Флиер - Культурология для культурологов. Учебное пособие для магистрантов, аспирантов и соискателей 2 издание, исправленное и дополненное Москва 2009 удк ббк ф

• Название: Учебное пособие для магистрантов, аспирантов и соискателей 2 издание, исправленное и дополненное Москва 2009 удк ббк ф
• Анкор: Флиер - Культурология для культурологов.docx
• Дата: 25.01.2018
• Размер: 1.47 Mb.
• Имя файла: Флиер - Культурология для культурологов.docx
• Тип: Учебное пособие; #14872
• страница: 35 из 41

Криминальная субкультура

Зеркальным отражением элитарной субкультуры является другая социальная субкультура – криминальная. Это культура целенаправленного нарушения господствующих социальных порядков и идеологии. В ней множество специфических специализаций; их можно условно систематизировать по профилю:

- социальный криминал: преступления против жизни и здоровья людей, преступления из корыстных соображений, преступления на сексуальной почве, хулиганство и т.п.;

- использование служебного положения в преступных целях: взяточничество, коррупция, симония и т.п.;

- экономический криминал: подкуп, мошенничество, вымогательство, финансовый аферизм, промышленный шпионаж;

- социально неодобряемый образ жизни: проституция, попрошайничество и нищенство, алкоголизм, наркомания;

- политический криминал: измена Родине, военно-политический шпионаж, национальный экстремизм, политический терроризм, революционная деятельность;

- идеологический криминал: пропаганда фашизма и иных форм тоталитаризма, политическая нелояльность, нелегитимное сектантство, еретичество;

и далее по всем статьям уголовного кодекса, а также перечням социально опасных форм психических отклонений, социальной неадекватности и т.п.

Эта субкультура существовала всегда и, видимо, в основе ее лежат какие-то особенности человеческой психики, ведущие к тем или иным формам протеста против абсолютной регламентированности социального бытия (насаждаемого, естественно, элитой и ее субкультурой, преподносимой как эталон). Интересующие нас параметры этой субкультуры отличаются очень противоречивыми (аморфными, неструктурированными) характеристиками:

- здесь встречаются как высоко специализированные (терроризм, киллерство, проституция), так и совершенно неспециализированные (хулиганство, алкоголизм) антисоциальные проявления, и какой-либо устойчивой дистанции между этими составляющими, так же как и какой-либо выраженной тенденции к повышению уровня специализированности, не видно;

- социальные амбиции субъектов криминальной субкультуры также варьируются от предельно низких (бомжи, попрошайки) до предельно высоких (харизматические лидеры экстремистских политических движений и сект, политические и финансовые аферисты и др.);

- криминальная субкультура выработала и свои особые институты воспроизводства: воровские притоны, места заключения, публичные дома, революционное подполье, тоталитарные секты и т.п.;

- в криминальной субкультуре действуют (или действовали до последнего времени) очень жесткие правила поведения, иерархии и т.п., свой специфический этос (воровской закон, система лагерных нравов, профильные ограничения – вор никогда не шел на мокрое дело, киллер никогда не грабил убитого, проститутки не обворовывали своих клиентов и пр.), свой язык (блатной жаргон), своя система символических знаков (татуировки изобразительного или текстового содержания), свое искусство (тюремная лирика).

В целом эта субкультура отличается наибольшим разбросом своих характеристик, который в большой мере зависят от того, является ли человек рецидивистом, т.е. уже глубоко вовлеченным в криминальную субкультуру и воспитанным ею, или новичком, мало что о ней знающим.

Тем не менее, хотя многим хотелось бы считать это явление контркультурой или антикультурой, это вполне обычная социальная субкультура, обладающая всеми параметрами, свойственными любой субкультуре: иерархичностью, внутренней этикой, развитой символикой как изобразительного, так и лингвистического характера, высокой нормативностью и пр.

Основная ошибка, которую совершали првоохранительные органы на протяжении большей части ХХ века, заключалась в том, что политический и социальный криминал разделялся на разные категории, и борьба с ними велась самостоятельно. Исторический опыт показал, что это разные лица одного и того же явления, и никакой нравственной разницы между идейным революционером и полуграмотным серийным убийцей в принципе нет. Это стало очевидным сначала на примере Сталина и Гитлера, с их откровенно уголовным окружением, затем практики Мао Дзедуна, кубинского революционного движения Фиделя Кастро и Че Гевары, кхмерского (камбоджийского) коммунистического лидера убийцы-маньяка Пол Пота, африканских революционеров-каннибалов Чомбе, Иди Амина, Мобуты Сесо Секо, лидеров Организации освобождения Палестины, чеченского сеператиста Джохара Дудаева и его сподвижников и, наконец, «Аль-Кайды» Усамы бен Ладена. Все они оказались обычными уголовниками, нравственными аналогами нашего Чикатилы (хотя Дудуев и был советстким генералом, а Ясир Арафат – уникальный в своем роде террорист, удостоенный Нобелевской премии мира), и революционный или национально-освободительный флер, по существу ничего не прикрыл. Особенности криминальной субкультуры, явственно читаемой во всех приведенных примерах, не оставил ни каких сомнений в том, с кем мы имеем дело.

Субкультура сельских производителей

Обычно эту субкультуру называют народной или этнографической, поскольку ее носители – крестьяне – наименее подвержены инонациональным культурным влияниям, в наиболее чистом виде сохраняют этническую культурную самобытность и наиболее архаические черты своей обыденной культуры. Функционально эта субкультура производит главным образом средства поддержания физического (витального) существования людей – в первую очередь продукты питания.

Хронологически эта субкультура является древнейшей из всех функциональных субкультур, поэтому представляется очень важным проследить ее генезис.

Как известно человекообразные обезьяны (как и все обезьяны) живут в лесу преимущественно на деревьях. Содержание их жизни, как и всех животных, сводится к трем процедурам: добывание пищи, размножение и оборона (или бегство) от хищников. Когда примерно миллион лет назад предки человека – автралопитеки – по причинам, еще не понятным науке, были вынуждены оставить леса Восточной и Южной Африки и перейти в саванну, условия их жизни радикально изменились. Маленькие австралопитеки (их размеры соответствовали современному 10-12-летнему ребенку), не умеющие быстро бегать, в условиях открытой местности с редкими деревьями быстро стали добычей крупных хищников. Выжили только наиболее крупные особи, которые со временем эволюционировали в крупных питекантропов (по размерам и весу почти в полтора раза превосходивших современного человека – их побочными потомками являются современные орангутаны и гориллы), которые сплоченной группой могли оказать сопротивление и львам. Период существования питекантропов от 500 до 200 тысяч лет тому назад. Если лесные обезьяны питались исключительно древесными плодами, то крупные питекантропы постепенно стали и охотниками за мелкими животными. Питекантропы уже владели огнем, активно использовали искусственные орудия – камни, палки, деревянные дубины; они были социально сплочены, и в их среде уже начали вырабатываться зачатки человеческой речи. Тем не менее, содержание жизни питекантропов оставалось все тем же животным; кроме питания, размножения и самообороны они ничем больше не занимались.

200 тысяч лет тому назад на смену питекантропам пришли новые виды – сначала неандертальцы, а с некоторым опозданием (примерно на 50 тысяч лет) и их младшие братья Homo sapiens’ы. И те и другие были значительно мельче питекантропов, но небольшой рост и физическая сила эффективно компенсировались применением искусственных орудий и высоким уровнем социальной самоорганизации и согласованости в действиях. Начиная с неандертальцев, в жизни гоминид начало формироваться то, что в последующем получило название «культуры» – активно развился язык, проявились первые проторелигиозные ритуалы, камнеобработка вышла на стандартизированные технологии. Homo sapiens’ы (т.е. люди современного типа) еще больше развили достижения неандертальцев: появились первые формы постоянной социальной организации (родовые общины), нормы социальной жизни (регулирующие преимущественно интимные отношения), первые формы символической деятельности (одним из видов которой стали наскальные рисунки), позднее – метательные орудия – копья, лук и стрелы. Технологии камнеобработки достигли высокого уровня совершенства. Но, несмотря на все эти достижения, жизнь человека содержательно оставалась все той же животной: добывание пищи, оборона, спаривание.

Перелом наступил только 10 тысяч лет тому назад. Я имею в виду знаменитую «неолитическую революцию», когда люди перешли от присваивающего типа хозяйствования (охота, собирательство) к производящему (земледелие, животноводство, ремесло). Естественно, это привело к разделению труда, позднее – социальных функций, появлению городов, государств и, наконец, к разделению сословий. После того как вожди и воины, жрецы, а за ними и ремесленники перебрались в города, в деревне остались только сельские производители – крестьяне и оформился специфический тип их субкультуры.

Вся жизнь и деятельность крестьянина полностью определяется природными условиями, от которых зависят и урожай на полях и приусадебных участках, и рост трав на пастбищах. Отсюда все обычаи, традиции, поверья, праздники крестьян и даже их оседлость, так или иначе, связаны с природными циклами и устойчивостью природных условий. До XIX века влияние городской культуры на деревню было совершенно незначительным, и даже привнесение городских религий (например, христианства) было очень поверхностным. Крестьяне в массе своей оставались двоеверцами, либо, сочетая христианские обычаи с языческими (основанными на поклонении природе и ее обожествлении), либо открыто исполняя христианские обряды, а тайком – языческие. Ислам, родившийся в среде кочевников-бедуинов, в этом отношении оказался более пластичным и пригодным для крестьянской среды. А буддизм разделился на городской вариант (собственно буддизм) и ламаизм, распространившийся преимущественно в сельской среде – среди степных и горных скотоводов Азии.

С точки зрения интересующих нас характеристик этой субкультуре свойственны такие черты, как:

- незначительная специализированность работников по отдельным профессиям («классический» крестьянин, как правило, универсал: и земледелец, и скотовод, и рыбак, и плотник одновременно, если только особые условия ландшафта не специализируют его более узко);

- уровень индивидуальных социальных притязаний людей низкий; цель жизни осталась та же, что и у австралопитеков: физически выжить в имеющихся природно-климатических условиях; стремление к образованию и продвижению по социальной лестнице встречается крайне редко;

- разрыв между обыденной культурой крестьянского бытия и специализированными знаниями и умениями сельскохозяйственного труда незначительный; быт, труд, обычай составляют единый и неделимый комплекс;

- соответственно и способ социального воспроизводства этой субкультуры в основном не выходит за рамки простой межпоколенной трансляции местной традиции природопользования и связанных с ней картин мира, верований, рациональных знаний, норм социальных отношений, обрядов и т.п., передача которых осуществляется в формах обыденного воспитания детей в семье и не требует какого-либо специального образования;

- нельзя сказать, чтобы крестьяне были совсем лишены гуманитарной культуры, он она у них сосредоточена не в специальных знаниях (философии, истории, искусства), в отдельных чертах культуры быта – этикете взаимоотнешений, народном костюме, обычаях гостеприимства, устном фольклоре и т.п.;

- очень низкий уровень новационности и импровизации во всей деятельности; стремление не удаляться от отработанной веками практики во всех сферах жизни;

- традиционность общего склада сознания и более или менее выраженная нелюбовь ко всякого рода новациям; всякое новое, как правило, вызывает подозрения и недоверие.

Субкультура городских материальных производителей

Представители этой субкультуры выполняют множество социальных функций, среди которых основными являются:

- производство орудий труда, оружия и предметов бытового и технического обихода;

- обустройство территорий, строительство городов, зданий, путей сообщения и иных инженерных сооружений;

- добыча и первичная обработка полезных ископаемых;

- энергетика;

- обеспечение связью (от курьерской до электронной и космической) и транспорными услугами (наземными, морскими и воздушными);

- продажа, обмен и распределение товаров;

- обеспечение оборота денег и всей финансовой деятельности;

- обеспечение населения всем набором, бытовых, социальных и технических услуг.

Из приведенного перечня видно, что некоторые из этих функций имеют древнее происхождение, а некоторые появились совсем недавно. Деятельность в некоторых сферах тесно смыкается с интеллектуальной. Например, медицина является частью социального обслуживания, но одновременно и наукой. Строительство неразрывно связано с архитектурой. Многие современные виды производства неотделимы от научно-технического прогресса (они так и называются – наукоемкие), и в них на равных принимают участие и ученые, и производственники (например, в производстве космической, а так же многих образцов современной военной техники).

Эта непищедобывающая деятельность началась еще в период антропогенеза. Ранние попытки камнеобработки и строительства искусственных жилищ ученые относят еще ко временам питекантропов, но развитую форму эта деятельность приняла лишь с появлением неандертальцев и Homo sapiens. Вместе с тем в этой деятельности, видимо, принимало участие все население и она не выделялась в какой-то особый профиль. Ситуация изменилась в ходе последнего оледенения (40-10 тысяч лет тому назад), когда на Земле из семейства гоминид остались лишь люди современного вида, лишенные шерстяной теплозащиты. Возникла необходимость в изготовлении искусственно теплосберегающих вещей – одежды. По всей видимости, задача изготовления одежды была возложена на женщин. Они и стали первыми в истории ремесленниками, очевидно, уже освобожденными от участия в добывании пищи.

Развитие ремесленной деятельности началось в ходе «неолитической революции». Выделились профессии гончара, строителя, мастера по изготовлению охотничьего оружия и земледельческих орудий. В это же время, видимо, появилась и новая отрасль деятельности – торговля (поначалу в форме непосредственного обмена и дарения, со временем появился и универсальный эквивалент товара – деньги). Со строительством городов, становлением государств и началом обработки металлов номенклатура ремесленных профессий существенно расширилась. Кроме того, выделилась особая группа торговцев, уже не занимавшаяся производством, а только перевозкой товара от производителя к покупателю и его продажей.

Поскольку ремесленникам было удобнее жить и работать поблизости от своих основных покупателей – вождей, воинов, жрецов (крестьяне были бедными покупателями), то и они стали селиться в городах, благо, здесь было безопасней хранить свой товар. Помимо того от богатого заказчика (вождя или жреца) можно было получить и дорогой эксклюзивный заказ, на изготовление чего-то особо качественного. Таким образом, возникли такие важные показатели деятельности, как качество и профессиональная конкуренция. Города постепенно стали обрастать ремесленными слободами, превращаться в центры ремесла и торговли. Поскольку ремесленники и торговцы в своей деятельности уже никак не зависели от природных условий, то в условиях города для них, так же как и для элиты и интеллектуальных производителей основным стимулом деятельности стало обогащение и социальный престиж.

Для сословия городских материальных производителей характерно дробное деление на социальные классы и уровни квалификации. Это в древности и средневековье они представляли собой сравнительно гомогенную группу «третьего сословия». Сегодня к данному сословию принадлежат и богатейшие люди общества (банкиры, владельцы гигантских концернов), и рядовые рабочие или работники сферы обслуживания. Но между ними пролегают еще несколько промежуточных квалификационных слоев (см. таблицу в начале статьи). С переходом к индустриальной стадии развития фактическая экономическая власть в обществе начала сосредотачиваться в руках этого сословия (точнее высшие его представители были инкорпорированы в систему власти, по крайней мере, в ее финансово-экономической сфере). В целом для субкультуры городских материальных производителей характерны такие черты:

- сравнительно высокий и неуклонно повышающийся уровень профессиональной специализации ее субъектов (даже ремесленник античных времен – уже более или менее узкий специалист в своем деле, не говоря уже о более поздних мастерах, инженерах, врачах, экономистах и пр.);

- весьма различный уровень личных социальных притязаний (обычно он определяется тем квалификационным уровнем, к которому принадлежит данный специалист; со временем некоторые представители этой субкультуры, отличающиеся повышенными социальными или экономическими амбициями, полностью уходят в элитарную или криминальную сферы);

- разрыв между обыденными и специализированными знаниями, необходимыми для осуществления практической деятельности в рамках этой субкультуры, в древности был небольшим (специальность ремесленника или купца осваивалась в процессе домашнего воспитания), но по мере научно-технического развития он радикально вырос (особенно в наукоемких профессиях) и ныне требует очень качественного специального образования;

- соответствующим образом разделились и процессы социального воспроизводства этой субкультуры: обыденная культура среднего горожанина воспроизводится в рамках семейного воспитания и через институции национального образовательного стандарта, а специализированная – через сеть средних специальных и высших учебных заведений;

- уровень гуманитарной культуры представителей этого сословия, как правило, сравнительно невысок (хотя встречаются и удивительные исключения) и в большой степени зависит от того домашнего воспитания, которое тот или иной человек получил в семье; тем не менее, развитая гуманитарная эрудиция в этом сословии не пользуется большим престижем.

Субкультура городских интеллектуальных производителей

Функциональная нагрузка этого сословия весьма разнообразна. В качестве основных направлений можно выделить:

- создание «культурных текстов» в виде:

а) философских сочинений,

б) богословских сочинений,

в) научных исследований и открытий в любой области знаний,

г) художественных произведений любых видов и жанров, включая процессы исполнения их,

д) проектов законов и иных административных актов, принимаемых полномочными инстанциями,

ж) проектов и программ деятельности в любой области,

з) учебных пособий и программ любого профиля и уровня обучения,

е) справочно-энциклопедических изданий и словарей любого профиля и др.;

- осуществление богослужебной и иной культовой деятельности в любых религиях, вероисповеданиях, сектах, культах;

- осуществление преподавательской деятельности по любым профилям на уровнях:

а) начального общего образования,

б) среднего общего и специального образования,

в) высшего специального образования,

г) послевузовского повышения квалификации (аспирантура и докто-рантура) и присвоения ученых званий;

- добывание информации о происходящих событиях, комментирование и распространение ее в печатной и электронной формах;

- охрана культурного наследия и пополнение его запасов в музеях, библиотеках, архивах, частных собраниях;

- книгоиздательская деятельность

и многое другое.

Таким образом, в отличие от материальных производителей, производящих вещи и услуги, интеллектуалы производят знания и информацию. По своему социальному положению они мало чем отличаются от материальных производителей, так же дробно делятся на квалификационные уровни и множество специализаций, но в отличие от материальных производителей, верхушка которых является владельцами предприятий и капиталов, интеллектуалы вплоть до высшего ранга – только наемные работники.

Исторически обучение молодежи навыкам охотника, чем в первобытной общине занимались преимущественно старики и калеки, так же как и функции шаманов относятся к числу наиболее древних специализаций. В последующем преподавательская и культовая функции долго являлись единственными интеллектуальными занятиями; художественная и архитектурная деятельность были полностью ангажированы религией. В 1 тысячелетии до н.э. появилась светская философия (в Греции и Китае), литература (сначала героические эпосы, а потом и другие жанры), гражданская архитектура, театр. В эпоху средневековья почти все искусство опять ушло под эгиду Церкви (кроме театра, жилой и фортификационной архитектуры) и лишь в эпоху «высокого средневековья» начался расцвет светской поэзии, дворцовой архитектуры. В эпоху Ренессанса появилась светская живопись и скульптура, в XVII в. светская музыка и балет.

К XVI-XVII вв. относится и становление материалистической науки и некоторых областей философии, а XVIII век – век Просвещения – стал эпохой расцвета философии и светского искусства (в первую очередь музыки), как XIX век – эпохой расцвета литературы и естественных наук, а ХХ – эпохой кинематографии, технических и гуманитарных наук, а также журналистики.

Обычно интеллектуалов в обыденном сознании и считают элитой общества. Однако эта группа не является собственно элитой. Ни в одной стране мира ей не принадлежит реальная власть над обществом. Другое дело, что эта группа производителей интеллектуальной продукции работает преимущественно на элиту, нанимается ей, воспитывает и обучает ее детей, составляет тот слой высокообразованных и одаренных людей, без услуг которых не может функционировать ни одна политическая элита. Благодаря такой близости к властям предержащим, интеллектуалы, как правило, стремятся войти в их состав, путем занятия тех или иных командных постов в управлении обществом. Но, как правило, без особого успеха. Элита никогда не доверяет им полностью. И не беспричинно. Ведь именно из этой среды рекрутируются интеллектуальные активисты революционных движений (что в свою очередь свидетельствует об очень высоких политических притязаниях интеллектуалов).

Для субкультуры производителей интеллектуальной продукции характерны следующие черты:

- наибольшее дробление на узкие специализации, которое по ходу истории нарастает лавинообразно;

- по уровню социальных притязаний это сословие практически не отличается от политической элиты, хотя и демонстративно бравирует отсутствием экономических притязаний;

- профессиональное воспроизводство интеллектуалов достигается только посредством специализированного высшего образования, а для многих профессий требуется еще и система повышения квалификации в виде аспирантуры, докторантуры и других методов творческой стажировки;

- большую роль играет и особый профиль домашнего воспитания и формирования того уровня гуманитарной эрудиции и особых этических установок, которые в нашей стране получили название «интеллигентности»;

- как правило, вне зависимости от конкретного профиля деятельности, всех интеллектуалов отличает высокая гуманитарная окультуренность.

* * *

Разумеется, невозможно население какой-либо страны полностью «расписать» по тем или иным социальным субкультурам. Определенный процент людей по разным причинам всегда находится в промежуточном состоянии либо социального роста (перехода из сельской субкультуры в городскую или из буржуазной в элитарную), либо социальной деградации (опускаясь из буржуазной или элитарной «на дно», в криминальную).

Так или иначе, но выделение групп людей в качестве представителей той или иной социальной субкультуры представляется наиболее обоснованным прежде всего по специфическим чертам освоенной ими обыденной культуры, реализуемой в соответствующих формах образа жизни. Образ жизни, конечно, определяется в числе прочего и родом профессиональных занятий человека (у чиновника или священника неизбежно иные образы жизни, нежели у крестьянина или карманного вора), аборигенными традициями места проживания, но более всего – социальным статусом человека, его сословной или классовой принадлежностью. Именно социальный статус детерминирует направленность экономических и познавательных интересов личности, стиль ее досуга, общения, этикета, информационных устремлений, эстетических вкусов, моды, имиджа, бытовых обрядов и ритуалов, предрассудков, образов престижности, представлений о собственном достоинстве, норм социальной адекватности, общемировоззренческих установок, социальной философии и т.п., что составляет основной массив черт обыденной, так и специализированной культуры.

2004, ред. 2008
СОЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ

(Статья)

Массовая культура, будучи одним из самых ярких проявлений социокультурного бытия современных развитых сообществ, остается сравнительно малоосмысленным феноменом с точки зрения общей теории культуры. Интересные теоретические основания исследования социальных функций культуры (и в том числе массовой) были разработаны Э.А.Орловой¹. В соответствии с этой концепцией в морфологическом строении культуры можно выделить две области: обыденной и специализированной культуры. Промежуточное положение между этими двумя областями с функцией транслятора культурных смыслов от специализированной культуры к обыденному сознанию человека и занимает массовая культура. Настоящая статья преследует цель углубленного размышления о социально-функциональных характеристиках массовой культуры в русле концепции Орловой.

^{Со времени разложения первобытного общества, начала разделения тр}уда и социальной стратификации в человеческих коллективах, сложения первых городских цивилизаций и т.п. возникла и соответствующая дифференциация культуры, определяемая различием социальных функций разных групп людей, связанных с их образом жизни, материальными средствами и социальными благами, а также формирующейся идеологии и символики социальной престижности. Эти дифференцированные сегменты общей культуры того или иного исторического сообщества со временем стали его социальными субкультурами. Одновременно происходило размежевание культуры на обыденную и специализированную.

Обыденная культура не изучается человеком специально (за исключением эмигрантов, целенаправленно осваивающих язык и обычаи новой родины), а усваивается им более или менее стихийно в процессе детского воспитания и общего образования, общения с родственниками, социальной средой, коллегами по профессии и пр. и корректируется на протяжении всей жизни индивида по мере интенсивности его социальных контактов. Обыденная культура – это владение обычаями повседневной жизни социальной и национальной среды, в которой человек проживает и социально самореализуется.

Специализировнная культура – это культура той или иной области деятельности, которой человек овладевает в процессе специального образования и усвоения практического опыта работы в избранной сфере. Совокупность специализированных культур, близких по своим социальным функциям, составляет социальную субкультуру того или иного народа. Обычно в культуре каждого народа постпервобытной стадии развития складывается несколько социальных субкультур: элитарная (культура власти и поддержания порядка), сельских производителей (крестьянская), городских материальных производителей (ремесленная, буржуазная, пролетарская), городских интеллектуальных производителей (научная, художественная, религиозная и пр.) и, наконец, криминальная (культура нарушителей порядка).

Вместе с тем необходимо учитывать, что до XVIII-XIX веков ни одна из социальных субкультур, ни даже их механическая сумма (в масштабе одного этноса или государства) не могут быть названы национальной культурой соответствующего государства. Прежде всего, потому, что еще не существовало единых общенациональных стандартов социальной адекватности и унифицированных для всей культуры механизмов социализации личности, общенациональных критериев культурной компетентности. Все это зарождается только в Новое время в ходе процессов индустриализации и урбанизации, становления капитализма в его классических, постклассических и даже альтернативных (социалистических) формах, перехода от экстенсивных (просто воспроизводящих) к интенсивным (расширенно воспроизводящим) технологиям производства не только продуктов потребления, но и социальных отношений и структур, личностных свойств индивида и параметров его социальной конкурентоспособности, преобразования сословных обществ в национальные и размывания сословных перегородок, разделявших людей, развития всеобщей грамотности населения, деградации многих форм традиционной обыденной культуры доиндустириального типа, развития технических средств тиражирования и трансляции информации, либерализации нравов и жизненных укладов сообществ, возрастающей зависимости политических элит от состояния общественного мнения, а производства продуктов массового потребления – от устойчивости покупательского спроса, регулируемого модой, рекламой и т.п.

Особое место здесь занимают процессы массовой миграции населения в города, массовизации политической жизни сообществ (возникновение многомиллионных армий, профессиональных союзов, политических партий и электоратов). В последние десятилетия ХХ века к перечисленным факторам прибавилась еще и динамика технологической революции – переход от индустриального этапа развития (интенсификации механического манипулирования рабочими органами) к постиндустриальному этапу (интенсификации процессов управления – получения и обработки информации и принятия решений).

В этих условиях столь же актуальными стали и задачи стандартизации социокультурных установок, интересов и потребностей населения, интенсификации процессов манипулирования человеческой личностью, ее социальными притязаниями, политическим поведением, идеологическими ориентациями, потребительским спросом на товары, услуги, идеи, собственный имидж и т.п. В прежние эпохи монополия на такого рода управление сознанием в более или менее массовом масштабе принадлежала церкви и политической власти. В Новое время в соперничество за сознание людей вступили также частные производители информации, товаров и услуг массового потребления. Все это потребовало изменения механизмов общей социализации и инкультурации человека, подготавливающих личность к свободной реализации не только своего производительного труда, но и своих социокультурных интересов.

Если в традиционных сообществах задачи общей социализации личности решались преимущественно средствами персональной трансляции знаний и образцов сознания и поведения (деятельности) от родителей детям, от учителя (мастера) к ученику, от священника к прихожанину и т.п. (причем в содержании транслируемого социального опыта особое место занимал личностный жизненный опыт воспитателя и его персональные социокультурные ориентации и предпочтения), то на этапе сложения национальных культур подобные механизмы социального и культурного воспроизводства личности начинают терять свою эффективность. Возникает необходимость в большей универсализации транслируемого опыта, ценностей, образцов сознания и поведения; в формировании общенациональных норм и стандартов социальной и культурной адекватности человека; в инициировании его интереса и спроса на стандартизированные формы социальных благ; в повышении эффективности работы механизмов социальной регуляции за счет унифицирующего воздействия на мотивацию человеческого поведения, социальные притязания, образы престижности и т.п. Это, в свою очередь, вызвало необходимость создания канала трансляции знаний, понятий, социокультурных норм и иной социально значимой информации широким массам населения, охватывающим всю нацию, а не только ее отдельные образованные сословия. Первыми шагами в этом направлении стали введение всеобщего и обязательного начального, а позже и среднего образования, а затем – развитие средств массовой информации (СМИ), демократических политических процедур, вовлекающих в свою орбиту все большие массы людей и т.п.

Следует отметить, что в национальной культуре (в отличие от сословной) дети британской королевы и дети рабочего-поденщика из графства Суффолк получают общее среднее образование по более или менее однотипным программам (национальный образовательный стандарт), читают одни и те же книги, изучают одни и те же английские законы, смотрят те же телевизионные передачи, болеют за ту же футбольную команду и т.п., а качество их познаний в поэзии Шекспира или британской истории в большей мере зависит от их личных способностей, нежели от различий в программах общего образования. Разумеется, когда дело доходит до получения специального образования и профессионального жизнеустройства, возможности сравниваемых детей существенно разнятся и зависят от социальных условий их жизни. Но национальный стандарт на уровне общего среднего образования, единоообразие в содержании общей социализации и инкультурации членов сообщества, развитие СМИ и постепенная либерализация информационной политики в современных странах более или менее обеспечивают общенациональное культурное единство граждан и единство норм их социальной адекватности. Это и есть национальная культура в отличие от сословной, где для разных социальных групп разнились и нормы социального поведения.

Формирование национальной культуры не отменяет ее деления на сословные субкультуры. Национальная культура дополняет систему социальных субкультур, выстраивается как объединяющая надстройка над ними, снижающая остроту социально-ценностных напряжений между различными группами людей, задающая определенные универсальные эталоны некоторых социокультурных черт нации. Разумеется, и до сложения наций имели место явления такого же рода, объединяющие разные сословия этнической культуры: прежде всего язык, религия, ментальности, фольклор, некоторые бытовые обряды, элементы одежды, предметов обихода и т.п. Вместе с тем, этнографические культурные черты уступают национальной культуре прежде всего по уровню универсальности (в силу своей преимущественной неинституционализированности). Формы этнической культуры весьма пластичны и вариативны в практике различных сословий. Нередко даже язык и религия у аристократии и плебса одного и того же этноса бывали далеко не тождественны.

Национальная же культура задает принципиально единообразные эталоны и стандарты, внедряемые общедоступными специализированными культурными институтами: общим образованием, прессой, политическими организациями, массовыми формами художественной культуры и пр. К примеру, какие-то формы художественной литературы существуют у всех народов, имеющих письменную культуру, но до трансформации этноса в нацию перед ним не стоит проблема формирования общенационального литературного языка, который существует в разных регионах в виде различных местных диалектов. Одна из наиболее существенных характеристик национальной культуры заключается в том, что в отличие от этнической культуры, являющейся по преимуществу мемориальной, воспроизводящей историческую традицию коллективных форм жизни народа, характерных для прошлого, национальная культура является прежде всего прогностической, артикулирующей скорее цели, нежели результаты развития, вырабатывающей знания, нормы, содержания и смыслы модернизационной направленности (национальные проекты), проникнутые пафосом интенсификации всех сторон социальной жизни.

Однако главной сложностью в распространении национальной культуры является то, что современные знания, нормы, культурные образцы и смыслы вырабатываются почти исключительно в недрах высокоспециализированных областей социальной практики. Они более или менее успешно понимаются и усваиваются соответствующими специалистами; для основной же массы населения языки современной специализированной культуры (политической, научной, художественной, инженерной и т.п.) почти недоступны для понимания. Обществу требуется система адаптации, «перевода» транслируемой информации с языка высокоспециализированных областей культуры на уровень обыденного понимания неподготовленных людей, по «растолковыванию» этой информации ее потребителю, определенной «инфантилизации» ее образных воплощений, а также «управлению» сознанием и потребностями массового потребителя в интересах производителя этой информации, предлагаемого товара, услуг и т.п.

Такого рода адаптация всегда требовалась для детей, когда в процессах воспитания и общего образования «взрослые» смыслы переводились на язык сказок, притч, занимательных историй, упрощенных примеров и пр., более доступных для детского сознания. Теперь подобная интерпретативная практика стала необходимой для человека на протяжении всей его жизни. Современный человек, даже будучи очень образованным, остается узким специалистом в какой-то одной области, и уровень его специализированности (по крайней мере, в элитарной и буржуазных городских субкультурах) из века в век повышается. В остальных областях ему требуется постоянный «штат» комментаторов, интерпретаторов, учителей, журналистов, рекламных агентов и иного рода «гидов», ведущих его по безбрежному морю информации о товарах, услугах, политических событиях, художественных новациях, социальных коллизиях, экономических проблемах и т.п. Нельзя сказать, чтобы современный человек стал глупее или инфантильнее, чем его предки. Просто его психика, видимо, не может обработать такое количество информации, провести столь многофакторный анализ такого числа одновременно возникающих проблем, с должной оперативностью использовать свой социальный опыт и т.п. Не будем забывать, что темп обработки информации в компьютерах во много раз превышает соответствующие возможности человеческого мозга.

Эта ситуация требует появления новых методов интеллектуального поиска, сканирования, селекции и систематизации информации, «прессовки» ее в более крупные блоки, разработки новых технологий прогнозирования и принятия решений, а также психической подготовленности людей к работе с таким объемными информационными потоками. Я полагаю, что после нынешней «информационной революции», т.е. повышения эффективности технологий передачи и обработки информации, а также принятия управленческих решений с помощью компьютеров, человечество ожидает «прогностическая революция» – скачкообразный рост эффективности технологий прогнозирования, вероятностного расчета, факторного анализа и т.п., хотя я и не берусь предсказать, с помощью каких технических средств (или методов искусственной стимуляции мозговой деятельности) это может произойти.

Пока же людям требуется некое средство, снимающее избыточное психическое напряжение от обрушивающихся на них информационных потоков, редуцирующее сложные интеллектуальные проблемы к примитивным дуальным оппозициям («хорошее-плохое», «наши-чужие» и т.п.), дающее индивиду возможность «отдохнуть» от социальной ответственности, от постоянного личностного выбора (часто очень непростого в нравственном отношении, учитывая современные технические возможности и социальные последствия реализации такого выбора), растворить его в толпе зрителей «мыльных опер» или механических потребителей рекламируемых товаров, идей, лозунгов и т.п. Реализатором такого рода потребностей и стала массовая культура.

Нельзя сказать, что массовая культура вообще освобождает человека от личностной ответственности; скорее, речь идет именно о снятии проблемы самостоятельного выбора. В ситуации массового общества и обслуживающей его соответствующей массовой культуры структура бытия (по крайней мере, той его части, что касается индивида непосредственно) задается человеку как набор более или менее стандартных ситуаций, где все уже выбрано теми самыми «гидами» по жизни: журналистами, рекламными агентами, имиджмейкерами, публичными политиками, звездами шоу-бизнеса и др. В массовой культуре уже все известно наперед: «правильный» политический строй, единственно верное учение, вожди, место в строю, звезды спорта и эстрады, мода на имидж «классового борца» или «сексуального символа», кинофильмы, где «наши» всегда правы и непременно побеждают, и пр.

Напрашивается вопрос: а разве в прежние времена не возникало проблем с трансляцией идей и смыслов специализированной культуры на уровень обыденного понимания? Почему массовая культура появилась только в последние полтора-два века, и какие культурные феномены выполняли эту функцию раньше? По-видимому, дело в том, что до научно-технического переворота последних веков действительно не было такого разрыва между специализированным и обыденным знанием (как его до сих пор почти нет в крестьянской субкультуре). Единственным очевидным исключением из этого правила была религия. Мы хорошо знаем, сколь велик был интеллектуальный разрыв между «профессиональным» богословием и массовой религиозностью населения. Здесь действительно был необходим «перевод» с одного языка на другой (причем нередко в буквальном смысле: с латыни, церковнославянского, арабского, древнееврейского на разговорные языки верующих). Эта задача и в лингвистическом, и в содержательном планах решалась проповедью (как с амвона, так и миссионерской). Именно проповедь, в отличие от богослужения, произносилась на абсолютно понятном пастве языке и являлась в большей или меньшей мере редукцией религиозной догматики к общедоступным образам, понятиям, притчам и т.п. Очевидно, церковную проповедь мы и можем считать историческим предшественником явлений массовой культуры.

Разумеется, какие-то элементы специализированных знаний, форм и образцов из элитарной культуры всегда попадали в народную среду и, как правило, претерпевали в нем специфическую трансформацию, приобретая порой фантастические или лубочные формы. Но это трансформации стихийные, «по ошибке», «по непониманию». Феномены же массовой культуры обычно создаются профессиональными людьми, преднамеренно редуцирующими сложные культурные смыслы к примитиву «для дураков» или для детей.

Нельзя сказать, что такого рода инфантилизация столь уж проста по исполнению; хорошо известно, что создание художественных произведений, рассчитанных на детскую аудиторию, во многих отношениях сложнее творчества «для взрослых», а техническое мастерство многих звезд шоу-бизнеса вызывает искреннее восхищение у представителей «художественной классики». Тем не менее, целенаправленность такого рода семантических редукций является одним из основных феноменологических и социальных признаков массовой культуры.

Среди основных проявлений и направлений массовой культуры нашего времени можно выделить следующие:

- индустрия «субкультуры детства» (художественные произведения для детей, игрушки и промышленно производимые игры, товары специфического детского потребления, детские клубы и лагеря, военизированные и иные организации, технологии коллективного воспитания детей и т.п.), преследующие цели явной или закамуфлированной стандартизации содержания и форм воспитания, внедрения в детское сознание унифицированных форм и навыков социальной и личной культуры, идеологически ориентированных миропредставлений, закладывающих основы базовых ценностных установок, официально пропагандируемых в данном обществе;

- массовая общеобразовательная школа, тесно коррелирующая с установками «субкультуры детства», приобщающая учащихся к основам научных знаний, философских и религиозных представлений об окружающем мире, к историческому опыту коллективной жизни людей, к принятым ценностным ориентациям. При этом она стандартизирует перечисленные знания и представления на основании типовых программ и редуцирует транслируемые знания к упрощенным формам детского сознания и понимания;

- средства массовой информации (печатные и электронные), транслирующие широким слоям населения текущую актуальную информацию, растолковывающие рядовому человеку смысл происходящих событий, суждений и поступков деятелей из различных специализированных сфер общественной практики и интерпретирующие эту информацию в нужном для ангажирующего данное СМИ заказчика ракурсе, т.е. фактически манипулирующие сознанием людей и формирующие общественное мнение по тем или иным проблемам в интересах своего заказчика (при этом теоретически не исключается возможность существования неангажированной журналистики, хотя практически это такая же нелепость, как и «независимая армия»);

- система национальной (государственной) идеологии и пропаганды, патриотического воспитания и пр., контролирующая и формирующая политико-идеологические ориентации населения и его отдельных групп (например, политико-воспитательная работа с военнослужащими), манипулирующая сознанием людей в интересах правящих элит, обеспечивающая политическую благонадежность и желательное электоральное поведение граждан, мобилизационную готовность общества к возможным военным угрозам и политическим потрясениям и т.п.;

- массовые политические движения (партийные и молодежные организации, манифестации, демонстрации, пропагандистские и выборные кампании и т.п.), инициируемые правящими или оппозиционными элитами с целью Вовлечения в политические акции широких слоев населения, в большинстве своем весьма далекого от интересов политических интересов элит, мало понимающего смысл предлагаемых политических программ, на поддержку которых людей мобилизуют методом нагнетания политического, националистического, религиозного и иного психоза;

- массовая социальная мифология (национал-шовинизм, истерический патриотизм, социальная демагогия, популизм, квазирелигиозные и паранаучные учения, эзотерика, экстрасенсорика, кумиромания, шпиономания, «охота на ведьм», провокативные утечки информации, слухи, сплетни и т.п.), упрощающая сложную систему ценностных ориентаций человека и многообразие оттенков миропонимания до элементарных дуальных оппозиций («наши – не наши»), замещающая анализ сложных многофакторных причинно-следственных связей между явлениями и событиями апелляциям к простым и, как правило, фантастическим объяснениям (мировой заговор, происки иностранных спецслужб, «барабашки», инопланетяне и пр.), партикуляризирующая сознание (абсолютизирующее единичное и случайное, игнорируя при этом типичное, статистически преобладающее) и т.п. Это, в конечном счете, освобождает людей, не склонных к сложным интеллектуальным рефлексиям, от усилий по рациональному объяснению волнующих их проблем, дает выход эмоциям в их наиболее инфантильном проявлении;

- индустрия развлекательного досуга, включающая в себя массовую художественную культуру (практически по всем видам литературы и искусства, быть может, за исключением архитектуры), массовые постановочно-зрелищные представления (от спортивных до эротических), профессиональный спорт (как зрелище для болельщиков), структуры по проведению организованного развлекательного досуга (соответствующие типы клубов, дискотеки, танцплощадки и пр.) и иные виды массовых шоу. Здесь потребитель, как правило, выступает не только в роли пассивного зрителя (слушателя), но и постоянно провоцируется на активное включение или экстатическую эмоциональную реакцию на происходящее (порой не без помощи допинговых стимуляторов), что является во многих отношениях эквивалентом все той же «субкультуры детства», только оптимизированным под вкусы и интересы взрослого или подросткового потребителя. При этом используются технические приемы и исполнительское мастерство «высокого» искусства для передачи упрощенного, инфантилизированного смыслового и художественного содержания, адаптированного к невзыскательным вкусам, интеллектуальным и эстетическим запросам массового потребителя. Массовая художественная культура достигает эффекта психической релаксации нередко посредством специальной эстетизации безобразного, вульгарного, брутального, физиологического, т.е. по принципу средневекового карнавала и его смысловых «перевертышей». Для массовой художественной культуры характерно тиражирование уникального и сведение его к обыденно-общедоступному, а порой и ирония над этой общедоступностью (по типу карнавального принципа профанирования сакрального);

- индустрия оздоровительного досуга, физической реабилитации человека и исправления его телесного имиджа (курортная индустрия, массовое физкультурное движение, культуризм, аэробика, спортивный туризм, а также система хирургических, физиотерапевтических, фармацевтических, парфюмерных и косметических услуг для исправления внешности), что, помимо объективно необходимой физической рекреации человеческого организма, дает индивиду возможность «подправить» свою внешность в соответствии с актуальной модой и спросом на типажи сексуальных партнеров, укрепляет человека не только физически, но и психологически поднимает его уверенность в своей физической выносливости, сексуальной конкурентоспособности и т.п.;

- индустрия интеллектуального и эстетического досуга («культурный» туризм, художественная самодеятельность, коллекционирование, интеллектуально или эстетически развивающие кружки по интересам, разнообразные общества собирателей, любителей и поклонников чего бы то ни было, научно-просветительские учреждения и объединения, а также все, что попадает под определение «научно-популярное», интеллектуальные игры, викторины, кроссворды и т.п.), приобщающая людей к научно-популярным знаниям, научному и художественному любительству, развивающая общую гуманитарную эрудицию у населения, актуализирующая взгляды на торжество просвещенности и гуманности, на «исправление нравов» посредством эстетического воздействия на человека и т.п., что вполне соответствует еще сохраняющемуся в культуре западного типа просвещенческому пафосу «прогресса через знание»;

- система организации, стимуляции и управления потребительским спросом на вещи, услуги, идеи как индивидуального, так и коллективного пользования (реклама, мода, имиджмейкерство и т.п.), формулирующая в общественном сознании стандарты социально престижных образов и стилей жизни, интересов и потребностей, имитирующая в массовых и доступных по ценам моделях формы элитных образцов, включающая рядового потребителя в ажиотажный спрос как на престижные предметы потребления, так и модели поведения (особенно проведения досуга), типы внешности, кулинарные предпочтения, превращающая процесс безостановочного потребления социальных благ в самоцель существования индивида;

- система ускоренного (и обычно низкокачественного) обслуживания в любых областях, массового питания «фаст фуд» (быстрая еда), индустрия «палаточной» и уличной торговли некондиционными и контрафаксными товарами и т.п.;

- разного рода игровые комплексы от механических игровых автоматов, электронных приставок, компьютерных игр и т.п. до систем виртуальной реальности, развивающие определенного рода психомоторные реакции человека, приучающие его к быстроте реакции в информационно избыточных ситуациях, что находит применение как в программах подготовки определенных специалистов (летчиков, космонавтов), так и в общеразвивающих и развлекательных целях;

- всевозможные словари, справочники, энциклопедии, каталоги, электронные и иные банки информации, популярные собрания специальных знаний, публичные библиотеки, Интернет и т.п., рассчитанные не на подготовленных специалистов в соответствующих областях знаний, а на массовых потребителей «с улицы», что также развивает просвещенческую мифологему о компактных и популярных по языку изложения компендиумах социально значимых знаний (энциклопедиях), а по существу возвращает нас к средневековому принципу «реестрового», а не проблемного построения знания;

- нецензурная брань, различные слэнги (жаргоны) – молодежные, уголовные, профессиональные и пр.

Можно перечислить еще ряд частных направлений массовой культуры.

Поскольку сегодня в повседневном быту люди сталкиваются с феноменами массовой культуры чаще всего в ее наиболее коммерциализированных проявлениях – эстрадно-музыкальном, эротическом и развлекательно-игровом шоу-бизнесе, в «низких» жанрах кино и литературы, назойливой и безвкусной рекламе, низкопробных публикациях и передачах СМИ и т.п., в обществе сложилось несколько однобокое представление о массовой культуре как о сугубо коммерческой, безвкусной и безнравственной «контркультурной» тенденции, характерной своей откровенностью в сексуальной сфере, нездоровым интересом к проблемам человеческой физиологии и психопатологии, образам насилия, жестокости, антиэстетизма и пр., по существу паразитирующей на всем том, что в традиционной культуре всегда считалось запретным, тайным или, по крайней мере, не рекомендуемым к публичной демонстрации. Разумеется, все это имеет широкое распространение в массовой культуре, потому что сегодня за это больше платят (а массовая культура в либеральном обществе по сути своей держится на массовом платежеспособном спросе, она нацелена прежде всего на эксплуатацию этого спроса), но отнюдь не потому, что она не способна к самовыражению в других образных системах, на других более эстетических языках.

Вспомним, что в тоталитарных обществах имеет место совершенно другая по своим формам и проявлениям массовая культура милитаристско-психопатического склада, ориентирующая людей не на индивидуализированный выбор чего-то желаемого, а на «хождение строем под барабан», на образы сексуальности не чувственно-эротического (Мерилин Монро), а военно-спортивного («девушка с веслом») типа, прославляющая тот же самый культ насилия, но не героя-одиночки, борющегося ради защиты чести и достоинства личности или социальной справедливости (традиция, идущая в западной культуре еще от средневековых поэм о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, а сегодня воплощаемая героями Сильвестра Сталлоне и др.), а героями насилия политического по отношению к «врагам народа», «инородцам», «иноверцам» и пр. (героями-чекистами советских времен, кинопоэтизирванными образами «хороших нацистов» и т.п.).

По существу на протяжении последних полутора веков в индустриально развитых странах шло формирование двух типов массовой культуры: рассчитанной на свободный коммерческий спрос (в обществах с более или менее либеральными установками на свободу личного выбора) и рассчитанной на жесткое навязывание гражданам стандартов социальной и идеологической лояльности (в обществах с тоталитарными политическими режимами). В принципе различие между этими двумя типажами массовой культуры имеет преимущественно стилевой и мотивационный характер. По своим социально-регулятивным функциям оба варианта более или менее сопоставимы. В одном случае свободно продающийся, а в другом – императивно навязываемый комплекс образцов престижного потребления в равной мере являются для человека, приобретающего эти товары, услуги, образы поведения или стереотипы суждений, осознаваемой или латентной демонстрацией его абсолютной лояльности существующему порядку, что собственно и представляет собой некую «суперцель» любой культуры как инструмента социальной регуляции.

Просто никогда еще прежде в истории масштабы такого рода проявления лояльности не обретали столь массового характера. Еще никогда миллионы людей одновременно не усаживались перед экранами телевизоров, чтобы посмотреть очередной фильм, прославляющий «наш, единственно правильный образ жизни и мыслей», и не бросались в магазины, чтобы купить новейший ширпотреб, дабы ни у кого не оставались сомнения в том, что «я живу как все и ношу такие же джинсы, как мой президент и любой иной добропорядочный патриот своего отечества». Разумеется, в этих рассуждениях есть некоторый элемент утрирования, но, в конечном счете (по крайней мере, по мнению социопсихологов), дело обстоит именно так.

Таким образом, есть все основания утверждать, что массовая культура представляет собой новый в социокультурной практике, принципиально более высокий уровень стандартизации системы образов социальной адекватности и престижности, какую-то новую форму организации «культурной компетентности» современного человека, его социализации и инкультурации, новую систему управления и манипулирования его сознанием, интересами и потребностями, потребительским спросом, ценностными ориентациями, поведенческими стереотипами и т.п., что, в конечном счете, приравнивается к проявлению его общей идеологической и социальной лояльности к существующему порядку.

Хотя массовая культура, безусловно, является «эрзац-продуктом» специализированных областей культуры, не порождает собственных смыслов, а лишь имитирует явления «высокой» культуры, пользуется ее формами, смыслами, профессиональными навыками, нередко пародируя их, упрощая до уровня восприятия «малокультурного» потребителя, не стоит оценивать это явление однозначно негативно. Массовая культура порождается объективными процессами социальной модернизации сообществ, когда социализирующая и инкультурирующая функции традиционной обыденной культуры (сословного типа), аккумулирующей социальный опыт городской жизни в доиндустриальную эпоху, утрачивают свою эффективность и практическую актуальность, а массовая культура фактически принимает на себя функции инструмента обеспечения первичной социализации личности в условиях национального общества со стертыми сословно-классовыми границами. Вполне вероятно, что массовая культура является эмбриональным предшественником какой-то новой, еще только нарождающейся обыденной культуры, отражающей социальный опыт жизни уже на индустриальном (национальном) и постиндустриальном (уже транснациональном) этапах развития, и в процессах селекции ее пока еще весьма неоднородных по своим характеристикам форм может вырасти новый социокультурный феномен, параметры которого нам еще не ясны.

Так или иначе, но очевидно, что массовая культура представляет собой вариант обыденной культуры городского населения (и прежде всего той его части, которая относится или тяготеет к буржуазной в функциональном смысле субкультуре) эпохи «высоко специализированной личности», компетентной только в своей узкой сфере знаний и деятельности, а в остальном предпочитающей пользоваться печатными, электронными или одушевленными справочниками, каталогами, «гидами» и иными источниками экономно скомпонованной и редуцированной для автоматического восприятия информации.