Драч Г.В. - Культурология. - Р-на-Дону, 2002. Учебное пособие для студентов высших учебных заведений Ростов нД Феникс, 2002. 608 с
Скачать 6.31 Mb.
|
514 положение было бы затруднительным. Что толку было бы от моего заявления: «Но ведь я же отнюдь не тот самый художник, во мне нет ничего жуткого, я не злой колдун и т.д.?». Это не произвело бы на пациентку впечатления, так как она знает это не хуже меня. Проекция по-прежнему сохраняется, и я действительно остаюсь для ее дальнейшего прогресса препятствием. Было уже немало случаев, когда лечение стопорилось на этом пункте. Ибо здесь есть лишь один способ выбраться из тисков бессознательного, который заключается в том, что теперь сам врач переводит себя на уровень субъекта, т.е. объявляет себя неким образом. Образом чего? В этом заключается великая трудность. «Ну, — скажет врач, — образом чего-то, что заключено в бессознательном пациентки». На что она отвечает: «Как! Я, оказывается, мужчина, да еще к тому же жуткий, злой колдун, демон? Ни за что и никогда — я не могу с этим согласиться; это чушь! Я скорее уж поверю, что это вы такой». И она действительно вправе так сказать. Нелепо стремиться перенести что-либо подобное на ее персону. Она ведь не может позволить превратить себя в демона, так же как не может допустить этого и врач. Ее взгляд мечет 238 Культурология: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений — Ростов н/Д: «Феникс», 2002. — 608 с. Янко Слава (Библиотека Fort/Da ) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru || 239 искры, в лице появляется злое выражение. Я сразу вижу возникшую передо мной опасность мучительного недоразумения. Что это такое? Разочарованная любовь? Обида, унижение? В ее взгляде таится нечто хищное, нечто демоническое? Значит, она все же некий демон? А может быть, я сам хищник, демон, — а передо мной сидит исполненная ужаса жертва, с отчаянием пытающаяся защититься от моих злых чар? Но это уже наверняка бессмыслица, ослепленная фантазией. Что же я задел? Что за новая струна зазвучала? Но это все же некоторый преходящий момент. Выражение лица пациентки снова становится спокойным, и, как бы с облегчением, она говорит: «Удивительно — сейчас у меня было такое чувство, что вы затронули пункт, который я в отношениях с моей подругой никогда не могла преодолеть. Это ужасное чувство, что-то нечеловеческое, злое. Я даже не могу описать, какое жуткое чувство. Это чувство заставляет меня в такие моменты ненавидеть и презирать мою подругу, хотя я изо всех сил противлюсь этому». Это высказывание бросает на происшедшее проясняющий свет. Я занял место подруги. Подруга преодолена. Лед вытеснения проломлен. Пациентка, не зная того, вступает в новую фазу своей жизни. Я знаю теперь, что все то болезненное и злое, что заключалось в ее отношении к подруге, теперь будет падать на меня, а также, разумеется, и доброе, однако в яростном столкновении с 515 тем таинственным неизвестным, что пациентка никогда не могла преодолеть. Это, таким образом, новая фаза перенесения, которая, однако, еще не позволяет ясно разглядеть, в чем же состоит то неизвестное, что спроецировано на меня. Ясно одно: если пациентка застрянет на этой форме перенесения, то в таком случае есть опасность тяжелейших недоразумений, ибо тогда ей придется обращаться со мной так, как она обращалась со своей подругой, т.е. неизвестное будет постоянно витать где-то в воздухе и порождать недоразумения. И потом все же получится, что она увидит демона во мне; ибо она ведь столь же мало может допустить, что демон — это она сама. Таким образом возникают все неразрешимые конфликты. А неразрешимый конфликт прежде всего означает жизненный застой. Или другая возможность: пациентка применяет против этой новой трудности свои старые защитные средства и не обращает внимания на этот темный пункт; т.е. она снова вытесняет, вместо того чтобы сознательно удерживать, что и есть необходимое требование всего метода. Тем самым мы ничего не выиграли; напротив, теперь неизвестное угрожает со стороны бессознательного, а это еще более неприятно. Всегда, когда всплывает такой неприятный момент, мы должны отдавать себе точный отчет в том, является ли он вообще личностным качеством или нет. «Колдун» и «демон» могли представлять качества, которые по сути дела обозначены так, что сразу можно заметить: это не личностно-человеческие качества, а мифологические. «Колдун» и «демон» — мифологические фигуры, которые выражают то неизвестное, «не- человеческое» чувство, которое овладело тогда пациенткой. Эти атрибуты отнюдь не могут быть применены к некоторой человеческой личности, хотя они, как правило, в виде интуитивных и не подвергнутых более основательной проверке суждений постоянно все же проецируются на окружающих, что наносит величайший ущерб человеческим отношениям . Такие атрибуты всегда указывают на то, что проецируются содержания сверхличного, или коллективного, бессознательного. Ибо «демон», как и «злые колдуны», не являются личностными воспоминаниями, хотя каждый когда-то слышал или читал о подобных вещах. Если даже человек слыхал о гремучей змее, то он все же не будет с соответствующим аффектом тотчас же вспоминать о гремучей змее, заслышав шуршание ящерицы. Точно так же мы не будем называть нашего ближнего демоном, разве что с ним связано некое действие, носящее 516 демонический характер. Но если бы это действие и в самом деле было элементом его личного характера, то оно должно было бы проявляться во всем, а тогда этот человек был бы именно неким демоном, кем-то вроде оборотня. Но это — мифология, т.е. коллективная психика, а не индивидуальная. Поскольку мы через наше бессознательное причастны к исторической коллективной психике, мы, конечно, бессознательно живем в неком мире оборотней, демонов и т.д.; ибо это вещи, которые наполняли все прежние времена мощнейшими аффектами. Но было бы бессмысленно стремиться приписывать себе лично эти заключенные в бессознательном возможности. Поэтому необходимо проводить как можно более четкое разделение между тем, что можно приписать личности, и сверхличным. Тем самым ни в коем случае не следует отрицать порой весьма действенное существование содержаний коллективного бессознательного. Но они как содержания коллективной психики противопоставлены индивидуальной психике, отличаются от нее. У наивных людей эти вещи никогда не отделялись от индивидуального сознания, так как эти боги, демоны понимались не как душевные проекции и как содержания бессознательного, но как сами собой разумеющиеся реальности. Лишь в эпоху Просвещения обнаружили, что боги все же не существуют в действительности, а являются проекциями. Тем самым с ними было покончено. Однако не было покончено с соответствующей им психической функцией, напротив, она ушла в сферу бессознательного, из-за чего люди сами оказались отравленными избытком либидо, который прежде находил себе применение в культе идолов. Обесценивание и вытеснение такой сильной функции, как религиозная, имело, естественно, значительные последствия для психологии отдельного человека. Дело в том, что обратный приток этого либидо чрезвычайно усиливает бессознательное и оно начинает оказывать на сознание мощное влияние своими архаичными коллективными содержаниями. Период Просвещения, как известно, завершился 239 Культурология: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений — Ростов н/Д: «Феникс», 2002. — 608 с. Янко Слава (Библиотека Fort/Da ) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru || 240 ужасами французской революции. И сейчас мы тоже переживаем снова это возмущение бессознательных деструктивных сил коллективной психики. Результатом было невиданное прежде массовое убийство. Это — именно то, к чему стремилось бессознательное. Перед этим его позиция была безмерно усилена рационализмом современной жизни, который обесценивал все иррациональное и тем самым погружал функцию иррационального в бессознательное. Но если уж эта функция находится в бессознательном, то ее исходящее из бессознательного действие становится опустошающим 517 и неудержимым, подобным неизлечимой болезни, очаг которой не может быть уничтожен, так как он невидим. Ибо тогда индивидуум, как и народ, необходимо вынужден жить иррациональным и применять свой высший идеализм и самое изощренное остроумие еще лишь для того, чтобы как можно более совершенно оформить безумие иррационального. В малом масштабе мы видим это на примере нашей пациентки, которая избегала кажущейся ей иррациональной жизненной возможности (госпожа X.), чтобы ее же в патологической форме с величайшим самопожертвованием реализовать в отношении к подруге. Единственная возможность состоит в том, чтобы признать иррациональное в качестве необходимой — потому что она всегда наличествует — психической функции и ее содержание принять не за конкретное (это было бы шагом назад), а за психические реальности, — реальности, поскольку они суть вещи действенные, т.е. действительности. Коллективное бессознательное как оставляемый опытом осадок и вместе с тем как некоторое его, опыта, априори есть образ мира, который сформировался уже в незапамятные времена. В этом образе с течением времени выкристаллизовывались определенные черты, т.н. архетипы, или доминанты. Это господствующие силы, боги, т.е. образы доминирующих законов и при- нципы общих закономерностей, которым подчиняется последовательность образов, все вновь и вновь переживаемых душой * . Поскольку эти образы являются относительно верными отражениями психических событий, их архетипы, т.е. основные черты, выделенные в процессе накопления однородного опыта, соответствуют также определенным всеобщим физическим основным чертам. Поэтому возможно перенесение архетипических образов непосредственно как понятий созерцания на физические события: например, эфир, древнейшая материя дыхания и души, которая представлена в воззрениях всех народов мира; затем энергия, магическая сила — представление, которое также имеет всеобщее распространение. В силу своего родства с физическими явлениями архетипы нередко выступают в спроецированном виде; причем проекции, когда они бессознательны, проявляются у лиц, принадлежащих к той или иной сфере, как правило, как ненормальные * Как уже было отмечено, архетипы можно рассматривать как результат и отражение имевших место переживаний; но точно так же они являются теми факторами, которые служат причинами подобного рода переживаний. 518 пере- или недооценки, как возбудители недоразумений, споров, грез, безумия всякого рода. Поэтому говорят: «Из него делают бога», или «Имярек производит на Х. дьявольское впечатление» . Из этого возникают также современные мифологические образования, т.е. фантастические слухи, подозрения и предрассудки. Архетипы являются поэтому в высшей степени важными вещами, оказывающими значительное воздействие, и к ним надо относиться со всей внимательностью. Их не следовало бы просто подавлять, напротив, они достойны того, чтобы самым тщательным образом принимать их в расчет, ибо они несут в себе опасность психического заражения. Так как они чаще всего выступают в качестве проекций и так как последние закрепляются лишь там, где есть для этого повод, то они отнюдь не легко поддаются оценке и обсуждению. Поэтому если некто проецирует на своего ближнего образ дьявола, то это получается потому, что этот человек имеет в себе нечто такое, что делает возможным закрепление этого образа. Тем самым мы вовсе не сказали, что этот человек поэтому сам, так сказать, есть какой-то дьявол; напротив, он может быть замечательным человеком, который, однако, находится в отношении несовместимости с проецирующим, и поэтому между ними имеет место некоторый «дьявольский» (т.е. разделяющий) эффект. Также и проецирующий вовсе не должен быть «дьяволом», хотя ему следует признать, что он точно так же имеет в себе нечто «дьявольское» и, проецируя его, еще больше оказывается в его власти. Однако сам он поэтому отнюдь еще не является «дьявольским», а может быть столь же достойным человеком, как и другой. Появление в данном случае образа дьявола означает: эти два человека несовместимы друг с другом (сейчас и на ближайшее будущее), почему бессознательное и отталкивает их друг от друга и мучительным образом держит их на дистанции друг от друга. Дьявол есть вариант ар- хетипа Тени, т.е. опасного аспекта непризнанной, темной половины человека. 240 Культурология: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений — Ростов н/Д: «Феникс», 2002. — 608 с. Янко Слава (Библиотека Fort/Da ) || slavaaa@yandex.ru || http://yanko.lib.ru || 241 4.4. МИШЕЛЬ ФУКО. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы * (пер. и реферирование Б. А. Шкуратова) Научное наследие М. Фуко (1926—1984), французского философа и историка культуры, состоит из обосно- ваний исследовательского метода и его использования в анализе разных сфер европейской цивилизации. Обычно Фуко причисляют к ведущим представителям структурализма, доктрины и практики объективно- семиотического изучения общества, культуры, человека. Сам ученый от этой чести отказывался. Действительно, в духе структурализма он отвергал экзистенциалистское философствование и психологизм, видел в истории организацию текстов. Однако «структуру» структуралистов считал априорным и спекулятивным понятием, ненужным в изучении текстуальных масс. Столь же чужды ему попытки старейшины французского структурализма К. Леви-Стросса прибегать к логико-математической фор- мализации при анализе знаковых образований. Произведения Фуко сугубо индивидуальны по предмету, терминологии, стилю изложения. Они повествуют о весьма зыбких и расплывчатых реальностях: эпистемах, дискурсивных практиках, эстетиках существования. Фактически речь идет о допонятийных связях внутри письменной культуры, вычлененных на основе весьма тонкого прочтения разнородного материала. Для описания этой подосновы организованного знания Фуко изобретает термины, часть которых, по существу, — мыслеобразы, рассчитанные на понимающего читателя. Книга «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы» (1975) знаменовала переход Фуко от «археологии знания» к * Foucault M. Surveiller et punir. Naissance de la prison. Paris, éd. Gallimard, 1975. В дальнейшем при цитировании книги указывается только страница. 520 «генеалогии власти». На первом этапе своего творчества ученый обнаружил в недрах европейского книжного знания три знаково-смысловые конфигурации, названные им эпистемами: ренессансную, классическую и современную * . На втором — распространение дискурса (порядка рассуждения) посредством и в интересах власти. Поскольку Фуко отошел от семиотической ориентации ранних работ, то «Надзирать и наказывать» определяется как постструктуралистское произведение. Книга содержит очерк западной тюремной системы от ее возникновения в XVIII—XIX вв. до нашего времени. Хронологические рамки и эмпиризм труда Фуко достаточно условны. Исследование соприкасается с историей права, общественной мысли, политологией, но к указанным наукам не относится. Это, как и прежде, анализ культуры в особом ракурсе, произведение широкого гуманитарного профиля. Книга состоит из четырех разделов: «Пытка», «Наказание», «Дисциплина», «Тюрьма». Она начинается, как обычно у Фуко, эффектным историческим примером. На первых страницах описана состоявшаяся в 1757 г. в Париже казнь лакея Дамьена, покушавшегося на жизнь короля Людовика XV. Казнь была тяжела не только для осужденного, но даже для ее исполнителей. После пыток на эшафоте казнимого привязали к четырем лошадям для четвертования. Лошади были слабосильны, Дамьен физически крепок, тело долго не разрывалось. Окровавленные останки бросили в костер, который горел четыре часа. Стража находилась на месте казни одиннадцать часов. По контрасту — регламент о наказании малолетних преступников 1838 г. не предусматривает мучительств. Между двумя этими фактами — целая эпоха уголовного законодательства. «За несколько десятков лет исчезло пытаемое, расчленяемое, усекаемое, символически заклейменное на лице, заживо преданное смерти, представленное на обозрение тело» ** Смягчение наказания имеет две стороны. Во-первых, наказание «обесцвечивается». Экзекуция из спектакля превращается в часть юридической процедуры. Наказание «теряет сцену», избавляется от зрителей. Общество отныне поддерживает правосудие не любованием страданиями преступника, а моральным осуждением преступления. Власть поддерживает свой * Главная работа «археологического» периода имеется в русском переводе: Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук М-, 1-е изд. — 1977; 2-е — 1994. ** Цит. соч. С. 14. 521 авторитет не свирепостью казни, а неотвратимостью наказания. Во-вторых, из казни устраняется момент физического мучительства. Гильотина лишает жизни мгновенно и применяется не к телу, возбуждающему сострадание, а к юридическому субъекту, лишенному права на жизнь — одного из возможных прав. Гильотина олицетворяет необратимость и абстрактность закона. Юридическая революция объясняется не столько торжеством гуманизма, сколько сменой объекта наказания. Впечатляющий зачин книги переходит в формулировку цели исследования. Это — «история современной души перед судом». Сформулированная таким образом задача, разумеется, слишком обща и обширна для одной книги; она адресована, скорее, всей «генеалогии власти». В «Наказывать и надзирать» — первой монографии этой серии — Фуко выдвигает более частные задачи и гипотезы: • Выявить социальную функцию наказания. • Выявить его специфику в ряду других воздействий власти. |