тень и горы. Тень и горы. Шантарам Грегори Робертс Тень горы АзбукаАттикус 2015 удк 821(94) ббк 84(8Авс)44
 Скачать 1.66 Mb.
|
Глава 2Память, мой возлюбленный недруг, порой включается в самый неподходящий момент. Воспоминания о тех бомбейских днях накатывают на меня столь внезапно и живо, что я выпадаю из настоящего времени и забываю о делах насущных. Промелькнет улыбка, зазвучит песня, и вот я уже унесен в прошлое: валяюсь в постели давним солнечным утром, гоню на мотоцикле по горной дороге или, связанный и избитый, умоляю судьбу дать мне хоть какой-нибудь шанс. И я люблю каждый миг этого прошлого, каждый миг встречи с другом или врагом, каждый миг ярости или прощения – каждый миг жизни. Вот только память зачастую уносит меня пусть и в правильное место, но в неправильное время, что порождает болезненные конфликты с реальностью. По идее, после всего, что я натворил и что сотворили со мной, я должен был бы ожесточиться. Мне не раз говорили, что надо быть злее и жестче. Как заметил один старый зэк: «Ты мог бы стать в натуре крутым авторитетом, будь в тебе хоть капля чистой злости». Но таким уж я уродился, без капли злости или горечи, и таким остаюсь по сей день. Мне случалось впадать в ярость или в отчаяние, и до недавних пор я слишком часто делал дурные вещи, но никогда я не испытывал ненависти к кому бы то ни было и никогда не задавался целью причинить зло другим, даже моим мучителям. Конечно, хорошая порция злости может иной раз пригодиться в порядке защитной реакции, но я знаю, что врата цинизма непроходимы для светлых воспоминаний. А я дорожу своими воспоминаниями, хоть и несвоевременно меня посещающими, – в том числе и воспоминанием о тех самых минутах на бомбейской улице, когда жаркие пятна солнца растекались по асфальту в просветах между платанами; когда бесстрашные девчонки шныряли на скутерах в плотном потоке транспорта; когда тележечники натужно, но с неизменной улыбкой катили мимо меня свой груз; когда я познакомился с молодым индийско-ирландским детективом по имени Навин Адэр. Какое-то время мы с ним продолжали путь молча, лавируя между машинами и встречными пешеходами, уклоняясь от велосипедистов и тележек в нескончаемом танце уличной жизни. Перед распахнутыми воротами пожарной части что-то с хохотом обсуждала компания в темно-синих брезентовых робах. В глубине депо маячила пара огромных пожарных машин, сверкая на солнце хромированными деталями и красной полировкой кузова. К стене у входа было пристроено небольшое, но щедро разукрашенное святилище Ханумана10, плакат рядом с которым гласил: ЕСЛИ ЖАРА КАЖЕТСЯ ВАМ НЕСТЕРПИМОЙ, СРОЧНО ПОКИНЬТЕ ГОРЯЩЕЕ ЗДАНИЕ. Далее мы вступили в торговые ряды, которые растеклись вдоль улицы, выплеснувшись за пределы главного рынка Колабы. Торговцы стеклом, рамками для картин, пиломатериалами, скобяными изделиями, электротоварами и сантехникой постепенно уступали место вещевым, ювелирным и продовольственным магазинчикам. Достигнув широкого въезда на территорию собственно рынка, мы были вынуждены остановиться и пропустить колонну тяжелых грузовиков, с ходу вдавившихся в транспортную суету большой улицы. Знаешь, – сказал он во время этой остановки, – ты был прав насчет длинного языка Викрама. Но дальше меня эта информация не пойдет. Впредь ни единого слова об этом ни с кем, кроме как с тобой. Никогда. А если тебе вдруг понадобится моя помощь, только дай знать, и я тут как тут. Собственно, вот и все, что я пытался сказать с самого начала. Я сделаю это ради Аслана и того, что ты помог ему тогда, если не хочешь, чтобы я делал что-то ради тебя самого. Не в первый раз за время бессрочной ссылки, в которую превратилась моя жизнь, я глядел в глаза, вспыхивающие, как маячные огни на вершинах скал при одном только слове «побег». За годы скитаний мне случалось быстро сходиться с людьми под старый бунтарский мотив, и преданность этих людей основывалась на факте моего побега в не меньшей степени, чем на каких-то моих личных качествах. Им хотелось, чтобы я остался на свободе, хотя бы ради сознания того, что кто-то сумел вырваться из цепких лап системы и не был захвачен ею вновь. Я улыбнулся Навину. Не в первый и не в последний раз я полагался только на чутье, заводя нового друга. Рад познакомиться, – сказал я, протягивая руку. – Меня зовут Лин. И я не врач в тру-щобах. Очень приятно, – сказал Навин, отвечая на рукопожатие. – Меня зовут Навин, спасибоза предупреждение. Всегда полезно знать, кто врач, а кто не врач. И кто не коп, – добавил я. – Пропустим по стаканчику? Ничего не имею против, – любезно согласился он. В тот же миг я почувствовал, что кто-то дышит мне в затылок, и резко развернулся. Эй, полегче! – вскричал Джордж Близнец. – Полегче с рубахой, приятель! Это ровнопятьдесят процентов моего гардероба, чтоб ты знал! Я разжал руку, перед тем успев пересчитать костяшками пальцев ребра на его тощем теле. Извини, старина, – сказал я, разглаживая ладонью смятую рубаху. – В другой раз не под-крадывайся к людям сзади. Уж ты бы мог это знать, Близнец. Когда-нибудь такой фокус выйдет тебе боком. Согласен, сам виноват, – признал Джордж Близнец, нервно оглядываясь по сторонам. –Видишь ли, у меня тут возникла проблемка. Я полез было в карман, но Близнец меня остановил: Проблема другого рода, старик. Хотя, честно говоря, и этого рода тоже, однако безде-нежье – настолько постоянная проблема, что стала уже метакультурным состоянием, вроде уныло-однообразного, но прилипчивого саундтрека. Ты меня понимаешь? Не понимаю, старик, – сказал я, вручая ему несколько купюр. – Так в чем проблема? Можешь немного подождать? Я сейчас приведу Скорпиона. Хорошо. Близнец вновь огляделся: Точно дождешься? Я кивнул, и он исчез в толпе, обогнув ближайший прилавок с мраморными статуэтками богов. Мне уйти или можно остаться? – спросил Навин. Оставайся, – сказал я. – Близнец и Скорпион все равно не умеют хранить секреты, осо-бенно свои собственные. Будь они радиоведущими, начали бы секретничать в прямом эфире. Кстати, занятно было бы послушать. Через минуту Близнец вернулся, ведя за руку Скорпиона. Зодиакальные Джорджи – один из южного Лондона, другой из Канады – жили на бомбейских улицах и были неразлучны. Они в легкой форме зависели от семи разных видов наркоты и всеобъемлюще зависели друг от друга. Ночевали они в сравнительно комфортабельных условиях – под навесом у входа на склад – и зарабатывали беготней на посылках, сбытом наркотиков иностранцам и, временами, продажей информации местным гангстерам. Они спорили и грызлись ежедневно, начиная с первых утренних зевков и до отхода ко сну, но притом были так искренне и крепко привязаны друг к другу, что за одно это все их знавшие любили зодиакальных Джорджей: Близнеца из Лондона и Скорпиона из Канады. Извини, Лин, – пробормотал Скорпион, когда Близнец подтащил его поближе. – Я ужебыло залег на дно. Это все из-за ЦРУ. Ты наверняка уже в теме. ЦРУ? Нет, я не в теме. Только что вернулся из Гоа. Так в чем дело? Нарисовался тут один субчик, – подхватил эстафету Близнец, и его более рослый това-рищ быстро кивнул в подтверждение. – Седые волосы, хотя он совсем не старый. Ходит в строгом синем костюме и галстуке, весь такой деловой. Он из ЦРУ, – прошептал Скорпион, наклоняясь ко мне. Не пори чушь, Скорпион! – зашипел Близнец в свою очередь. – На кой хрен ЦРУ нужнытакие, как мы? У них есть приборы, читающие наши мысли, – продолжил шептать Скорпион, – дажесквозь стены. Если они могут читать наши мысли, нам тем более нет смысла говорить шепотом,верно? – сказал Близнец. Может статься, они специально запрограммировали нас на шепот, когда копалисьв наших мозгах. Да если бы они реально прочли твои мысли, они бы дали отсюда деру с воплями ужаса, чертов кретин! Удивительно, как это я все еще держусь и не бегаю с воплями по улицам после общения с тобой. Невозможно было предугадать, куда занесет Зодиаков, когда они начинали спорить; и никаких ограничений по времени у этих споров не было. Обычно я с удовольствием их слушал, но порой это бывало некстати. Давайте-ка поподробнее о седом субчике в синем костюме. Мы не знаем, кто он такой, Лин, – сказал Близнец, прерывая свой монолог. – Но он ужедва дня наводит справки о Скорпионе в «Леопольде» и в других местах. Он из ЦРУ, – повторил Скорпион, озираясь в поисках укрытия. Близнец посмотрел на меня с плаксивой гримасой, означавшей: «И за что мне это наказание?» Он старался себя сдерживать. Сделал глубокий вдох. Но это не помогло. Если они из ЦРУ и умеют читать наши мысли, – взвыл он с зубовным скрежетом, –то на кой ляд им ходить повсюду и задавать вопросы?! Они подошли бы прямиком к тебе и, хлопнув по плечу, сказали бы: «Привет, сынок! Мы только что прочли твои мысли. Нам нет нужды расспрашивать и выслеживать, потому что у нас есть специальные мозгокопательные приборы, которые читают ваши мысли, и все это потому, что мы – парни из гребаного ЦРУ». Разве не так? Разве не так? Ну… Наводя справки, он называл ваши настоящие имена? – спросил Навин с подчеркнутосерьезным выражением лица. – Он искал вас обоих или только Скорпиона? Оба Джорджа уставились на Навина. Это Навин Адэр, – сказал я. – Он частный детектив. Возникла пауза. Чтоб мне лопнуть! – наконец пробормотал Близнец. – Не очень-то частный, должно быть, раз ты громко объявляешь об этом посреди овощного рынка. Больше смахивает на публичного детектива, вам не кажется? Навин рассмеялся. Вы так и не ответили на мой вопрос, – напомнил он. И снова возникла пауза. А какого… какого типа детектив? – с подозрением спросил Скорпион. Детектив типа «сыщик», – пояснил я. – С ним ты можешь смело откровенничать,как на исповеди. Отвечай на вопрос, Скорпион. Ну, если пораскинуть мозгами, – сказал Скорпион, задумчиво разглядывая Навина, –то выходит, что спрашивал он про меня одного, не поминая Близнеца. Где он остановился? – спросил Навин. Мы пока не выяснили, – сказал Близнец. – Сначала мы не приняли его всерьез, но этирасспросы продолжаются уже два дня. Вот Скорпион и начал дрейфить, а теперь уже сдрейфил вконец, сами видите. Сегодня мы послали одного из наших уличных ребят проследить за гадом, так что скоро узнаем, где он окопался. Если хотите, я могу заняться этим делом, – предложил Навин. Близнец и Скорпион взглянули на меня. Я пожал плечами. Да, – быстро сказал Скорпион. – Идет. Если можешь, узнай, кто он такой и что емунужно. Мы хотим докопаться до сути, – с жаром сказал Близнец. – Скорпион до того меняизвел, что сегодня утром я проснулся, вцепившись в глотку самому себе. А это уже край, когда человек душит себя самого во время сна. Ну а нам что делать? – спросил Скорпион. Затаитесь поглубже и не высовывайте носа без крайней необходимости, – сказалНавин. – Если ваш парень узнает, где он остановился, дайте знать Лину. Или оставьте для меня записку в Натрадж-билдинг, на Меревезер. Навину Адэру. Какое-то время зодиакальные Джорджи молча смотрели друг на друга, потом на Навина и под конец на меня. Недурной план действий, – сказал я, на прощание пожимая руку Близнецу. Денег, которые я ему дал, должно было хватить на хорошие дозы как минимум двух из числа их любимых наркотиков, а также на несколько спокойных дней в дрянном отеле, на получение чистой одежды, наверняка вновь застрявшей в прачечной из-за неуплаты, и вдобавок на бенгальские сладости, к каковым они питали слабость. Зодиакальные Джорджи ввинтились в плотную толпу; при этом Скорпион втягивал голову в плечи и старался прикрыться своим лондонским тезкой. Есть какие-нибудь мысли на сей счет? – спросил я у Навина. Сдается мне, это законник, – ответил он не слишком уверенно. – Ну да там поглядим,что за гренок выпрыгнет из тостера. Гарантировать результат не могу. Не забывай, что в сыскном деле я еще дилетант. Дилетант – это тот, кто не знает, чего делать нельзя, – сказал я. Недурно. Это цитата? Да. Чья именно? Одной женщины. Могу я с ней познакомиться? Нет. Прошу тебя. Да с какой стати? У тебя особый интерес к труднодоступным людям? Это ведь слова Карлы, верно? «Дилетант – это тот, кто не знает, чего делать нельзя». Мило. Я остановился и подступил к нему почти вплотную. Давай уговоримся, – сказал я. – Отныне ты никогда не будешь при мне упоминатьКарлу. Это совсем не похоже на уговор, – сказал он, беззаботно улыбаясь. Рад, что ты понял… Однако мы ведь собирались выпить, помнишь? Вскоре мы вошли в пропахший пивом и карри зал «Леопольда». Здесь как раз наступил период относительного затишья перед вечерним наплывом туристов, наркодилеров, спекулянтов, рэкетиров, актеров, студентов, гангстеров и хороших девочек, охочих до плохих мальчиков. Очень скоро эта публика заполонит пространство под широкими арками, будет шуметь, есть-пить и в рулеточном угаре ставить на кон свои души за всеми тридцатью столами «Леопольда». Это было любимое ресторанное время Дидье, которого почти всегда можно было застать здесь в послеобеденные часы. Вот и сейчас я увидел его сидящим в одиночестве на своем обычном месте: за столиком у дальней стены, откуда хорошо просматривались все три входа в зал. Он читал газету, развернув ее во всю ширь. Я хренею, Дидье! Газета в твоих руках! О таких вещах надо предупреждать людейзаранее, чтобы их не хватил удар. Я повернулся к официанту, которого завсегдатаи в шутку прозвали Свити – Сладенький. Он целенаправленно ковылял мимо нас, и розовый бейджик с его настоящим именем болтался в такт ковылянию. Что с тобой сегодня, Свити? Разве ты не должен был вывесить на улице перед входомпредупреждающий знак или типа того? Жопа твое рыло, – ответствовал Сладенький и языком передвинул спичку из одногоугла рта в другой. Дидье отложил газету и встал, чтобы меня обнять. Я гляжу, ты легко переносишь эту жару, – заметил он и, отодвинувшись на длину рук,оглядел меня с тщательностью, достойной судмедэксперта. – У тебя какой-то каскадный вид. Я правильно выразился? Как говорят о том, кто подменяет звездного актера и получает за него все шишки? Правильно сказать «каскадерский», но я согласен и на «каскадный». Позволь предста-вить еще одного каскадного человека: Навин Адэр. А, детектив! – сказал Дидье, одновременно с рукопожатием окидывая наметаннымвзглядом его высокую атлетическую фигуру. – Много о вас наслышан от моей подруги, журналистки Кавиты Сингх. А мне она рассказывала о вас, – с улыбкой ответил Навин. – Должен сказать, это честь для меня – познакомиться с героем всех ее историй. Не ожидал встретить молодого человека с такими безупречными манерами, – быстрооткликнулся Дидье и, приглашающе указав нам на стулья, подозвал Свити. – Что будете пить? Пиво? Свити, три хорошо охлажденных пива, пожалуйста! Жопа твое рыло! – буркнул Свити, уже заканчивавший свою смену, и поплелсяна кухню. Он отвратительный хам, – сказал Дидье, глядя вслед официанту. – Но меня страннымобразом умиляет невозмутимость, с какой он влачит свое жалкое существование. Нас было трое за столом, но все мы сидели в ряд: спиной к стене и лицом к другим столам под арками, за которыми открывался вид на улицу. Взгляд Дидье непрерывно блуждал по залу ресторана – ни дать ни взять жертва кораблекрушения, с надеждой озирающая горизонт. Ну и… – сказал он, слегка наклоняя голову в мою сторону, – что там с авантюрой в Гоа? Я извлек из кармана и протянул ему тонкую пачку писем, перевязанную голубой лентой. Дидье принял ее бережно и несколько секунд держал в ладонях, как выпавшего из гнезда птенца. Тебе… тебе не пришлось выбивать из него эти письма? – спросил он, не отрывая от них взгляда. Нет. Он вздохнул и быстро поднял глаза. А что, мне надо было его отделать? Нет, конечно же нет, – сказал он, шмыгая носом. – Дидье никогда не стал бы платитьза подобные вещи. Ты и так ни гроша мне не заплатил. Строго говоря, нулевая плата все равно является платой. Вы согласны, Навин? Понятия не имею, о чем речь, – сказал Навин. – И потому готов согласиться с чемугодно. Все правильно, – вздохнул Дидье, глядя на письма. – Однако я думал, что он будетсопротивляться, хотя бы самую малость, в попытке оставить их у себя. В некоторых… в некоторых еще заметны следы былой привязанности. Я припомнил обезьянью гримасу ненависти, исказившую лицо Густаво, его бывшего любовника, и визгливые проклятия по адресу гениталий Дидье, когда этот тип швырял связку писем в мусорную яму под задним окном своего бунгало. Разорвав ему ухо ногтем большого пальца, я заставил поганца слазить в яму, достать письма и как следует их очистить, прежде чем вручить мне. Нет, – сказал я. – Похоже, былая привязанность угасла. Что ж, спасибо тебе, Лин, – в который раз вздохнул Дидье и пристроил письма у себяна колене, поскольку прибыло пиво. – Конечно, я бы съездил за ними сам, если бы не ордер на арест, который дожидается меня в Гоа. Тебе надо быть аккуратнее с этими ордерами, Дидье. Я не могу уследить за всем.У самого поддельных разрешений и справок – хоть стену обклеивай. И мне уже порядком надоело разруливать твои конфликты. Но сейчас по всей Индии всего четыре действующих ордера на мой арест, Лин. Всего-то четыре? Когда-то их было девять. Иногда мне даже начинает казаться, что я встал на путь…исправления. – Он скривил губы и произнес неприятное слово, как сплюнул. Будет вам. Не возводите на себя напраслину, – успокоил его Навин. Спасибо. Вы… очень приятный молодой человек. Как вы относитесь к огнестрельномуоружию? У меня плохо получается убеждать людей. – Навин допил свое пиво и поднялся из-застола. – Но я могу быть более убедительным с пистолетом в руке. Тут я в состоянии вам помочь, – сказал Дидье со смешком. Нисколько не сомневаюсь! – в свою очередь рассмеялся Навин. – Лин, что касаетсятипа в деловом костюме, так напугавшего зодиакальных Джорджей, – когда что-нибудь выясню, я найду тебя здесь. Не слишком нарывайся. Мы ведь не знаем, кто он и на что способен. В том и весь драйв! – улыбнулся он с юношеским задором и отвагой. – Но я вас покидаю. Дидье, знакомство с вами – удовольствие и честь для меня. До встречи. Мы посмотрели, как он уходит в ранние вечерние сумерки. Дидье сдвинул брови. – Что такое? – спросил я. Ничего! – ответил он. Что такое, Дидье? Я же сказал: ничего! Я тебя слышу, однако мне знакомо это выражение лица. Какое еще выражение? – спросил он так возмущенно, будто я обвинил его в краже моейвыпивки. Дидье Леви давно перевалило за сорок. Первый снег седины уже припорошил его темную курчавую шевелюру, но мягкий свет голубых глаз – среди багровой вязи сосудов, сплошь покрывавшей белки, – придавал ему неожиданно юный и в то же время беспутный вид: озорной мальчишка все еще скрывался под оболочкой стареющего, потасканного мужчины. Он пил любые алкогольные напитки в любое время дня и ночи, всегда одевался как денди (притом что все прочие денди быстро скисали в здешней жаре), курил «фирменные» косяки из сделанного на заказ портсигара, был профессионалом в большинстве видов преступной деятельности (и виртуозом в некоторых из них) и не скрывал свою сексуальную ориентацию в городе, где это до сих пор считалось предосудительным. Я знал его более пяти лет и видел во многих серьезных переделках. Он был надежен и бесстрашен – из тех людей, которые пойдут с тобой под пули и останутся рядом до самого конца, каким бы тот ни оказался. Дидье всегда был верен себе. И он мог послужить уникальным примером того, как образ жизни любого из нас определяется степенью нашей внутренней свободы. Я помню его убитым горем из-за потерянной любви или сжигаемым дикой похотью; я помню минуты чудесных озарений – его и моих. И я провел с ним наедине достаточно много мучительно долгих ночей, чтобы понять и полюбить этого человека. Вот это самое выражение, – сказал я. – Якобы тебе известно что-то, что и так должнобыть известно всем. Твое лицо говорит: «Я же тебе говорил» – еще до того, как ты мне чтонибудь скажешь. Давай выкладывай, что такое я должен знать и без твоей подсказки. Гневная гримаса на его лице сменилась улыбкой, которая перешла в хохот. В данном случае как раз я узнал нечто новое, – сказал он. – Этот парень мне очень понравился. Больше, чем я ожидал. И больше, чем следовало ожидать, потому что о Навине Адэре ходит немало темных слухов. Если бы темные слухи приравнивались к голосам на выборах, мы с тобой давно про-шли бы в президенты. Это верно. Но все же его репутация меня настораживает. Мудрец поймет с полуслова, –кажется, так говорят? Да, хотя мне всегда казалось, что настоящим мудрецам не нужно и полуслов. Я слышал, что он хороший боксер, даже очень хороший боксер. Он был чемпиономуниверситета и мог бы стать чемпионом Индии. Его кулаки – это смертельное оружие. И еще говорят, что он всегда готов пустить их в ход – пожалуй, даже чересчур готов, частенько провоцируя драки. Ты и сам отнюдь не младший клерк в департаменте провокаций, Дидье. А что касаетсядрак – уж этой фигней ты меня не заинтригуешь. Слишком многих людей этот юнец успел поставить на колени. Плохо, когда такой моло-дой человек привыкает унижать других. Многовато крови за этой милой улыбкой. За твоей милой улыбкой крови куда больше, друг мой. Спасибо на добром слове. – Он принял комплимент легким кивком, тряхнув седею-щими кудрями. – Собственно, я вот что хотел сказать: если вдруг случится заварушка, я предпочту сразу пустить пулю в этого красавчика, даже не пытаясь вступать с ним в рукопашную. К счастью, пушка всегда при тебе. Я… извини за пошлое словечко… сейчас говорю серьезно, Лин, а ты ведь знаешь, как я ненавижу всякую серьезность. Буду иметь это в виду. Обещаю. А сейчас мне пора идти. Ты оставляешь меня здесь пить в одиночестве и отправляешься к ней? – Он язвительно усмехнулся. – Думаешь, она тебя ждет после трех недель, проведенных в Гоа? А ты не думаешь, что за это время она могла найти себе лужок позеленее, – кажется, так выражаются англичане с их очаровательной пасторальной провинциальностью? Я тебя тоже люблю, брат, – сказал я, пожимая ему руку. Выходя на оживленную улицу, я обернулся и увидел, как он машет мне на прощание пачкой любовных писем, которые я для него добыл. Это меня задержало. Уже далеко не впервые возникло чувство, будто я бросаю его на произвол судьбы. Глупость, конечно же: Дидье был вольным контрабандистом и обладал, пожалуй, наибольшей степенью свободы из всех людей этой профессии в Бомбее. Один из последних гангстеров-одиночек, он ни от кого не зависел и никого не боялся, включая мафиозные группировки, полицию и уличные банды, под чьим контролем находился его нелегальный мир. Однако есть такие люди и такие привязанности, которые тяжело переносят каждое расставание, и всякий раз уходить от них – все равно что покидать навеки родную страну. Мой старый друг Дидье, мой новый друг Навин, мой островной город Бомбей: все мы опасны, каждый по-своему. Несколько лет назад, когда впервые прибыл в Бомбей, я был чужаком в незнакомых уличных джунглях. Теперь же я по-хозяйски взирал на других чужаков из глубины этих джунглей. Теперь это был мой дом. Я притерся и освоился. Но при всем том слишком загрубел, утратил нечто важное внутри себя – нечто, вплотную прилегающее к сердцу. Мы все были беглецами. Я сбежал из тюрьмы, Дидье сбежал от преследований, Навин сбежал от улицы, а этот южный город сбежал от моря, направив всю энергию своих мужчин и женщин на сотворение – камень за камнем – нового сухопутного бытия. Я помахал Дидье, и он с улыбкой откозырял мне любовными письмами. Я улыбнулся в ответ, и теперь все было в порядке: теперь я мог его оставить. Никакая улыбка не возымеет эффекта, никакое напутствие не утешит, никакая доброта не спасет, если наша внутренняя правда не будет прекрасной. Ибо связывает всех нас – все лучшее в нас – только правда человеческих сердец и чистота любви, неведомая иным созданиям. |