Главная страница

Лотман. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. Ю. М. Лотман Семиосфера Культура и взрыв Внутри мыслящих миров Статьи Исследования Заметки СанктПетербург Искусствоспб


Скачать 1.36 Mb.
НазваниеЮ. М. Лотман Семиосфера Культура и взрыв Внутри мыслящих миров Статьи Исследования Заметки СанктПетербург Искусствоспб
АнкорЛотман
Дата25.09.2019
Размер1.36 Mb.
Формат файлаpdf
Имя файлаЛотман Ю.М. Культура и взрыв.pdf
ТипДокументы
#87670
страница13 из 21
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   21
87 назначила ему роль духовного Акакия Акакиевича — вечного труженика, мучимого нищетой неудачника. Но обстоятельства сложились иначе. В семинарии он вошел в доверие к архимандриту Иннокентию — суровому аскету. Сам Фотий позднее признавался, что старательно замечал все слова Иннокентия, поступки, виды, действия. В 1817 гон принял монашеский сани был назначен законоучителем во Второй кадетский корпус. В корпусе учились дети, происходившие из такого социального мира, который до тех пор для Фотия был закрыт. Недоступное сделалось доступным. Дальнейшее поведение Фотия было вызывающе экстравагантным. Возможно, что он действительно переживал мистические видения, доводя себя аскетическими упражнениями, веригами и постом до высочайшего нервного напряжения. Но бесспорно и то, что некоторые его мистические переживания отдают грубым притворством, а главное, что он ими с большим умением и хитростью пользовался. Честолюбие его было безгранично. Оказавшись в Петербурге, он, не без помощи АН. Голицына, под которого тайно вел подкоп, получил доступ к государю и сумел произвести на императора сильное впечатление. В дальнейшем
Фотий соединил поведение фанатика и интригана. Умело меняя маски, он опирался на различные силы. В обществе придворных дам он являлся в маске сурового обличителя, аскета, щеголяя грубостью и играя роль мистического посредника самого Господа. Грубость резко выделяла его на фоне остальных церковных иерархов александровской эпохи. Он даже позволял себе обличения такой резкости, которая создавала ему ореол апостольской простоты. Поведение
Фотия влияло на придворных дам, в кругу которых он умело использовал свой контраст и с придворным обществом, и с другими церковными иерархами — запуганными или искренне верноподданными. Поступки Фотия, включая и его доходящие до дерзости обличения, оказывали влияние и на императора.
Фотий вскоре был допущен к Александру как интимный собеседники умело этим воспользовался. Однако смелость Фотия (включая принесший ему славу эпизод — провозглашение анафемы своему начальнику и полновластному тогда покровителю Голицыну) прикрывала тонкий расчет. Неслучайно Фотий избрал себе новгородский Юрьевский монастырь он оказался ближайшим соседом
Аракчеева. Монастырь сделался как бы духовной крепостью военных поселений. Трудно сказать, Аракчеев ли использовал Фотия для того, чтобы свалить ненавистного Голицына, или Фотий использовал Аракчеева для того, чтобы укрепить свое положение, однако очевидно, что они образовали тесный союз ко взаимной выгоде. Аракчеев был сентиментален, но особой религиозностью не отличался, а его жертвенные возлияния вина у бюста императора Павла скорее всего напоминали языческий культ императора. В обращении с ним Фотий, не колеблясь, снимал с себя мистическую маску. Таков был человек, влияние которого превратило в е гг. графиню Орлову-
Чесменскую почтив рабу. Она сделалась покорной исполнительницей его власти, жертвовала огромные деньги на его монастырь (Фотий демонстрировал свое личное бескорыстие и апостольскую строгость быта, но усердно обогащал монастырь. Орловское своеволие, гордость, жажда безграничного размаха психологически обосновали представление о спасении души как о добровольном рабстве. Это было насилие над собой.

88 В обществе ходили слухи о любовной связи между Орловой и Фотием. Молодому Пушкину приписываются эпиграммы РАЗГОВОР ФОТИЯ С ГР. ОРЛОВОЙ
«Внимай, что я тебе вещаю:
Я телом евнух, муж душой Но что ж ты делаешь со мной?
«Я тело в душу превращаю».
ГР. ОРЛОВОЙ-ЧЕСМЕНСКОЙ
Благочестивая жена Душою богу предана, А грешной плотию Архимандриту Фотию (II, 496, Однако фактические отношения между Орловой и Фотием здесь искажены переводом на язык вольтеровской сатиры. Добровольное порабощение Фотию простерлось у графини так далеко, что она вынесла даже соблазнительную историю отношений Фотия с Фотиной. Московские старожилы сохранили в своей памяти эту скандальную историю в следующем виде. Однажды в монастырскую больницу явилась молодая девушка, Фотина, служившая фигуранткой в петербургском балете не предвидя себе хорошей будущности на театре, она вздумала играть видную роль в другом месте. Придя в больницу, она объявила себя одержимой нечистым духом, Фотий принялся отчитывать ее. После заклинательных молитв при конвульсивных движениях раздались крики Выйду, выйду" — и затем девица впала в беспамятство. Придя в чувство, она объявила себя освобожденною от беса. Ей отвели помещение подле монастыря.
Фотий об ней заботился. Новоявленная святая пустилась дальше вовсе тяжкие. Связанный с этим скандал не остановил, однако, Фотия, которого, видимо, привлекало соединение аскетизма с двусмысленностью. В монастыре установилось, чтобы живущие в окрестностях монастыря девицы собирались на вечернее правило в монастырь и, одетые в одинаковую одежду с иноками, совершали молитву. Графиня Орлова была вовлечена в этот шабаш и, видимо, воспринимала его как еще одно испытание повиновения. Так порыв самостоятельности оборачивался порывом добровольного рабства. В заключение остается задуматься, в чьи руки в конечном счете привел графиню мистический отказ от греха своеволия. Первый и наиболее поверхностный ответ — Фотия. Однако сам Фотий мог получить такое значение только потому, что разыгрывал карты Аракчеева. Вместе стем не следует подчиняться и этому сознательно навязываемому логическому ходу. Надо вспомнить басню Крылова: Какие ж у зверей пошлина это толки — Что Лев бы и хорош, да все злодеи волки Пыляев МИ Старая Москва. С. 150.
2
Крылов И. А
Поли. собр. соч. Т. 3. С. 175.

89 Убеждение многих историков, что в эти годы Александр все передал
Аракчееву, асам погрузился в мистический туман, правильно лишь отчасти и что главное, совпадает с устойчивой тактикой императора прятаться за спиной очередного любимца, наголову которого сваливается все общественное недовольство. Первым разочароваться должен был Фотий. На место Голицына назначили
Шишкова. Фигура была выбрана очень удачно. Это был человек из лагеря архаистов в политике и религии, но одновременно недалекий, но честный вождь Беседы. Он был совершенно чужд окружавшей Фотия группе торгующих во храме. Показательно, что назначение Шишкова и, соответственно, удар по
Голицыну были сочувственно восприняты в либеральных кругах Обдумав наконец намеренья благие, Министра честного наш добрый царь избрал, Шишков наук уже правленье воспринял. Сей старец дорог нам друг чести, друг народа, Он славен славою двенадцатого года. (II, 368) За падением Голицына и всеми перестановками этого момента, за спиной
Аракчеева ясно просматривается профиль самого Александра. Меттерних считал, что он водит царя занос, Фотий полагал, что обманывает Александра мистическими зрелищами, все в России думали, что реально страной управляет политике. Однако можно предположить, что Александр, как всегда прячась за спины подставных лиц, до последней минуты держал власть в своих руках. Александр шел, как ему казалось, к реализации своей утопии — военно-поселенной России, веря, что тогда он сбросит все эти позорные узы и снова предстанет в облике спасителя России и Европы, примирившего свободу с волей Господа. Графиня Анна Орлова была только маленькой ступенькой в этом грандиозном фантасмагорическом замысле. Другой способ для талантливой женщины той поры проявить свою индивидуальность был связан с литературным салоном. Культура салона расцвела во Франции XVII—XVIII вв. Она была принципиально неофициальной и неофициозной. В этом смысле она противостояла Академии. В салоне мадам Рамбуйе сливались политическая и литературная неофициальность. Традиция эта перешла в философский салон Просвещения. Модель философского салона строилась как собрание знаменитостей, умело и со вкусом подобранных, так, чтобы излишнее единомыслие не уничтожало возможность дискуссий, но одновременно чтобы дискуссии эти были диалогами друзей или по крайней мере соратников. Искусство интеллектуального разговора культивировалось в таком салоне как изысканная игра умов, сливающая просвещение и элитарность. Солнцем среди всех этих планет являлась дама, хозяйка салона. Она, как правило, принадлежала к возрасту, исключающему любовное увлечение ею. По социальному происхождению она, чаще всего, стояла выше своих поклонников. В ней воплощался тот мир, в который были погружены философы и который они энергично расшатывали. Энциклопедисты торопили разрушение этого мира, но, к счастью для них, большинство из них не дожили до этой вожделенной эпохи.
Из этого сюжета возросла известная легенда о Казоте, который якобы пророчески предсказал всем участникам салона, каково будет то философское будущее, о наступлении которого они мечтают. В пророческом вдохновении он рассказал им о еще не изобретенной гильотине и ждущем всех их терроре.
Весь этот эпизод носит, конечно, легендарный характер и составлен ретроспективно. Его можно сопоставить с картиной Репина Какой простор. Полотно художника изображает льдину, заливаемую волнами, на ней стоят, восторженно держась за руки, студент и курсистка. Они приветствуют взмахом руки начало ледохода и открывающийся передними безграничный простор. Художник с очевидностью разделяет их радость. Деятели Просвещения во Франции, как и русские интеллигенты вначале в, радостно приветствовали зарю нового века.
Салон в России х гг. — явление своеобразное, ориентированное на парижский салон предреволюционной эпохи и вместе стем существенно от него отличающееся. Как ив Париже, салон — своеобразная солнечная система, вращающаяся вокруг избранной дамы. Однако если во французском салоне лишь в порядке исключения хозяйка могла быть и обаятельной женщиной, вносившей в жизнь салона галантную окраску, тов русском салоне это сделалось обязательным. Хозяйка салона соединяет остроту ума, художественную одаренность с красотой и привлекательностью. Посетители салона привязаны к ней скорее не узами, соединявшими энциклопедистов с хозяйками тех или иных салонов, а коллективным служением рыцарей избранной даме. Таковы были салоны Софьи
Пономаревой в 1820—1823 гг. или Зинаиды Волконской во второй половине х гг.
Салон Софьи Дмитриевны Пономаревой изучен В. Э. Вацуро, увлекательный анализ которого раскрывает роман жизни этой замечательной женщины, поднявшей быт на уровень искусства. Произведением искусства мы можем назвать салон Пономаревой потому, что он представлял собой нечто неповторимое он ничего не копировали не мог иметь продолжения.
В обширных поэтических отражениях Софья Пономарева прежде всего характеризуется как неожиданная в своем поведении, непредсказуемая и капризная
2
О своенравная София писал Баратынский
3
. Многочисленные стихотворения, которые дарили ей поклонники, и посвященные ей же позже эпитафии устойчиво повторяют образ женщины-ребенка. Ее поза
— шаловливое дитя, играющее жизнью:
Цвела и блистала И радостью взоров была;
Младенчески жизнью играла См Вацуро В. Э. С Д. П. Из истории литературного быта пушкинской поры. М, 1989.
2
Ср. эрмитажную картину Ватто Капризница, воплощающую на полотне целостную программу капризного поведения дамы. Каприз — ранняя форма борьбы за право на индивидуальность Баратынский Е. А Полн. собр. стихотворений. Т. 1. С. 98.
4
Гнедич НИ Стихотворения. е изд. Л, 1956. С. 135.
Жизнью земною играла она, как младенец игрушкой. Скоро разбила ее верно, утешилась там
1
«Детское» поведение взрослой женщины утверждает инфантильность как некую индивидуальную, лишь в данном исключительном случае признанную норму. Это то, что дозволено только ей, что нельзя имитировать и недоступно повторению. Уникальность такого инфантилизма определена тем, что он слит с уникальной талантливостью и женской привлекательностью. Эта женщина-ребенок, которая непредсказуема, попеременно является тов женской, тов детской ипостаси. Ее поклонники мучительно стараются отличать, имеют ли дело с капризным ребенком, наивно вводящим себя в двусмысленные ситуации, не подозревая их двусмысленности, или же со страстной женщиной, бросающейся в увлечения, как бабочка в огонь.
Ситуация непредсказуемости дополняется тем, что героиня этого романа обладает острым умом и острым языком. Ее сотканная из неожиданностей жизнь с композиционной завершенностью художественного произведения увенчивается неожиданной смертью — на самой вершине молодости и успеха.
Если жизнь Софьи Пономаревой — это реализованная в поведении поэзия, то творческое участие в ней поэтов, начиная с Александра Ефимовича Измайлова, Ореста
Сомова, Владимира Панаева, Бориса Федорова (пресловутого Борьки, МЛ. Яковлева, Ник. Остолопова до Гнедича, Дельвига, Баратынского, превращало эту поэтическую жизнь в поэтические тексты. Пройдя искус в салоне Софьи Пономаревой, а потом в литературном обществе Измайлова, тексты эти отлагались на страницах журналов и альманахов, постепенно превращаясь в факты истории литературы. Только конгениальность Софьи
Пономаревой, как убедительно показал Вацуро, превращала жизнь в искусство с таким же талантом, с каким ее поклонники превращали факты искусства в свои любовные признания.
Иная атмосфера царила в расцветшем в Москве в середине х гг. салоне Зинаиды
Волконской. Рожденная в семье известного своим легкомыслием и литературным любительством князя Белосельского-Белозерского, получившая смолоду самое утонченное образование, говорившая и писавшая на пяти языках, богатая и беспечная, княгиня
Волконская соединяла стиль европейских салонов с легким оттенком богемности и нескрываемой политической независимостью. Даже то, что позже в своем римском дворце она водрузила рядом с мраморными античными обломками, посвященными Пушкину и
Веневитинову, мраморный же бюст Александра I, не лишено было фрондирующего оттенка. Почтительный жест в адрес покойного императора подчеркивал оппозицию по отношению к царствующему.
Николай I принудил княгиню покинуть Россию. Этим он наказывал ее за соблазнительный переход в католицизм, но, вероятно, также и за демонстративно подчеркиваемое фрондерство. Действительно, салон княгини не имел политического характера, но остров, где создавалась искусственная атмосфера культа прекрасного, приобретал на фоне николаевских порядков Дельвиг А. А Полн. собр. стихотворений. (Библиотека поэта. Большая серия) / Вступ. ст, подгот. текста и примеч. Б. В. Томашевского. е изд. Л, 1959. С. 180.

92 неожиданно совсем не нейтральный характер. Вспомним слова Пушкина, сказанные позже
(1836) об истинной свободе:
Зависить от властей, зависить от народа — Не всели нам равно Бог с ними.
Никому Отчета не давать, себе лишь самому Служить и угождать для власти, для ливреи Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там, Дивясь божественным природы красотам, И пред созданьями искусств и вдохновенья Трепеща радостно в восторгах умиленья. — Вот счастье вот права. (III, Направленность своей эстетствующей независимости княгиня проявила в проводах Марии Волконской, отправлявшейся в Сибирь вслед за сосланным на каторгу мужем. Следует вспомнить, что мать Волконского, статс-дама двора вдовствующей императрицы, отреклась от приговоренного к каторге сына и отправилась в это же время в Москву участвовать в торжествах по случаю коронации Николая I. На этом фоне Зинаида Николаевна организовала в Москве шумные демонстративные проводы своей невестки, пригласив туда знаменитейших итальянских музыкантов и певцов и весь цвет интеллектуального общества, в том числе и Пушкина. Мария Волконская писала:
«В Москве я остановилась у Зинаиды Волконской, моей третьей невестки, которая приняла меня с такой нежностью и добротой, которых я никогда не забуду она окружила меня заботами, вниманием, любовью и состраданием. Зная мою страсть к музыке, она пригласила всех итальянских певцов, которые были тогда в Москве, и несколько талантливых девиц. Прекрасное итальянское пение привело меня в восхищение, а мысль, что я слышу его в последний разделала его для меня еще прекраснее. <...> Я говорила им Еще, еще, подумайте только, ведь я никогда больше не услышу музыки" Пушкин, наш великий поэт, тоже был здесь»
1
Праздник, устроенный Зинаидой Волконской для невестки, не был знаком политического сочувствия к декабристам. Он демонстрировал другое независимость искусства от власти, нов существовавшей тогда обстановке аполитизм превращался в политическую позицию.
Представление о салоне Волконской как волшебном острове, на котором собирались поклонники искусств разных взглядов и различных талантов, отражено в известной картине Г. Г. Мясоедова, воссоздающей мифологическую сцену собрания жрецов искусств. На картине Г. Г. Мясоедова Зинаида Волконская, сидящая у ног статуи Венеры Милосской, окружена
Веневитиновым, Пушкиным,
Хомяковым, Вяземским,
Погодиным. Композиционным центром картины являются расположенные в двух ее концах фигуры
Чаадаева и Мицкевича: первый стоит в позе размышления, второй восторженно декламирует стихи. Каково бы ни было реальное отношение собранной худож Записки княгини Марии Николаевны Волконской / Перс фр. АН. Кудрявцевой, Биогр. очерки примеч. ПЕ. Щеголева. СПб., 1914. С. 61.

93 ником плеяды к этим вечерам, картина очень точно отражает историческую мифологию встречу Зинаиды Волконской. В воспоминаниях о Мицкевиче Вяземский писал В Москве дом кн. Зинаиды Волконской был изящным сборным местом всех замечательных и отборных личностей современнаго общества. Тут соединялись представители большаго света, сановники и красавицы, молодежь и возраст зрелый, люди умственнаго труда, профессора, писатели, журналисты, поэты, художники. Все в этом доме носило отпечаток служения искусству и мысли. Бывали в нем чтения, концерты, диллетантами и любительницами представления Итальянских опер. Посреди артистов и во главе их стояла сама хозяйка дома. Слышавшим ее нельзя было забыть впечатления, которыя производила она своим полными звучным контральто и одушевленною игрою в роли Танкреда, опере
Россини. Помнится и слышится еще, как она, в присутствии Пушкина ив первый день знакомства с ним, пропела элегию его, положенную на музыку Геништою:
„Погасло дневное светило, На море синее вечерний пал туман".
Пушкин был живо тронут этим обольщением тонкаго и художественнаго кокетства. По обыкновению, краска вспыхивала в лице его. <...> Нечего и говорить, что Мицкевич, с самаго приезда в Москву, был усердным посетителем ив числе любимейших и почетнейших гостей в доме кн. Волконской. Он посвятил ей стихотворение, известное под именем Pokoj Grecki (Греческая комната)»
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   21


написать администратору сайта