Три века северной столицы
Скачать 2.75 Mb.
|
В 1719 г. в Петербурге было две аптеки: главная – в Петропавловской крепости, и Адмиралтейская – на Адмиралтейской стороне. Строительные работы в Петербурге проводились «с крайним поспешанием». Работников подгоняли офицеры, определенные на стройки, надзирали солдаты. Солдаты стояли на карауле у ворот, не выпуская мастеровых людей с работы. Сложная система мелкого надзора и понукания, система принуждения, без которой казенные предприятия не могли нормально функционировать, выматывала всю душу. Рабочий день осенью и летом начинался в 5 часов утра и кончался в 9 вечера, т. е. длился 16 часов. Делались два перерыва: днем в 12 часов на полтора часа, в том числе и на обед, и вечером на полчаса. Зимой, или, вернее, в темную пору года, рабочий день точно не регулировался. Он должен был начинаться «по пушке» — по пушечному выстрелу из адмиралтейской крепости; по выстрелу же и оканчивался. Пушка стреляла по усмотрению начальства: достаточно ли светло, чтобы начинать работу, и достаточно ли темно, чтобы ее заканчивать. Когда рабочие обедали зимой – неизвестно. Существовала установленная законом шкала штрафов за прогулы. В Канцелярии от строений за прогул одного дня из заработка рабочего человека вычитали сумму, равную трехдневному заработку. За штрафами следовали телесные наказания. Посещения работными и мастеровыми церкви вводилось правительством в обязательном порядке, и администрация предприятия следила за тем, чтобы рабочие люди исправно посещали церковь. В церкви мастеровым внушали, что они должны работать прилежно, не гневаться, почитать всех вышестоящих. Существовали еще фискалы, наблюдающие за работами. Они получали в свою пользу четверть штрафа. Положение казенных мастеровых определялось в первую очередь тем, что они были фактически прикреплены к заводу, выполняли обязательную пожизненную работу и были полностью подчинены начальству как в рабочее, так и в послерабочее время. Весьма характерным представляется стремление заводской администрации полностью регламентировать досуг мастеровых. Как записано в Проекте о должностях, мастеровые люди не имели права отлучаться из слободы, где они жили, ни в праздничные дни, ни вечером в рабочие дни. Запрещалось не только самим уходить со двора, но и принимать у себя постояльцев, «держать посторонних людей в своих домах, ниже ночевать пускать». Запрещалось пускать в слободу бродячих торговцев. В пределах слободы разрешалось лишь в урочные часы ходить в кабак или шинок, принимать гостей или играть в карты. В неурочное время мастеровые люди были обязаны находиться на своем дворе Они не были вольны в использовании своего жалования, не имели права продать или заложить личную вещь, купленную на жалование. Каждую купленную вещь полагалось объявлять комиссару, «дабы он знал, что у кого платья есть нового и обуви». Указывалось даже количество водки, которое разрешалось выпить в день получения жалования. Оплата труда в петровское время была дифференцированной. Если выписанные из-за границы иностранные специалисты (архитекторы, мастера и т. д.) получали очень крупные по тому времени оклады, часто даже не соответствовавшие их квалификации, то русским специалистам платили гораздо меньше, а рабочие получали гроши. Вот несколько примеров денежных окладов архитекторов-иностранцев: Леблон получал 5000 рублей в год, Трезини 1000 рублей, Фонтана 600 руб. Для сравнения: архитектор М. Земцов получал 180 рублей. В 1716 г., например, из числа мастеровых людей, «которые обретаютца при доме его царского величества», столяры получали по 24 руб. в год, маляры – по 15 руб. токари и кузнецы по 11 руб. Таким образом, русские мастеровые при дворце получали в среднем по рублю в месяц. Это был обычный размер заработка рабочего на строительстве Петербурга. На эти деньги почти невозможно было прожить в новой столице (где все было дорого) даже одинокому человеку, не говоря уже о семейных. И правительство стало выдавать рабочим хлебные пайки: в месяц по полуосмине муки (около 29 кг) и по малому четверику крупы (около 5 кг), т. е. чуть больше одного килограмма в день. Переведенцы получали паек в два раза больше; кроме того, им еще давали надел земли. «Устав воинский» 1716 г. определил денежное и продовольственное содержания всех воинских чинов для мирного и военного времени. Пехотинец должен был получать деньгами 10 руб. в год и 1 порцион продовольствия – 2 фунта (1 фунт – 409, 5 г) хлеба в день, 1 фунт мяса, 2 чарки (чарка – 122,99 мл) вина и 1 гарнец (3,28 л) пива; кроме того, полагалось на месяц 2 фунта соли и 1,5 гарнеца круп. Однако царские указы не выполнялись, и солдаты зачастую голодали. Характеризуя грандиозность и всеохватность реформ Петра, историк М. П. Погодин писал: «Место в системе европейских государств, управление, разделение, судопроизводство, права сословий, Табель о рангах, войско, флот, подати, ревизии, рекрутские наборы, фабрики, заводы, гавани, каналы, дороги, почты, земледелие, лесоводство, скотоводство, рудокопство; садоводство, виноделие, торговля внутренняя и внешняя, одежда, наружность, аптеки, госпитали, лекарства, летоисчисление, язык, печать, типографии, военные училища, академии — суть памятники его неутомимой деятельности и его гения». К этому впечатляющему списку петровских деяний и нововведений следует добавить и каторжные работы. Идея воспользоваться подневольной рабочей силой для гребного флота принадлежит Андрею Виниусу. В 1688 г. в записке, поданной в Посольский приказ, он, ссылаясь на пример иностранных государств, предлагал: «всяких воров и бусурманских полонянников мочно на каторги сажать для гребли на цепях, чтобы не разбежались и зло не учинили; и чем таким ворам и полонянникам, которых по тюрьмам бывает много, хлеб туне давать, они бы на каторгах хлеб зарабатывали». На крупнейших предприятиях Петербурга регулярно использовались «каторжные невольники». Ведомости Синода сообщают, что при Адмиралтействе постоянно находилось «в работе» от 500 до 800 каторжников. В 1717 г. Петр указал «артиллерийских служителей, которые осуждены будут за вину на каторгу в вечную работу или на урочные годы, посылать скованных в Санкт-Питербурх на Пушечный двор ради всяких артиллерийских работ». В июле 1706 г. в рапорте на имя Меншикова сообщалось: «Острог каторжным колодникам заложили». Этот острог («каторжный двор»), состоявший до 1732 г. в ведении Адмиралтейства, находился рядом с Канатиным и Галерным дворами — на территории будущей Благовещенской площади. Указ 1715 г. рекомендовал употреблять каторжных для «битья свай», т.е. на общестроительных работах; часть колодников использовалась в качестве гребцов на галерах, другие трудились на Адмиралтейской и Галерной верфях, в Арсенале. Каторжане жили, в основном, на подаяния. По материалам Синода, они, «не имея средств к пропитанию, ежедневно ходили «на связках» по городу, прося милостыню. Петербург рос стремительно. И в темпах его роста даже в начальном этапе истории города — в годы царствования Петра I — сказались не только меры принуждения к переселению в новый город, но и свободный приток сюда новопоселенцев. Отсутствие статистических данных о населении Петербурга в первой четверти XVIII в. не дает возможности установить сколько-нибудь точно количество жителей столицы в этот период. По позднейшим данным, число жителей Петербурга к 1725 г. определялось в 25—30 тыс. человек. Но это число нередко преувеличивалось. По подсчетам одного исследователя, число жителей столицы к этому году определяется в 70 тыс. Вероятнее всего предположить, исходя из числа домов в Петербурге и средней заселенности одного дома, что число жителей Петербурга в 1725 г. определялось примерно в 40 тыс. человек, из них не менее 20 тыс. было занято производительным трудом. После некоторого перебоя в притоке переселенцев в Петербург в 1728— 1730 гг., совпавшего с пребыванием двора в Москве, с 30-х годов население столицы снова стало быстро расти. Этот рост по-прежнему был связан с неуклонным развитием промышленности и торговли в Петербурге. Общая численность населения Петербурга на 1750 г. указана в ведомости генерал-полицеймейстера, представленной по приказанию императрицы Елизаветы Петровны в сентябре этого года. Дошедшая до нас переписка по поводу подготовки этой ведомости дает основание считать ее сведения сравнительно полными и достаточно надежными. Численность взрослого населения Петербурга до этой ведомости определена в 74 283 человека. Так как при исчислении населения были исключены дети, то общая численность населения Петербурга в 1750 г. с дополнением 25—30% на детей будет около 95 тыс. человек, из них 61% составляли мужчины и 39% женщины. Ведомость различает «обывателей» столицы от ее «жильцов», хотя и те и другие одинаково относятся к постоянному населению Петербурга. Разница между этими категориями определялась прежде всего различием их социального положения. «Обыватели» — свободные, полноправные граждане, владельцы домов и другой недвижимости в городе, дворяне, чиновники, духовенство и купцы, ремесленники, посадские люди, владельцы торговых и промышленных предприятий, мастерских и т. п. «Жильцы» — это постоянные жители города, но не владеющие недвижимостью или не входящие ни в одну из городских корпораций (цехи, гильдии), а поэтому неполноправные, т. е. не имеющие права принимать участие в выборах городских органов управления—магистратов. В число «приезжих» лишь в самой малой доле могли попасть временные сезонные рабочие. Немного среди них было и купцов, которые имели тесные деловые связи со столицей и подолгу там жили. Большая доля из этих 10 тыс. «приезжих» были мастеровыми на крупных предприятиях, ремесленниками, имели мелкие предприятия, обслуживали торговлю столицы. Они были тесно связаны со столицей, скоро становились постоянными ее жителями, но для полиции все же долго оставались «иногородними» —- ростовцами, ярославцами, кашинцами и т. п., если они были посадскими людьми; бездомными солдатскими детьми или тяглыми людьми различных сельских районов если были крестьянами. Служители при «обывателях» и слуги иностранных посольств (численность их с детьми достигала 17 тыс. человек) — это прежде всего дворовые крепостные слуги. Число свободных домашних слуг было очень небольшим. Возможно, в число слуг полиция включила низший обслуживающий персонал учреждений дворцового ведомства, т. е. тех, кто выполнял черную работу в царских конюшнях, прачечном дворе, служил в егерском охотничьем корпусе и т. п. В ведомости 1750 г. обращает на себя внимание значительное превышение численности мужского населения над женским. У привилегированного слоя населения столицы число мужчин лишь немного превосходило число женщин. Совсем иное соотношение у остальной части постоянного населения столицы. У «жильцов» число мужчин в полтора раза больше числа женщин, а среди слуг и служителей мужчин в два раза больше, чем женщин. «Приезжие», в основном трудовое население, были лишены возможности иметь семьи в Петербурге; число мужчин среди «приезжих» в 7,7 раза превосходило число женщин. Чем меньше обеспечены были жители столицы, тем труднее было для них обзаведение семьей. Население росло в основном за счет трудящихся слоев. Продолжало развиваться ремесло. Для 50-х гг. XVIII в. сохранился перечень 44 ремесленных цехов, существовавших в Петербурге, но перечень этот неполон. Представляют интерес данные о социальных слоях, из которых выходили ремесленники в середине XVIII в. Среди 1041 человека ремесленников, о которых имеются сведения, из крестьян и крепостных дворовых было 214 человек (20,5%), из купцов 316 человек (30,3%), из разночинцев, т. е. детей мелких служащих, солдат, церковников, 95 человек (9,1%), 83 человека поименованы просто людьми «польской нации», 5 — «малороссиянами». Для коренного местного населения запись в цехи вызывала лишь неудобства, она связывалась с возможностью принудительного привлечения ремесленников к выполнению казенных работ. Все это не могло касаться иностранцев. Иностранцы, в противоположность коренному местному населению, считали запись в цехи выгодной и охотно записывались все, даже имевшие отдаленное отношение к ремеслу. Поэтому число цеховых ремесленников иностранцев (316 чел.) не соответствовало их действительному удельному весу. Кроме увеличения в 30—50-х годах XVIII в. числа лиц, работавших на казенных и частных предприятиях, цеховых ремесленников и мелких товаропроизводителей-одиночек, рост численности населения города происходил за счет людей, занятых работой по обслуживанию коммунальных нужд и торговли. Плавучие, разводные мосты через Большую Неву и Малую Неву и разводные мосты через малые реки и каналы обслуживались специальными мостовыми командами. Существовало большое число перевозов. Легковые и грузовые извозчики вместе с лодочниками и перевозчиками обеспечивали внутригородской транспорт. Современник, автор описания Петербурга начала 50-х годов, отметил, что в Петербурге было «около трех тысяч извозчиков или более в зимнее время». Многочисленные рынки обслуживались массой мелких торговцев, огородниками, из которых многие арендовали землю в пригородах и являлись, таким образом, постоянными жителями городских окраин. Разносчики и лотошники торговали пирогами, калачами, сбитнем не только на рынках, но и по улицам и дворам. Материальная обеспеченность мелких производителей была очень различной и зависела в первую очередь от того, работали ли они непосредственно на потребителя-заказчика, продавали ли сами свой товар на рынке или работали на торговца-перекупщика. Широкое применение крепостного труда в условиях очень низкой его оплаты понижало оплату и вольнонаемного труда, а вместе с тем понижало и общий уровень материального обеспечения мелких производителей. Были ремесла более прибыльные, обслуживавшие потребности и запросы богатого дворянства, но спрос на таких ремесленников был очень ограничен. Оплата труда строителей, определявшаяся в первую очередь их квалификацией, существенно колебалась в зависимости от спроса на труд. Как правило, между заказчиком и артелью строителей стояли подрядчики. Подрядчики, нанимая артель, обычно брали на себя и обязательство обеспечивать строителей питанием. Подрядчики создавали тяжелые условия работы, плохо кормили рабочих, часто обманывали их при расчете. Естественно, что конфликты между рабочими и подрядчиками возникали постоянно. И строители, и большая доля мастеровых и работных людей, так же как и ремесленники, состояли в основной своей части из крепостных крестьян. То, что зарабатывал крестьянин, лишь в некоторой и притом малой доле принадлежало ему. Значительную часть из своего заработка отпущенный на оброк крестьянин должен был отдавать помещику. Размер оброка определялся волей помещика. Столица привлекала оброчных крестьян прежде всего как наиболее емкий рынок рабочей силы всех специальностей. Оброчник — строитель, текстильщик, металлург и т. п. — находил здесь работу по специальности, повышал квалификацию, другие приобретали здесь специальность. Крестьян-оброчников гнали в столицу нужда и голод. Но нельзя забывать о заманчивости и притягательности ухода от взора барина, из-под придирчивого надзора крепостной администрации. Этим преимуществом не обладали многочисленные крепостные дворовые слуги в Петербурге в дворянских домах: они всегда были на глазах барина. В 30—50-е годы XVIII в. Петербург расширял свои пределы и уплотнялся на старой, давно освоенной территории. Еще представленный Петру I Леблоном план строительства Петербурга предусматривал удаление жилищ рабочих на окраины. В ходе строительства Петербурга на левом берегу Невы — на так называемой Московской стороне — появились рабочие слободы. Правительство с с неудовольствием смотрело на это. Большие пожары в августе 1736 г. и июне 1737 г. использовались как предлог для выселения рабочих на окраины, к этому были направлены и распоряжения правительства о необходимости строить в центре города только большие красивые здания. Лучшие районы города отводились дворянству. Рабочее население с его бедными жилищами оттеснялось на окраины города, или в предместья, где еще не были осушены болотистые трясины, или на захолустные улицы города с их непролазной грязью. Слободы, населенные работными людьми, часто одной профессии и даже одного предприятия, являлись поселениями, характерными для окраинных районов Петербурга. Особенно интенсивно слободы росли в 30—40-х годах XVIII в., когда шло усиленное вытеснение трудового населения из центра; рост их продолжался и во второй половине XVIII в. Больше всего слобод появилось на Охте. Кроме двух слобод переселенцев-плотников, там возникли: Бочарная слобода, в которой жили люди, готовившие бочки для пивоваренных заводов, слобода Синявина батальона (по фамилии начальника Канцелярии городовых дел), населенная рабочими и низшими служащими Канцелярии городовых дел, Госпитальная слобода служителей двух расположенных там госпиталей, Компанейская слобода компанейщиков пивоваренного дела, Казачья слобода, населенная сначала казаками, а позднее отставными солдатами и другими бедными людьми. Жители Казачьей слободы вызывали у полиции крайнее недовольство нарушениями полицейских порядков. Комиссия по строению постановила снести Казачью слободу и строить на освобожденном месте только «регулярное» строение. Но полиции не удалось осуществить это намерение. Казачья слобода осталась и во второй половине XVIII столетия такой же «нерегулярной» и приютом для беглых, преследуемых полицией и помещиками. На Васильевском острове вблизи Галерной гавани существовала Галерная слобода, населенная находившимися на службе и отставными матросами с их семьями; с 1738 г. начали застраиваться слободки в западной части Малого проспекта. По Фонтанке, в нижнем ее течении, располагались слободы Калинкиной деревни, а рядом Матисова деревня. Здесь жили по большей части отставные солдаты. В Московской части возникла Ямская Московская слобода ямщиков-переведенцев, а за Аничковым мостом — Каретная, в которой жили ремесленники, производившие кареты, коляски, сани. Рабочие Адмиралтейства в 40-х годах были вытеснены в район вновь появившейся слободы Новая Коломна на правом берегу Фонтанки, между устьями Мойки и Фонтанки. |