реферат. Максимову Максиму исследовательская работа.. Святитель Иннокентий Вениаминов и алеуты
 Скачать 1.86 Mb.
|
|
Ситка. В то время, когда невозможны были поездки по приходу, отец Иоанн писал ученый труд – “Записки об островах Уналашкинского отдела.” Это было собрание его многолетних путевых дневников, которые он вел во всех своих путешествиях. Сюда вошли география островов, их климат и природа, описание жизни алеутов: их быт, нравы, сказки… Главный правитель Компании Ф. П. Врангель, обеспокоенный уменьшением числа морских котиков из-за безрассудной погони за “мягким золотом,” поручил о. Иоанну, в чьем приходе на о. Прибылова были главные охотничьи промыслы, рассчитать табель промысла. Батюшка не любил и не умел быть праздным и детям своим, а их было уже пятеро, лишь только замечал, что они бездельничают, тотчас придумывал что-нибудь полезное и занимательное. Батюшка всегда был окружен детьми, своими и чужими. Он рассказывал им Священную историю, играл в мяч, гулял по горам, собирая камни и рассказывая о них. Когда камней накопилось порядочно, он предложил детям выложить тропинку от дома до церкви. По вечерам о. Иоанн, как когда-то на Родине, нередко изготавливал для продажи часы и музыкальные органчики, приобщая к работе и детей. На Уналашке о. Иоанн провел десять лет, снискав не только всеобщую любовь среди алеутов, но и глубокое уважение руководства Компании. Именно такого священника хотело видеть Правление в главном городе Русской Америке – Новоархангельске. В 1834 г. вышло предписание о переводе о. Иоанна Вениаминова в Михайловский собор Новоархангельского порта, расположенного на западном берегу о. Ситка. Новоархангельск был со всех сторон окружен покрытыми гигантскими хвойными лесами горами. Из-за морских юго-западных ветров воздух здесь так влажен, что человеку непривычному кажется, что он погружен в холодную паровую ванну. В городе жили русские – служащие Компании. На острове промышлялась рыба, жители города выращивали овощи. О. Иоанн с семьей прибыл на Ситку 22 ноября. В первую зиму своего пребывания на Ситхе отец Иоанн был занят делами, связанными с местом его прежнего служения, и не успел толком познакомиться с коренными обитателями острова – колошами или тлинкитами. Летом же они обыкновенно разъезжались на рыбные и пушные промыслы. Наступившей осенью также было много уважительных причин, препятствовавших приняться за проповедь. Но зимой отец Иоанн решил непременно приступить к делу. Новый начальник колоний Иван Антонович Куприянов снабдил священника всем необходимым, – оставалось только начать. Но по каким-то маловажным обстоятельствам и случаям батюшка откладывал свой поход к колошам со дня на день. Какое-то нежелание, чуждое ему в делах проповеди, удерживало его. Между тем наступил праздник Рождества Христова. Отец Иоанн дал себе твердое обещание по окончании Святок непременно начать задуманное. Но вдруг, за три дня до намеченного им срока, у колошей появилась оспа, и именно в тех самых местах, с которых предполагалось начать их посещать. Поспеши отец Иоанн до эпидемии приступить к беседам, и всю вину возложили бы на него как на русского шамана, напустившего па них такое зло. И почти утихшая вражда колошей к русским могла бы вспыхнуть с новой силой, а священник из благовестника стал бы для них злым вестником гибели и смерти. Оспа свирепствовала так жестоко, что в течение января и февраля наступившего 1836 года погубила почти половину народа. Увидев, что русские не претерпели никакого вреда, хотя колоши пытались их заразить, подкладывая в продаваемые продукты, оспяные струпья, колоши, настроенные более дружелюбно, обратились к русским с просьбой спасти их от смерти. Ситхинский доктор по фамилии Бляшке стал делать колошам прививки. Когда их сородичи увидели, что все, обратившиеся к доктору, остались невредимы среди свирепствовавшей болезни, то стали приходить и приезжать из самых дальних мест, чтобы и им сделали на руке спасительную царапинку. Происшедшие события умиротворили воинственных колошей, они уже не смотрели на русских с прежней враждебностью. Поэтому, когда отец Иоанн пришел к ним с проповедью, они приняли его не как желающего им зла, но как человека, от которого можно узнать важное и полезное. Колоши начали слушать слова спасения. Однако отец Иоанн не стал сразу предлагать им креститься. Рассказывая об истинах христианской веры, он ждал их собственного решения. Тех же, кто просил о крещение, он принимал с радостью, но всегда спрашивал согласия их тоенов и матерей, которым такое уважение очень нравилось и разрешение они охотно давали. Теперь св. Вениаминов не раз проводил вечера в беседах с колошами, жившими около Новоархангельска. Он без опасений приходил в их жилища – бараборы, расспрашивал о жизни, преданиях, обычаях и обрядах, и сам рассказывал о событиях Св. истории. Колоши принимали его с радушием: каждый семьянин хотел, чтобы батюшка посетил и его жилище. (“Записки о колошах” свящ. Вениаминов). Первая Литургия в Стахине. В 1837 г. о. Иоанн отправился в редут Стахин, находившийся на материке. Здесь в первый раз он должен был совершить Божественную Литургию. Батюшка заблаговременно пригласил всех колошей, живших вокруг редута, придти в назначенное время к месту совершения священнодействия, Потому что по своему опыту знал, какое глубокое впечатление оказывало на язычников православное богослужение. Об этом можно привести свидетельство другого русского священника-миссионера, побывавшего в 1893 году на Гавайях. Позже на страницах журнала “Православный благовестник” он опубликовал безымянные записки о пребывании среди гавайских туземцев. Один из разделов этих записок называется “Православная литургия на Гавайских островах.” “Во время освящения Даров, – пишет автор записок, – сноп света прорвался сквозь щели навеса (Литургия совершалась в деревенском дворике под полотняным навесом в виде беседки, где был установлен временный престол – обыкновенный стол) и упал на алтарь. Полудикие гавайцы, до сих пор чинно стоявшие вокруг беседки, где совершалось богослужение, вдруг проявили необычайное ликование, стали бить в ладоши и издавать радостные крики. Впоследствии я к этому привык, но в первый раз, должен признаться, мне сделалось жутко: каким образом они узнали, что наступил важнейший момент богослужения? Опытный миссионер впоследствии так объяснил русскому священнику поведение туземцев: “Они приветствуют евхаристического Христа, сошедшего на алтарь. Наши чувства уже настолько огрубели, что мы не все и не всегда ощущаем присутствие Христа на алтаре. Вот эти первобытные дети природы, не зная сладости христианского учения и благодатной силы Таинств, чувствуют присутствие евхаристического Христа, как мы иногда чувствуем приближение близкого и любимого человека.” …К началу богослужения в редут собралось около полутора тысяч колошей. Поскольку в Стахине не было часовни, о. Иоанн служил вне крепости под крышей обнесенного решеткой строения. С уважением смотрели колоши на непонятное им таинство. Не только взрослые, но и дети не шумели во время службы. А в конце вместе с русскими причащалось несколько крещенных колошей. После возвращения из Стахина о. Иоанн получил от тамошних тоенов приветствие и пожелание еще раз видеть и слушать его. Такое живое религиозное чувство гордых колошей очень радовало священника и вселяло в него надежду увидеть этот деятельный, сметливый и храбрый народ возрожденным к благодатной жизни. В Ситхе о. Иоанн устроил школу для новообращенных и их детей, где обучал их Закону Божию, грамоте и разным ремеслам, сам составляя учебники. На нем же лежала забота о благолепии храма Архангела Михаила. Не оставил он и научных трудов, завершив “Опыт грамматики алеутско-лисьевского языка,” батюшка с такой же тщательностью занялся колошенским и кадьякским языками, вел записи обычаев и преданий колошей. Не забыл о. Иоанн и свою первую паству – дорогих сердцу уналашкинцев. В 1838 г. он закончил перевод на алеутский язык Евангелия от Матфея, переводил он так же молитвы, написал небольшие книжечки о православной вере и о том, как надо жить истинному христианину. Пятнадцать лет прожил о. Иоанн в Русской Америке. Полюбили русского священника его первые прихожане – алеуты, с радостью принимали миссионера своенравные и гордые колоши, с большим уважением относилось к его трудам руководство Компании. Но утверждать в христианстве столь многих американцев становилось все труднее и труднее. На огромной территории, с далеко отстоящими друг от друга поселениями, было только четыре священника. Не хватало людей, не хватало средств, чтобы обеспечить приходы даже самым необходимым. В России не могли без о. Иоанна напечатать его переводы: для их проверки в Святейшем Синоде не нашлось бы знающих алеутский язык. И о. Иоанн решил просить своего архипастыря о длительном отпуске, чтобы объяснить высшей Церковной власти состояние и нужды далекого американского края и попросить помощи и содействия. Поездка в Санкт-Петербург, смерть Матушки Екатерины. 8 ноября 1838 г. св. Иоанн Вениаминов вместе со своей пятилетней дочерью Феклой поднялся на борт судна, покидавшего Русскую Америку. Жена же его с остальными детьми поехала на родину, в Иркутск, где сыновья о. Иоанна, Иннокентий и Гавриил, собирались поступать в семинарию. 22 июня 1839 г. путешествие о. Иоанна через Тихий и Атлантический океаны окончилось, и судно бросило якорь в порту Кронштадта. И Санкт-Петербург и Москва тепло встретили миссионера. Многие стремились познакомиться с ним, чтобы услышать его удивительные рассказы. Много времени о. Иоанн проводил вместе с привязавшимся к нему митрополитом Филаретом. Успех в сборе пожертвований был полный. Шла работа над изданием переводов и сочинений о. Иоанна. Но неожиданно из Иркутска пришло скорбное известие: 25 ноября 1839 г., на следующий день после своих именин, скончалась супруга о. Иоанна Екатерина Ивановна. Потрясенный горем батюшка хотел немедленно ехать на родину к осиротевшим детям. Сочувственно отнесся к его горю митр. Филарет (Дроздов). Но в этом скорбном событии духовно опытный архипастырь увидел указание Божие на новое служение о. Иоанна Вениаминова: Святитель стал убеждать его принять монашество. Предложение митрополита заставило о. Иоанна глубоко задуматься. Сумеет ли он достойно исполнять монашеские обеты при деятельной жизни миссионера? Кто будет заботиться о шестерых его детях? Целый год о. Иоанн не мог решиться на этот подвиг: Он ездил молиться к русским святыням: в Троице-Сергеевскую Лавру и в Киево-Печерскую Успенскую Лавру. Тем временем Господь устроил судьбу детей о. Иоанна: дочери были приняты в Патриотический институт, а сыновья в Духовную семинарию в Санкт-Петербурге. И 29 ноября 1840 г. протоиерей Иоанн Вениамиаминов был пострижен митр. Филаретом в монахи с именем Иннокентий, в честь святителя Иннокентия Иркутского, которому все эти годы молился батюшка, прося помощи в своих миссионерских трудах. На другой день новопостриженный монах Иннокентий был возведен в сан архимандрита.. А потом сбылось то, что 12 лет назад предсказывал о. Иоанну алеут Иван Смиренников: “в недалеком будущем ты, отправив свою семью берегом, сам поедешь большой водой к великому человеку и будешь говорить с ним” – архимандрита Иннокентия пожелал видеть Император Николай I. Выслушав рассказы о. Иннокентия, Государь Император пригласил его к своим детям, сочтя полезным для них послушать о далеких российских владениях. Иннокентий, епископ Камчатский.  Тем временем Святейший Синод принял решение: образовать новую епархию – Камчатскую, Курильскую и Алеутскую и обратился к Государю с просьбой утвердить одного из трех кандидатов на архиерейскую кафедру новой епархии. Одним из них был арх. Иннокентий. Его и утвердил Император. И 15 декабря 1840 г. арх. Иннокентия посвятили в сан епископа.10 января 1841 г. преосвященный Иннокентий покинул Санкт-Петербург, оставив в столице маленькую Феклу. 11 марта он приехал в Иркутск. И в первое воскресенье он служил Литургию в Благовещенской церкви, где начинал когда-то свое священнослужение. Казалось весь город устремился к храму. Те кому не удалось попасть внутрь, толпились у входа – всем хотелось видеть своего земляка, ставшего архиереем… В начале мая еп. Иннокентий выехал из Иркутска. Ему предстояло повторить тот путь, который он проделал восемнадцать лет назад молодым священником. В селе Ангинском ждали его родные. Отсюда отправил он в Петербург двух своих сыновей и дочерей Ольгу и Параскеву. Дочь Екатерина, только что вышедшая замуж, со своим мужем священником Ильей Ивановичем Петелиным отправлялась в Америку вместе со Святителем. Помолившись у родных могил, они отправились вверх по Лене… 27 сентября, в день памяти апостола Иоанна Богослова, еп. Иннокентий сошел на берег своей епархии. Весь Новоархангельск вышел встречать Святителя. Отрадно было для Преосвященного Иннокентия заметить среди встречающих и лица крещенных колошей. Осень и половину зимы в Новоархангельске прошли в первых заботах преосвященного Иннокентия о новой епархии. Но как только открылась навигация, 19 февраля 1842 г., еп. Иннокентий начал объезд своей епархии. Нет слов, чтобы описать тех чувств, которыми были преисполнены местные жители при встрече своего Владыки. В 1838 г. оставил он священником свое стадо и, казалось, навсегда, и вдруг ныне является посреди него, облеченный высшею духовною властью. Не было слушателя, который бы не прослезился от умиления и радости, при кратком приветственном слове Святителя. Великий Пост еп. Иннокентий провел на о. Кадьяк. На первой неделе Поста в Павловскую гавань острова приехали говеть алеуты из Трехсвятительской артели. Среди них был один тоен, который выразил желание пред всеми рассказать о своих грехах, никого не постыдиться и ничего не утаить. Святитель воспротивился такому намерению, на что тоен сказал: – Если я не стыдился грешить, то зачем буду исповедывать грехи свои, хотя бы то было и пред всеми? Такая вера алеута, который прилежнее всех постился и слушал поучения, умилила Святителя, и он спросил его наедине: – Отчего ты усерднее и откровеннее прочих твоих братий? – От того, что я всех их хуже, – ответил тот. Как часто мы слышим эти слова в молитве перед Причастной Чашей, и как трудно нам бывает даже подумать то, что так откровенно и просто сказал этот алеут! На четвертой неделе Поста вместе с прибывшими говеть алеутами приехал их тоен-шаман и рассказал Святителю о своей душевной боли: – Лет пять назад здешний священник посмотрел на меня и сказал: “Тебя сожгут.” Вот уже сколько времени я не могу забыт слов его: чувствую, что я чего-то боюсь, и хотя я тоен, но думаю, что последний из моих подчиненных лучше меня. Скажи, точно ли меня сожгут? Преосвященный Иннокентий объяснил шаману, что священник говорил не о физическом огне. а о пламени ада, на который обрекают себя все общающиеся со злыми духами. А мучающая его совесть, этот глас Божий в душе человека, не даст ему покоя, если он будет продолжать заниматься своим ремеслом. Услышав такое объяснение и по своему опыту зная, что значит потерять душевный покой, шаман искренне раскаялся и за Литургией был приобщен Святых Христовых Таин. Перед отъездом он пришел проститься со Святителем: – Сильно, сильно благодарю тебя и никогда не забуду тебя до смерти моей. Вспоминая потом этот случай, Святитель говорил: – Это убедительнейшее доказательство того, что все мы, даже от звонаря, служим орудиями благодати Божией. Здесь можно так же вспомнить разговор Святителя с камчатским иеродиаконом Николаем. Как-то за обедом о. Николай сидел лицом на полдень, солнце било ему прямо в глаза. Речь шла о будущей жизни, и он спросил: – Владыка! Если Бог безмерно милосерд, то как же лишит он некоторых своего Небесного Царствия? – А ты, что вертишь головой и не сидишь спокойно? – как бы не слыша вопроса, спросил его Преосвященный. – Да солнце прямо в глаза, и не дает покоя, – ответил иеродиакон. – Вот тебе и ответ на твой вопрос, – сказал Святитель, – не Бог лишит нераскаянных грешников Небесного Своего Царствия, а они сами не вынесут Его света, как ты не выносишь света солнечного. 28 мая, в престольный праздник Вознесенской церкви, Святитель приехал на Уналашку, где 18 лет тому назад начал свои миссионерские труды. Любимые им алеуты радовались, как дети. После Литургии и проповеди они преподнесли дорогому архипастырю трогательный подарок: чрезвычайно искусно вытканные из древесных корней и различных трав орлецы – коврики, подстилаемые под ноги архиерею во время церковной службы. Миссионерская работа среди алеутов продолжалась под руководством о. Якова Нецветова, по национальности алеута, выпускника Иркутской семинарии, который позже инициировал проведение евангелизации среди индейцев-атабасков на реке Юкон (о. Яков был канонизирован в 1994 г. в празднование 200-летия Православия в Северной Америке). В 1842 г. епископ Иннокентий начал сооружение Миссионерского Дома на Ситке – сегодня старейшая постройка на Аляске – с часовней, освященной в честь Благовещения. Спустя два года началась сооружение нового собора на Ситке в честь Архангела Михаила. Несмотря на многие обязанности, епископ Иннокентий нашел время изготовить часы, которые украсили соборную колокольню. 20 ноября 1848 г. он освятил храм в присутствии 50 представителей епархиального духовенства, многие из которых окончили созданную три года назад семинарию. Интересен тот факт, что 23 аляскинца, записанные в первый класс семинарии, должны были пройти курс обучения не только теологии, но и родного языка, латыни и медицины. Петропавлоск и глубь Камчатки. Осенью Преосвященный прибыл в Петропавловск, где встретился после многолетней разлуки со своим братом, свящ. Стефаном Поповом, служившем в маленьком Камчатском храме на реке Лесной. Девятнадцать лет назад Стефан женившись на алеутке, уехал с Уналашки на родину. В Иркутске он был рукоположен во священника и собирался служить в Ангинском. Но жена его, непривычная к сибирскому климату сильно захворала. Надеясь поправить ее здоровье, о. Стефан принял предложение отправиться служить на Камчатку, климат которой ближе к уналашкинскому. Однако к новому месту службы батюшка приехал один – его супруга умерла в дороге. Так о. Стефан стал жить отшельником в глухом уголке на севере Камчатки. Пробыв в Петропавловске всю осень и дождавшись снеговой дороги, Святитель отправился на собаках вглубь Камчатки. 10 января 1843 г. путешественники прибыли в Тигильскую крепость, названную так по имени реки Тигиль, впадающей в Охотское море. В старину крепость служила охраной от набегов коряков, теперь же выглядела как разбросанная по холму деревенька. По прибытии в Тигиль Владыка желал побеседовать с коряцкими старшинами, кочевавшими в тридцати верстах от Тигиля с табунами оленей. За ними послали, и на другой день дали знать, что старшины едут: – Как их принять? Чем угостить? – спрашивал Святитель у своего спутника, протоиерея Громова, товарища по семинарии, благочинного камчатских церквей. – Ваше Преосвященство, – отвечал отец Прокопий, – вы, может быть, воображаете их в виде иркутских бурятских тайшей – в парчовых, опушенных бобрами шубах и собольих шапках? Нет, они ничем не отличаются от своих сородичей, носят потертые куклянки и такие же малахаи. Придут к вам без церемоний, рассядутся на полу и закурят свои трубки… Корякские тоёны, Авъява и Этск, явившись, обратились к Преосвященному с единственным, заученным из русского языка, словом: – Здорово. Затем сели на пол и закурили трубки. Преосвященный Иннокентий повел с ними беседу. – Ты имеешь медаль, почему же ты не надел ее? – начал Преосвященный, обращаясь к Этеку. Действительно, несколько лет тому назад камчадалы, жившие на побережье, бедствовали от голода. Этек, чтобы помочь им, держал в этой местности табун оленей, которыми снабжал голодающих до тех пор, пока они не дождались хорошего улова рыбы. За это он был награжден золотой, на аннинской ленте медалью. Но носить ее Этек долго не соглашался, не понимая, за что его наградили. Так мало честолюбивы эти народы и так естественно было для них помогать друг другу в трудную минуту. – Я слышал, – отвечал Этек, – что у тебя много медалей, и не посмел надеть. – Но ты и я, – сказал Преосвященный, – имеем медали от одного и того же Царя, стало быть, в этом отношении мы равны. – Я этого не знал, – отвечал Этек. Затем Преосвященный спросил, что их удерживает от принятия крещения? Коряки отвечали: – Зачем креститься? Разве для того, чтобы сделаться такими же плутами, как крещеные тигильскне казаки, которые нас обманывают, обмеривают и обвешивают. Горько было слышать проповеднику Евангелия слова о том, как отвращают язычников от веры те, кто, хотя и носят имя христиан, но нарушают заповеди Божии, и вместо света Евангелия несут тьму греха. – По крайней мере, не препятствуйте, если кто пожелал бы из ваших принять крещение, – сказал расстроенный Владыка. – Мы никому не запрещаем, – отвечали они. Тем свидание и кончилось. 26 января путешественники достигли Дранкинского острожка. Это было самое крайнее камчадальское селение на северо-востоке полуострова. Здесь же стояла и последняя церковь принадлежащая к Камчатской области – храм свт. Иннокентия Иркутского. На следующий день, собравшись на службу в Дранкинскую церковь, камчадалы, их священник и спутники Владыки, помолились за него. Отсюда Преосвященный должен был продолжить свое путешествие по местам еще более безлюдным. 28 января Владыка покинул пределы Камчатские. Путь его лежал к Гижиге, а от туда в Охотск. Здесь преосвященному Иннокентию случилось видеться с одним тунгусом, который утешил его своей верой и преданностью Богу. Слушая рассказ о нелегкой жизни гижигинского охотника, Владыка с сочувствием сказал: – За то вам там, в вечной жизни, будет хорошо, если вы будете веровать Богу и молиться Ему. На эти слова рассказчик с сильным чувством ответил: – Тунгус всегда молиться Богу. Убью ли я хоть куропатку: я знаю, что это Бог мне дал, и я молюсь и благодарю Его. Не убью: значит Бог мне не дал; значит я худой… Я молюсь Ему. Кротостью в обращении, отеческой приветливостью Преосвященный заслужил любовь среди коряков, чукчей, тунгусов. Они дорожили его советами и наставлениями, как дорожат советами любимого и уважаемого отца. |