Русское градостроительство. Вторая половина XVIII первая половина XX вв
 Скачать 25.93 Mb.
|
|
12.Новые столицы демократических государств (Вашингтон. Столицы советских республик) 13.Градостроительство в тоталитарных государствах (Германия, Италия, СССР) Вторая половина 30-х годов вошла в мировую историю как период нараставшей экспансии тоталитарных государств, стремившихся к мировому господству. Первой начала подготовку к новой мировой войне Германия, где идею реванша вынашивали наиболее агрессивно настроенные социальные силы, начиная с военщины, возглавлявшейся престарелыми кайзеровскими генералами, и кончая юнкерством и представителями промышленных и финансовых монополий. Собственно, в интересах этих кругов, опиравшихся на поддержку англо-французского и американского империализма, заинтересованного в нападении Германии иа Советский Союз, и произошло установление фашистской диктатуры. Уже через несколько месяцев после зловещего пожара Рейхстага и запрещения коммунистической партии и профсоюзов Германия вышла из Лиги Наций и начала дипломатическую подготовку к вооруженной агрессии на востоке Европы. С односторонней отменой военных ограничений, установленных Версальским мирным договором, и присоединением Саарской области (март 1935 г.) "Третья империя" не только узурпировала формальное право, но и приобрела реальные возможности для бесконтрольного и все более расширявшегося вооружения. Естественно, что первоочередной задачей в подготовке к мировой войне стала милитаризация германской экономики. В середине 30-х годов промышленность Германии занимала третье место в мире, уступая по ведущим отраслям тяжелой индустрии только Советскому Союзу и Соединенным Штатам Америки. Подготовка к вооруженной агрессии заставила Германию форсировать добычу угля и производство чугуна и стали, наряду с которым резко возросла выплавка легких металлов (алюминия и магния), необходимых для создания военно-воздушного флота. Однако развитие германской промышленности в этот период не было ни гармоническим, ни равномерным (в географическом смысле), несмотря на все усилия Гитлера упорядочить индустриализацию страны согласно четырехлетнему плану 1936 г. Рост тяжелой промышленности - основы военного производства - происходил за счет сельского хозяйства и целого ряда отраслей легкой и пищевой индустрии. А поскольку главной кузницей танков и пушек являлись Рурская область и прилегающие к ней районы, постольку в ходе милитаризации германской экономики усугублялось разделение страны на индустриальный запад и сельскохозяйственный восток. Этому разделению отвечала динамика населения городов. Так, численность населения многих городов Саксонии и смежных с ней земель, служивших центрами текстильного, полиграфического и керамического производства, не выросла за период времени с 1934 по 1939 г., а в ряде случаев (например, Лейпциг и Хемниц) даже сократилась. Сопоставляя демографические данные 20-х и второй половины 30-х годов, нельзя не отметить того обстоятельства, что подготовка Германии ко второй мировой войне не ускорила роста ее больших городов. Это необычайное и по-своему интересное явление объяснялось целым рядом обстоятельств, а именно использованием на военных заводах местных кадров рабочих гражданской промышленности, механизацией производственных процессов и, наконец, географическим размещением новых предприятий, работавших на войну. Готовясь к войне, Гитлер и его генералы не могли не предвидеть массированных налетов бомбардировочной авиации противника, в силу чего концентрация военного производства, считавшаяся рациональной и безопасной еще во время первой мировой войны, теперь должна была уступить место децентрализации. Прямым следствием рассредоточенного размещения военных заводов был быстрый рост создававшихся вместе с ними небольших городов и поселков, которые возникали за пределами старых военно-промышленных центров. Вот почему такие крупнейшие города Рурской области, как Эссен, Дортмунд, Дуйсбург и Дюссельдорф, в течение пяти предвоенных лет имели ничтожный прирост населения, не превысивший в итоге 1-2%. Наряду со строительством и эксплуатацией заводов, производивших смертоносную продукцию, громадные средства поглощало сооружение аэродромов, военных баз и особенно пограничных долговременных укреплений. Одна только "линия Зигфрида", представлявшая собой разветвленную систему оборонительных рубежей, растянутых вдоль Рейна от нидерландской низменности до альпийских предгорий, стоила Германии нескольких миллиардов марок. Но если прибавить к этому расходы на прокладку бетонированных автострад, которые помимо гражданского назначения служили дорогами вторжений в соседние страны, то станет понятным, что для городского строительства в фашистской Германии оставалось немного средств. Несмотря на демагогические утверждения печати о повышении жизненного уровня германской нации в целом, с установлением фашистской диктатуры началось невиданное в истории наступление на экономические и политические интересы рабочего класса. После введения принудительного труда и ликвидации тех призрачных "свобод", какие были в дофашистской Германии, проблема дешевого рабочего жилища и благоустроенного города фактически была снята. В ходе милитаризации Германии капитальные дома для рабочих все более уступали место стандартным деревянным и металлическим баракам, а промышленные поселки превращались в примитивно спланированные временные поселения военного типа, которые почти ничем не отличались от концентрационных лагерей. Более того, при крайне ограниченных невоенных ресурсах новое жилищное строительство в Германии по мере возможности заменялось ремонтом и перепланировкой старых домов в целях уплотнения населения. На безрадостном фоне немецкого городского строительства предвоенных лет резко выделялись только репрезентативные сооружения и в первую очередь громадные стадионы, поля для военных парадов, памятники, мавзолеи и разнообразные административные здания. Эти постройки, нередко занимавшие огромные территории, открыто служили фашистской пропаганде, составляя в совокупности устрашающий внешний фасад "Третьей империи". Фашистская Италия, шедшая по стопам Германии в подготовке к мировой войне, испытывала еще более острые производственные и финансовые трудности. Попытки Муссолини возместить потери от экономического кризиса посредством захватнических войн не увенчались успехом, и накануне второй мировой войны государственный долг Италии достиг 200 млрд. лир, что превысило годовой бюджет этой страны почти в 2 раза. Хотя рост населения итальянских городов и продолжался все теми же быстрыми темпами (что объяснялось давно начавшимся процессом превращения Италии из аграрной страны в аграрно-индустриальную), городское строительство далеко отставало от потребностей населения. Собственно, к ранее основанной Муссолини Сабаудии и Литтории Италия не смогла прибавить в предвоенное пятилетие ни одного нового города. Реконструкция Рима ограничилась пробивкой нескольких улиц и строительством отдельных ансамблей, тогда как в провинциальных городах Италии из целого моря проектов реализованы были только считанные единицы, по преимуществу общественные здания показного характера. Но еще меньше было построено в странах, вошедших в политическую орбиту тоталитарных государств, и тем более в тех из них, которые стали жертвой фашистской агрессии. Так, например, после австро-германского "аншлюсса" (март 1938 г.) Австрия, переименованная в "Восточную Марку", не только утратила политическую независимость, но экономически слилась с Германией, превратившись в рядовую немецкую "землю", на территории которой строились военные заводы и концентрационные лагеря. И если в 20-х годах венские архитекторы сделали заметный вклад в капитальное жилищное строительство для рабочих, то теперь попытки подобного рода вовсе прекратились. В расчлененной и наполовину поглощенной Германией Чехословакии достраивались только ранее заложенные отдельные здания, в то время как градостроительная деятельность почти свелась к нулю. В Испании годы тяжелой гражданской войны и замаскированной итало-германской интервенции стали периодом абсолютного градостроительного застоя. Повсюду, куда ступала железная пята фашизма, экономика подчинялась интересам военных захватов тоталитарных государств, прекращались поиски благоустроенного и справедливого человеческого общежития. Снижение градостроительной деятельности обнаруживалось к концу 30-х годов в подавляющем большинстве капиталистических стран и особенно в тех из них, которые вели империалистические войны и проводили широкую подготовку ко второй мировой войне. Вторжение Японии в Китай (1937 г.) в целях полного захвата этой колоссальной страны и создание вооруженных сил, способных опрокинуть англо-американское господство па Тихом океане, оказались непосильными для японской экономики. Прямым следствием этого явилось ослабление градостроительной деятельности как на Японских островах, так и в Корее и тем более в подвластной Японии Маньчжоу-Го. И если население больших городов Японии продолжало неуклонно увеличиваться, то этому процессу не отвечал рост жилищного строительства ни в количественном, ни в качественном отношении. В предвоенной Японии еще преобладала традиционная одноэтажная каркасная застройка из дерева, осуществлявшаяся индивидуальными владельцами без применения индустриальных методов. В результате этого крупные японские города (и особенно Токио, Нагоя, Иокогама, Хиросима и Нагасаки) непомерно расползались по земле, повышая пожарную опасность и превращаясь в удобные мишени для бомбардировок с воздуха. Развитие градостроительного искусства всегда происходит под напором жизненной необходимости и представляет собой хронологически закономерный процесс. Так, в послевоенный период в ряде стран европейского континента особую остроту приобрела жилищная проблема. Вплоть до середины 20-х годов она целиком поглощала внимание архитекторов. Но в последующие годы, когда довоенный уровень обеспечения жилищем был достигнут и даже превзойден, наступил период энергичного строительства общественных зданий, предназначенных для бытового и культурного обслуживания населения. И наконец, одновременно со строительством общественных зданий, из которых слагались центры городов, встала перед архитекторами во весь свой гигантский рост проблема расселения, теперь уже опиравшаяся на районную и национальную планировку. В ходе строительства жилых и общественных зданий постепенно создавался и новый стиль. Таким образом, в хронологии развития градостроительства межвоенных лет была последовательность, так или иначе отвечавшая жизненным интересам больших человеческих масс.  Карта фашистской Германии с аннексированными территориями, дорогами вторжений (залиты черным) и лагерями смерти: 1 - Бухенвалъд; 2 - Равенсбрюк; 3 - Освенцим; 4 - Майданек; 5 - Маутхаузен; крестами обозначены 'филиалы' Бухенвальда Однако в фашистских странах происходил диаметрально противоположный процесс. Придя к власти в результате авантюристических узурпации, фашистские главари в лице Муссолини и Гитлера никогда не забывали о возможности реставрации буржуазно-демократических порядков, а еще больше боялись социализма и коммунизма. Поэтому против оппозиционно настроенных общественных сил они двинули аппарат полицейского насилия, тогда как народные массы стали "воспитывать" в духе фашизма при помощи политической пропаганды. Наступление фашизма на литературу и искусство было всеобъемлющим. А поскольку архитектура также могла служить орудием идеологического воздействия па общество, постольку и она не избегла общей участи. Италия и Германия остро нуждались в расширении жилого фонда, как и в строительстве утилитарно необходимых общественных зданий, а между тем правительства обеих стран отдавали явное предпочтение показным сооружениям, не нужным народу. Ведущими объектами в авторитарных странах стали дворцы фашистской партии, государственные канцелярии и плацдармы, из которых слагались непомерно огромные официозные ансамбли. В процессе строительства этих ансамблей (однако не в результате естественного развития, а по прямым указаниям диктаторов) с лихорадочной поспешностью велась разработка архитектурных стилей. Стилистическая проблема стала главной в архитектуре Италии и Германии. С нее началась губительная деятельность фашизма в области зодчества; отсюда и следует излагать историю градостроительства в авторитарных странах накануне второй мировой войны. Проникновение фашизма в сферу архитектуры и градостроительства началось в Италии раньше, чем в Германии, однако не настолько, насколько расходятся даты установления фашистского режима в той и другой стране. Вплоть до конца 20-х годов в итальянской архитектуре преобладали два творческих течения: так называемая неоклассика и функционализм, который сами итальянцы называли рационализмом. Первое из этих течений, не отличавшееся стилистической принципиальностью, опиралось по преимуществу на представителей старой академической архитектурной школы, второе же почти целиком было связано с архитектурной молодежью, которая в свое время прошла через футуризм, а теперь с энтузиазмом и всецело отдалась стилистическим концепциям общеевропейского функционализма.  Сабаудия - городок, построенный среди осушенных понтийских болот в связи с землеустройством легионеров Муссолини (1932 г.). Авторы проекта - архитекторы Канчелотти, Монтуори и Скальпелли: 1 - главная площадь с ратушей; 2 - церковь; 3 - спортивный комплекс; 4 - кладбище Однако нет необходимости говорить о развитии в Италии функционального стиля, поскольку произведения ранних представителей этого направления уже получили освещение в предыдущей главе. Отметим лишь, что постройками Трукки, Пьетро Луиджи Нерви и их единомышленников итальянское зодчество завоевало себе достойное место среди европейских архитектурных школ. Но между тем именно это наиболее прогрессивное течение и подверглось нападкам со стороны официозных кругов. К 1926 г. закончилась фашизация государственного аппарата Италии. С изданием в том же году "чрезвычайных законов против антифашистов" и так называемых "Латеранских договоров" началось идеологическое наступление фашизма на широком фронте литературы, науки и искусства. Если в период подготовки к захвату власти фашисты во главе с Муссолини сочувственно относились к бунтарскому духу футуристов, если в середине 20-х годов они проявляли терпимость к рационализму, имевшему международный успех, то теперь, в обстановке нараставшей внешнеполитической экспансии фашизма и полицейского террора внутри страны, государственная власть явно охладела и к тем, и к другим. Воинствующий фашизм не мог мириться с каким бы то ни было политическим вольнодумством; ему были нужны абсолютно покорные народные массы, организованные по военному образцу и фанатически преданные фашистским доктринам. Лозунгом "верить, повиноваться, бороться" устанавливались основные заповеди трудового и гражданственного поведения народа. Оценивая выставку "Фашистская революция", один из идеологов нарождавшегося автократического искусства Италии, некий Папини, прямо заявил: "Необходимо заменить представление о свободе представлением о дисциплине" .И вот, оперируя всеми средствами воздействия на умы и чувства людей, фашизм стал вдалбливать в сознание народа демагогические представления о якобы справедливой, надклассовой природе "корпоративного государства", призывать к самоотверженному (а по сути дела к рабскому) труду, укреплять семью в ее наиболее деспотических патриархальных формах, воспитывать в молодежи психологию самоотречения и жертвенности, столь необходимую для режима насилия и войн.  Вверху - главная площадь Немалую роль возложило фашистское руководство и на религию, мистическую сущность которой так высоко ценил Муссолини. Однако для столь всеобъемлющей и ничем не прикрытой пропаганды фашизма не были подготовлены не только архитекторы функционального направления, но даже и "классики"; наиболее свободолюбивые и честные из них оппозиционно относились к существующему режиму и предпочли совсем устраниться от демагогической в своем существе показной архитектурно-строительной деятельности. Свой главный удар фашистское руководство нанесло функционализму. В глазах фанатиков функциональная архитектура была слишком интернациональной (что противоречило шовинистическому духу фашистской диктатуры), слишком аполитичной (поскольку функционалисты отвергали понятную массам реалистическую скульптуру и живопись) и, наконец, слишком демократичной (если принять во внимание автократическую сущность режима Муссолини).  Форум Италико в Риме (в прошлом - форум Муссолини). Построен на рубеже 20-х и 30-х годов на севере столицы. В архитектурных формах и статуях этого времени воплотилось тщеславие фашистского режима, пытавшегося соперничать с императорским Римом Итальянский империализм, породивший фашистскую диктатуру, стремился к превращению Италии из второразрядной страны в великую колониальную державу, достойную преемницу императорского Рима. А для достижения этой цели нужна была иная общественная идеология - волевая, бессердечная, способная воспевать вооруженное насилие и вместе с тем раболепно служить культу личности самого диктатора. Естественно, что при этих экстремистских политических требованиях, прямо адресованных архитектуре, живописи и скульптуре, неизбежным было радикальное изменение стиля. Беспочвенные поиски футуристов уже потерпели фиаско; функционализм в свою очередь оказался несостоятельным в идейно-политическом отношении, и, следовательно, зажатым в тиски итальянским зодчим оставалось только одно - обратиться к прошлому, к классическому наследию. Итальянцы всегда гордились своей прямой родословной связью с "populus romanus" и созданной им великой латинской культурой. Поэтому в выборе источников для освоения художественного наследия было отдано предпочтение античному Риму. Это "латинизм", пропущенный через призму узконациональных, шовинистических воззрений, и явился генеральным направлением в поисках авторитарного стиля фашистской Италии.  Колизей и внешняя колоннада храма Венеры и Ромы. Вид с проспекта Империи Изучая происхождение и этапы развития итальянской фашистской архитектуры, нельзя обойти молчанием той роли, какую сыграл в ее судьбах сам Муссолини, державший в своих руках все рычаги управления страной. Вскоре после начала идеологического наступления фашизма Муссолини поручил крупнейшему архитектору неоклассического направления Марчелло Пьячентини создать колонну из элементов фашистской эмблемы: связки прутьев, между которыми заложены топорики. Дуче, как справедливо отмечает это Л. И. Ремпель (Ремпель Л. И. Архитектура послевоенной Италии. М., 1935, с. 44), наивно полагал, что стили определяются формами колонн. А между тем даже понятие ордера включает в себя не только несущие, но и несомые части здания (т. е. и колонну, и антаблемент в их неразрывной органической связи); что же касается понятия стиля, то оно по сравнению с ордером еще более обширное и сложное. Как показывает история архитектуры, в некоторых стилях (например, в барокко) применялись классические ордера без какой бы то ни было переработки их, тогда как многие другие стили вовсе не имели ордерной системы. Однако эти элементарные профессиональные истины не были известны "сверхмудрому" диктатору, вследствие чего поиски нового стиля были направлены им по ложному пути, подменявшему тектоническую логику поверхностной декорацией. "Муссолиниевская колонна" получила наиболее яркое воплощение в Больцано, где фашистское правительство решило почтить память итальянских воинов большим монументом. Автор монумента Марчелло Пьячентини трактовал его в виде отдельно стоящих ворот с колоннами и массивными пилонами по сторонам. Справедливость заставляет отметить некоторые художественные достоинства этого монумента, который воскрешает в памяти древнеримские триумфальные арки, не копируя, однако, ни одной из них. Но беспрекословно выполнявший волю диктатора Пьячентини заменил капитель ликторским топориком, увеличил его до громадных размеров и направил острием навстречу зрителю.  Варварский акт Муссолини - пробивка проспекта Империи через археологическую зону античного Рима: 1 - памятник Виктору-Эммануилу II; 2 - форум Траяна; 3 - форум Августа; 4 - форум Цезаря; 5 - форум Нервы; 6 - форум Мира (или Веспасиана); 7 - храм Венеры и Ромы; 8 - Колизей Топорик превратился в устрашающий топор палача, колонна же потеряла пластичность в ее наиболее важной завершающей части.  Рим. Здание, входившее в Универсальную выставку 1942 г. в качестве так называемого Дворца культуры. Расположено у южной окраины современного города Еще более мрачное впечатление производил главный вход на выставку "Фашистская революция", украшенный четырьмя гигантскими топорами на фоне монолитного пилона, напоминавшего тюремный замок. Эта выставка, как и здание министерства корпораций, а также отмеченный первой премией проект дворца Литторио (т. е. дворца фашизма) в Риме резко расходились с жизнерадостными образами, присущими итальянскому зодчеству наиболее прогрессивных эпох. В огромных символических статуях, поставленных в Брешии и на стадионе Муссолини в Риме, воплотились предвзятые представления диктатора о современном ему герое. Эти мраморные изваяния (нередко даже обладавшие художественной выразительностью) красноречиво подтверждали глубокую мысль Блеза Паскаля о том, что "люди не могли дать силы праву и дали силе право". Самоуверенный и деспотический во всех своих поступках Муссолини руководствовался только политическими интересами созданной им фашистской партии, а еще больше личными тщеславными побуждениями.  Схема возможного пропуска транспортных потоков через центр Рима посредством тоннеля под Капитолийским и Палатинским холмами: 1 - площадь Венеции; 2 - Капитолий; 3 - Палатин; 4 - Аппиева дорога Огосударствление итальянской культуры, проводившееся по прямым указаниям фашистского руководства, отразилось и на градостроительстве, которое официально было признано теперь сферой деятельности самого государства. Однако мировой экономический кризис и последовавшие за ним войны в Абиссинии, Испании и Албании сильно сократили градостроительную деятельность. В то время как городское население континентальной Италии выросло с 1920 по 1939 г. на 2311 тыс. человек, на территории метрополии было построено только три новых небольших города, в которых удалось разместить лишь несколько десятков тысяч человек. Следовательно, рост населения итальянских городов происходил за счет их уплотнения, что ухудшало санитарно-гигиенические условия жизни. А при таком положении широко развернувшееся в фашистской Италии планировочное проектирование превратилось в нереальное, пропагандистское фантазерство. Пессимистическое, но правдивое мнение о судьбе планировочных проектов высказал известный теоретик и практик итальянского градостроительства Густаво Джованнони. "После того, - говорил он, - как в результате конкурса высказывается жюри и выдаются премии, о проектах, получивших эти премии, зачастую больше и не вспоминают... Проекты предаются забвению". Но в чем заключалась планировочная специфика итальянских городов периода фашистской диктатуры и как отразился в городе насильственно насаждавшийся сверху авторитарный стиль? Сравнивая два лучших новых города, осуществленных в 30-х годах, - Литторию и Сабаудию, нельзя не констатировать черт сходства и различия между ними. Действительно, оба города были построены на средства государства для политически привилегированных членов фашистских организаций - инвалидов войны, которых наделили землей и превратили тем самым в фермеров. Аграрный характер обоих городов, их одинаковые юридические права (так называемых "колоний") и, наконец, примерно равноценная малоэтажная застройка, как и тождественный набор общественных зданий и площадей, не привели, однако, к сближению приемов их планировки и застройки. Если план Литтории с его взаимно перпендикулярными и диагональными улицами, а также системой концентрических восьмиугольников, окружающих центр, предельно геометризирован, то план Сабаудии скомпонован в более непринужденной манере. Литтория представляет собой почти отвлеченную схему, отдаленно напоминающую "идеальные города" эпохи Возрождения, тогда как Сабаудия скорее похожа на города-сады Англии. Столь значительные различия в планировке городов, создававшихся почти одновременно, свидетельствовали об отсутствии в фашистской Италии вполне сложившихся, специфических и всеми разделяемых градостроительных принципов. Ведь, по сути дела, ни одного достойного внимания оригинального приема планировки и застройки Сабаудия и Литтория не дали. Генеральный план Литтории удивляет своей провинциальностью и отсталостью. И даже в гораздо лучше спланированной Сабаудии мы не находим давно уже оправдавших себя в мировой планировочной практике "курдонерных" и "тупиковых" приемов застройки. Наоборот, здесь преобладала сплошная периметральная застройка с неблагоприятным расположением жилых домов непосредственно вдоль улиц. Но зато в обоих городах много сил и средств было вложено в строительство площадей и спортивных комплексов. Собственно, достижение наилучших условий для маршировки военизированных фашистских организаций и составляло главную цель планировщиков. Любую площадь любого города тщательно рассчитывали как вместилище построенных в каре войсковых частей и фашистских отрядов; архитекторы изощрялись в разработке графиков движения многолюдных шествий, и этой показной задаче подчинялись действительно важные проблемы расселения и транспорта. Улицы получали эффектные для парадов и праздничных маршей прямолинейные направления, застройка их выравнивалась по шнуру, тогда как площади, не получая современного технического оснащения (т. е. тоннелей, эстакад, островков безопасности и т. д.), превращались в архаические напыщенные форумы. Эти показные и пропагандистские тенденции особенно ярко проявили себя в реконструкции Рима. Составленный в 1931-1932 гг. проект планировки столицы Италии предусматривал расширение города главным образом в северном направлении, где далеко за Аврелиаыовой стеной создавался крупный спортивный комплекс со стадионом Муссолини. Постройка университетского городка близ Кастра Претория (т. е. к востоку от центрального вокзала), как и возникновение жилых кварталов к югу от Авентинского холма и за Тибром, в свою очередь настолько расширяли столицу, что императорский Рим, окруженный древними стенами, превращался теперь в центральное ядро безмерно огромного современного города. Конечно, это расширение не было реальным, и тем не менее уже то приращение территории и населения, которое произошло к 30-м годам, требовало радикального решения транспортной проблемы. При узких извилистых улицах и отсутствии удобных "диаметров" для транзитного движения автомобилей Риму был необходим метрополитен. Столь же настоятельно нужными были и большие кольцевые магистрали, удобно соединяющие радиальные улицы и разгружающие движение как в центре, так и на периферии города. Однако в генеральном проекте планировки эти мероприятия явно недооценивались, и, наоборот, внимание обращалось на строительство показных ансамблей административного и общественного назначения и на создание помпезных проспектов.  Планы Ватиканского Рима. Вверху - исторически сложившаяся планировочная ситуация; в середине - неосуществленное предложение Карло Фонтана (конец XVII в.); внизу - виа Консилиационе, проложенная в 1930-х годах Еще в эпоху Пунических войн полководец Фламиний проложил через Марсово поле прямую дорогу, которая под именем Корсо Умберто I и теперь еще служит главной улицей Рима. На ней, почти у самого подножия Капитолийского холма, завершенного с северной стороны эклектическим "Монументо", в период фашистской диктатуры находились официальная резиденция Муссолини и главная площадь для демонстраций и парадов. Но поскольку Корсо являлся только радиальным проспектом, а не сквозным диаметром Рима, потоки движения, достигавшие Венецианской площади, не имели удобных выходов в южном, юго-восточном и юго-западном направлении. Поэтому установление связи главной площади с Остийской дорогой через театр Марцелла, а также с Аппиевой и Лабиканской дорогами через Колизей было очевидной необходимостью.  Рим. Главный фасад собора св. Петра и колокольня, спроектированная Карло Фонтана Расширение магистрали, соединяющей Венецианскую площадь с театром Марцелла и новой левобережной набережной Тибра, ведущей на Остию, не встречало серьезных препятствий. Однако прокладка второго проспекта в направлении Колизея представляла собой целую проблему, поскольку новая широкая магистраль угрожала существованию античных форумов и многочисленных, связанных с ними базилик и храмов. Даже находясь в руинированном состоянии, эти памятники являлись драгоценной каменной летописью, которая красноречиво повествовала о высокой художественной культуре античного Рима и о всех этапах его архитектурно-планировочного развития. Если бы авторитарная власть в лице Муссолини действительно уважала наследие "Вечного города", можно было бы найти целый ряд вариантов решения этой задачи. Одним из них был обход императорских форумов с севера широкой дуговой магистралью с тем, чтобы устранить проникновение автомобилей в этот район и превратить его в полноценный исторический и художественный заповедник. Современная техника позволяла устроить еще более удобную трассу движения в виде тоннеля, который можно было провести под Капитолийским и Палатинским холмами без каких бы то ни было разрушений. Однако фашистскому диктатору нужно было другое - ему импонировала прямая наземная дорога триумфа, дающая возможность видеть непосредственно из окон Венецианского дворца потоки демонстрантов и войск на фоне Колизея. Вот почему, вопреки прорывавшимся сожалениям итальянского общественного мнения и открытым протестам иностранной печати, судьба императорских форумов была решена в отрицательном смысле. Виа дель Имперо пробили напрямик через пять императорских форумов. При ширине проезжей части 30 м и наличии тротуаров и газонов по сторонам проспект Империи поглотил почти полностью грандиозный форум Траяна, а также форумы Цезаря, Августа, Нервы и Веспасиана, от которых сохранились только разобщенные небольшие фрагменты. Погиб единственный в мире ансамбль, археологическое изучение которого могло бы принести в дальнейшем еще много открытий. И вместе с тем насильственно проложенный проспект превратился в вещественное доказательство фашистского вандализма, которое пригвоздило его навеки к позорному столбу. Не менее ощутимый ущерб в художественном отношении принесла столице Италии реконструкция набережных. Извилистое русло реки Тибр обладало целым рядом красивых мягких естественных закруглений, которые контрастно сочетались с крутыми поворотами, изломами и прямыми плесами реки. Начиная с эпохи Республики, отдельные участки берегов стали укреплять подпорными стенами, удачно сочетая их с разнообразно исполненными каменными мостами. Так, еще в I в. до н. э. образовался оригинальный ансамбль острова Эскулапа, напоминающий громадную каменную ладью, связанную с берегами двухпролетными мостами Фабриция и Цестия. Выше этого острова за крутым поворотом реки император Адриан построил грандиозную усыпальницу династии Антонинов, более известную под именем мавзолея Адриана, а в настоящее время - замка св. Ангела. Ось симметрии мавзолея была закреплена многоарочным чуть взгорбленным мостом, опирающимся на прямолинейные каменные стены, наклонно опускавшиеся в воду. Еще выше, в том месте, где одна из лучевых магистралей Рима - страда ди Рипетта - касается левого берега Тибра, талантливые представители искусства барокко построили широкую пристань для увеселительных прогулок по Тибру. Снабженная изогнутыми мраморными лестницами, пристань Рипетты служила превосходной видовой точкой, откуда раскрывалась панорама правобережного Рима с мавзолеем Адриана и белеющим на горизонте куполом собора св. Петра.  Перспектива виа Консилиационе в сторону собора св. Петра Таким образом, в результате постепенной и последовательной деятельности многих поколений градостроителей вдоль берегов Тибра сложилась система ансамблей, оптически связанных между собой и как бы "передававших эстафету" один другому, следуя вдоль непринужденно текущей ленты реки. Казалось, что при устройстве новых набережных, которым придавалось значение автомобильных магистралей, нужно было не только сохранить старые звенья большого прибрежного ансамбля Рима, но и столь же бережно отнестись к промежуткам между этими звеньями, по возможности придерживаясь естественного фарватера реки. Однако этого последнего обстоятельства и не учли строители набережных. Вооружившись циркулем и лекалами, они с поразительным педантизмом скруглили все повороты реки, в результате чего из ее очертаний выпали переломы и прямолинейные вставки. Лишенное контрастов и вьющееся теперь подобно гибкому шлангу русло Тибра навсегда утратило свою естественность и привлекательность. Последним значительным планировочным мероприятием в Риме была реконструкция Борго, начатая накануне второй мировой войны (1939 г.). Собственно, мысль о соединении замка св. Ангела с площадью св. Петра длинным клинообразным подходом, постепенно уширяющимся в сторону собора, принадлежала еще Карло Фонтана. Критикуя в своем трактате площадь, построенную Лоренцо Бернини, Фонтана указывал на ее незаконченность. По справедливому мнению этого выдающегося теоретика и практика архитектуры XVII в., глубина существующей площади не обеспечивала полной обозримости трех соборных куполов, поскольку позднейшая пристройка к собору, сделанная Карло Мадерна, скрывала за собой барабан центрального купола и почти полностью поглощала малые купола. Устройство широкого подхода к собору со стороны центральных кварталов Рима было целесообразным и для многолюдных церковных шествий. Проект Фонтана предусматривал создание новой трапециевидной площади, непосредственно примыкающей к овальной в том месте, где находилась неудачная по форме и плохо застроенная площадь Рустикуччи. Широкую открытую сторону новой площади Фонтана обратил к собору, тогда как на узком основании трапеции предполагал построить невысокую колокольню. Таким образом, планировочный замысел Карло Фонтана (если рассматривать углубленную площадь от колокольни) заключался в полном раскрытии фасада собора не только в вертикальном, но и в горизонтальном направлениях. Однако оригинально задуманный им проект имел один серьезный недостаток - он заключался в том, что в интервале между замком и собором возникал оптически непроницаемый барьер с весьма сомнительной архитектурной вертикалью. Нет ничего опаснее наложения в перспективе одной формы на другую. В таких случаях впереди стоящая малая форма закрывает дальнее здание, а если их силуэтные абрисы не контрастируют один с другим, то неизбежно возникает художественный конфликт. Тщательно проведенный нами перспективный анализ полностью подтвердил отрицательную оценку этого предложения Карло Фонтана. И следовательно, осуществлять проект Фонтана в его полном объеме не имело смысла. Но вместе с тем некоторые стороны данного проекта (и в первую очередь устройство клинообразной аванплощади, берущей свое начало у самого замка) заслуживали внимания. Однако при реконструкции кварталов Борго строители заменили фонтановскую длинную площадь широкой улицей с едва расходящимися сторонами. И даже больше того - у подхода этой улицы к площади Рустикуччи они поставили по сторонам два примитивных ризалита с непомерно огромными четырехугольными окнами. В результате собор оказался зажатым с флангов. Если к этому прибавить грубость архитектурных форм боковых корпусов и крайне неудачное размещение фонарных столбов в виде каменных обелисков, то станет понятным, какой большой ущерб нанесла реконструкция Борго этому замечательному ансамблю. Такими были результаты крупнейших работ по реконструкции столицы фашистской Италии. Рассмотренные объекты с достаточной убедительностью показывают, что авторитарный стиль, который насаждал Муссолини, был уродливым явлением, наносившим удар за ударом памятникам архитектуры и ансамблям всемирной значимости. По сравнению с Италией автократический стиль Третьей империи определился быстрее, проявил себя ярче и вместе с тем получил неизмеримо более широкое распространение. Это объясняется тем обстоятельством, что почва для возникновения идеологии военной диктатуры фашистского типа подготавливалась в Германии очень давно. Сама победа капиталистического способа производства, приведшая почти на полвека к кормилу правления в Пруссии и Германской империи "железного канцлера", положила начало физической и духовной милитаризации страны, способствовала укреплению расистских представлений об исключительности германской нации. Не остался в стороне от этой идеологии даже такой крупный представитель музыкальной культуры, как Рихард Вагнер, а многие немецкие архитекторы, живописцы и скульпторы конца XIX и начала XX в. открыто восхваляли военное могущество "Фатерланда", вызывая из тьмы веков образы легендарных героев, военачальников древних германских племен и средневековых завоевателей, начиная с Арминия Германа и кончая Фридрихом Барбароссой. Собственно, деятельность баварского короля Людвига II была направлена на создание великогерманского "нордического стиля", исходные образы которого черпались из арсенала архитектурных форм немецких, романских и готических замков. В сложной борьбе архитектурных течений накануне первой мировой империалистической войны в Мюнхене возникло еще одно стилистическое направление, истоками которого был официозный немецкий классицизм первой половины XIX в. Быть может, наиболее ярким произведением этого переосмысленного стиля было лапидарное и сумрачное здание Германского посольства в Петербурге, построенное Петером Беренсом в 1910-1911 гг. Победа функционализма, одержанная под эгидой Вальтера Гропиуса и Мис ван дер Роэ, не привела, однако, к ликвидации вышеназванных стилистических течений. Опираясь на шовинистически настроенные социальные силы Германии, представители этих течений (как и неоклассики в Италии) продолжали упорно отстаивать свои позиции, прямым доказательством чему служила постройка Имперской канцелярии еще до захвата фашистами власти. Роковой в истории немецкого народа 1933 г. принес с собой кардинальную ломку всей материальной и духовной культуры Германии. Не могла избежать ее и архитектура в целом. В представлениях гитлеровской клики, захватившей государственную власть не только ради обладания ею в Германии, но и в целях реванша и достижения мирового господства, аполитичность архитектуры и искусства граничила с государственным преступлением. Если Муссолини перешел в идеологическое наступление лишь через пять-семь лет после пресловутого "марша на Рим", если в фашистской Италии официозные круги ограничились критикой функционализма и даже допустили представителей этого стиля к конкурсу на дворец Литторио, то Гитлер проявил абсолютную нетерпимость к общеевропейскому стилю уже в первые месяцы своей диктатуры. Функционализм был объявлен не национальным немецким, а иностранным и даже "большевистским" архитектурным стилем, в силу чего его запретили в первую очередь в архитектуре административных и общественных зданий. В это тревожное и темное время прогрессивно настроенные немецкие архитекторы были вынуждены покинуть свою злополучную родину, разделяя судьбу Альберта Эйнштейна, Стефана Цвейга и Генриха Манна. Тем самым была расчищена широкая дорога для архитектуры нацистского режима. Захватив государственную власть, Гитлер колебался в выборе стилистического направления лишь очень короткое время. Неудачи, постигшие Mapчелло Пьячентини, наглядно показали ему исключительную сложность поисков нового ордера и тем более создания своеобразной стилистической системы. Поэтому Гитлер избрал наиболее легкий путь, заменив искания нового стиля выбором из уже подготовленных "стилей". Поскольку стиль замков, восходящий к эпохе легендарных Нибелунгов, и существовавший рядом с ним прусско-баварский "классицизм" имели общую с Гитлером родину и в то же время наиболее ясно выражали националистические устремления германского фашизма, постольку фюрер признал и взял под свое покровительство и то, и другое стилистическое направление. Нордический стиль стал стилем символических сооружений, надгробий и мавзолеев, которые возводили среди пустынных равнин и угрюмых скал. Обращались к нему в тех случаях, когда нужно было выразить мнимое величие, древность и превосходство нордического германского духа. Более всего проявлялся этот стиль в интерьерах нацистских залов собраний. Сочетание грубой каменной кладки с низко нависающими балками дубовых потолков составляло квинтэссенцию нордического стиля. Высокие камины, в которых горели целые бревна, кованые светильники, красные фашистские флаги на побеленных стенах и, наконец, непомерно большой одноглавый орел-стервятник, держащий в когтях эмблему фашизма - свастику, дополняли убранство этих устрашающих помещений. Однако при всем своем значении нордический стиль не был официозным стилем Третьей империи. Это был партийный стиль национал-социализма, тогда как государственным стилем фашистской Германии стал стиль Беренса, Шпеера и Трооста, представлявший собой предельно упрощенную стоечно-балочную систему классической архитектуры, которую лишили, однако, всей ее художественной обаятельности и застегнули по самое горло в плотно облегающий солдатский мундир. Характерными признаками официозного стиля нацизма стали четырехугольные каннелированные столбы, заменившие собой пластически выразительную круглую колонну, колоссальный ордер на всю высоту здания, а также лапидарность объемов и обязательность симметрии. К перечисленному необходимо добавить, что авторитарный стиль фашистской Германии отнюдь не чуждался синтеза архитектуры и изобразительных искусств, которые в символических образах обнаженных звероподобных атлетов откровенно воспевали насилие. Первенцами архитектуры фашистской Германии сам Гитлер считал Имперскую канцелярию и Олимпийский стадион, построенный у западной границы Большого Берлина над Гавелем. Однако если Имперская канцелярия в полной мере принадлежала к произведениям "арийской архитектуры", то стадион занимал промежуточное положение между функциональным и нацистским стилем. Само строительство спортивного комплекса было проведено в три срока: в 1912-1913 гг. для очередных Олимпийских игр перестроили ипподром в первоначальное спортивное поле, окруженное трибунами; в 1925-1928 гг. (т. е. в период господства функционального стиля) весь комплекс был реконструирован и расширен и лишь последняя очередь строительства, оставившая после себя административное здание и огромные башни-столбы с эмблемами фашизма, была закончена в период нацистской диктатуры в 1933-1936 гг. Роберт Озель, на вкус и оценки которого можно вполне положиться, относит этот колоссальный спортивный ансамбль к числу лучших в мире. Действительно, генеральный план спортивного комплекса обладает целым рядом положительных качеств. Продольная западно-восточная планировочная ось, на которую нанизаны главный вход со стороны Берлина, самый стадион и грандиозное Майское поле, удачно сочетается с косыми и вьющимися аллеями, соединяющими главные спортивные сооружения с площадками для гимнастических упражнений. Открытый зеленый театр, ипподром, плавательный бассейн, помещения для отдыха и разнообразных спортивных занятий хорошо расположены среди партеров и сосновых рощ, переходящих в громадный Грюнвальденский лесной массив. При помощи метрополитена, шоссе и железных дорог, окружающих спортивный ансамбль, осуществляется быстрая переброска зрителей и участников состязаний, в совокупности составляющих до 500 тыс. человек. Внушительное впечатление производит самый стадион, вмещающий 100 тыс. зрителей, и еще большее - Майское поле, где одновременно может принимать участие в спортивных парадах 250 тыс. спортсменов. Четырехугольные гладкие столбы, несущие на себе антаблемент овального стадиона, создают равномерный ритм членений, воскрешающий в памяти лаконичные образы больших инженерных и зрелищных сооружений античного мира. Однако можно ли на основании этого объекта судить об архитектуре Третьей империи? Как уже говорилось выше, Олимпийский спортивный ансамбль явился результатом постепенного развития первоначальной идеи на протяжении почти четверти века. Функциональная основа планировки этого крупного комплекса характерна для немецкой архитектуры 20-х, а не 30-х годов. С другой стороны, сооружения подобного рода столь благодарны в художественном смысле, что нужно вовсе не иметь дарования, чтобы, пользуясь проверенными веками стандартами трибун и спортивного поля, не создать впечатляющей композиции. Стадионы получаются красивыми под всеми географическими широтами и при использовании почти любых архитектурных стилей. И следовательно, берлинский Олимпийский стадион нужно исключить из числа сооружений, характеризующих официозный стиль фашистской Германии. Проводившаяся Гитлером фашизация страны вызвала почти повсеместное строительство "домов фашизма", которые предназначались для аппарата нацистской партии и местопребывания больших и малых сатрапов фюрера. Зачинателем этого строительства был Мюнхен. Следуя прямым указаниям Гитлера и непоколебимым законам официозного стиля, архит. Пауль Людвиг Троост выбрал из большого числа площадей баварской столицы именно ту, которая обладала симметрией, "классическими" формами и свободным пространством для митингов. Такой площадью оказалась прямоугольная Королевская площадь. Продольная ось этой площади проходит через симметричные псевдоклассические пропилеи (построенные Кленце в 1848-1862 гг.) и упирается в обелиск, стоящий в центре соседней кругообразной площади Каролины. Поперечная ось ансамбля закреплена столь же симметричными зданиями музеев, тогда как углы площади обрамляют деревья. Собственно, зелень партеров и старых деревьев со свободными кронами и придавала этой площади привлекательность, так как самые здания несли на себе отпечаток посредственного вкуса, характерного для отмиравшего немецкого классицизма середины XIX в. Но именно эти холодные и мертвые формы производили впечатление на Гитлера.  План Олимпийского стадиона в Берлине (по Озелю). Спортивный комплекс был построен в 1912-1936 гг. и рассчитан на 500-700 тыс. человек: 1 - подход со стороны центра Берлина; 2 - главные ворота; 3 - стадион; 4 - Майское поле с трибунами на 70 тыс. зрителей; 5 - открытый театр; 6 - площадки для физических упражнений; 7 - танцевальная площадка; 8 - учебный центр; 9 - теннисные корты; 10 - площадка; 11 - ресторан; 12 - вокзал; 13 - ипподром; 14 - статуи, прославляющие физическую силу Реконструкция Королевской площади заключалась в возведении четырех симметричных зданий в ее торце, обращенном к площади Каролины. По сторонам продольной оси ансамбля Троост построил квадратные павильоны из прямоугольных столбов, внутри которых стоят торшеры для коптящего пламени. Этим павильонам, образовавшим как бы вторые пропилеи площади, было присвоено претенциозное название "храмов Чести". Кварталы, примыкающие к ним, Троост занял двумя четырехугольными симметрическими домами, из которых южный был предназначен для резиденции самого Гитлера.  Мюнхен. Храм Чести у входа на Королевскую площадь. Построен Паулем Людвигом Троостом в середине 30-х годов Если рассматривать Королевскую площадь издали, откуда детали уже не ощущаются ясно (или, еще лучше, с высоты летящего над Мюнхеном самолета), то прямоугольник площади, замощенный каменными плитами, и самые объемы, встроенные Троостом в старый ансамбль, оказываются способными производить эстетическое впечатление. Однако рассмотрение зданий с близких дистанций приносит полное разочарование, ибо новые здания обнаруживают не только примитивность композиционного замысла, но и поразительную грубость деталей. Любое сооружение подлинной классики не имеет математически точных горизонталей и вертикалей. Наоборот, стремление архитекторов к достижению совершенства заставляло их учитывать особенности зрительного восприятия, определяемого сферической камерой глаза. Отсюда и проистекали такие тончайшие оптические поправки, как криволинейные курватуры антаблементов и стилобатов, применение энтазиса и почти неощутимых наклонов колонн и стен. Большое значение придавали античные зодчие не только пропорциям, но и миниатюрным деталям. Так, треугольная бороздка под эхином Парфенона имеет основание в 1 см, углубления же в лунках под колоннами афинских Пропилеи измеряются долями сантиметра. А между тем именно эти предельно малые вырезы в камне при косом освещении солнцем создают свечение мрамора, а заполняясь тенями, становятся видимыми даже на большом расстоянии. Но никаких художественных тонкостей подобного рода нельзя обнаружить в произведениях Трооста, Шпеера и их соотечественников. Напротив, лейб-архитекторы Гитлера были рыцарями ватерпаса и отвеса. Создавая "Fuhrerbau", Троост "обобщил" классические обломы, как бы заключив капители, наличники и карнизные тяги в надетые на них прямые футляры, и, само собой разумеется, такая операция над классикой могла привести лишь к ее огрублению и омертвлению. Чем-то удручающим веет от черствых и безжизненных форм мюнхенских зданий; кажется, что зодчество забыло о своих великих художественных достижениях и попятилось в глубь веков к дольменам, менгирам и каменному топору. Раболепная нацистская печать превознесла ансамбль Королевской площади как выдающийся памятник обновленной классики. Но сам Гитлер уже мечтал о значительно более грандиозных постройках. По мере накопления военно-промышленного потенциала внешняя политика Германии становилась все более агрессивной, а стремление Гитлера к гипнотическому подчинению воли нации и превращению ее в слепое орудие фашизма все росло и росло. Фюрера уже не могли удовлетворить сравнительно скромные размеры мюнхенской площади, где могло поместиться не более 5-10 тыс. человек; ему мерещились стадионы и военные поля, вмещавшие миллионы людей. В ритме маршей, размеренном шаге полков и штурмовых отрядов Гитлеру слышалось биение пульса германской нации, "нации господ", призванной установить "новый порядок в Европе". Одержимый манией борьбы за мировое господство, метался он по всей стране, от Баварии до Восточной Пруссии, от Рейна и до острова Рюген, повсюду основывая плац-парады, военные школы и казармы. Так и возникла идея создания имперского комплекса для парадов и съездов нацистской партии в Нюрнберге. Оставшийся недостроенным сверхколоссальный нюрнбергский ансамбль был расположен далеко за пределами города. В него вошли огромное четырехугольное поле парадов, многоарочный, несколько напоминающий античные цирки стадион Германии, поле Цеппелинов с бесконечно длинными трибунами и, наконец, столь же непомерно большой подковообразный зал Конгрессов. В планировочном отношении этот комплекс уже сильно отличался от берлинского Олимпийского стадиона, обнаруживая как свойственную "арийскому" стилю навязчивую прямолинейность, так и полное отсутствие соразмерности с человеком. В Древнем Риме в период культа личности императоров также создавали грандиозные здания, поражающие воображение зрителей до сих пор, но даже в самых больших своих постройках римляне не переступали той опасной черты, за которой человек перестает быть мерилом архитектурного пространства. Но представители фашистской архитектуры уже не считались с самоощущением отдельной личности, поскольку фашизм стирал с лица земли человеческую индивидуальность, подменяя ее уродливым представлением об единодушии целой нации.  План Королевской площади в Мюнхене: 1-1 - храмы Чести; 2-2 - административные здания К нюрнбергскому комплексу приложимы слова Блонделя о том, что "гигантское... импонирует только вульгарному вкусу".  Мемориальные сооружения в Танненберге. Пример насильственно насаждавшегося в фашистской Германии так называемого 'нордического стиля' За исключением нескольких более или менее крупных поселков (зидлунгов), построенных для военных заводов, вся большая по объему планировочная продукция 1933-1939 гг. осталась нереализованной. И тем не менее ее необходимо рассмотреть, так как в генеральных планах городов и поселков ясно отразился авторитарный стиль Третьей империи. Бесспорно, среди проектов планировки немецких городов первое место принадлежало Берлину. Благоволя к Альберту Шпееру, зарекомендовавшему себя строительством прямолинейной и холодной по формам Имперской канцелярии, Гитлер произвел его в инспекторы всего строительства Берлина, наделив при этом неограниченными административными полномочиями. Поднятый таким образом на недосягаемую высоту, этот новый "фюрер от градостроительства" и воплощал идеи гитлеризма в планировке столицы, как и многих других городов Германии. Составленный под руководством Шпеера генеральный план реконструкции центра Берлина не решал насущно важных проблем массового расселения людей; вместо этого в его основе лежали идеи репрезентативности и решение транспортных вопросов. Душой этого плана было строительство парадных магистралей и площадей, предназначенных для церемониальных маршей. Концентрируя свое внимание преимущественно на окраинах (как более доступных для осуществления больших ансамблей), Шпеер, по примеру барона Оссмана, спроектировал сквозные магистрали (так называемые оси), на которые были нанизаны новые, геометрически правильные прямоугольные и круглые площади. Особое значение придавал он в проекте оси север - юг, которая должна была пересечь р. Шпрее и соединить центр города с аэропортом на Темпельгофском поле. На этой магистрали размещалась новая Круглая площадь с фонтаном в середине и криволинейным зданием иностранного туризма. По соседству с Круглой площадью Шпеер предполагал разместить громадный комплекс зданий для верховного командования германской армии, в состав которого включался перекрытый коробовым каменным сводом "Солдатский зал" с подземным помещением для символической гробницы "великого германского солдата". Еще дальше к северу, уже на правом берегу р. Шпрее, предполагалось построить три обширных корпуса для новых музеев.  Проект правительственного центра Берлина. Составлен главным архитектором гитлеровской Германии Альбертом Шпеером. Слева - корпус мемориального назначения, вмещавший в себя так называемый Солдатский зал Если к перечисленному присоединить комплексы зданий Военной академии и пехотных казарм, то станет понятным репрезентативный характер главной магистрали Берлина. Из проектов крупных жилых ансамблей Большого Берлина заслуживает упоминания поселок Берлин-Шарлоттен-бург-Норд, растянутый вдоль промышленных предприятий и массива зелени Юнгенфернхейде.  Солдатский зал. Открытая проповедь милитаризма. Мистицизм и подавление человеческой личности составляли самую сущность нацистской архитектуры Старый кайзеровский Берлин всегда сочетал в себе напыщенность архитектурных форм с мрачным однообразием перспектив, вытянутых по шнуру, с домами, окрашенными в темные землистые цвета. Теперь же к этому безрадостному облику старого города присоединялись еще более неумолимые формы, от которых веяло леденящим бездушием.  Лондон. Восточная часть города. На переднем плане - памятник средневековья - Тауэр Планы внеберлинских промышленных поселков и новых городов обладали теми же отрицательными чертами. Применявшийся повсюду геометрический порядок с его осями и непременной симметрией обезличивал населенные пункты, превращая их в штампованные лагеря для заключенных, на которых как будто надели не только духовные, но и физические цепи. Перед этими угрюмыми городами бледнели даже военные поселения Аракчеева. Но главный недостаток их заключался в забвении бытовых и санитарно-гигиенических достижений недавнего прошлого.  Лондон. Здание английского парламента с башней Биг-Бэн Напомним, что еще на рубеже 20- и 30-х годов во многих странах Европы (как и в самой Германии) ярко проявило себя стремление к раскрытию квартала в целях улучшения аэрации; одновременно протекавшая с этим борьба за повышение инсоляции жилых помещений привела к меридиональному размещению жилых домов, т. е. к "строчной застройке". И то, и другое вылилось в конечном счете в учение о независимости уличной сети от застройки. И вот в то время, когда раскрытый квартал завоевал всеобщее признание как наиболее прогрессивная форма городского расселения, немецкие архитекторы, руководимые Гитлером и Шпеером, вернулись к наиболее отсталым формам городской застройки. Приведенный выше генеральный план города на 20 тыс. жителей, спроектированный Эгтерштедтом под руководством самого Шпеера, наглядно демонстрирует преобладание улицы над кварталом.  Лондон. Новая высотная застройка Сити. На первом плане Собор св. Павла Все без исключения улицы имеют сплошную периметральную застройку, которая подобно непроницаемой каменной ограде окружает внутренние пространства кварталов. Совершенно ясно, что даже при наличии больших внутриквартальных территорий гигиенический уровень этих кварталов оставлял желать лучшего.  Лондон. Пикадили-Серкес Современное состояние Архитектурный облик этой площади, созданной в начале XIX в. по проекту архит. Джона Нэша, в настоящее время полностью изменился В рабочих поселках с малоэтажной застройкой в виде отдельных домиков, рассчитанных на одну семью, проблема освещения и вентиляции зданий решалась лучше уже в силу их обособленного расположения. Однако эти поселки были удручающе однообразными. Лионель Брет справедливо называет их "белыми кубиками или сараями для запасных частей и инструментов, которые посыпали сверху красным перцем" (Brett Lionel. The Architecture of Authority. - The Architectural Review, 1946, mai, с 132). Следует отметить, что стандартная застройка щитовой и каркасной конструкции с неизменно двускатными черепичными крышами не разнообразилась приемами планировки поселков. Напротив, стандарты размеров и форм сочетались с удивительно педантическим размещением зданий. Такими были поселки военных заводов в Австрии, Баварии, Саксонии, Силезии и Рурской области. Уже совершенно чудовищными как по назначению, так и по исполнению в планировке и застройке были концентрационные лагеря. В Равенсбрюкском женском лагере, в котором погибло 92 тыс. человек, царил непогрешимый порядок. Все здания, начиная с тюремных камер и кончая жилыми бараками и мастерскими, были построены по шнуру и ориентированы так, как это делалось в строчной застройке для достижения наилучшей инсоляции и аэрации зданий. Однако отмеченное сходство объяснялось лишь перенесением сюда по инерции заученного градостроительного приема, ибо никогда еще произвол и цинизм не достигали таких всеобъемлющих размеров, какие бытовали здесь, в сознательно построенных лагерях смерти. Узкие каменные коридоры, в которых происходили расстрелы, огромные печи крематориев и, наконец, многочисленные склады для мародерски добытых вещей - все это красноречиво говорит и теперь о трагической судьбе заключенных.  'Организация высшего порядка' в градостроительстве по Готфриду Федеру. Приведенный документ свидетельствует о бездушно статистическом подходе к нормированию всех видов человеческой деятельности Практическая планировочная деятельность не могла обойтись без теоретических исследований и обобщений. Сам Гитлер верил в победу тоталитарных государств, в силу чего и поощрял теоретическую разработку градостроительных проблем в расчете на послевоенный период. Среди научных и псевдонаучных работ, опубликованных в Германии во второй половине 30-х годов, выделялась обстоятельностью технико-экономических и демографических изысканий книга Готфрида Федера под названием "Новый город". Собственно труд Федера являлся попыткой теоретически обосновать "идеальный город" в условиях фашистского государства. На основании исследования 72 небольших городов Германии автор пришел к тому конечному выводу, что оптимальной формой расселения является город в 20 тыс. жителей, поскольку он не вызывает затраты времени и средств на перевозку людей от места проживания к месту работы, не требует высокоразвитого и дорогостоящего городского хозяйства в целом и в то же время сохраняет те неоспоримые преимущества малых населенных пунктов, которые заключаются в их непосредственной связи с сельской природой. В этих основных установках Федер приближался к идее говардовских городов-садов, однако в самом принципе географического размещения городов он занимал прямо противоположные позиции. В то время как города-сады Говарда располагались вокруг больших промышленных и культурных центров и предназначались для "отсасывания" населения из городов-гигантов, карликовые города Федера размещались независимо от крупных центров по принципу равномерного распределения населенных пунктов по всей территории страны. Градостроительная теория Федера отражала интересы консервативного мелкобуржуазного немецкого бюргерства, связанного с ручным ремесленным трудом и микроскопическими земельными владениями; в своих идеологических установках она отличалась провинциализмом и даже находилась в противоречии с "великогерманскими" тенденциями репрезентативного строительства в больших городах. Но поскольку подготовка к мировой войне заставляла Германию рассредоточивать военное производство, постольку дезурбанистическая теория Федера становилась и своевременной, и практически целесообразной. Федер получил высокое звание "государственного советника" и занял кафедру в Берлинской высшей технической школе.  План небольшого типового города в фашистской Германии. Вверху - плац-парад; в центре - сплошная периметральная застройка; на окраинах - стандартные домики под высокими черепичными крышами. План города отражает военно-бюрократическую организацию быта Книга Федера давала ответы на следующие основные вопросы: 1) какие учреждения необходимы городу с населением 20 тыс. человек для всестороннего административного, коммунального и производственного обслуживания жителей; 2) сколько потребуется таких учреждений; 3) как следует располагать здания административного, торгового и культурно-бытового назначения на территории города и 4) какие размеры земельных участков необходимы для этого. С удивительной скрупулезностью рассчитал Готфрид Федер число юрисконсультов, судей, полицейских, пожарных, шоферов, мясников, слесарей, библиотечных и музейных работников, железнодорожных служащих и т. п.; разумеется, не забыл он отвести подобающее место аппарату национал-социалистической партии и, углубляясь в подробности быта, рассчитал общественные уборные, кладбища и даже урны для колумбариев. Во всем этом сказались сухой педантизм и выучка, приобретенные в обстановке фашистского режима. Приведенные нами фрагменты иллюстрированных статистических таблиц наглядно демонстрируют тот "высший пилотаж", которым обладал "государственный советник" в своих демографических расчетах.  Равенсбрюк. Коридор расстрелов К книге Федера была приложена созданная им схема "идеального города" в виде восьмиугольной кристаллограммы с таким же восьмиугольным центральным ядром. Конечно, к геометрической схеме города нельзя предъявлять требований, естественных для детального проекта планировки. Но схема Федера послужила основой для целого ряда конкретных проектов, исполненных его учениками и последователями. Во всех этих проектах виден холодный и точный расчет, но нет гуманистического отношения к человеку, нет в них и искры искусства. Анализируя проекты федеровской школы, приходится с сожалением вспоминать о тех романтических и вместе с тем художественных увлечениях, которые отличали немецкую градостроительную теорию Камилло Зитте.  Равенсбрюк - лагерь уничтожения, построенный гитлеровцами по образцу промышленных поселков: 1 - камеры заключенных; 2 - комендатура; 3 - женский лагерь; 4 - мужской лагерь; 5 - молодежный лагерь 'Укермарк'; 6,7 - эсэсовские предприятия-мастерские; 8,9 - рабочие бараки и лагерь заключенных Сименсовского концерна; 10 - военные предприятия; 11 - эсэсовские трофейные склады; 12 - эсэсовские жилые дома; 13 - газовые камеры; 14 - крематорий В итоге рассмотрения истории архитектуры и градостроительства тоталитарных государств возникает несколько разнородных вопросов. Прежде всего, что же поучительного можно извлечь из того, что оставил в архитектуре фашизм? Учиться возможно не только на положительных, но и на отрицательных явлениях. В строительно-техническом отношении, и в первую очередь в применении новых материалов, башенных кранов, в скоростном поточном методе производства работ и, наконец, в строительстве автострад, мостов, виадуков и некоторых производственных сооружений Италия и Германия имели в период фашистской диктатуры несомненные количественные и качественные достижения; однако в том, что не относится к средствам строительства, а составляет социальную и художественную сущность архитектуры, фашизм оказался несостоятельным. И была ли архитектура фашизма искусством, хотя отрицать ее эмоционального воздействия на общество и нельзя? Может ли вообще возникнуть полноценное произведение искусства на почве насилия и во имя насилия? Полагаем, что нет. Архитектурный стиль тоталитарных государств потерпел поражение вместе со всей идеологией фашизма, неотъемлемой составляющей частью которой он являлся. Если отнять у искусства облагораживающее и возвышающее человека эстетическое содержание и заменить его безудержной политической пропагандой, оно перестанет быть искусством, а именно это и было в фашистской Италии и Германии. Никогда еще человечество не переживало столь безусловного унижения личности и национального достоинства целых народов, как в период гитлеризма. В то мрачное время тяжело пострадали архитекторы как художники в силу трагического разлада между художником и обществом (точнее, тем уродливым подобием человеческого общества), которое искусственно создавал фашизм. Даже в самые темные периоды рабства, в условиях древних восточных деспотий художника не подавляли так, как подавлял его государственный пресс нацизма. Древним архитекторам оставляли хотя и весьма ограниченную, но все же свободу. Духовным утешением им служили религиозные мифы о справедливом воздаянии в загробной жизни. Но "Mem Kampf" не могла возместить растоптанной свободы и до последней степени расшатанной веры. А при таком положении творчество архитектора как художника становилось полностью подневольным. Художник терял самое ценное - искренность, которую ничем не заменить. Поэтому такими холодными и отчужденными были внешне импозантные ансамбли авторитарного стиля, вот почему лежит на них печать проклятия. Нет ничего легче, как подвергнуть уничтожающей критике павший режим и его культуру. Однако мы произносим обвинительный приговор градостроительной и художественной культуре тоталитарных государств только потому, что такого приговора она заслужила. После окончания второй мировой войны и падения главных фашистских государств - Германии и Италии - прошло уже много лет. Руководящих политических деятелей этих стран покарали как военных преступников справедливым судом народов. Многое уже изгладилось из памяти. Но "история злопамятней народа", и на своих скрижалях она обязана записать все то, что явилось одной из самых безотрадных и позорных страниц исторического бытия человечества двадцатого столетия. |