Политология-учебникСазонова-хх. Учебное пособие для студентов высших учебных заведений. Харьков фолио, 2001
 Скачать 4.56 Mb.
|
|
Глава III ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ В СРЕДНИЕ ВЕКА И В ЭПОХУ ВОЗРОЖДЕНИЯ 1. ОСНОВНЫЕ ИДЕИ И ОСОБЕННОСТИ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ 1.1. Культурно-цивилизадионные факторы европейского развития: демаркация сфер небесного и земного Важнейшим фактором, определившим основные пути становления новых постантичньх типов политической эволюции, явилось распространение христианства, которое стало фундаментальной социокультурной матрицей европейской модели цивилизованного развития. По точному замечанию Ж. Коттье, "именно в горниле средневекового христианства окончательно сложилась идея Европы на базе единства религиозной веры" [Копье Ж. Эти ценности создали Европу // Европейский альманах. История. Традиции. Культура. - М., 1991.-С. 37]. Превращение христианства в культурно- генетический код новой европейской ("западной") цившшзационной общности привело к принципиальной перестройке и переформулировке основных положений античного политического дискурса сразу по нескольким направлениям. Во-первых, постепенно четко обрисовалось принципиальное размежевание духовной и светской власти (того, что принадлежит Богу, и того, что принадлежит Кесарю) как раздельных сфер, существующих вместе, но неслиянно. Во-вторых, начался процесс осознания каждого человека в качестве уникальной личности, v обладающей собственным индивидуальным пространством свободы и суверенитета. Эта последняя есть особая частная сфера (действия индивидуаль-ных воль и индивидуальных выборов), которая принципиально независима от политичес-кой (публичной) власти и неподотчетна ей. В-третьих, социальная жизнь как (57) общества, так и отдельного человека, получает новые трансцендентные этические импера-тивы существования, задающие иной модус и масштаб измерения эффективности полити-ческой власти (соответствия/несоответствия универсальным требованиям христианской морали). Общий контур нового понимания взаимоотношения различных сфер общества был заложен выдающимся теоретиком церкви Аврелием Августином (354 - 430). По его знаме-нитому определению, "государство без справедливости - что это, как не большая банда разбойников?" Последняя ведь также осуществляет по отношению к своим жертвам то или иное принуждение и выступает в качестве властно-силовой организации. И если бы только голая сила выражала сущность принудительных властных полномочий, находя-щихся в руках государственных институций, то тогда, по мнению Августина, и обычную шайку грабителей и убийц по праву можно было бы "считать неким малым царством". Развивая эту аналогию, Августин приводит слова одного морского пирата, который на суде якобы сказал Александру Македонскому: "За то, как я действую на малом корабле, меня называют разбойником, ты же делаешь то же самое, но при помощи большого флота, поэтому тебя называют царем" [Августин Аврелий. О Граде Божием. - IV, 4]. Идея Августина заключается в том, что публично-политическая сфера властных взаимоотношений также неизбежно должна стать проекцией принципов христианской справедливости и воплощением высших метафизических и религиозных принципов, ибо социальное принуждение, осуществляемое безотносительно к справедливости, не только нравственно недопустимо, но и полностью лишено правового характера. Государство как "общее дело народа" (в соответствии с цицероновской формулой), по Августину, должно существовать прежде всего в качестве морально-культурного сообщества, и лишь потом - в качестве институциализированного. Духовная общность людей в христианском "граде небесном" первична и определяюща по отношению к формам их политической общности в "граде земном". Хотя в эпоху средневековья идея Августина об особой роли этико-культурной интеграции публичного пространства («общего дела») 6ыла истолкована в теократической концепции власти в духе идеи примата церкви над государством (власти духовной над властью светской), ее (58) смысл для последующего европейского развития оказался более фундаментальным: во-первых, она наметила общие критерии легитимности государственно-правовых общностей, во-вторых, установила принцип, с помощью которого правовое и государственно оформленное принуждение отделяется от голой власти и/или прямого насилия. Таким образом, социальный порядок, который прибегает к принуждению, не располагая на это этико-моральными полномочиями (или выходя за их рамки), в складывающейся новой модели европейского политического развития был признан нелегитимным. Новые акценты в этой идее расставил крупнейший католический богослов Фома Аквинский (1225 - 1274), который выделил три аспекта государственной власти: собственно отношения господства/подчинения; приобретение власти; пользование ею. Такое разграничение необходимо ему для того, чтобы отметить существование публично-регулируемого (человеческого) аспекта властных отношений - сферы приобретения и пользования государственной властью. Хотя власть по своей сущности имеет божественный характер, это не относится к ее приобретению и использованию, поскольку практика их осуществления может существенно расходиться с божественными установлениями. В силу того, что существует принципиальная корреляция между сущностной (божественной) природой власти и практическими аспектами ее приобретения и использования, несправедливый приход к власти и злоупотребления ею нарушают божественные установления, что дает народу право на сопротивление и свержение зарвавшегося правителя. Хотя непосредственный смысл теории Аквината был направлен на усиление контроля церкви над светскими государями, потенциально она закладывала основы доктрины народного суверенитета и десакрализированного представления о механизмах и закономерностях функционирования власти. Непосредственным результатом антично-варварского синтеза стало складывание на большей части Западной Европы оригинальной модификации не только культурно-цившшзационньгх, но и политико-экономических структур традиционного общества. Важнейшей особенностью последних в сравнении с "азиатской" и античной моделями было такое разграничение властно-(59) собственнических функций, в результате которого значительный их объем передавался на средние и нижние этажи социальной структуры, но при этом регламентировались взаимные права и обязанности ниже- и вышестоящих друг перед другом. Если классическая "азиатская" модель предполагает лишь односторонние обязанности принципиально исключает права нижестоящих в отношении вышестоящих, то демаркация прав сюзерена и прав вассала сделала их обязанности двусторонними и взаимоответственными, то есть подразумевающими тот или иной механизм контроля низших слоев над высшими. Отсутствие при этом единого светского имперского центра в Западной Европе при сохранении культурно-морального единства "христианского мира" создавало предпосылки автономизации политического развития отдельных сообществ - как территориальных, так и корпоративных. Хотя структурная ось политической иерархии вертикального типа продолжает работать, тем не менее исторически приоритетным в Западной Европе оказалось возникновение и развитие горизонтально-дифференцированной сети множества автономных корпоративно-территориальных образований самого разного типа (маленьких коммун, торговых республик, крупных династических государств и т. д.). 1.2. Концептуальные измерения европейской политической модели Общеевропейский экономический подъем XII-XIII веков, стимулированный в немалой степени политико-властными особенностями складывающейся новой модели европейского цивилизационного развития, приводит к юридическому конституированию городского (бюргерского) торгово-предпринимательского элемента в специфическое "третье сословие" со своим особым статусом. В результате этого механизм контроля и координации власти высших лиц (монархов) перестраивается таким образом, что к нему допускаются представители не только знати и духовенства (первых двух сословий), но и бюргерских кругов. Возникают сословно-представительские собрания различных корпораций и укладов общества (кортесы в Арагоне и Кастилии в 1163 и 1169 гг.парламент в Англии - в 1265 г., Генеральные Штаты (60) во Франции - в 1302 г. и т.д.), которые в существенной степени регламентируют прерогативы и сужают сферу произвольных автономных действий монархов. От современных представительных органов средневековые парламенты отличались сословным характером; ограниченностью прав, которые чаще всего не были закреплены законом; отсутствием права законодательной инициативы; отсутствием единых правил выборов представителей от сословий; рекомендательным, а не обязательным для исполнительной власти характером принимаемых решений; нерегулярностью созыва. Участником этой новой формирующейся системы Standstaat (сословно-представительского государства и/или политического сообщества) становятся города и области, различные корпоративные группы и уклады, отстоявшие и закрепившие свое частное право (привилегии, "свободы", вольности и льготы) на определенное суверенное пространство реализации своих целей. Знаменательной вехой этого процесса стала английская "Великая хартия вольностей" 1215 года, которая законодательно зафиксировала независимый статус и права некоторых слоев населения, впервые ограничив тем самым полномочия короны в отношении своих подданных. "Ни один свободный человек не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен имущества, или объявлен стоящим вне закона, или изгнан, или каким-либо иным способом обездолен...иначе, как по законному приговору равных и по закону страны" [Великая хартия вольностей, § 39]. Выдающийся английский философ Уильям Оккам (ок. 1285 - 1349) одним из первых намечает принципиальное различие двух типов властвования - королевского (principatus regalis) и политического (principatus politicus), а также подразделяет последнее на властвование аристократическое (in quo principatur plures) и политическое "строго взятое" (politicus stride sumptus). По мнению М. В. Ильина, эти логические построения по- тенциально содержат в себе выходы на концепты политического плюрализма, полиархии и республиканизма [Ильин М. В. Слова и смыслы: Политая. Республика. Конституция.Огечество // Полис. -1994. - № 4. - С.53]. Более подробно данное концептуальное различив было обосновано английским правоведом Джоном Фортескъю (ок.1394 - ок.1476), который попытался в трак (61)тате "Похвала законам Англии" осмыслить специфику складывавшихся новых политико-властных структур, также опираясь на идею разграничения двух типов политической власти - собственно королевской и политической. При первом типе отношений монарх "правит своим народом посредством таких законов, которые создает сам", и, "следовательно, может облагать его налогами как он сам того пожелает, без согласия народа". При политическом властвовании монарх "может править своим народом только с помощью таких законов, на которые народ дал свое согласие, а следовательно, не может облагать налогами без его согласия". То есть во втором типе правления та власть, которую имеет корона, "согласована" с народом, и король не может претендовать ни на какую другую власть, "кроме таковой" (например, "отнять у народа против его воли или по принуждению то, что принадлежит ему по праву"). Таким образом, дифференциация Д. Фортескью двух типов властвования открывает путь для новой, более последовательной концептуализации традиционных средневековых представлений о наличии взаимных обя- зательств между правителями и подданными. Складывавшееся новое европейское политическое сознание по сути частично воспроизводило и развивало важнейший политический архетип античной модели развития - понимание политики в качестве "общего блага" и особого публично-общественного процесса, выражаемого формулой "что касается всех, должно быть и одобрено всеми". Формальная сторона этого процесса реализуется внешним агентом в лице властителя, который в качестве главы политического сообщества получает публичное право-прерогативу распоряжения им для общего блага и безопасности. Ключевой момент этой развивавшейся новой концепции политического порядка заключался в том, что данные властные прерогативы выступали атрибутом его должности, но не личного права как частного лица, то есть предоставлялись ему не в собственность, а в функциональное распоряжение для высших целей защиты королевства - заботы (сига), управления (gubernatio) и служения (ministerium) ему. При этом> Уже начиная с XI в., публично-политическая функция королевского владения(domus regalis) определенной территорией в указанном (62) трояком смысле четко отделяется от собственно частных владений короля (domus regis). Король, отказывавшийся уважать справедливость и закон, рисковал приобрести репутацию тирана и мог встретить противодействие со стороны своих подданных, обладавших правом сопротивления (ius resistendi) нелегитимным действиям высшей власти. Дополнительный толчок для развития представлений о принципиально новых политико-правовых основаниях власти был получен в результате завоевания торгово-бюргерскими элементами многих европейских городов не только прав внутреннего самоуправления, но и политической самостоятельности (как, например, в Венеции, Генуе и Флоренции в Италии, Гамбурге, Любеке, Бремене и Нюрнберге в Германии, Тенге и Брюгге в тогдашних Нидерландах и т.д.). Именно в городах-республиках полнее всего проявилось действие института представительства в качестве способа выражения интересов различных социальных групп и метода формирования учреждений публично-властного характера. Власть органов и должностных лиц городского самоуправления начинает опираться здесь на новую правовую базу, смысл которой состоит в конструировании коллективного выбора и воли всего полноправного населения города. На этой основе, исходя в первую очередь из политического опыта развития многочисленных итальянских городов-государств, видный мыслитель Марсилий Падуанский (между 1275 и 1280 - ок.1343) в трактате "Защитник мира" впервые четко обосновывает идею народного суверенитета, согласно которой верховным законодателем и единственным источником власти в государстве является народ-суверен. Он первый в собственно европейской политической мысли отграничивает законодательную власть от исполнительной. Народ-законодатель, в соответствии с его концепцией, должен вверить выполнение исполнительных функций так называемой "управляющей части" (pars principans) - правительству, во главе которого стоит правитель, избираемый и ответственный перед народом. Поскольку ответственным исполнителем может быть один человек, несколько лиц или весь народ, Марсшшй Падуанский более склоняется к первому варианту, но при условии, что единоличное монаршье правление будет осуществляться под (63) контролем граждан (то есть будет избирательным), а не возникать вне его (наследственным образом). Теорию Марсилия Падуанского можно рассматривать в качестве одной из наиболее перспективных попыток трансформации традиционного античного концепта демократии (народоправства) в духе дифференциации различных функциональных частей "политического тела" государства. Хотя теория разделения властей в своем классическом виде возникает несколькими столетиями позже, размышления Марсилия Падуанского стали важным подступом к разработке данной проблемы. 2. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИДЕИ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ 2.1. Гражданский гуманизм и рождение теории республиканизма Расширение горизонта интеллектуального поиска, экономический рост и интенсивная политическая жизнь итальянских городов-государств в конечном счете создали мощные импульсы для развития светской в своей " общей направленности культуры Возрождения (40-е гг. XIV в.- первое десятилетие XVI в.). Именно в русле возрожденческой культурной традиции происходит более интенсивное переосмысление базовых политико-правовых оснований власти. Активная роль среднего пополанства (от "popolti" - народ, широкие слои торгово-ремесленного люда) и городских низов в политической жизни городских республик стимулирует поиски концептуального осмысления новой политической практики сквозь призму основных положений возрожденческой мысли. Ее лейтмотив состоит в признании самодовлеющей значимости человеческой личности, достоинства и автономии всякого индивида, предоставлении каждому возможности собственными силами добиваться своего счастья. Такие исходные установки и ориентации политического мышления закономерно приводят к определению практики человеческой деятельности как выражения от природы присущей человеку свободы, понимаемой фактически в качестве свободы личности. Утверждение же о том, что место человека (64) в обществе должно определяться его личными заслугами, приобретаемыми исключительно в результате его собственной деятельности, и не должно зависеть от любых иных факторов (происхождения, сословной принадлежности, доставшегося имущественного блага), потенциально предполагает равенство людей как граждан. Сформировавшееся в возрожденческой социально-политической мысли течение "гражданского гуманизма" трансформирует общевозрожденческую установку о свободе воли (свободе личности) в политическую теорию республиканизма. Развитие и гражданская консолидация итальянских городов-государств концептуализировалась ими как становление республик, самостоятельных политических тел, основанных на общем, а не на частном (или личном) расчете. Так возникает важнейшая оппозиция монархии/республики как выражение разных и разнопорядковых способов организации (формирования и распределения) власти: монархия представлялась республиканским идеологам как узурпация главою политического тела всего общего блага, тогда как республика мыслилась как справедливое распределение общего блага между множес-твом (народом), лучшими (аристократией) и властителем. Общее для всех "смешанное" республиканское правление, в противоположность правлению монархическому, (частич-ному и "частному"), предоставляет максимальную возможность для реализации челове-ческой свободы и, в этом смысле, является образцом организации всякого справедливого и достойного человеческого сообщества вообще. Гарантия равенства и справедливости, залог свободы личности усматривается республиканской теорией в приоритете законов и общественных актов перед интересами частных лиц (в том числе и непосредственно стоящих у власти); в участии граждан в политических делах (сообразно материальному и моральному достоинству субъекта); в публичности политической жизни, потенциально доступной всем. Можно достаточно четко выделить две концепции республиканской теории, согласно одной из них (условно ее можно назвать флорентийской), республиканское устройство должно быть ориентировано на развитие широкой социальной активности (vita activa civilis) и разностороннего политического участия (vita activa politicа) (65) основной массы граждан в жизни общества с целью максимального развития их гражданских добродетелей. Другая концепция (которую можно назвать венецианской) исходила из того, что республиканские институты должны нейтрализовывать человеческие пороки и "отбирать" через систему своеобразных фильтров (то есть политических институтов) лишь полезные действия людей. Первая модель ориентировалась на флорентийскую "пополанскую" демократию с ее практикой "широкого" политического участия и публичностью политической жизни, вторая - на опыт олигархической Венецианской республики (наиболее устойчивой политической системы не только Италии, но и всей тогдашней Европы), разработавшей сложную систему высокодифференцированных политических институтов. Представители первого направления - Леонардо Бруни (1370-1441), Маттео Палъмиери (1406 - 1475), Аламанно Ринуччини (1426 - 1499) - делали акцент на приоритете общего блага перед частным, участии всех полноправных граждан в управлении республикой, необходимости соответствия государственной политики интересам большинства. "Флорентийский" вариант республиканизма, резко акцентировав антиолигархический и антитиранический элемент республиканской доктрины, не смог избежать опасностей популистской охлократической трансформации политической системы. Это обусловило как известную ограниченность данного варианта политического развития, так и его популярность в среде всех последующих радикально-демократических движений всевозможных оттенков. Более исторически перспективными оказались идеи виднейшего представителя второго, "венецианского" направления, Франческа Гвиччардини (1483 - 1540). Озабоченный проблемой узурпации права принятия решений серыми посредственностями, не обладающими и толикой необходимых добродетелей, он настаивал на необходимости дифференциации функционально разных этажей политического процесса - обсуждения решений (deliberatione) и принятия решений (approvazione). Первое должно быть открыто для всех, второе – только для обладателей доблести и выборных должностей. Аналогичным образом Донатто Джанноти (автор незавершенной «Книги о достоинстве венецианцев") (66) выделяет три стадии политики, доступ к которым должен быть различным: обсуждение решения, его выбор и исполнение. Государственное устройство Венецианской республики начинает рассматри-ваться в рамках данного направления как наиболее оптимальная модель республиканизма, воплощающая на практике античный идеал "смешанного правления" (дож представляет монархический элемент, сенат - аристократический, большой совет - демократический). Именно "венецианский" вариант теории республиканизма, намечая необходимость разделения властей, создания системы сдержек и противовесов, очерчивает тематическое поле либеральной политической мысли. Конституционное развитие США, по мнению многих авторитетных историков политической мысли, полностью укладывается в русло "венецианского" варианта республиканской теории. 2.2. "Политическая наука" Макиавелли Именно в рамках этико-политических поисков итальянской политической мысли происходит становление политической науки (scientia politico) в качестве особой и самостоятельной дисциплины социально-гуманитарных исследований. Основателем ее по праву считается выдающийся мыслитель Николло Макиавелли (1469 - 1527), который в трактатах "Государь" (1513), "Рассуждения о первой декаде Тита Ливия" (1513-1517) наиболее полно концептуализировал практику политического развития новой эпохи. Прежде всего, он порывает со средневековой теологической концепцией власти как некого божественного института, дарованного свыше и регулируемого высшими метафизическими принципами. Отношения власти начинают рассматриваться им как сложный результат взаимодействия различных (и вполне земных) социальных сил. Анализируя различные аспекты поведения последних, Макиавелли убедительно показывает, что властные отношения не подчиняются и не могут подчиняться действию как принципов христианской морали, так и тех или иных идеологических клише. Сфера властно-политических отношений, по его мнению, имеет собственные закономерности или правила развития, которые не совпадают и даже противоположны императивам поведения в (67) других сферах жизнедеятельности. Например, то, что может быть "благом" для власти, вполне может не быть таковым с точки зрения нравственности, и наоборот, "правильный" нравственный поступок с властно-политической точки зрения может оказаться не только ошибочным, но даже губительным. Поэтому главную задачу политической науки Макиавелли видит в формулировании работающих политических принципов, способных лечь в основу стратегии действий государя, республики, государства. Поиск этих политических принципов Макиавелли ведет не в мире канонизированных схем и принципов, а в эмпирии прошлой и настоящей действительности, обобщении закономерностей реального политического процесса дня сегодняшнего и исторического опыта дня прошедшего. Вычленение политики в самостоятельную науку – одно из важнейших достижений Макиавелли. Исходя из принципиальной автономии политической сферы общества относительно других подсистем, Макиавелли формулирует новые самостоятельные правила политики, очищенные от моральных критериев. Важнейшее значение имеет последовательное введение им в политическую науку общего понятия "государство" (stato) в смысле общего политического состояния общества, его определенной политической организации. Используемый Макиавелли термин, широко вошедший в другие европейские языки (англ, state, фр. etat и др.), означает не столько ту или иную конкретную организацию правления, сколько политически организованное (связанное политическими отношениями) пространство общества вообще. Государство в качестве политически организованного состояния (stato) общества становится, таким образом, особой социальной системой, подразумевающей ту или иную конфигурацию господства и подчинения. Этим потенциально намечается не только разграничение государства и общества, но и определение первого вторым. Конкретно-исторические формы государства обусловливаются, по Макиавелли, прежде всего соотношением различных общественных сил, прежде всего знати и Простого народа. Борьба народа и аристократии - ключевой источник не только движения и развития государства, но и смены его различных форм. Фундамен (68)тальный закон политической жизни состоит в том, что массы не хотят, чтобы ими командовали или угнетали, а знать, наоборот, стремится властвовать и порабощать народ. Подвижное соотношение участвующих в борьбе политических групп и слоев определяет специфическую форму устройства государства (их описание основывается на аристотелевской классификации), которое закрепляет тот или иной вариант распределения власти (отношений господства и подчинения) в обществе, определяет закономерности их развития, факторы устойчивости, причины трансформации и перерождения. Политические предпочтения Макиавелли основываются на учете специфики различных этапов политического развития общества. В условиях нормального независимого национального государства наилучшим является республиканское государственное устройство, ибо оно в наибольшей степени обеспечивает процветание, свободу и гражданское равенство всех граждан общества. Республиканские идеалы (и доводы в их пользу) у Макиавелли лежат в общем русле возрожденческой концепции республиканизма, соприкасаясь в одних случаях с "флорентийской", а в других - с "венецианской" ее модификацией. В особых условиях политической модернизации общества и создания национально-консолидированного государства необходимо-предпочтительной оказывается абсолютная монархическая власть. Только отбросившая закон и принципы морали авторитарная диктатура "Великого преобразователя" может выполнить революционную функцию трансформации общества и объединения государства. В трактате "Государь" Макиавелли сочными мазками рисует модель такого абсолютного владыки, который с помощью всех средств - жестокости и обмана, демагогии и вероломства, хитрости и клеветы - объединяет и преобразует общество. Такой правитель постоянно находится среди врагов - внутренних и внешних, поэтому он не может никому доверять и вынужден прибегать к насилию и коварству. Государь должен соединить в себе качества льва и лисицы, ибо лев беззащитен против сетей, а лисица – против волков, "следовательно, надо быть лисой, чтобы уметь обойти капканы, и львом, чтобы отпугнуть волков" [Макиавелли. Государь. - XVIII]. "Цель оправдывает (69) средства" - этот тезис становится ключевым императивом экстраординарной политики макиавеллизма. Рассуждения Макиавелли о сущности и путях авторитарной модернизации общественной системы во многом предвосхитили соответствующие идеи Нового времени. Тезис о насилии как средстве реализации "справедливой" государственной цели был положен в основу практической деятельности различных представителей радикальной мысли XIX - XX веков. Наблюдения и выводы Макиавелли о конкурентной природе политического процесса, его анализ структур политического господства с точки зрения соотношения сил,- участвующих в борьбе за власть, в марксистской политической традиции были трансформированы в теорию классовой борьбы и "диктаторскую" концепцию государства – аппарата подчинения одних людей другими. Фашистские теоретики считали главной заслугой Макиавелли тотализацию государственного интереса, подчинение его интересам вождя и/или масс. С другой стороны, макиавеллевский анализ эмпирических закономерностей политического процесса, исследование социальной динамики развития властных структур и принципов "практической политики", во многом перекликаясь с установками бихевиоралистской парадигмы, по сути, заложили основы современной политической социологии. 2.3. "Государственный интерес" и становление национального государства: от Макиавелли к Бодену Макиавелли первый как никто другой показал (и доказал), что единственно правильной моральной нормой развития государства является приоритет идеи "государственного интереса" (ragione di state), которая должна быть заложена в основание практической стратегии политического действия. Открытие Макиавелли создало теоретическую перспективу постановки и решения других актуальных проблем становления и развития современного национального государства: вопроса о высших властных прерогативах, которые должны находиться в исключительном (монопольном, как позже подчеркнет М. Вебер) ведении государственной власти (чтобы ей не пришлось признавать наличие на своей территории иной власти, превосходящей или равной ей по силе), а также вопроса о том, кто и как должен (70) формулировать (представлять и реализовывать) данный "государственный интерес". Н. Макиавелли, таким образом, одним из первых попытался осмыслить основные фунда-ментальные реалии нового этапа европейской истории - эпохи образования независимых территориальных наций-государств. Двигаясь в русле исходно августиновской традиции двух Градов ("земного" и "небесного"), он разводит два значения понятия "республики" - универсалистское и территориальное, взаимопротиворечие (и взаимодополнительность) которых есть продолжение фундаментального расхождения реального и идеального, сущего и должного. Первое есть выражение принципов морально-культурного единства западного сообщества (republica cristiand), второе - суть императивы развития возникаю- щих территориальных объединений, различных статусов-"состояний" (state) локально-региональных политических сообществ. На сцену истории выходит принципиально иной тип политической организации: место "центра" (светского или духовного первоначала arche), излучавшего принудительную силу и создававшего единый, потенциально неограниченный, но уже затухающий на периферии, режим политической власти и культуры, занимает "национальное государство" (Nation-State) - статус-состояние той или иной территории и ее субстанции - гражданского общества. Проблематику становления новых видов политической организации плодотворно разрабатывал французский политический мыслитель и ученый Жан Воден (1530 - 1596), который в трактате "Шесть книг о государстве" выдвинул идею существования особого "государственного суверенитета". По его мнению, государь в качестве силы, поддерживающей порядок на определенной территории, должен обладать специфической прерогативой, выделяющей его из всех других видов социальной организации (церкви, сословии, корпораций, других отдельных групп или частей общества). Такой специфической прерогативой, по мнению Бодена, является "суверенитет" (верховенство), под которым понимается "безусловная и бесконечная", постоянная, единая и неделимая абсолютная власть над гражданами и подданными. Государственный суверенитет по Бодену есть высшая власть-господство, специфическое владычество (majestas), которое в принципе не ограничено (71) никакими законами или условиями, как и любой другой властью внутри страны и за ее пределами, над ней нет никакой другой власти, кроме ее самой, а законы, налагаемые ею, имеют обязательную силу для всех. Единый и неделимый характер государственного суверенитета (могущества и господства) выражается, в частности, в том, что он не может быть поделен или частично уступлен кому-либо еще (феодальной знати, сословно-представительским учреждениям, церкви, сословным корпоративным объединениям и т. д.). Теория суверенитета Ж. Бодена по существу представляет собой теоретическое обоснование абсолютизации монархической власти как единственной силы, способной обуздать гражданские и религиозные распри, прекратить феодальные усобицы, обеспечить мир и правопорядок в качестве условий нормального развития государства. Несмотря на все последующие переинтерпретации и уточнения, концепты государства (stato) и суверенитета стали важными и активно используемыми теоретическими конструкциями: именно после Макиавелли и Бодена, государство, по классическому выражению М. Вебера, стало определяться как институт, обладающий легитимной монополией (суверенитетом) на применение средств физического принуждения (власти-силы) на той или иной данной территории. 3. РАЗВИТИЕ РУССКОЙ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ 3.1. Специфика византийско-азиатского синтеза Существенно иные факторы и детерминанты определили проблемное поле развития русской политической мысли. Специфика исторического развития Северо-Восточной Руси (Московии), которая стала ядром формирующегося русского централизованного государства, определяется уникальным византийско-азиатским цивилизационным синтезом, соединившим культурно-политические традиции православного бюрократического самодержавия (византийской автократии) и татарского военно-кочевого деспотизма. На этой основе в Московском государстве произошло становление особой военно-самодержавной (византийско-ордынской) (72) модификации классической восточной модели власти-собственности, снявшей почти все традиционные ограничения верховной власти. Отличительной чертой сложившейся модели политического развития стала кристаллизация в качестве несущей основы государственности не взаимообратимых отношений вассалитета "западного" типа, при котором все слои общества получали определенные гарантии своих прав и привилегий, а модели отношений "служило-подданнического" типа, принципиально односторонних, асимметричных и неправовых. "Сословия различались не правами, - отмечает крупнейший русский историк В. О. Ключевский, - а повинностями, между ними распределенными. Каждый обязан был или оборонять государство, или работать на государство, то есть кормить тех, кто обороняет. Были командиры, солдаты, работники, не было граждан. [Ключевский В. О. Курс русской истории // Соч.: В 9-ти т. - М., 1988. - Т. 2. - С.372]. Иными словами, особенностью служило-подданнической системы было то, что все сословия и классы общества обязаны были служить государству, и каждый из них имел право на существование лишь постольку, поскольку нес определенный круг повинностей, или, по терминологии того времени, - "службы" либо "тягла": часть населения, служилые люди, несли непосредственно боевую или иную службу, другая часть, тяглые люди, несли трудовое "тягло" в пользу государства и служилых людей. "Москрвизация" Руси задушила все иные альтернативные пути более "мягкой" политической эволюции (новгородской, тверской, вокруг Великого княжества Литовского и т.д.) и определила базовый архетип русской (и российской) государственности, действующей до сих пор: в культурно-цивилизованном отношении московское "православное ханство" оказалось наследником Византийской империи, а во властно-политическом и территориальном - Золотой орды. 3.2. Полемика "нестяжателей" с "иосифлянами" и ее последствия Если в начальный период образования русского государства, в XIV - первой половине XV века, наибольшим успехом пользовалась идея "послушания" (73) светских правителей "духовным отцам" власти церковной, то в дальнейшем, по мере становления структур централизованного государства, проблема взаимоотношения этих двух властей между собой потребовала своего нового решения. К концу XV - началу XVI ст. обозначились два основных подхода к данной проблеме, в равной степени выступавшие против принципиального превосходства духовной власти над светской, однако расходившиеся между собой в видении конкретных вариантов их новой иерархизации между собой, а также способов реализации своих духовных полномочий. Первое направление было представлено "нестяжателями", самым видным редставителем которых был выдающийся мистик Нил Сорский (ок. 1433 - 1508). Апеллируя к заветам митрополита Алексея, Сергия Радонежского и Кирилла Белозерского, "нестяжатели" разрабатывали тезис о необходимости существования независимой церкви, ориентированной не на цели политико-экономической активности (с вытекающей отсюда конкуренцией со светскими правителями), а на цели высокой духовной и нравственной "подвижнической" деятельности. Рассуждения "нестяжателей" об опасностях "обмирщения" церкви, необходимости воздержания ее от суеты мира ради чистоты непрерывного мистического самосовершенствования личности, в конкретно-политической плоскости трансформировались в программу реорганизации церковной структуры и секуляризации церковных земель, что объективно способствовало ускорению процессов образования национального государства и утверждению безусловного приоритета светской власти. Хотя общая "нестяжательская" идея независимого, но взаимодополняющего действия каждой из властей в сферах исключительно своей компетенции (церкви - в сферах духа, светских правителей - в сфере мирской жизни), в целом, импонировала великокняжеской власти московских правителей, победу, в конечном счете, одержали сторонники второго направления - "стяжатели", впоследствии известные как "иосифляне", по имени их идеолога, выдающегося церковного деятеля и Иосифа Волоцкого (1439/40 - 1515), основателя и игумена Иосио-Волоколамского монастыря. Вместо идеи «послушания» светской власти церковной, "иосифляне» выдвинули тезис о божественном происхождении великокняжеской, а впоследствии и царской власти. Хотя (74) царь, по мнению Иосифа Волоцкого, по своей природе подобен всякому человеку, по своей должности и власти он подобен Всевышнему Богу: являясь персонификацией божественного порядка, царь, осуществляя свои властные полномочия, реализует высший промысел. Учение иосифлян легло в основу официальной государственной идеологии русской монархии. Отказавшись от классической теократической идеи превосходства ду- ховной власти над светской, выдвинув идею сакральной природы самодержавия, учение иосифлян, по сути, практически утвердило неограниченный и абсолютный характер царской власти. С другой стороны, следует отметить, что в учении Иосифа Волоцкого (здесь можно провести определенные параллели с некоторыми тезисами Фомы Аквинского) намечается очень важное концептуальное различие между царской властью как определенным институтом (божественного происхождения) и его конкретным носителем - властвующей персоной, которая есть только человек. Фиксируя, таким образом, расхождение между понятиями употребления (реализации) власти конкретным лицом и ее общим происхождением, учение Иосифа Волоцкого, по сути, открывает объективную возможность для критики действий того или иного конкретного правителя, неправомерное поведение которого подрывало (или вообще уничтожало) сакральную силу представляемого им института. Неотъемлемой частью политической теории русской государственности, ставшей ведущей доминантой ее самосознания, является теория "Москвы – Третьего Рима", которая была сформулирована в первой половине XVI в. псковским монахом Филофеем. Оригинальная исходная концептуализация Филофеем Москвы как нового всемирного православного центра – преемницы Византийской империи - позднее получила самые раз- нообразные акцентировки и интерпретации, в том или ином виде обосновывавшие великие имперские притязания Москвы и ее вселенское мессианское призвание. 3.3. Мевду деспотизмом и консенсусом: два направления русской средневековой мысли Исходные концептуальные импульсы, намеченные в полемике "нестяжателей" и "иосифлян", очертили принципиальное проблемно-теоретическое поле всего последую-щего развития русской политической мысли. При этом принципиальной основой, на базе которой мыслители моделировали свои идеальные формы правления и преобразовате-льные программы, был принцип самодержавия, рассматриваемый в качестве наиболее адекватной формы развития национального централизованного государства. Данная общая парадигма породила, однако, достаточно острую и оживленную полемику о конкретных способах и оптимальных путях реализации самодержавной власти, которая в отдельные моменты исторического развития достигала достаточно высокого накала (поле-мика Ивана Грозного с князем А. М. Курбским). В самом общем виде здесь можно выделить две основные линии: 1) консенсусную, так или иначе развивающую идею "демократической" монархии на основе принципа социального согласия (это направление предполагало сочетание строительства централизованного государственного аппарата с развитием органов сословного представительства в центре и на местах); 2) деспотичес-кую, ориентированную на развитие авторитарно-диктаторского варианта самодержавия, опирающегося на репрессивный бюрократический аппарат (не ограниченного ни законом, ни сословными институтами, ни традиционными запретами религиозно-этического плана). Продолжая развивать некоторые идеи "нестяжателей", видный мыслитель первой половины XVI в. Максим. Грек, по-видимому, одним из первых намечает основной комплекс идей первой обозначенной нами тенденции. Его идеалом была такая форма организации самодержавной власти, которая сочетала бы почти абсолютную власть монарха с системой синклитских советов, состоящих из "благохитростных советников" и "крепкодушных воевод", и земских соборов. Идея самодержавия в смысле единства и приоритета верховной власти дополняется у Максима Грека важным тезисом о принципиальной необходимости ее реализации в рамках "правды", то есть лишь в законных пределах, устанавливаемых теми или иными гласными регламентами (отсюда его знаменитое определение: "правда, сиречь прав суд"). В рамках все большей секуляризации политической мысли в середине XVI в. бщая линия рассуждений Максима Грека, по сути моделирующая "московский" вариант сословно-прсдставительской монархии, приоб (76)ретает гораздо большую отчетливость и конкретность в политической доктрине видного публициста и дипломата начала XVI в. Федора Карпова. Широко используя, как и мыслители Возрождения, античную политическую терминологию, подкрепляя свои рассуждения ссылками на Аристотеля (которого он считал выдающимся авторитетом в деле управления государством), Карпов одним из первых русских мыслителей столь четко и ясно поставил вопрос о необходимости осуществления всех видов деятельности государства только на основании закона. Как и Максим Грек, Федор Карпов доказывал, что править по "правде", значит руководствоваться законом, единым и для царя, и для подданных. Политическая программа Карпова ориентировалась на такой "сбалансированный" вариант реализации самодержавной власти, который устанавливал своеобразный режим цицероновского "согласия сословий". Разработку различных вариантов широкого политического компромисса между самодержавным монархом и основными представителями правящего класса продолжил в середине XVI в. дворянин Иван Семенович Пересветов. Он предложил достаточно целостную программу политико-государственного строительства централизованной самодержавной монархии, основанной на законе и организованной так, что верховная власть управляет страной не единолично, а при помощи лучших людей из высших и средних слоев общества. Своеобразным апогеем развития консенсусной и "демократической" (по меркам тогдашнего времени) линии русской средневековой общественно-политической мысли является творчество князя Андрея Михайловича Курбского (1528-1583) – известного оппонента царя- Ивана Грозного и первого русского политического эмигранта. По мнению Курбского, наилучшим вариантом организации государственной власти является монархия с выборным сословно-представительным органом, участвующим в решении всех важнейших дел в государстве на основе закона и обычаев страны. Противоположная, деспотическая тенденция, наиболее полно сформулирована в политических произведениях царя Ивана Грозного (род. 1530 - венчан на царство 1547 - ум. 1584). Политическая доктрина Ивана Грозного обосновывала правомерность такого варианта самодержавно-деспотической власти, который обеспе(77)чивал бы возможность реализации неограниченного "самовластья" высшей властвующей персоны. По мнению Грозного, главной чертой самодержавной власти является как раз то, что она не связана никакими "заповедями и законами", то есть не имеет и не может иметь никаких ограничений для своих властных полномочий, как и не допускает никаких вмешательств в свои прерогативы: "...ведь вольное царское самодержавие наших великих государей не то что ваше убогое королевство: нашим государям никто ничего не указывает, потому что наши государи-самодержцы божьей милостью сидят на престоле... никто их, вольных самодержцев, не сменяет на престоле, не ставит и не утверждает" [Послания Ивана IV. - М.-Л., 1951. - С. 430 - 431]. Формула Грозного о "вольном царском самодержавии" означает, таким образом, не что иное, как то, что полное личное самовластье царя над своими подданными по своей природе не допускает никакого контроля или ограничения. "До сих пор, - отмечает Иван Грозный, - русские властители ни перед кем не отчитывались, но вольны были жаловать и казнить своих подданных, а не судились с ними ни перед кем" [Там же. - С. 526]. Своеобразным завершением развития русской средневековой политической мысли является теория видного светского мыслителя конца XVI - начала XVII в., государева дьяка Ивана Тимофеева (г. рожд. неизв. - ум. ок. 1631), представленная в его единственном сохранившемся произведении "Временник" (ок. 1610 - 1617). Прежде всего, Тимофеев четко и последовательно дифференцирует понятия самодержавия и самовластия: самодержавие трактуется им в качестве специфической формы государственного устройства определенной суверенной территории, самовластие же рассматривается как произвольный и незаконный способ реализации властных полномочий тем или иным властителем. Данная постановка проблемы позволяет Тимофееву установить принципиальную природу законопреступных "мучительских" форм правления, связанных, по его мнению, с реализацией принципов самовластия и, на этой основе, поставить вопрос о праве народа на оказание сопротивления тираническому правлению - например, при непосредственной угрозе физической, юридической или экономической безопасности личности, в случае внесу(78)дебной расправы с подданными, нарушением общего законного порядка в обществе и т.д. Данное положение, с одной стороны, развивает восходящий к "иосифлянам" тезис о различии между происхождением и употреблением власти, о возможности утраты сакральной силы последней в случае ее неправомерной реализации, а с другой, непосредственно смыкается с идеями западноевропейской тираноборческой литературы той эпохи. Политическая теория Тимофеева развивается в русле концепции консенсусной "народной" монархии, которая учреждается в ходе волеизъявления всего народа на всеобщем "народном совете" (представляющем людей со всех городов и земель), а потом ограничивается сословно-представительским собранием. Концепция Тимофеева обобщает и как бы подводит итога полемического обсуждения кардинальных проблем русской средневековой политической мыслью. |