Сочинение. 2. Т.Полякова - Вкус ледяного поцелуя. Ты как спросил он с душевной мукой
 Скачать 402.4 Kb.
|
|
– Убийц? – Чтобы удавиться на батарее… Короче, Мишка явно был к этому непригоден. Весь этот маскарад гроша ломаного не стоит и рассчитан на дилетантов, каковой я не являюсь, говорю это без ложной скромности. Кто-то занимался Дидоновым, пока второй убийца держал Мишку. Думаю, парня просто оглушили, потом влили в него бутылку коньяка, а потом… – Но кому это надо? – спросил Коля, теперь в его голосе слышался откровенный страх. – Вот и я голову ломаю. – А записка? – Записка – глупость несусветная. – Но… – Говорю, глупость, и отстань. И тут он меня удивил, резко повернулся, схватил за плечи и тряхнул так, что голова моя едва удержалась на ее законном месте. – Послушай, – перешел он на зловещий шепот. – Мне это не нравится… – Ты с башкой-то поаккуратней, – попросила я. – Чего ее трясти попусту. Хочешь высказаться – милости просим, я всегда открыта для восприятия, являясь слугой народа практически с детства. – Врезать бы тебе, – сказал Коля с печалью. – Врежь, только не жди, что станет легче. Мы подошли к машине, сели, я включила печку, потому что меня слегка потрясывало. – Можешь высказаться, – кивнула я, понаблюдав, как Коля таращится в окно невидящим взглядом. – У тебя с Дидоновым свои счеты. Ты просишь меня устроить ему ловушку, и я как дурак… В результате два трупа. Если бы я не заметил ментовскую машину, если бы шел со стороны гастронома, уверен, меня бы взяли в подъезде тепленьким и с ключами в кармане. – Очень возможно, – согласилась я. – Анонимное письмо в пиджаке Дидонова, наше с тобой близкое знакомство, из которого я не делала секрета, – все прекрасно укладывается в схему. – Он хмуро смотрел на меня, а я разозлилась. – Думаешь, я тебя подставила? – Он не ответил, а я хихикнула. – Смысла не вижу. Да и рассчитан весь этот спектакль на дураков. Менты бы покопались и наверняка пришли бы к тому же выводу: убийц как минимум двое. Иначе риск слишком большой. Допустим, обе жертвы находились в постели, и их для начала оглушили, но ведь один мог быть в ванной, другой в кухне или еще черт знает где… И пока возишься с одним, второй доставит большие хлопоты. Я все понятно излагаю? Анонимка говорит скорее о моей непричастности к убийству. Проще сказать, намекает на подставу, как и твое появление в подъезде, предложенные ключи… – Черт, – выругался Коля. – Он ведь расскажет ментам. Я имею в виду Купреева. – Это хозяин теннисного клуба? – Ну… – Будет молчать в тряпочку, раз сам заказывал дубликат. Хотя мог не заказывать, а просто спер ключи у парня и назад не вернул. Тогда все еще больше запутывается. – Послушай… – Это ты послушай. Кто-то Купрееву эту идею подсказал. Начнешь ему мозги вправлять, – поторопилась я, видя, как Колины кулаки непроизвольно сжались, – так он, захлебываясь кровью, будет уверять, что просто хотел услужить. Мне, естественно. Очень правдоподобно. И разумно. Потому что знает, скажи он правду, и… в общем, долго с правдой он не протянет. – Я ничего не понимаю. Тебе выгодно было, чтобы Дидонов… – Не говори глупостей. На что мне его кончина? Я хотела прижать ему хвост, выслужиться перед хозяином: вот какая я молодец, раздобыла чудесненький компромат, и теперь эта гнида у нас в кармане, пикнет, так мы его сразу к ногтю. – Это ты говоришь, – проворчал он, но уже спокойнее. – Ага. Кто-то устраивает бойню и пытается перевести стрелки на меня, но делает это так неумело… Словом, кто-то здорово пудрит нам мозги. Коля смотрел на меня с недоумением, так что пришлось ему пояснить. – Кто-то избавился от Дидонова и при этом намекнул на мою причастность к этому. Конечно, обвинить меня в заказном убийстве вряд ли получится, но разговоры тоже чего-то стоят. Следовательно, мой хозяин, желая все замять, пойдет на компромисс, менты выберут самую удобную версию: Дидонов пал от руки ревнивого любовника, который с перепугу повесился. Для слуги народа смерть довольно неказистая, все дружно начнут заминать скандал, и соратнички, и враги обретут завидное единство. В результате никому и в голову не придет докапываться до правды. – А ты? – помолчав немного, спросил Коля. – На фига мне это? – искренне удивилась я. – О ключах не беспокойся, Купреев будет молчать, а если откроет рот… я ему не завидую. Ключи, кстати, отдай мне. – Коля с сомнением протянул мне ключи, а я притормозила. – Вот твой дом. – Спасибо, – буркнул он и вышел. Я крикнула вдогонку: – Эй, тебе никто не говорил, что добрые дела наказуемы? – Да иди ты к черту, – отмахнулся он. Я посидела немного, потерла лицо ладонями и изрекла: – Лялин прав, что-то у нас затевается. Знать бы еще – что. Утром меня никто не беспокоил, значит, трупы еще не нашли. Часов в одиннадцать я позвонила Виталию. – Чем порадуешь? – Менты действительно не просто так ошивались возле дома. Была наводка, что в этом подъезде пойдут грабить квартиру. Там два бизнесмена живут, так что было похоже на правду, а квартир в их районе грабят столько, что мужики уже озверели, поэтому и засели у подъезда. Пока все тихо? – Похоже, что так. Мы простились, и я отправилась с Сашкой на прогулку, продолжая ломать над всем этим голову. В игру включились серьезные люди. К цели они идут неспешно, но твердо, и трупы их вовсе не пугают. А цель даже не проглядывается. Я-то ее точно не вижу, оттого-то и обидно. Возвращаясь домой, я заметила возле ворот своего гаража новенький “Лексус” с московскими номерами. Сердце совершило стремительный скачок, нехотя вернулось на место и теперь пыталось выломаться из ребер. Пришлось притормозить, чтобы малость отдышаться. Сашка тоже замер, поглядывая на меня. Я сунула его под мышку и припустилась бегом. На подступах к родной двери я решила, что веду себя как тургеневская барышня, застыдилась, призвала себя к порядку и придала своей походке нечто прогулочно-неспешное. Открыла дверь, вошла, отпустила Сашку и громко позвала: – Есть кто живой? – Есть, – отозвались с кухни. Сашка пребывал в недоумении, а я заглянула в распахнутую дверь и увидела Лукьянова. В левой руке у него был стакан с коньяком, в правой лопаточка, он что-то перемешивал ею в сковородке. – Привет, – сказал он, широко улыбаясь. Улыбка у него шикарная, и сам он на редкость милый парень. Не буду врать, что всегда, но иногда бывает. Сколько раз за прошедший год я представляла себе эту сцену, и так и эдак, но все равно не угадала. Не мешало бы броситься ему на шею. Если честно, я бы с удовольствием, но как-то нелепо кидаться с объятиями, когда человек с таким увлечением занимается готовкой. – Не возражаешь, – кивнул он на сковородку, – что я тут хозяйничаю? – Что ты, напротив. – Похоже, я вторгся в квартиру незваным гостем. – Я дала тебе ключи. – И ждала меня? – усмехнулся он. Усмешка его мне не нравилась, но я ответила правду: – Еще как… Но он, разумеется, не поверил и засмеялся, точно удачной шутке. – Нет, в самом деле? – все-таки спросил он, потому что, как все мужчины, был тщеславен. – Конечно. Четыреста двадцать девять дней я говорила себе: сегодня он приедет. И ты приехал. Он опять засмеялся, Сашка робко заглянул в кухню. Лукьянов наконец обратил на него внимание. – Зверь заметно подрос. Имя у него есть? – Ага. – И как звать это чудо природы? – Сашка. Лукьянов фыркнул и развел руками. – Надо полагать, в мою честь. – Ага. Это же твой подарок, и ты сам уверял, что он – мой утешительный приз. – Я подошла ближе и попросила: – Слушай, поцелуй меня. Он поставил на стол стакан, отложил лопатку и заключил меня в объятия. Мое сердце вновь забилось, как птица в клетке. – Прекрасно выглядишь, – сказал он, слегка отстраняясь после долгого поцелуя. – Спасибо. Ты тоже неплохо. – Я случайно не нарушил твои планы? По квартире я прогулялся, мужских вещей нет, но вдруг… – Не болтай чепухи. – Почему “чепухи”? Год – довольно большой срок, пояс верности я на тебя не надевал… – А жаль, – улыбнулась я. – Серьезно? Надо поразмышлять над этим. Выходит, в самом деле ждала? – Ага. Только не очень верила, что приедешь. – Дел было невпроворот. – Мог бы позвонить, рассказать о своих делах… – Терпеть не могу разговоров по телефону. Кстати, ты тоже не звонила. – Так ты ж мобильный сменил, а о домашнем номере я и понятия не имею. – Ах да… извини, забыл. Позавтракаешь? Мы устроились за столом друг напротив друга. Я боялась спросить о главном, точнее, боялась услышать ответ, оттого улыбалась широко и лучезарно и болтала всякую чушь. Он тоже улыбался и время от времени кивал. Неужто приехал, чтобы увидеть меня? Поверить в такое моей глупости не хватало, но как хочется поверить-то, господи. А что, может, действительно важные дела задержали, может, и позвонить не мог. Ключи от моей квартиры сохранил, значит, думал вернуться… Год назад у Деда накануне выборов возникли сложности, он решил, что я не справлюсь, и его московские друзья прислали нам в помощь Лукьянова. Отличный специалист по трудно разрешаемым проблемам. Я не шучу. Действительно специалист и разбирается с проблемами лихо, за что и получил в определенных кругах прозвище Саша Тихий. То есть там, где вынужден появляться Саша, становится тихо, потому что конфликтовать, по большей части, уже некому. Кому, как не мне, это знать. И я, конечно, знала, но ума эти знания мне не прибавили. Мы закончили завтрак (или обед), я покормила Сашку, а Лукьянов стал мыть посуду. Я разглядывала его спину, наблюдая, как перекатываются мышцы под тонким свитером, и гладила собаку. Пес демонстрировал чудеса скромности, должно быть, чуял неладное. Лукьянов закончил с посудой, повесил полотенце и взял меня за руки. – Что скажешь? – спросил он каким-то осевшим голосом. Может, тоже волновался. Впрочем, вряд ли. – Я люблю тебя, – ответила я, по-дурацки улыбаясь. – Серьезное заявление, – покачал он головой. – А ревешь чего? – Я реву? – Ну не я же… – Он провел ладонью по моим щекам. – Забавный ты человечек. Чего не спросишь, зачем приехал? – Не хочу. – И правильно. Он начал целовать меня, выпрямился, потянул за собой, а я вцепилась в его плечи и заревела, теперь не стесняясь. – Идем в спальню? – спросил он. Я что-то невнятно промычала. – По мне, и здесь хорошо, – хохотнул он, и нам в самом деле было хорошо. Мне-то уж точно. Потом мы перебрались в гостиную, телефон звонил раз пять, но я его игнорировала. Мы лежали на полу и изучали потолок, не то, чтобы там было что-то интересное, просто требовалось отдышаться. Телефон опять зазвонил. – Может, стоит ответить? – сказал Лукьянов. Я нащупала трубку. – Где тебя носит? – спросил Вешняков. – Звоню, звоню, мобильный отключен. – Скажи мне что-нибудь радостное, – вздохнула я. – Скажи, что нашел любовника Ивановой или наконец-то получил ответ на запрос. – Дулю тебе с маком, а не любовника. Встретимся в четыре, возле цирка. Я отбросила трубку и взглянула на Лукьянова. К тому моменту он успел надеть штаны. – Дела? – спросил он, стоя ко мне спиной. – Они самые. – Ты по-прежнему работаешь на Деда? Помнится, ты мечтала избавиться от этой работы и даже многое сделала, чтобы соскочить с крючка. Я прав? – Прав, – поморщилась я. – Так почему? Ответить на этот вопрос было непросто. Ответ, конечно, был, но он меня не устраивал. Я прикинула и так и эдак и ответила правду: – Да какая разница. – Что? – поворачиваясь ко мне, спросил Саша, демонстрируя поднятием бровей удивление. Удивление получилось так себе, но вопрос он задал, и мне надлежало ответить. Можно послать его к черту, но не хотелось, и я заунывно начала: – Видишь ли, когда я была девочкой на побегушках, потому что он хотел, а я, соответственно, не хотела, мне казалось, что если бы я… короче, я была уверена: стоит мне получить возможность выбора – и жизнь станет другой. Такой, как я захочу. – Надежды не оправдались? – Нет, конечно. Я-то сама другой стать не могу, так при чем здесь жизнь и стоит ли в ней чего-то менять? – Логично, – кивнул Саша, садясь рядом. – Пьешь по-прежнему? Я зло фыркнула: – С этим пороком завязала. Посмотри, как распрекрасно я выгляжу. – Ты и год назад выглядела неплохо. – Я закодировалась. – Помогает? – Еще бы. – Что ж, это хорошая новость. Теперь давай плохую. Что за дерьмо у вас здесь происходит? Само собой, я ждала этого вопроса, и удивляться не стоило, и уж тем более не стоило заходиться от тоски и отчаяния, но все же было больно. – Так ты поэтому приехал? Он взглянул так, точно я сморозила страшную глупость, давая понять, что тут двух мнений быть не может. С какой еще стати ему сюда являться? Только по велению хозяев. Когда он вот так смотрел, становилось не по себе, потому что понятно: чужая жизнь для него не дороже копейки. Впрочем, и свою он не очень ценил, если не врал, конечно. Будь я умной, то, не давая волю лицевым мышцам, спокойно бы приступила к изложению наших дел. Но, видно, кое-какие мыслишки насчет того, что Лукьянов как-то выделял меня из толпы сограждан и даже испытывал ко мне некие чувства, не скажу серьезные или большие, а просто вспоминал иногда, что есть, мол, такой человечек, мешали мне, словом, я повела себя как идиотка, и не просто идиотка, а влюбленная. Это похуже. Я закрыла лицо руками и принялась хохотать, Лукьянов, насвистывая, побрел в ванную. К тому моменту, когда он вышел оттуда, я смогла вернуть себе здравомыслие до такой степени, что заварила кофе, выпила чашку и прикинула, как потолковее объяснить, что тут у нас происходит, не тратя лишних слов. Он этого не любит, лишние слова, имею я в виду. Мы уже работали с ним год назад, и о его стиле я имела представление. Лукьянов устроился в кресле, выпил кофе, косясь на меня, и вдруг спросил: – Ты все еще меня любишь? – В горизонтальном положении гораздо больше. – Ну, наконец-то ты начала острить. Признаться, тебе это никогда не удавалось. Но так ты по крайней мере похожа на саму себя: стервозную бабу, которая мало что чувствует, но которая почему-то решила, что ей это необходимо. Вот и играет то в Жанну д'Арк, то в Зою Космодемьянскую. Хотя я к этому привык. Однако роль Джульетты идет тебе так же, как мне роль доброго самаритянина. Свои незаурядные театральные способности пробуй на ком-нибудь другом. Можно было опять засмеяться или заплакать от обиды. Пожалуй, все-таки заплакать, то есть зареветь, горько, с причитанием. Пусть бы еще раз в ванную сбегал, чистота – залог здоровья. Но мне не хотелось. Хотелось совсем другого, и я подумала, почему бы и нет? Имеет человек право раз в жизни порадовать себя. Я поднялась и, глядя в его глаза, которые стали холодными, как льдинки, сказала: – Я люблю тебя. Я за тебя жизнь отдам. – После чего с удовольствием заехала ему в челюсть. Пальцы противно хрустнули, но душа пела, так что боли я не чувствовала. Я села и сказала: – Надеюсь, ты не в обиде. Теперь, когда мы обменялись комплиментами, с лирическими отступлениями можно покончить и перейти к делу. Саша потрогал челюсть и сказал: – А ты знаешь, очень неплохо. Главное, с душой. – Я старалась. Так мы переходим к делу, или ты еще немного расскажешь о моей стервозности, я поплачу, ты второй раз помоешься… – Извини, – сказал он серьезно. – Я не хотел тебя обидеть. То есть хотел, конечно… что тут скажешь, – развел он руками и впервые показался мне каким-то растерянным, даже беспомощным. – Ты прав, – решила я утешить его. – Джульетта из меня, как из тебя добропорядочный отец семейства. Хотя, может, ты не совсем потерян для общества и мне так только кажется. Так я могу приступить к изложению? – Валяй, – засмеялся он. Я собралась было показать класс московскому гастролеру, но тут зазвонил телефон. – Не судьба, – пробормотала я, взяв мобильный. Звонил Дед. – Детка, что там с этим маньяком? Вы еще долго будете топтаться на месте? – С маньяками быстро не получается, – съязвила я. – Хочешь сказать, он полгорода перережет, а вы все будете руками разводить? – Ну, до половины города все-таки далековато… – Что с тобой? – спросил он резко. – Откуда этот дурацкий тон? – Продемонстрировав возмущение и недовольство, дав понять, что шутки неуместны, Дед перешел к насущному: – Боюсь, своими силами вам не справиться. – Я широко улыбнулась, благо Дед видеть это никак не мог. – Сегодня должен приехать Лукьянов. Вы отлично сработались в прошлый раз и… – Он уже приехал, – осчастливила я его. – Сидит напротив. – Да? Замечательно. Думаю, за пару недель вы с этим маньяком разберетесь. Дед отключился. Я пожала плечами и приступила к изложению. Мой рассказ занял двадцать две минуты. Собой я осталась довольна, четко, сжато, но доходчиво. После такого доклада вопросы практически исключались. Впрочем, я была уверена, что у Лукьянова они найдутся. Излагая, я в то же время размышляла вот над чем: что такое назревает в нашей богадельне? Конечно, маньяк – серьезная угроза спокойствию граждан, но появление Лукьянова… Черт, что же на самом деле происходит? Лялин намекал на некие подводные течения. Лялину можно верить, нюх у него получше звериного. Когда я закончила свой рассказ, Саша, откинувшись в кресле, заявил: – Очень сомневаюсь, что это маньяк. – Я тоже. В любом случае я рада, что ты решил помочь нам. Помни, у тебя две недели. – У нас, – хмыкнул Саша. – Ты теперь главный, с тебя и спрос, а мое дело холопское: поднести, подать или вот потрахаться, чтоб ты не скучал. – Нарываешься, – сказал он беззлобно. – Чужаков никто не любит. И парень, что занят этим делом, при виде тебя не придет в восторг. – На восторг я даже не рассчитываю. И пока не вижу повода вмешиваться. Не думайте, что я вздохнула с облегчением. Чувствовала я себя скверно, потому что ничего не понимала, а играть вслепую – вещь малоприятная и рискованная. Вновь зазвонил телефон. Вешняков казался возбужденным. – Я возле твоего дома, сейчас зайду. |