ - задержка на работе допоздна или совместное с коллегами времяп­репровождение по окончании рабочего дня, что ограничивает пребывание в семье временем от 11 часов вечера до 7 часов утра.
Именно через формирование образа жизни саларименов и через их орга­низации Система осуществляет наиболее действенную экономическую власть над японским населением. Наиболее яркий контраст с другими индустри­альными странами представляет отсутствие противостоящей силы со сто­роны работников, поскольку здесь нет рынка рабочей силы для саларименов.
Большинство саларименов - городские потребители, и именно они бла­годаря относительно высоким сбережениям, направленным через посред­ство кэйрэцу в инвестиции, сыграли решающую роль в осуществлении эко­номического "чуда". Они же в конце 80-х годов все еще субсидировали экс­портные отрасли японской промышленности, систематически лишаясь возможности покупать потенциально дешевые импортные товары и значи­тельно переплачивая (по сравнению с потребителями западных индустри­альных стран) почти за все товары повседневного спроса.
Почти во всех других странах возвышение среднего класса коренным образом изменило политические отношения. Но этого нельзя сказать о Японии. Каково бы ни было значение интересов саларименов для выживания Системы, они крайне мало учитываются правящей элитой. Одна из причин острейшего жилищного кризиса в японских городах состоит в том, что ЛДП не усматривает никаких выгод для своих избирательных кампаний в приня­тии программы жилищного строительства. Все попытки сделать салариме­нов самостоятельной и активной политической силой, включая создание Партии саларименов, потерпели неудачу. Чтобы стать такой силой, у них не хватает ни времени, ни сил, ни идей, которые отбираются компанией, претендую­щей на личность саларименов целиком. "Саларименов называют новым средним классом Японии, но этот беловоротничковый класс так никогда и не превратился в буржуазию, которая могла бы создать угрозу тради­ционному японскому государству" (с. 175).
Няньки народа
Отношения в среде саларименов очень напоминают уклад армейской жизни: тот же "боевой дух", принудительный коллективизм, такое же подав­ление индивидуальности, а особенно отношение к служащему как к члену "семьи". "Парадоксально, что единственная в мире страна, где конститу­ция запрещает вступать в войну, официальные представители которой всерьез заявляют, что их общество может научить все страны любить мир, страна, которая формально осуждает применение военной силы, где бы, когда бы и кто бы к ней ни прибегал, сама устроена по образцу воен­ной организации" (с.181). Коллективные тренировки и повседневная мушт­ра, безоговорочное выполнение команд, спартанская дисциплина на заня­тиях по дзюдо, карате, кендо и айкидо - все это свидетельствует о военизи­рованных методах поддержания общественного порядка. Самоконтроль и выносливость, воспитываемые в японцах как высшие ценности, наряду с верностью, - это тот идеал, которым должны руководствоваться солдаты.
Это неудивительно, если учесть, что в течение длительного историчес­кого периода Японией руководили военные. На протяжении столетий они внушали народу нормы солдатского поведения и приучали его следовать этим нормам. Сёгунат Токугава был военным режимом, и в стране поддер­живалось нечто вроде военного положения. Со временем он эволюциониро­вал в бюрократическое правление, имеющее некоторое сходство с тем, которое установилось в послесталинском Советском Союзе. Но его идеалы общественного порядка остались такими же, какие господствуют в казармах и на поле боя.
Ведомства, обеспечивающие силовое поддержание правопорядка, прежде всего полиция и прокуратура, обладают огромным и всепроникающим влия­нием, что вообще характерно для полицейского государства, но в Японии деятельность этих ведомств имеет важную особенность. Они выполняют своего рода патерналистскую функцию, проявляя максимум благожелательности и снисходительности к "нарушителям порядка" и привлекая к осведомительс­кой работе самые широкие слои населения. Но эта благожелательность рас­пространяется лишь на тех, кто раскаивается в совершенном или приписы­ваемом ему проступке и признает справедливость существующего обществен­ного порядка.
С самого начала своего формирования в 1870-х годах полицейские силы Японии сознавали, что, в отличие от своих самурайских предшественников, они не могут добиться всеобщего повиновения со стороны гражданского населения, полагаясь только на устрашение. Кавадзи Тосиёси, первый на­чальник городской полиции Токио и архитектор современной полицейской системы Японии, был под сильным впечатлением от работы парижской по­лиции, которую он наблюдал во время посещения Европы в 1872 г. Вернув­шись в Японию, он использовал при формировании полиции французский образец, но значительно расширил сферу ее деятельности. Место своего ведомства в жизни общества он определил краткой формулой, заявив, что правительство следует рассматривать как родителя, народ - как детей, а полицейских - как нянек при этих детях.
Нынешняя японская полиция осуществляет поголовный надзор за насе­лением, используя для этого квартальных надзирателей (участковых), кото­рые дважды в год посещают каждого обитателя квартала по месту житель­ства и, пользуясь возможностью, собирают слухи о соседях и сведения о любом случае "необычного поведения". Сбор таких сведений облегчается системой регистрации жителей и сотрудничеством внимательных соседей, которые охотно делятся с полицией своими наблюдениями. Кроме того, у полиции есть масса других активных добровольных помощников: это и про­давцы сигарет, наблюдающие жизнь улицы из окошек своих киосков, и ува­жаемые граждане вроде врачей и дантистов. В придачу ко всему действуют тысячи добровольных союзов по предотвращению преступности, включаю­щих соседские организации и профессиональные группы, объединенные в федерации.
Полицейские, особенно в городах, ведут себя вполне в духе идей Кавадзи, следя за поведением людей и через оглушительные громкоговорители непрерывно инструктируя их и предупреждая о подстерегающих опасностях, как это делает беспокойная мать, постоянными окриками дергая своих не­послушных детей.
По мнению одного из исследователей, изучавшего полицейские методы в Японии и США, Япония - это рай для полицейских, поскольку японское общество само поддерживает порядок. К сказанному можно добавить, что в некотором смысле это и рай для преступников, пойманных полицией, так как на деле лишь немногие из них подвергаются наказанию. С задержанными правонарушителями полиция демонстративно обращается так, как этого требует ее функция няньки. Порой она бывает строга, чтобы дать урок остальным. Но обычно, если правонарушитель просит прощения и обещает исправить­ся, его отпускают, слегка пожурив за проступок. Даже в тех случаях, когда совершается серьезное преступление и полиция заводит по нему уголовное дело, прокурор, или прокуратор, как его называют в Японии, имеет почти неограниченное право выпустить обвиняемого на свободу. Уголовно-процес­суальный кодекс разрешает закрыть дело, учитывая характер и возраст по­дозреваемого, обстоятельства или ход событий после совершения преступ­ления. Это делает прокурора "истолкователем общественной морали, ко­торый решает, кого использовать в качестве примера, кому предоставить еще один шанс и что более всего требуют интересы общества" . За пос­ледние десятилетия почти половина всех дел о серьезных нарушениях уго­ловного кодекса была закрыта, несмотря на имеющиеся доказательства ви­новности. Даже в случае предания суду и вынесения обвинительного приго­вора правонарушитель зачастую не подвергается тюремному заключению. В 1986 г. только 3,2% всех приговоров по уголовным делам предусматрива­ли тюремное заключение, причем 57,4% общего числа таких приговоров - с отсрочкой исполнения. Отсрочка исполнения обычно предусматривается даже для тех, кто признан виновным в изнасиловании и приговорен к тюремному заключению на два-три года. Вследствие такой мягкости к преступникам в стране за решеткой находятся всего около 50 тыс. человек (с.187). Такое поведение японских правоохранительных органов объясняется прежде все­го их чрезвычайно большими полномочиями, позволяющими применять за­кон по своему усмотрению и делать упор на "исправление" преступника, а не на его наказание.
Фактически во всех случаях при решении судьбы обвиняемого прокурор придает главное значение его признанию и демонстрации раскаяния. "Поли­ция и прокуроры любят извинения. Не простое разовое извинение, кото­рое редко бывает достаточным даже при обычном ритуале общения японцев. То, чего ожидают от подозреваемого, - это непрерывный поток извине­ний, которые своей темпераментностью и обилием должны показать степень "искренности". Некоторые подозреваемые даже падают на коле­ни. Таким образом, японская правоохранительная система применяет на­казание не в соответствии с совершенным преступлением, а в соответ­ствии с поведением обвиняемого после совершенного им преступления. Не нужно думать, что это проявление жалости. Японские бюрократичес­кие организации не имеют такой склонности. Решение о том, как посту­пить с подозреваемым, определяется тем, насколько его символическое поведение позволяет считать его все еще пригодным для общества. И главным критерием для этого служит полное понимание каждым подозре­ваемым необходимости искупительного ритуала, а также его готовность пройти через этот ритуал" (с.188).
Японцам вообще свойственно извиняться перед окружающими. Порой даже кажется, что само свое присутствие они считают помехой для других. Общие извинения демонстрируют "искренность". Но в том, что прямо отно­сится к проступку или преступлению, полиция требует по-настоящему глубо­ких извинений. А чтобы добиться этого, она видит свою главную задачу в том, чтобы подозреваемый сознался. И полиция, и прокуроры считают эту задачу настолько важной, что у них даже не возникает вопрос о конституци­онном праве гражданина не свидетельствовать против самого себя. Призна­ние своей вины по-прежнему считается первым шагом к возвращению в нор­мальное общество. И добиваться такого признания обычно не составляет труда, учитывая склонность японцев извиняться за все и перед всеми. Час­то они просят прощения за воображаемые прегрешения, чтобы выглядеть "искренними". Будучи схваченным полицией, что само по себе означает по­терю лица, вызывающую всеохватывающее чувство стыда, японец готов тут же признать свою вину, потому что чувство вины гораздо легче перенести: в отличие от стыда, вину можно искупить. Многие, оказавшись в руках поли­ции, легко сознаются в преступлениях, которых они не совершали, тем бо­лее что им обещают снять с них обвинения в случае признания, а при отказе грозят выдвинуть еще более тяжкое обвинение. Собственно, полиции и не важно, кто перед ней - преступник или честный человек: главное - напом­нить о своей роли заботливой няньки, которая может быть и строгой, и бла­гожелательной и на которую не принято жаловаться. К тому же система оценки работы полицейских сама по себе способствует их произволу: во многих ча­стях страны им устанавливаются квоты на число выявляемых правонаруше­ний и проводимых задержаний.