Учебник по истории русской журналистики, причем охватывающий только xix в, вышел в 1989 г и стал малодоступным для студентов. Вовторых, с перестройкой всей нашей жизни
 Скачать 2.13 Mb.
|
|
Глава XIV <...> По выезде моем из сего города, я останавливался во всяком почти селе и деревне, ибо все они равно любопытство моек себе привлекали нов три дни сего путешествия ничего не нашел я похвалы достойного. Бедность и рабство повсюду встречалися со мною во образе крестьян. Непаханые поля, худой урожай хлеба возвещали мне, какое помещики тех место земледелии прилагали рачение. Маленькие покрытые соломою хижины из тонкого заборника, дворы, огороженные плетнями, небольшие адоньи хлеба, весьма малое число лошадей и рогатого скота подтверждали, сколь велики недостатки тех бедных тварей, которые богатство и величество целого государства составлять должны Не пропускал я ни одного селения, чтобы не расспрашивать о причинах бедности крестьянской. И слушая их ответы, к великому огорчению всегда находил, что помещики их сами тому были виною. О человечество тебя не знают в сих поселениях. О господство! ты тиранствуешь над подобными себе человеками. Облаженная добродетель, любовь ко ближнему ты употребляешь во зло глупые помещики сих бедных рабов изъявляют тебя более к лошадями собакам, а не к человекам! С великим содроганием чувствительного сердца начинаю я описывать некоторые села, деревни и помещиков их. Удалитесь от меня ласкательство и пристрастие, низкие свойства подлых душ истина пером руководствует! Деревня Раззоренная поселена на самом низком и болотном месте. Дворов около двадцати, стесненных один подле другого, огорожены иссохшими плетнями и покрыты от одного конца до другого сплошь соломою. Какая несчастная жертва, жестокости пламяни посвященная нерадивостию их господина Избы или, лучше сказать, бедные развалившиеся хижины представляют взору путешественника оставленное человеками селение. Улица покрыта грязью, тиною и всякою нечистотою, просыхающая только зимним временем. При въезде моем в сие обиталище плача, я не видал ни одного человека. День тогда был жаркий я ехал в открытой коляске пыль и жар столько обеспокоивали меня дорогою, что я спешил войти в одну из сих развалившихся хижин, дабы несколько успокоиться. Извощик мой остановился у ворот одного бедного дворишка, сказывая, что ето был лучший во всей деревне и что хозяин оного зажиточнее был всех прочих, потому что имел он корову. Мы стучалися у ворот очень долго нам их не отпирали. Собака, на дворе привязанная, тихими осиплым лаем, казалось, давала знать, что ей оберегать было нечего. Извощик вышел из терпения, перелез через ворота и отпер их. Коляска моя ввезена была на грязный двор, намощенной соломою, ежели оною намостить можно грязное и болотное место, а я вошел в избу растворенными настежь дверями. Заразительный дух ото всякой нечистоты, чрезвычайный жар и жужжание бесчисленного множества мух оттуда меня выгоняли а вопль трех оставленных младенцев удерживал во оной. Я спешил подать помощь сим несчастным тварям. Пришед к лукошкам, прицепленным веревками к шестам, в которых лежали без всякого призрения оставленные младенцы, увидел я, что У одного упал сосок с молоком я его поправили он успокоился. Другого нашел, обернувшегося лицом к подушонке из самой толстой холстины, набитой соломою я тотчас его оборотили увидел, что без скорой помощи, лишился бы он жизни ибо он не только что посинел, но и, почернев, был уже в руках смерти скоро и етот успокоился. Подошел к третьему, увидел, что он был распеленан, множество мух покрывали лицо его и тело и немилосердно мучили сего ребенка солома, на которой он лежал, также его колола, ион произносил пронзающий крик. Я оказали етому услугу, согнал всех мух, спеленал его другими хотя нечистыми, но однакож сухими пеленками, которые в избе тогда развешаны были поправил солому, которую он, барахтаясь, ногами взбил замолчали етот. Смотря на сих младенцев, и входя в бедность состояния сих людей, вскричал я жестокосердый тиран, отьемлющий у крестьян насущный хлеб и последнее спокойство! посмотри, чего требуют сии младенцы! У одного связаны руки и ноги приносит ли оно том жалобы — Нет он спокойно взирает на свои оковы. Чего же требует он — Необходимо нужного только пропитания. Другой произносил вопль о том, чтобы только не отнимали у него жизнь. Третий вопиял к человечеству, чтобы его не мучили. Кричите, бедные твари, сказал я, проливая слезы, произносите жалобы свои наслаждайтесь последним сим удовольствием во младенчестве когда возмужаете, тогда и сего утешения лишитесь. О солнце, лучами щедрот своих озаряющее призри на сих несчастных! Оказав услугу человечеству, я спешил подать помощь себе тяжкой запах в избе столь для меня был вреден, что я насилу мог выйти из оной. Пришед к своей коляске, упал я без чувства во оную. Приключившейся мне обморок был непродолжителен я опомнился, спрашивал холодной воды извощик мой ее принес из колодезя, ноя не мог пить ее по причине худого запаха. Я требовал чистой нов ответ услышал, что во всей деревне лучше этой воды нет и то все крестьяне довольствуются сею пакостною водою. Помещики сказал я, вы никакого не имеете попечения о сохранении здоровья своих кормильцев! Я спрашивал, где хозяева того дома извощик ответствовал, что все крестьяне и крестьянки в поле прибавя к тому, что когда был я в избе, то выходил он в то время за задние ворота посмотреть, не найдет литам кого-нибудь из крестьян что нашел он там одного спрятавшегося мальчика, который ему сказал, что, увидев издалека пыль от моей коляски, подумали они, что ето едет их барин, и для того от страха разбежались. Они скоро придут, сказал извощик; я их уверил, что мы проезжие, что ты боярин доброй, что тыне дерешься, и что ты пожалуешь им на лапти. Вскоре после того пришли два мальчика и две девочки от пяти до семи лет. Они все были босиками, с раскрытыми грудями ив одних рубашках и столь были дики и застращены именем барина, что боялись подойти к моей коляске. Извощик их подвел, приговаривая не бойтесь, он вас не убьет, он боярин доброй, он пожалует вам на лапти. Робятишки, подведены будучи близко к моей коляске, вдруг все побежали назад крича ай ай ай берите все что есть, только не бейте нас Извощик, схватя одного из них спрашивал, чего они испужались. Мальчишка тресучись от страха говорил да чего испужались... ты нас обманул. на етом барине красный кафтан. ето никак наш барин. он нас засечет. Вот плоды жестокости и страха о вы, худые и жестокосердые господа вы дожили до того нещастия, что подобные вам человеки боятся вас, как диких зверей Не бойся, друг мой, сказал я испужанному красным кафтаном мальчику, я не ваш барин, подойди ко мне, я тебе дам денег. Мальчик оставил страх, подошел ко мне, взял деньги, поклонился в ноги, и оборотясь кричал другим ступайте сюда, ребята, ето не наш барин, ето барин доброй; он дает деньги и не дерется Робятишки тотчас все ко мне прибежали я дал каждому по несколько денег и по пирожку, которые со мною были. Они все кричали у меня деньги у меня пирог Между тем солнце, совершив свое течение, погружалося в бездну вод, дневной жар переменялся в прохладность, птицы согласным своим пением начали воспевать приятность ночи и сама природа призывала всех от трудов к покою А крестьяне, мои хозяева, возвращались с поля в пыли, в поте, измучены и радовались, что для прихотей одного человека все они в прошедший день много сработали. Вошед на двор и увидев меня в коляске, все они поклонились в землю, а старший из них говорил не прогневайся, господин добрый, что нас никого не прилучилося дома. Мы все, родимой, были в поле царь небесный дал нам вёдро и мы торопимся убрать жниво, покуда дожжи не захватили. По сиось день господень всио таки у нас, родимой, погода стоит добрая и мы почти совсем господским хлебом управились авось таки милосливой Спас подержит над нами свою руку и даст нам еще хорошую погоду, так мы и со своим хлебишком управимся. У нашева боярина такое, родимой, поверье, что как поспеет хлеб, так сперва всегда его боярский убираем, ас своим то де, изволит баять, вы поскорее уберетесь. Ну, а ты рассуди, кормилец, ведьмы себе не лиходеи мы бы и рады убрать, да как захватят дожжи, так хлеб от наши пропадает. Дай ему бог здоровья Мы на бога надеемся боги государь до нас милосливы: а кабы да Григорий Терентьевич также нас миловал, так бы мы жили, как в раю. — Подите, друзья мои, сказал я им, отдыхайте: взавтра воскресенье ивы, конечно, на работу не пойдете, так мы поговорим побольше. И, родимой, сказал крестьянин, как не работать в воскресенье Помолясь богу, нешто же делать нам, как не за работу приниматься, кабы да по всем праздникам нашему брату гулять, так некогда и работать было Ведьмы, родимой, не господа, чтобы и нам гулять, полно того, что и они гуляют. — После чего крестьяне пошли, а я остался во своей коляске и, рассуждая о их состоянии, столь углубился в размышления, что не мог заснуть прежде двух часов по полуночи. На другой день, поговоря с хозяином, я отправился во свой путь, горя нетерпеливостью увидеть жителей Благополучныя деревни хозяин мой столько насказал мне доброго о помещике тоя деревни, что я наперед уже возымел к нему почтение и чувствовал удовольствие, что увижу крестьян благополучных. Сатирические журналы НИ. Новикова. С. 295—297, Письмо уездного дворянина Сыну моему Фалалею Так-то ты почитаешь отца твоего, заслуженного и почтенного Драгунского ротмистра тому ли я тебя, проклятого, учили того ли от тебя надеялся, чтобы тына старости отдал меня на посмешише целому городу Я писал тебе, окаянному, в наставление, а ты ето письмо отдай напечатать. Погубил ты, супостат, мою головушку: пришло сума сойти Слыханное ли ето дело, чтобы дети над отцами своими так ругались Да знаешь литы ето, что я тебя за непочтение к родителям, в силу указов, велю высечь кнутом меня боги государь тем пожаловали я волен и над животом твоим; видно, что ты ето позабыл Кажется я тебе много растолковал, что ежели отец или мать сына своего и до смерти убьет, таки за ето положено только церковное покаяние. Ой сынок, спохватись не сыграй над собою шутки ведь недалеко великий пост, попоститься мне немудрено Петербург не за горами, я и сам могу к тебе приехать. Ну, сын, я теперь тебя в последний раз прощаю, по просьбе твоей матери а ежели бы неона, так уж бы я дал тебе знать себя. Я бы и ее не послушался, ежели бы она не была больна при смерти. Только смерти, впредь берегись, ведь ежели ты окажешь еще какое ко мне непочтение, так уж не жди никакой пощады я не Сидоровне чета у меня не один месяц проохаешь, лишь бы только мне до тебя дорваться. Слушай же, сынок, коли ты хочешь опять прийти ко мне в милость, так просись в отставку, да приезжай ко мне в деревню. Есть кому и без тебя служить пускай кабы не было войны, так бы хоть и послужить можно было ето бы свое дело а то ведь ты знаешь, что нынче время военное неравно как пошлют в армию, так пропадешь низа копейку. Есть пословица богу молись, асам не плошись; уберись-ка в сторонку, так ето здоровее будет. Поди в отставку, да приезжай домой. Ешь досыта, спи сколько хочешь, а дела за тобой никакого не будет. Чего тебе лучше етого? За честью, свет, не угоняешься честь честь худая честь, коли нечего будет есть. Пусть у тебя не будет Егорья, да будешь ты зато поздоровее всех Егорьевских кавалеров. С Егорьем-то и молодые люди частехонько поохива-ют, а которые постарее, такте чуть дышут: у кого руки перестреляны, у кого ноги, у иного голова так радостно ли отцам смотреть на детей изуродованных и невеста ни одна не пойдет. А я тебе уже приискал было невесту. Девушка неубогая, грамотеи писать умеет, а пуще всего, великая экономка у нее ни синей порох даром не пропадет, такую-то, сынок, я тебе невесту сыскал. Дай только бог вам совет да любовь, да чтобы тебя отпустили в отставку. Приезжай, друг мой тебе будет чем жить опричь невестина приданого я накопил довольно. Я и позабыл было тебе сказать, что нареченная твоя невеста двоюродная племянница нашему воеводе ведь ето, друг мой, не шутка все наши спорные дела будут решены в нашу пользу, и мыс тобою у иных соседей землю обрежем по самые гумна то-то любо и курицы некуда будет выпустить. Совсем будем ездить в город то-то, Фалалеюшка, будет нам житье никто не куркай. Да полно, что тебя учить, ты веть уже немалой ребенок, пора своим умком жить. Ты видишь, что я тебе не лиходей, учу всегда доброму, как бы тебе жить было попригоднее. Да и дядя твой Ермолай, чуть токо не тоже ли тебе советует он хотел писать к тебе стем же ездоком. Мыс ним обетом поговорили довольно, сидя под любимым твоим дубком, где бывало ты в молодых летах забавлялся вешивал собак на сучья, которые худо гоняли за зайцами, и секал охотников зато, когда собаки их перегоняли твоих. Куда какой ты был проказник смолоду бывало животишки надорвем со смеха. Молись, друг мой, богу ума у тебя довольно можно век прожить. Не испугайся, Фалалеюшка, у нас нездорово, мать твоя Акулина Сидоровна лежит при смерти. Батько Иван исповедал ее и маслом особоровал. А занемогла она, друг мой, от твоей охоты. Налетку твою кто-то съездил поленом и перешиб крестец так она, голубушка моя, как услышала, таки свету божьего невзвидела таки повалилась А после как опомнилась, то пошла ето дело разыскивать итак надсадила себя, что чуть жива пришла и повалилась на постелю да к тому же выпила студеной воды целой жбан, так и присунулась к ней огневица. Худа, друг мой, мать твоя, очень худа Я того и жду, как сошлет бог по душу, знать что, Фалалеюшка, расставаться мне с женою, а тебе и с матерью и с Налеткою. Тебе, друг мой, все-таки легче моего Налеткины щенята, слава богу живы, авось-таки которой-нибудь удастся по матери а мне уже едакой жены не нажить. Охти мне, пропала моя головушка где мне за всем одному усмотреть. Не сокруши ты меня, приезжай да женись, так хоть бы темя порадовался, что у меня была бы невестка. Тошно, Фалалеюшка, с женою расставаться я было уж к ней привык, тридцать лет жили вместе как у печки погрелся Виноват я переднею много побита она от меня на своем веку ну да как без етого, живучи столько вместе и горшок с горшком столкнется как без того, я крут больно, а она неуступчива, так бывало хоть маленько, так тотчас и дойдет до драки. Спасибо хоть зато, что она отходчива была. Учись, сынок, как жить с женою мы хоть и дрались с нею, да все-таки живем вместе и мне ее теперь право жаль. Худо, друг мой, и ворожеи не помогают твоей матери много их приводили, да пути нет, лишь только деньги пропали. Засим писавый кланяюсь, отец твой Трифон благословение тебе посылаю. Сатирические журналы НИ. Новикова. С. 362—364. НИ. Новиков — известный просветитель, журналист и книгоиздатель XVIII в. В своих журналах порицал паразитизм русского дворянства, резко критиковал бюрократизм, взяточничество, неправосудие, с документальной точностью показал действительное положение крепостной деревни. 2 «Из Кронштадта. Впервые опубликовано в журнале Трутень (1769. Л. Рецепт для г. Безрассуда». Впервые опубликован в журнале Трутень (1769 Л. XXIV). 4 «Копия с отписки. Впервые опубликовано в журнале Трутень (1769. Л Копия с другой отписки. Впервые опубликовано в журнале Трутень (1769. Л. XXX). 6 «Копия с помещичьего указа. Впервые опубликовано в журнале Трутень. Л. XXX). 7 Отрывок путешествия в И Т впервые опубликован в журнале «Живописец» (1772. Ч. 1). * Яне включил всей листок разговор путешественника со крестьянином по некоторым причинам благоразумный читатель и самих отгадать может. Впрочем я уверяю моего читателя, что сей разговор, конечно, бы заслужил его любопытство и показал бы ясно, что путешественник имел справедливые причины обвинять помещика Раззоренной деревни и подобных ему (примеч. Новикова). 8 «Письмо уездного дворянина — впервые опубликовано в журнале Живописец. Ч. Д. И. Фонвизин Д.И. ФОНВИЗИН (1745—1792) Вопросы Предисловие издателей журнала Издатели Собеседника разделили труд рассматривать присылаемые к ним сочинения между собою понедельно, равно как и ответствовать на оные, ежели того нужда потребует. Сочинитель Былей и небылиц, рассмотрев присланные Вопросы от неизвестного, на оные сочинил Ответы, кои совокупно здесь прилагаются. ___________________________________ «Собеседник любителей российского слова, под надзиранием почтенный наук покровительницы, есть и должен быть хранилищем тех произведений разума, кои приносить могут столько увеселения, сколько и действительной пользы. Издатели оного не боятся отверзать двери истине почему и беру вольность представить им для напечатания Несколько вопросов, могущих возбудить в умных и честных людях особливое внимание. Буде оные напечатаются, то продолжение последует впредь и немедленно. Публика заключит тогда по справедливости, что если можно вопрошать прямодушно, то можно и отвечать чистосердечно. Ответы и решения наполнять будут «Собеседник» и составлять неиссыхаемый источник размышлений, извлекающих со дна истину, толь возлюбленную монархиней нашей. Вопросы 1. Отчего у нас спорят сильно о таких истинах, кои нигде уже не встречают ни малейшего сумнения? 2. Отчего многих добрых людей видим в отставке. Отчего все в долгах. Если дворянством награждаются заслуги, а к заслугам отверсто поле для всякого гражданина, отчего же никогда не достигают дворянства купцы, а всегда или заводчики или откупщики. Отчего у нас тяжущиеся не печатают тяжеб своих и решений правительства. Отчего не только в Петербурге, но ив самой Москве перевелись общества между благородными. Отчего главное старание большой части дворян состоит не в том, чтоб поскорей сделать детей своих людьми, а в том, чтоб поскорее сделать их не служа гвардии унтер-офицерами?.. 8. Отчего в наших беседах слушать нечего? Ответы На 1. У нас, как и везде, всякий спорит о том, что ему не нравится или непонятно. На 2. Многие добрые люди вышли из службы, вероятно, для того, что нашли выгоду быть в отставке. На 3. Оттого в долгах, что проживают более, нежели дохода имеют. На 4. Одни, быв богатее других, имеют случай оказать какую ни наесть такую заслугу, по которой получают отличие. На 5. Для того, что вольных типографий до года не было. На 6. От размножившихся клубов. На 7. Одно легче другого. На 8. Оттого, что говорят небылицу. На 9. Оттого, что на суде не изобличены. На 10. Оттого, что сие не есть дело всякого 11. Оттого, что всякой любит и почитает лишь себе подобного, а не общественные и особенные добродетели 9. Отчего известные и явные бездельники принимаются везде равно с честными людьми. Отчего ввек законодательный никто всей части не помышляет отличиться. Отчего знаки почестей, долженствующие свидетельствовать истинные отечеству заслуги, не производят по большей части к носящим их ни малейшего душевного почтения. Отчего у нас не стыдно не делать ничего. Чем можно возвысить упадшие души дворянства Каким образом выгнать из сердец нечувственность к достоинству благородного звания Как сделать, чтоб почтенное титло дворянства было несумненным доказательством душевного благородства. Имея монархиню честного человека, чтобы мешало взять всеобщим правилом, удостаиваться ее милостыней одними честными делами, а не отваживаться проискивать их обманом и коварством? Отчего в прежние времена шуты, шпыни и балагуры чинов не имели а ныне имеют, и весьма большие <...> 19. Как истребить два сопротивные и оба вреднейшие предрассудки первый, будто у нас все дурно, а в чужих краях все хорошо; второй, будто в чужих краях все дурно, ау нас все хорошо. В чем состоит наш национальный характер? На 12. Сие неясно стыдно делать дурно, а в обществе жить — не есть не делать ничего. На 13. Сравнение прежних времен с нынешними покажет несумненно, колико души ободрены либо упали, самая наружность, походка и проч. то уже оказывает. На 14. Для того, что везде во всякой земле и во всякое время род человеческий совершенным не родится. Предки наши не все грамоте умели. N. В. Сей вопрос родился от свободоязычия, которого предки наши не имели буде же бы имели, то пачли бы на нынешнего одного десять прежде бывших На 19. Временем и знанием. На 20. Востром и скором понятии всего, в образцовом послушании ив корени всех добродетелей, от творца человеку данных. Русская проза XVIII века. М.; Л 1950. Т. 1. С. Вопросы Д.И. Фонвизина печатались в журнале Собеседник любителей российского слова (1783. Ч. III), редактором и издателем которого были княгиня Дашкова и Екатерина II. Екатерина II скрывалась под псевдонимом сочинителя «Былей и небылиц». Фонвизин сделал вид, что не знает, кто этот автор, и обращается к нему как равный к равному. Используя показной либерализм императрицы, Фонвизин рискнул опубликовать свои 20 вопросов, но от продолжения их вынужден был отказаться. На издание собственного журнала Друг честных людей или Стародум» (1788) Фонвизин разрешения не получил. Под 14 номером содержалось два вопроса. |