Русский язык и культура речи. Синцов Е.В. Русский язык и культура речи (1). Синцов Е. В. Русский язык и культура речи

• Название: Синцов Е. В. Русский язык и культура речи
• Анкор: Русский язык и культура речи
• Дата: 08.04.2022
• Размер: 186.08 Kb.
• Имя файла: Синцов Е.В. Русский язык и культура речи (1).docx
• Тип: Документы; #454826
• страница: 3 из 10

Лекция 3

Человек в современной речевой ситуации

В предыдущей лекции было дано определение КР как единства нормативного, коммуникативного и этического аспектов. Но за таким «суммирующим подходом» скрыто не совсем полное и адекватное представление о КР. Создается иллюзия, что достаточно лишь овладеть основными нормами языка, научиться использовать его возможности в конкретных ситуациях общения и соблюдать этические требования, и человек овладеет речевой культурой. Это не совсем так.

3.1. Язык как выразитель духовной культуры человека

Дело в том, что сам по себе язык во всей совокупности своих норм и правил ничего не выражает. Смыслом и значением его «пустые формы» наполняет лишь человек и в целом человеческая культура. Ведь язык – порождение всей культуры, ее живая кровь. Именно он в первую очередь связывает ее различные слои и части, функционируя в быту, в деловых отношениях, в политике, религии, науке, самых разных сферах социума. Поэтому любое речевое высказывание – не просто набор языковых элементов, соблюдение норм и правил их сочетания. В языке, речи резонирует вся культура, все разнообразные формы ее существования. Поэтому недостаточно просто овладеть нормами и правилами речевого поведения.

К языку нельзя относиться как к своеобразному аналогу одежды, которая должна быть подобрана к конкретной речевой ситуации и которую всегда можно сменить, если она вдруг чем-то «не подошла». В какой бы речевой ситуации ни находился человек, как бы удачно он ни подобрал для этой ситуации формы речевых высказываний, если эти формы он не наполнит своим личностным содержанием, своей духовной культурой, речь его будет не интересна, порой глупа, порой похожа на болтовню, вызовет скуку, недоумение.

Речь, как Элиза Дулиттл из пьесы «Пигмалион» Б. Шоу: она полна блеска и вдохновения только в том случае, если ее сформировали сразу двое «учителей» – профессор Хиггинс и полковник Пикеринг. Первый придал речи совершенные формы (в том смысле, как это трактуется в определении культуры речи в триединстве ее аспектов), а второй наполнил ее всей глубиной подлинной человеческой культуры. (Кратко пересказать последнюю речь Элизы, где она благодарит Пикеринга за уважительное отношение к ней, за поданный стул, за приветствие: вставал в ее присутствии и т. п. Это для нее даже более важный урок, чем занятия языком, его «пустыми формами» с грубым Хиггинсом.)

3.2. Усиление хаотических процессов в современном языке

Но современному человеку все труднее сохранять в речи равновесие ее культурной и собственно лингвистической составляющих. Причина тому – сложные процессы в современной культуре. В ней чрезвычайно усилились хаотические процессы, наметились тенденции разрыва устойчивых связей. Культурная ситуация меняется настолько стремительно, что ученые говорят о некоем «культурном взрыве».

Детонатором этого «взрыва» в первую очередь стала так называемая перестройка, призванная произвести своеобразную революцию в социальной сфере. А революция в социальных отношениях неизбежно сказывается и на языке, поскольку язык в первую очередь функционирует в социуме. Поэтому в языке тоже начались процессы весьма специфической «перестройки».
Писатель И. Волгин с тревогой пишет об этих процессах: «Есть какая-то тайная связь между ослабевшей грамматикой и нашей распавшейся жизнью. Путаница в падежах и чудовищный разброд ударений сигнализируют о некоторой ущербности бытия. За изъянами синтаксиса вдруг обнаруживаются дефекты души. Повреждение языка – это, помимо прочего, и повреждение жизни, неспособной выразить себя в ясных грамматических формах и поэтому всегда готовой отступить в зону случайного и беззаконного. Язык – исписанная конституция государства, несоблюдение духа которой ведет к гибели всякую (в том числе и духовную) власть».
Одним из проявлений хаотических тенденций в языке стало интенсивное вторжение стихии общенационального языка, которым СРЛЯ всегда окружен, как некое подобие острова, омываемого изменчивой водной стихией. И когда эта стихия разражается штормом, а тем более бурей, то берега острова не всегда могут выдержать ее натиск, слишком могучий и агрессивный. Так и СРЛЯ. «Ураганы» социальных потрясений неизбежно поколебали самые глубинные слои культуры, пробудив ее «окраинные образования», и она всей своей мощью обрушилась на язык.

В первую очередь пострадали «бастионы» коммуникативных аспектов языка. Ситуации общения стали чрезвычайно разнообразны. Резко расширился состав участников массовой коммуникации. Новые слои населения приобщились к роли ораторов, корреспондентов газет, заняли управляющие должности (речи B.C. Черномырдина, например, долгое время были предметом множества пародий, часто цитировались). Это люди, не всегда владеющие литературной нормой, плохо чувствующие язык, не «исполненные культурой». Но они оказались в центрах внимания новых социальных ситуаций, и к ним невольно прислушивались, перенимали их манеру выражать свои мысли.

На коммуникативно-речевую ситуацию повлияло также усиление диалогичности общения. Средства массовой коммуникации, например, изо всех сил стараются говорить с потребителем «на его языке». Под нетребовательного и ленивого читателя пишутся детективы и иная беллетристика не всегда хорошего качества. Речь стала приобретать очень конкретного адресата, от которого нужно добиться желаемой реакции. А для этого порой все средства хороши, вплоть до разговорной и даже ненормированной речи.

Расширилась сфера спонтанного общения. Например, стало дурным тоном произносить заранее отрепетированную или заученную речь. А в любом спонтанном речевом событии неизменно активизируются случайные связи в языке, возникают отклонения от строгой нормы. Спонтанные речевые акты приводят также нередко к смешению речевых жанров. Это очень заметно, к примеру, в СМИ, где дикторы сменили учительно-информирующий тон на тон шутливый, размышляющий, диалогичный. Возросло психологическое неприятие бюрократического языка доперестроечного времени («новояза»). Активизировались поиски новых средств выражения, новых форм образности («Так ты лохушка деревенская?» – от «лох» + «кадушка» + целый шлейф небрежительных оттенков суффикса – ушк). Вместе с тем в язык стали возвращаться историзмы, такие, как «барышня», «господа» и т. п.

Эти коммуникативные процессы сопровождаются размыванием этических норм языка. За этим стоит в первую очередь утрата уважительных отношений между людьми, непонимание или нежелание считаться с социальным, возрастным статусом собеседника.

Естественно, что лингвистические параметры языка тоже вынуждены реагировать на эту меняющуюся ситуацию. Тем более что проникновению в них стихийных процессов во многом способствует ослабление цензуры и автоцензуры. Поэтому в литературный язык хлынули жаргонизмы, блатная «феня», просторечие, заимствования. Они сформировали многочисленные варианты норм и достаточно прочно обосновались в языке, размывая его привычные связи и отношения.

Например, складывающиеся десятилетиями нормы были потеснены и даже замещены нормами чужими, в первую очередь пришедшими из иных языков и блатной речи.
По этому поводу один из филологов так высказывается в публицистической статье: «Произошло громадное вливание в нашу речь американизмов и техницизмов. Заговорило с американским акцентом наше телевидение. Но дело не в конкретных словах, а в стиле – это очень узнаваемый стиль скетчей, рубленой деловой речи, которая звучит подстрочником с английского.

Еще одно громадное ядовитое вливание – лагерный жаргон. За последние пятьдесят лет нашей истории через лагерную систему прошли миллионы людей, каждый второй наш гражданин так или иначе соприкасался с этой тюремно-лагерной системой. Лагерный жаргон стал уже основой современного просторечия, он проник в литературу и даже больше – в культуру.

Блатная речь вкупе с американизмами – вот новый деловой русский язык, на котором мы не читаем, а день изо дня живем, работаем, он является прообразом нашего мышления. Язык – идеальный инструмент управления сознанием не отдельного человека, но всего общества. Сознанием нашим, обществом пытается сознательно управлять криминальный мир, и самый кровный интерес этого мира – уничтожение слоя культурного, потому что только бескультурным народом и могут управлять все эти воры в законе, авторитеты да паханы. Но, заговорившие их понятиями, напившиеся этой блатной отравы, мы будем не “братки” для них и не люди даже, а “фраера”, “шестерки”» (Олег Павлов // Огонек. 1998. № 7).
Современный человек вынужден существовать во всех этих речевых пластах, владея сразу несколькими языковыми нормами (на некоем условном пересечении самых разных слоев культуры, пронизанных языком). В этой связи уместно говорить о языковой культуре личности современного человека, владеющего вариантами нормы, чутко ощущающего речевую ситуацию, часто пренебрегающего этическими нормами языка.

Существование на пересечении множества границ культуры и языка формирует у современного человека ощущение языка как некоего «единства в многообразии». И это единство воспринимается как нечто весьма неустойчивое, изменчивое, способное быстро размываться и разрушаться. Поэтому все чаще говорят о страхе утратить «настоящий язык», а значит, утратить важную часть культуры, национального самосознания, этических норм общения в повседневной жизни людей.

Этот страх отчасти стимулируется развитием философско-лингвистических концепций, все более акцентирующих иррациональную, стихийную природу языка (особенно концепции французских постструктуралистов). Ученые пытаются обосновать взгляд на язык как на стихийный процесс, где происходит тайная, не поддающаяся контролю человека, его разума борьба за власть, где действуют самые разнообразные разрушительные силы.

3.3. Дискурс как способ властвования над стихией языка

Естественно, что человек, социум в целом пытаются совладать с этой ситуацией. И человек, и общество стремятся вернуть себе контроль и власть над языком. С этой целью стали активнее использоваться уже хорошо отлаженные механизмы культуры. В первую очередь активизировалась речевая цензура в средствах массовой информации. От дикторов, ведущих потребовали достаточно строгой речевой автоцензуры. Их языковой подготовке явно уделяют немало времени и сил.

Во-вторых, обратили внимание на преподавание русского языка. Одним из результатов такого внимания стало введение курса русского языка и культуры речи в негуманитарных вузах.

Но активизировались не только эти отработанные в культуре способы управления языком. Все мощнее заявляет о себе древняя вера людей в магическую власть слова. С его помощью всегда стремились заговорить стихии, повлиять на ситуации, обратить их непредсказуемое развитие в желаемое для человека русло… Подобная вера во власть слова проявляется и в отношении языка, его стихии. Язык может быть «заговорен» с помощью самого языка, как какая-нибудь сила природы, над которой колдун произносит свое заклинание.

Конечно, эта древняя вера обрела в современной культуре иные формы проявления. Теперь власть над языком связывается с представлением о власти духа, мысли. В первую очередь способность совершать «чудеса» приписывается науке. Поэтому через науку, ее «магическое слово», олицетворяющее власть человеческого духа над стихиями, общество пытается управлять языком, создавать в нем некие относительно устойчивые образования, способные удерживать потоки мыслительной «энергии».

Одной из таких попыток обуздать стихию языка стало учение о дискурсах.

Дискурс в самом приблизительном и общем плане можно определить как своеобразную гибкую языковую форму, способную выражать определенное направление мысли. Дискурс всегда событие, в котором происходит соединение мысли и языковых возможностей в речевом акте. Во многом это соединение продиктовано ситуацией общения : где, когда и по какому поводу рождается речь. Также в этом событии взаимодействуют говорящий (пишущий) и адресат речи. То есть дискурс – это вся совокупность качеств речи и условий ее осуществления в конкретных ситуациях общения.

Такие ситуации могут повторяться, и поэтому ученые выделяют разновидности дискурсов.

Для ученого в языке «заготовлен» специфический научный дискурс, который предполагает выдвижение гипотез, отбор материала для их доказательств, обоснование методов и теоретических оснований, сопоставление фактов, обобщение, формирование выводов… Для политика также существуют определенные формы речевых высказываний, предписывающих способы полемики, изложения собственных позиций, защиты этих позиций с помощью доводов, а также приемы убеждения… Для художников слова в литературе исторически сложились определенные жанровые каноны, по которым может быть выстроено произведение, а значит, и выражена сложная и изменчивая мысль писателя. И такие жанровые образования тоже можно рассматривать как специфические художественные дискурсы.

Таким образом, для самого разного рода речевой деятельности человека сформированы те или иные дискурсы, способные выполнять роль своеобразных речевых «русел», по которым может устремлять свой «ток» мысль. Благодаря дискурсам мысль «протаптывает» в языке некие устойчивые, хотя и весьма гибкие «дорожки». Тем самым мышление получает относительную власть над стихией языка, упорядочивает и структурирует его подвижную и изменчивую природу.

3.4. Дискурс и функциональный стиль речи

Одним из проявлений учения о дискурсах в современной науке можно считать и теорию стилей – важнейшую составляющую курса «Русский язык и культура речи».

Слово «стиль» в русском языке довольно многозначно. В первую очередь у слова «стиль» есть эстетическое значение : это соединение каких-либо элементов в нечто единое, производящее впечатление гармоничного, красивого.
Когда мы говорим о «стилях литературного языка», то подразумеваем некую единую «красивую» манеру говорения или писания, предполагающую соответствие, уместность использования речевых средств для выражения тех или иных мыслей в определенных обстоятельствах. То есть стиль в этом случае определяет, в первую очередь, гармонию мысли и языковых способов ее выражения и может быть отнесен к понятию дискурс. Любой дисбаланс, дисгармония мысли и языка выглядят проявлением безобразного, смешного, нелепого. Они – свидетельство нечуткости к языку, его предустановленному строю.
Например, К.Чуковский рассказывает: «Молодой человек увидел у калитки пятилетнюю девочку, которая стояла и плакала. Он ласково наклонился над ней: “Ты по какому вопросу плачешь?” Чувства у юноши были самые нежные, а слова казенные, чиновничьи».
Но не только гармоническое единение мысли и языковых способов ее выражения закрепляет понятие «стиль речи». К нему не случайно постоянно прибавляется определение «функциональный». Так ученые подчеркивают чрезвычайно важную роль тех сфер человеческого общения, которые обслуживает тот или иной стиль. Поэтому акцент в понятии «функциональный стиль» делается на слове «функциональный».

Одно из наиболее распространенных определений стиля: «…это разновидность языка, которая обслуживает какую-либо сторону общественной жизни» (Трофимова Г.К. Указ соч., с. 54).
На функционирование языка как стилеобразующий фактор указал В. В. Виноградов, а также Д.Н. Шмелев и др. Но возможны и другие принципы выделения стилей. Не менее важно понимание внутренних причин, порождающих стиль, а не только внешних (функция – реакция на внешние условия). К таким важнейшим внутренним причинам, порождающим своеобразие и в то же время целостность речевого события, следует отнести в первую очередь мышление. Связь стилей речи и мышления также прослеживается в ряде работ, особенно в учебнике «Культура русской речи» (под ред. Л.К. Граудиной и Е.Н. Ширяева).
Стиль формируется в языке как некое негласное предписание, в соответствии с которым мысль, ее устойчивые, закрепленные в культуре формы должны быть выражены в определенной языковой форме и в закрепленных культурой ситуациях. Другими словами, стиль в языке – это закрепленный культурой способ соединения мысли (ее протекания) с языком, его устоявшимися формами, которые наиболее соответствуют именно данному способу и условиям (в том числе и внешним)разворачивания мысли.

Стиль речи, как и дискурс в целом, можно рассматривать как одно из проявлений власти мышления над языком, как очень важный способ обуздания его стихии. Но стиль нельзя понимать и как некое жестко предустановленное культурой «русло», по которому мысль должна течь только определенным способом. Стиль, его собственно языковая составляющая – явление достаточно широкое и гибкое, что позволяет мысли беспрепятственно и естественно течь по предложенному руслу, управляя собственным движением. Язык предлагает для этого достаточно широкий спектр возможностей, которые не только не ограничивают мышление, а, напротив, во многом помогают ему оформиться, проявиться, чтобы стать понятными и самому говорящему, и его адресату.

Итак, функциональный сталь – исторически сложившаяся разновидность ЛЯ, представляющая собой относительно замкнутую систему языковых средств, призванных выражать культурные формы мышления и соответствовать обстоятельствам осуществления речи.

Это определение предполагает, что сходные, повторяющиеся случаи речевой деятельности требуют своих языковых средств выражения. Эти средства должны соответствовать двум основным параметрам: 1) формам протекания мысли (внутриречевой фактор) и 2) условиям, продиктованным ситуацией общения (несобственно речевой фактор). Их соединение и должно породить ту гармонию, единство, целостность речевого высказывания, что можно определить понятием «функциональный стиль речи».

3.5. Общая характеристика функциональных стилей. Взаимопроникновение стилей

Поскольку мысль может принимать самые разные направления, язык «обслуживает» самые разные ситуации общения, то и стилей в русском языке несколько. Во-первых, это книжные стали – официально-деловой, научный, публицистический. В этих стилях, существующих в рамках СРЛЯ, преобладает норма. Ее влияние значительно менее выражено в разговорном стиле. Он противопоставлен книжным стилям и используется в неофициальном общении, в сфере бытовых отношений в первую очередь. Особое место занимает язык художественной литературы, где нормированная речь органически сочетается с достаточно многочисленными вариантами нормы и даже отступлениями от нее. Художественная речь лишена какой бы то ни было стилевой замкнутости (может использовать средства любых стилей ЛЯ). В ней даже возможно использование нелитературной речи, например, элементов жаргона, просторечия, диалектов.

Поскольку в разговорной речи и в языке художественной литературы признаки единства выражены не столь ярко, как в книжных стилях, ученые предлагают называть эти два явления «функциональными разновидностями языка» (Д.И. Шмелев).

В каждом стиле или в «функциональных разновидностях языка» таятся разные возможности придания речевым событиям целостности, единства. Эти различные возможности определяются как жанры. С этим понятием вы знакомы по курсу литературы в школе (жанр рассказа, новеллы, романа, драмы, элегии и т. п.). Жанры речевых высказываний несколько иные и характерны для определенного стиля речи. Для научного: доклад, рецензия, статья; для официально-делового: справка, заявление, конституция, закон; для публицистического: очерк, репортаж, интервью…

Учение о стилях восходит к идеям М.В. Ломоносова о «трех штилях» русского языка (высокий, повседневный и низкий).

В современной науке у функционального стиля выделяется несколько важнейших признаков:

• цель и наиболее характерные (повторяющиеся) условия общения;

• формы мыслительной активности, закрепленные культурой;

• набор соответствующих языковых средств, важнейшее из которых – лексика, употребляющаяся именно в данном стиле;

• жанры, в которых данный стиль реализуется как целостность речевого события;

• устойчивые типы отношений автора и адресата речи.
Стиль в первую очередь формируется под влиянием коммуникативных потребностей. Можно сказать, что функциональные стили – результат «коммуникативных мутаций» языка, его использования в той или иной сфере общения. Не случайно в науке даже предлагают выделять стили только по преобладающей функции языка. Например, В.В. Виноградов считал, что для разговорного стиля характерна функция общения, для научного и официально-делового – функция сообщения, а для публицистического и художественного – функция воздействия (Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963. С. 6).
Но, как мне представляется, функция, даже и преобладающая, – это лишь самый общий признак стиля.

Его не менее важная «образующая» – формы и направления мышления, выработанные и закрепленные культурой. Эти формы мыслительной активности гибко коррелируют с функциями стилей. Чтобы убедиться в этом, представим, как формируется стилевое единство (построим мысленную модель этого процесса).

Множество сходных ситуаций, где выражение мысли принимает общее направление, приводит к тому, что в языке начинают особенно часто востребоваться определенные синтаксические конструкции, устойчивые выражения, используется достаточно ограниченная часть лексики, отбираются те или иные грамматические формы. Они оказываются наиболее удобными для выражения именно данного строя мысли, выражают все ее тонкости, оттенки, формы протекания. Эти языковые конструкции постоянно активизируют определенный слой норм, они обеспечивают этические аспекты коммуникации. Таким образом складывается стиль речевых высказываний, в формировании которого участвуют все три аспекта КР: коммуникативный, лингвистический и этический. Но «правит» этим триединством мышление, его формы, закрепленные культурой.
Стилевое богатство, разнообразие не разрушает единства РЛЯ. Будучи высшей формой национального языка, он обладает универсальными, общими характеристиками. Например, в сфере словоупотребления, где есть множество стилистически нейтральных слов (земля, сеять, чистить, год, свет, большой, новый, один, я, очень, и, в). К таким общеязыковым средствам относится подавляющее большинство форм склонения существительных, прилагательных, спряжения глаголов. В синтаксисе стилистически нейтральными часто являются двусоставные предложения с прямым порядком слов, с простым согласованным глагольным сказуемым.

Будучи органической частью С РЛЯ, функциональные стили получают возможность взаимодействовать друг с другом. Ведь человеческая мысль не признает каких-либо жестких ограничений и предписаний. Совершая своеобразные «скачки», «зигзаги», она иногда спонтанно требует использования выразительных средств самых разных стилей.
Например, в сфере образования. Если для передачи знаний использовать строго научный стиль, то восприятие речи будет весьма затруднено. Поэтому в лекции преподаватель почти всегда использует разговорную манеру. А иногда даже прибегает к сравнениям или метафорам, используемым по преимуществу в художественном стиле.
В практике речетворчества часто происходит смешение стилей, они начинают взаимодействовать. Этот процесс называют «речевым потоком». В нем можно выделить лишь главное стилевое направление.

Но целый ряд выразительных средств языка обрел устойчивую «прописку по ведомству» того или иного стиля. Например, расслоился лексический состав. Вспомните, что еще М.В. Ломоносов в XVIII в. осуществил реформу русского языка, разделив его лексический состав на три «штиля»: высокий, низкий и повседневный. И основанием для разделения стало преимущественное употребление того или иного штиля в определенной сфере общественной жизни. То есть Ломоносов одним из первых применил к языку функционально-коммуникативный подход. У каждого из штилей был намечен ряд социально-общественных функций (где и при каких обстоятельствах желательно употреблять). Как вы знаете, из повседневного штиля в дальнейшем сформировался СРЛЯ.

Но и в СРЛЯ в наши дни намечается в чем-то похожее стилевое расслоение. И в первую очередь в лексическом составе. Например, жалоба — межстилевое, нейтральное слово, а апелляция — книжное; сестра — межстилевое, сестрица, сестренка – разговорные, передающие оттенки ласки; идти — межстилевое, плестись — разговорное, с оттенком неодобрения. Формы именительного падежа множественного числа существительных инструкторы, прожЕкторы стилистически нейтральные, а те же слова с ударением на последний слог – разговорные (инструкторА, прожекторА).

Основное различие стилей – в словоупотреблении (лексический состав). Но и грамматические признаки играют немало-

важную роль, например синтаксические особенности. Так, стиль бульварной прессы идентифицируется как публицистический во многом благодаря только синтаксическим конструкциям. Лексический же состав данного рода изданий представляет пеструю смесь стилей СРЛЯ, просторечия, жаргонизмов.

В целом стилевое богатство, разнообразие делает литературный язык сильным, обеспечивает его способность передавать все нюансы мыслительной активности, чувств, воли людей. Язык благодаря стилям обладает огромным запасом коммуникативных возможностей. Стили развивают отдельные грани языка и в то же время позволяют реализоваться скрытым в языке возможностям целого. Они гибко организуют язык, структурируют его, рождают в нем упорядоченность, подчиняя воле и мысли человека, а также нормам культуры (культуры общения в первую очередь).

Рекомендуемая литература по вопросам 3 лекции: 7, 8, 14, 20, 22, 23, 25, 29 (см. номера в «Списке использованной литературы»).