|
|
Ивакина Профессиональная речь юриста. Учебное пособие Издательство норма москва, 2010 удк 800 86 34(075. 8) Ббк 67. 7я73 И17 Сведения об
ГЛАВА 6. КАНЦЕЛЯРИТ
I
Несколько лет назад в Учпедгизе вышло учебное пособие для шко лы, где мальчиков и девочек учат писать вот таким языком:
«учитывая вышеизложенное»,
«получив нижеследующее»,
«указанный период»,
«выдана данная справка»
и даже:
«Данав том, что для даннойбригады...»
Называется книжка «Деловые бумаги», и в ней школьникам «дают ся указания», как писать протоколы, удостоверения, справки, распис ки, доверенности, служебные доклады, накладные и т. д.
Я вполне согласен с составителем книжки: слова и выражения, ре комендуемые им детворе, надобно усвоить с малых лет, ибо потом бу дет поздно. Я, например, очень жалею, что в детстве меня не учили изъясняться на таком языке: составить самую простую деловую бумагу для меня воистину каторжный труд. Мне легче исписать всю страницу стихами, чем «учитывать вышеизложенное»и «получать нижеследую щее».
Правда, я лучше отрублю себе правую руку, чем напишу нелепое древнечиновничье «данав том» или «дана... что для данной», но что же делать, если подобные формы коробят только меня, литератора, а ра ботники учреждений и ведомств вполне удовлетворяются ими?
Конечно, я понимаю, что при официальных отношениях людей нельзя же обойтись без официальных выражений и слов. По словам одного из современных филологов, директор учреждения поступил бы бестактно, если бы вывесил официальный приказ, написанный в стиле непринужденной беседы:
«Наши женщины хорошо поработали да и в общественной жизни себя неплохо показали. Надо их порадовать: скоро ведь 8 марта насту пит! Мы тут посоветовались и решили дать грамоты...»
Филолог убежден, что в данном случае этот стиль не имел бы ника кого успеха: его сочли бы чудаковатым и диким.
По мнению филолога, тот же приказ следовало бы составить в та ких выражениях:
«В ознаменование Международного женского дня за выдающиеся достижения в труде и плодотворную общественную деятельность вру чить грамоты товарищам...»
Возможно, что филолог и прав: должен же существовать официаль ный язык в государственных документах, в дипломатических нотах, в реляциях военного ведомства.
«Вряд ли было бы уместно, — пишет Т. Г. Винокур, — если, ска жем, доверенность на получение зарплаты мы написали бы, игнорируя обычную, точную, удобную для бухгалтерской отчетности формулу: «Я, нижеподписавшийся, доверяю получить причитающуюся мне зар плату за первую половину такого-то месяца такому-то»,
так:
«Пусть такому-то отдадут мою зарплату. Он как будто человек чест ный и надеюсь, денег моих не растратит».
И, конечно, никто не требует, чтобы казенная бумага о дровах пи салась вот таким «поэтическим» стилем:
«Архангельскому комбинату,
расположенному на брегах полноводной красавицы Двины.
Просим отгрузить 1000 кубометров древесины, пахнущей вековым сосновым бором».
В деловых официальных бумагах такие потуги на цветистую, наряд ную речь были бы только смешны, тем более что и «полноводная кра савица Двина», и «вековой сосновый бор» — такие же пошлые, стер тые штампы, как и любая формула чиновничьей речи.
Официальные люди, находящиеся в официальных отношениях друг с другом, должны пользоваться готовыми формами речи, установлен ными для них давней традицией.
Профессор А. А. Реформатский напоминает читателям, что в таких канцелярских жанрах, как доверенности, акты о приемке и списании, нотариальные акты, заявления в судебные органы, «не очень-то можно вольничать словом», а «извольте писать согласно принятой форме».
Когда судья всякий раз произносит одну и ту же формулу: «Суд признал, что иск Иванова к Петрову подлежит удовлетворению (илиподлежит отклонению)», он не может не применять этих штампов, по тому что (это признают и филологи) «такова традиция, черпающая свои силы в некоторых основных законах всякой социальной жизни, каждая сфера которой нуждается в терминированных выражениях для специфически присущих ей понятий... Неизменны на своем месте (но только на своем месте! — К. Ч.) все эти расхожие штампы вроде «прийти к соглашению», «прийти к убеждению», «во избежание», «на лагать взыскание» и проч. Все дело в том, чтобы эти штампы действи тельно стояли там, где нужно».
В самом деле, представьте себе, что ваша жена, беседуя с вами о домашних делах, заговорит вот таким языком.
«Я ускоренными темпами, — скажет она, — обеспечила восстанов ление надлежащего порядка на жилой площади, а также в предназна ченном для приготовления пищи подсобном помещении общего поль зования (то есть на кухне. — К. Ч.). В последующий период времени мною было организовано посещение торговой точки с целью приобре тения необходимых продовольственных товаров». После чего вы, ко нечно, отправитесь в загс, и там из глубочайшего сочувствия к вашему горю немедленно расторгнут ваш брак.
Ибо одно дело — официальная речь, а другое — супружеский раз говор с глазу на глаз. «Чувство соразмерности и сообразности» играет и здесь решающую роль: им определяется стиль нашей речи.
«О том, что принято и не принято в языке, имеет право судить сти листика, — говорит Лев Успенский. — Стилистика — сложная и тон кая отрасль знания, стоящая на грани науки и искусства. Она (я гово рю о стилистике разговорного языка) требует не только знаний, но и чутья. Зачастую ее рецепты, готовящиеся для одного стиля речи, не применимы для другого».
И Лев Успенский приводит очень рельефный пример:
«Когда двое мальчишек в школе говорят между собою, только пе дант найдет недопустимой реплику:
Ты опять пару хватанул? Эх ты! То пара, то кол... Срежешься на экзамене, и выставят из школы.
Но если вы увидите, — продолжает писатель, — письмо директора родителям, где говорится:
«Уважаемые товарищи! Поскольку ваш сын опять хватанул пару, а в табеле у него то пара, то кол, он непременно срежется на экзамене, и я вынужден буду выставить его из школы», вы решите, что директор по меньшей мере странный человек.
Слова и там и тут одинаковые, все они значатся в наших словарях, содержание сказанного одно и то же. Все правильно, но в одном слу чае так говорить принято, а в другом не принято. Стилистически не уместно».
Помню, как смеялся А. М. Горький, когда бывший сенатор, поч тенный старик, уверявший его, что умеет переводить «с десяти язы ков», принес в издательство «Всемирная литература» такой перевод романтической сказки:
«За неимением красной розы жизнь моя будет разбита».
Горький сказал ему, что канцелярский оборот за неимениемнеуме стен в романтической сказке. Старик согласился и написал по-другому:
«Ввиду отсутствиякрасной розы жизнь моя будет разбита», чем до казал полную свою непригодность для перевода романтических сказок.
Этим стилем перевел он весь текст:
«Мне нужна красная роза, и я добуду себе таковую».
«А что касаетсямоего сердца, то оно отдано принцу».
«За неимением», «ввиду отсутствия», «что касается» — все это было необходимо в тех казенных бумагах, которые всю жизнь подписывал почтенный сенатор, но в сказке Оскара Уайльда это кажется бездар ною чушью.
Поэтому книжка «Деловые бумаги» была бы еще лучше, еще благоде тельнее, если бы ее составитель обратился к детям с таким увещанием:
«Запомните раз навсегда, что рекомендуемые здесь формы речи надлежит употреблять исключительно в деловых бумагах. А во всех других случаях — в письмах к родным и друзьям, в разговорах с това рищами, в устных ответах у классной доски — говорить этим языком воспрещается.
Не для того наш народ вместе с гениями русского слова — от Пуш кина до Чехов.а и Горького — создал для нас и наших потомков бога тый, свободный и сильный язык, поражающий своими изощренными, гибкими, бесконечно разнообразными формами, не для того нам ос тавлено в дар это величайшее сокровище нашей национальной культу ры, чтобы мы, с презрением забросив его, свели свою речь к несколь ким десяткам штампованных фраз».
Сказать это нужно с категорической строгостью, ибо в том и за ключается главная наша беда, что среди нас появилось немало людей, буквально влюбленных в канцелярский шаблон, щеголяющих — даже в самом простом разговоре! — бюрократическими формами речи.
II
Я слышал своими ушами, как некий посетитель ресторана, желая заказать себе свиную котлету, сказал официанту без тени улыбки:
А теперь заострим вопросна мясе.
И как один дачник во время прогулки в лесу заботливо спросил у жены:
Тебя не лимитируетплащ?
Обратившись ко мне, он тут же сообщил не без гордости:
Мы с женою никогда не конфликтуем!
Причем я почувствовал, что он гордится не только отличной же ной, но и тем, что ему доступны такие слова, как конфликтовать, ли митировать.
Мы познакомились. Оказалось, что он ветеринар, зоотехник и что под Харьковом у него есть не то огород, не то сад, в котором он очень любит возиться, но служба отвлекает его.
Фактор времени...Ничего не поделаешь! — снова щегольнул он культурностью своего языка.
С таким щегольством я встречаюсь буквально на каждом шагу.
Спрашиваю у одного из редакторов, есть ли в редакции клей, и слышу высокомерный ответ:
Яне в курсеэтих деталей.
В поезде молодая женщина, разговорившись со мною, расхвалива ла свой дом в подмосковном колхозе:
Чуть выйдешь за калитку, сейчас же зеленый массив!
В нашем зеленом массиветак много грибов и ягод!
И видно было, что она очень гордится собою: у нее такая «культур ная» речь.
Та же гордость послышалась мне в голосе одного незнакомца, ко торый подошел к моему другу, ловившему рыбу в соседнем пруду, и спросил:
Какие мероприятияпредпринимаете вы для активизацииклева?
Моему знакомому дворнику Ивану Игнатьевичу выражение «сосед ний двор» показалось чересчур просторечным, и он сказал о соседнем дворе:
—• Да в ихнем же объекте...
И вот столь же «культурное» изречение некоей интеллигентной гражданки:
А дождю надо быть! Без дождя невозможно. В деревне климати ческие условиянужны.
Как бы ни были различны эти люди, их объединяет одно: все они счи тают правилом хорошего тона возможно чаще вводить в свою речь (даже во время разговора друг с другом) слова и обороты канцелярских бумаг, циркуляров, реляций, протоколов, докладов, донесений и рапортов.
Дело дошло до того, что многие из них при всем желании не могут выражаться иначе: так глубоко погрязли они в департаментском стиле.
Молодой человек, проходя мимо сада, увидел у калитки пятилет нюю девочку, которая стояла и плакала. Он ласково наклонился к ней и, к моему изумлению, сказал:
Ты по какому вопросуплачешь?
Чувства у него были самые нежные, но для выражения нежности не нашлось человеческих слов.
В «Стране Муравии» даже старозаветный мужик Моргунок, превос ходно владеющий народною речью, и тот нет-нет да и ввернет в разго вор чиновничий оборот, канцелярское слово:
А что касаетсяменя,
Возьмите то в расчет, —
Поскольку я лишен коня,
Ни взад мне, ни вперед
Иные случаи такого сочетания двух стилей не могут не вызвать улыбки. Эта улыбка, и притом очень добрая, чувствуется, например, в стихах Исаковского, когда он приводит хотя бы такое письмо одной юной колхозницы к человеку, в которого она влюблена:
Пишу тебе Официально И жду
Дальнейших директив.
Признаться, и я улыбнулся недавно, когда знакомая уборщица, кормившая голубей на балконе, вдруг заявила в сердцах:
Энти голуби — чистые свиньи, надо их отседа аннулировать! Фраза чрезвычайно типичная. Аннулироватьмирно уживается в ней с отседаи энти.
Но хотя в иных случаях сосуществование стилей и может показать ся забавным, примириться с ним никак невозможно, ибо в стихию нормальной человеческой речи и здесь врывается все та же канцеля рия.
Официозная манера выражаться отозвалась даже на стиле объявле ний и вывесок. Уже не раз отмечалось в печати, что «Починка белья» на нынешних вывесках называется «Ремонтом белья», а швейные мас терские — «Мастерскими индпошива» («индивидуальный пошив»).
«Индпошивиз материала заказчика» — долго значилось на вывеске одного ателье;
Эта языковая тенденция стала для меня особенно явной на одном из кавказских курортов. Там существовала лет десять лавчонка, над которой красовалась простая и ясная вывеска:
«Палки».
Недавно я приехал в тот город и вижу: лавчонка украшена новою вывескою, где те же палки именуются так:
«Палочные изделия».
Я спросил у старика продавца, почему он произвел эту замену. Он взглянул на меня, как на несомненного олуха, не понимающего про стейших вещей, и не удостоил ответом. Но в лавке находился покупа тель, который пояснил снисходительно, что палочные изделиягораздо «красивше», чем палки.
Едва только я вышел из этой лавчонки, я увидел вывеску над быв шей кондитерской:
«Хлебобулочные изделия».
А за углом в переулке меня поджидали:
«Чулочно-носочные изделия»и «Сувенирные изделия».
А чуть я вернулся в Москву, я прочитал на Арбате: «Строчевышитые изделия».
И неподалеку — над москательной лавчонкой:
«Мыломоющие средства».
А в городе Мукачеве я видел такие объявления на улицах:
«Не засоряйте тротуаров общественного пользования (?!) отходами курительного процесса».
То есть попросту — окурками.
И другое объявление — там же:
«Прием стеклобанокиз-под консервной продукции».
Или взять хотя бы слово ванна.Приверженцам бюрократического стиля оно кажется слишком простецким, и они заменили его обмывоч ным пунктом.Чудесно сказано об этом у Зощенко:
«И тут сестричка подскочила.
Пойдемте, говорит, больной, на обмывочный пункт.
Но от этих слов меня тоже передернуло.
Лучше бы, говорю, называли не обмывочный пункт, а ванна. Это, говорю, красивей и возвышает душу. И я, говорю, не лошадь, чтобы меня обмывать».
Соберите эти отдельные случаи, и вы увидите, что все они в своей совокупности определяют собою очень резко выраженный процесс вытеснения простых оборотов и слов канцелярскими.
Особенно огорчительно то, что такая «канцеляризация» речи поче му-то пришлась по душе обширному слою людей. Эти люди пребыва ют в уверенности, что палки — низкий слог, а палочные изделия — вы сокий. Им кажутся весьма привлекательными такие, например, анек дотически корявые формы, как:
«Обрыблениепруда карасями», «Обсеменениедевушками дикого по ля», «Удобрение в лиценавоза» и т. д., и т. д., и т. д.
Многие из них упиваются этим жаргоном, как великим достижени ем культуры.
Та женщина, которая в разговоре со мною называла зеленым мас сивом милые ее сердцу леса, несомненно считала, что этак «гораздо культурнее». Ей, я уверен, чудилось, что, употребив это ведомственное слово, она выкажет себя перед своим собеседником в наиболее благо приятном и выгодном свете. Дома, в семейном кругу, она, несомнен но, говорит по-человечески: роща, перелесок, осинник, дубняк, берез няк, но чудесные эти слова кажутся ей слишком деревенскими, и вот в разговоре с «культурным» городским человеком она изгоняет их из своего лексикона, предпочитая им «зеленый массив».
Это очень верно подметил Павел Нилин. По его словам, «человек, желающий высказаться «покультурнее», не решается порой назвать шапку шапкой, а пиджак пиджаком. И произносит вместо этого стро гие слова: головной убор или верхняя одежда».
Вместо несподручно, неудобноэти люди говорят нерентабельно-.
Здесь полочку прибить — будет нерентабельно.
«Головной убор», «зеленый массив», «нерентабельно», «в курсе де талей», «палочные изделия», «конфликтовать», «лимитировать», «гуже вой транспорт» для этих людей парадные и щегольские слова, а шапка, лес, телега — затрапезные, будничные. Этого мало. Сплошь и рядомвстречаются люди, считающие канцелярскую лексику коренной при надлежностью подлинно литературного, подлинно научного стиля.
Ученый, пишущий ясным, простым языком, кажется им плохова тым ученым. И писатель, гнушающийся официальными трафаретами речи, представляется им плоховатым писателем.
«Прошли сильные дожди», — написал молодой литератор В. Зарец- кий, готовя радиопередачу в одном из крупных колхозов под Курском.
Заведующий клубом поморщился:
Так не годится. Надо бы литературнее. Напишите-ка лучше вот этак: «Выпали обильные осадки».
Литературность виделась этому человеку не в языке Льва Толстого и Чехова, а в штампованном жаргоне казенных бумаг.
Здесь же, по убеждению подобных людей, главный, неотъемлемый признак учености.
Некий агроном, автор ученой статьи, позволил себе ввести в ее текст такие простые слова, как мокрая земляи глубокий снег.
Вы не уважаете читателя! — накинулся на него возмущенный ре дактор. — В научной статье вы обязаны писать — глубокий снежный покрови избыточно увлажненная почва.
Статья или книга может быть в научном отношении ничтожна, но если общепринятые, простые слова заменены в ней вот этакими бюро кратически закругленными формулами, ей охотно отдадут предпочте ние перед теми статьями и книгами, где снег называется снегом, дождь — дождем, а мокрая земля — мокрой землей.
Ростовский археолог, вместо того чтобы написать:
«В раскопанном мною кургане лежал покойник головой к восто ку», — в погоне за мнимой научностью изложил эту мысль так:
«Погребение принадлежало (?) субъекту (!), ориентированному (!) черепом на восток»1.
«Изобрети, к примеру, сегодня наши специалисты кирпич в том виде, в каком он известен сотни лет, они назвали бы его не кирпичом, а непременно чем-то вроде легкоплавкого, песчано-глинистого обжи- гоблока или как-то в этом роде», — пишет в редакцию «Известий» чи татель Вас. Малаков.
Я никогда не мог понять, почему у одних такой язык называется дубовым, у других — суконным: ведь этим они оскорбляют и дуб и сукно.
И «научность» и «литературность» мерещится многим именно в та ком языке. Многие псевдоученые вменяют себе даже в заслугу этот претенциозно-напыщенный слог.
Пример этот приводится в рукописи профессора А. М. Ладыжен ского «Культура слова».
Нужно ли говорить, что все такие обороты порождены роковым за блуждением, основанным на уверенности невежд, будто научный язык есть непременно язык канцелярский.
Отсюда стремление слабейших представителей цеха ученых выра жать свои убогие мысли преднамеренно замутненным департамент ским слогом.
Преподаватель одного из педвузов С. Д. Шеенко в пространном письме ко мне с искренним возмущением пишет:
«Раскройте любые «Ученые записки» любого, даже самого уважае мого научного учреждения. Одни заглавия чего стоят! Научный работ ник ни за что не напишет статьи под заглавием «Форма поверхности верховьев реки Анюй». Нет, он не настолько наивен. С таким простым заглавием нелегко доказать, что работа научная. Он выбирает один из замысловато-ученых вариантов, здесь совершенно ненужных.
«К вопросу о геоморфологическом строении Хорско-Анюйского водораздела».
Или:
«Относительно некоторых особенностей формирования пенеплена в районе Хорско-Анюйского междуречья».
Или:
«По поводу характера изменения батиса эрозии и геоморфологиче ской структуры района возможной Хорско-Анюйской бифуркации».
Конечно, со стороны представляется диким, что существует эстети ка, предпочитающая бесцветные, малокровные, стерилизованные, су хие слова прекрасным, образным, общенародным словам. Но невоз можно отрицать, что эта эстетика до самого последнего времени была очень сильна и властительна.
У многих и сейчас как бы два языка: один для домашнего обихода и другой для щегольства «образованностью».
Еще в 1945 году газета «Известия» не без грусти отметила сущест вование этих двух языков.
«Сказать «комбинат выпускает никуда не годную обувь» можно. Но избави бог так написать в решении. Под руководством канцелярского деятеля эта простая и ясная мысль превращается в нечто подобное следующему:
«С точки зрения носки обувь не соответствует установленным кон дициям и регламентированному стандарту, преподанному ОТК».
Константин Паустовский рассказывает о председателе сельсовета в среднерусском селе, талантливом и остроумном человеке, разговор ко торого в обыденной жизни был полон едкого и веселого юмора. Но стоило ему взойти на трибуну, как, подчиняясь все той же убогой эс тетике, он тотчас начинал канителить:
«—Что мы имеем на сегодняшний день в смысле дальнейшего раз вития товарной линии производства молочной продукции и ликвиди рования ее отставания по плану надоев молока?»
«Назвать этот язык русским, говорит Паустовский, — мог бы только жесточайший наш враг».
Канцелярский жаргон просочился даже в интимную речь. На таком жаргоне — мы видели — пишутся даже любовные письма. И что пе чальнее в тысячу раз — он усиленно прививается детям чуть не с мла денческих лет.
В газете «Известия» приводилось письмо, которое одна восьмилет няя школьница написала родному отцу:
«Дорогой папа! Поздравляю тебя с днем рождения, желаю новых достижений в труде, успехов в работе и личной жизни. Твоя дочь Оля».
Отец был огорчен и раздосадован:
Всякая штампованная речь многословна. Ведь тот, кто пользуется истертыми штампами, говорит по инерции, спустя рукава, его внима ние к каждому слову ослаблено, поэтому он так и сыплет словами-па разитами, словами-пустышками, превращающими его речь в болтов ню. Это очень наглядно показывает молодой ученый В. Г. Костома ров, которого я уже цитировал на предыдущих страницах.
Он подвергает анализу следующий краткий отрывок из одной по пулярной брошюры:
«Правильная механизация нашего строительства является мощным и действенным средством и важнейшей основой резкого повышения производительности труда».
Фраза как будто правильная, но, говорит Костомаров, «легко уви деть, что употребление многочисленных прилагательных в этой фразе диктовалось не содержанием мысли, а лишь желанием говорить «по-ученому». Автор не заметил при этом, что прилагательные в науч ном стиле выполняют важную роль, а в его речи они загромождают предложение пустыми словами и отвлекают внимание.
В самом деле, что дает сообщение правильная механизация? Ведь всем понятно, что неправильная механизация впрок не пойдет. Неточ но утверждение нашего строительства, так как механизация повысит производительность труда не только в данном, не только в нашем строительстве, но и во всяком другом строительстве. Не следовало бы употреблять и два почти равнозначных определения: мощноесредство всегда будет действенным,и, очевидно, даже наоборот. Мало проясня ет мысль трафаретное резкое повышение,и, наконец, просто неверно говорить о важнейшей основе,ибо нет основ важных и неважных: быть основой — значит быть главным, основным, важнейшим.
У нас часто поздравляют с достигнутымиуспехами, исправляют имеющиесяошибки, рассматривают полученныепредложения, овладева ют настоящиммастерством, обсуждают результаты проведенныхвыборов, горячо аплодируют приглашеннымгостям и т. д., хотя никому не пришло бы в голову поздравить с успехами, которых не достигли, исправлять ошибки, которых нет, рассматривать неполученные предложения, овла девать ненастоящим мастерством, обсуждать результаты несостоявших- ся выборов или аплодировать гостям, которых забыли пригласить».
|
|
|
Скачать 0.55 Mb.