Главная страница

Лотман. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. Ю. М. Лотман Семиосфера Культура и взрыв Внутри мыслящих миров Статьи Исследования Заметки СанктПетербург Искусствоспб


Скачать 1.36 Mb.
НазваниеЮ. М. Лотман Семиосфера Культура и взрыв Внутри мыслящих миров Статьи Исследования Заметки СанктПетербург Искусствоспб
АнкорЛотман
Дата25.09.2019
Размер1.36 Mb.
Формат файлаpdf
Имя файлаЛотман Ю.М. Культура и взрыв.pdf
ТипДокументы
#87670
страница14 из 21
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   21
1
Салон Волконской имел, как и положено обществам этого типа, свою легенду. Это была легенда о неразделенной любви Веневитинова к хозяйке салона, любви, которая была трагически прервана смертью юного гения. Подобная легенда была обязательным украшением атмосферы салона. Однако в целом объединяющей силой собраний у Зинаиды
Волконской было не любовное чувство, а поклонение искусству. Подчеркнутый эстетизм придавал салону Волконской несколько холодный характер. Это, в частности, отразилось в известной салонной штампованности изящного стихотворения Пушкина, посвященного этому салону:
Среди рассеянной Москвы, При толках виста и бостона, При бальном лепете молвы Ты любишь игры Аполлона. Царица муз и красоты, Рукою нежной держишь ты Волшебный скипетр вдохновений, И над задумчивым челом, Двойным увенчанным венком, И вьется и пылает гений. Певца, плененного тобой, Не отвергай смиренной дани, Внемли с улыбкой голос мой Вяземский ПА Воспоминания о Мицкевиче // Собр. соч Вт. СПб., 1878—1896. Т. 7. С. 329.
Как мимоездом Каталани Цыганке внемлет кочевой (III, Между самими фамилиями Пономаревой (урожденной Позняк) и Волконской урожденной Белосельской-Белозерской) — красноречивая разница, ясно говорящая о различиях социального положения и всей атмосферы, лежащих между этими двумя салонами, столь хронологически близкими. И тем более бросается в глаза родство их противостояния жизненной реальности. В обоих салонах мы видим попытку вырваться аи
dessus du Другой женский путь, который также вел к тому, чтобы, перефразируя Пастернака, подняться над жизнью позорной, был путь, который общество считало предосудительным. В поэзии (например, под пером Лермонтова) это создавало романтический образ публичной женщины:
Пускай толпа клеймит презреньем Наш неразгаданный союз, Пускай людским предубежденьем Ты лишена семейных уз.
Но перед идолами света Не гну колени я мои;
Как тыне знаю в нем предмета Ни сильной злобы, ни любви
2
В бытовой реальности он терял романтическую окраску, ив литературу он вернется лишь с образом униженных и оскорбленных — в социальном его истолковании у
Некрасова и религиозному Достоевского.
Романтизированный бунт женщины в России первой половины XIX в. реализовывался в образе романтической героини. На язык романтизма приличия переводились как условности, а бунт против них имел два лица:
поэтическую свободу в литературе и любовную свободу в реальной жизни. Первое естественно облекалось в мужское поведение и воплощалось на бумаге, второе — в женское и реализовывалось в быту. Такова двойная природа образа Закревской. В стихах Пушкина она отражается так:
С своей пылающей душой,
С своими бурными страстями,
О жены Севера, меж вами
Она является порой
И мимо всех условий света
Стремится до утраты сил,
Как беззаконная комета
В кругу расчисленном светил (III, В поэтическом мире разговоры Закревской отразились у Пушкина в стихотворении Наперсник, где упоительный язык страстей безумных и мятежных пугал поэта своей необузданностью Здесь за пределы обыкновенного фр Лермонтов МЮ Соч. Т. 2. С. 190.
Но прекрати свои рассказы, Таи, таи свои мечты:
Боюсь их пламенной заразы, Боюсь узнать, что знала ты (III, Однако в мужском поведении, как бы ни была искрення страсть, это все же была литература. Отношения же литературы и жизни в мужском поведении той поры были сложными и создавали возможность самых различных интерпретаций. Пушкин был искренен, когда писал эти стихи, но был искренен и тогда, когда в переписке с Вяземским отпускал двусмысленные шутки насчет медной Венеры так именовалась Закревская в переписке Пушкина и Вяземского) или когда вместе стем же Вяземским разыгрывал в переписке страсть и ревность. Не снижался образ Закревской и тогда, когда Пушкин надевал маску ее наставника в любви Вяземскому из Петербурга 1 сентября 1828 гон писал Если б не [Закревс<кая>] твоя медная Венера, то я бы с тоски умер. Но она утешительно смешна и мила. Я ей пишу стихи. А она произвела меня в свои сводники, (к чему влекли меня и всегдашняя склонность и нынешнее состоянье моего Благонамеренного, о коем можно сказать тоже, что было сказано о его печатном тезке ей-ей намерение благое, да исполнение плохое (XIV, 26). Противоположностью артистическому и
«любовно-романтическому» дамскому поведению в России начала XIX в. было светское сотте il faut, главный признак которого — светская безликость. Приведем два поразительно близких описания, из которых одно рисует бытовую картину, а другое принадлежит литературе. Оба текста воссоздают высшее общество. Сходство их диктуется тем, что на этом уровне своеобразие приравнивается к неприличию. Первый пример принадлежит запискам А. Ф. Тютчевой. Характерно, что в нем описывается салон Софи Карамзиной. Салон Екатерины Андреевны и Николая Михайловича Карамзиных при жизни писателя был одним из культурных центров Петербурга х гг., своеобразие его подчеркивалось еще и тем, что прямо над ним на третьем этаже собиралась декабристская молодежь в кабинете Никиты
Муравьева. Теперь (мемуары Тютчевой описывают салон старшей дочери
Карамзина) — в е гг. — картина резко изменилась, и это тем более заметно потому, что хозяйка салона убеждена, что сохраняет традицию своего отца. Салон
Софи Карамзиной лишен своего интеллектуального культурного центра. Он представляет собой хорошо налаженную машину безликого светского общения. Умной и вдохновенной руководительницей и душой этого гостеприимного салона была несомненно София Николаевна, дочь Карамзина от его первого брака с Елизаветой Ивановной Протасовой, скончавшейся при рождении этой дочери. Перед началом вечера Софи, как опытный генерал на поле сражения и как ученый стратег, располагала большие красные кресла, а между ними легкие соломенные стулья, создавая уютные группы для собеседников она умела устроить так, что каждый из гостей совершенно естественно и как бы случайно
1
Например, для Баратынского любовь к Закревской была глубокой и трагической

96 оказывался в той группе или рядом стем соседом или соседкой, которые лучше всего к ним подходили. У нее в этом отношении был совершенно организаторский гений. Бедная и дорогая София как сейчас вижу, как она, подобно усердной пчелке, порхает от одной группы гостей к другой, соединяя одних, разъединяя других, подхватывая остроумное слово, анекдот, отмечая хорошенький туалет, организуя партию в карты для стариков, jeux d'esprit
1 для молодежи, вступая в разговор с какой-нибудь одинокой мамашей, поощряя застенчивую и скромную дебютантку, одним словом, доводя умение обходиться в обществе до степени искусства и почти добродетели. Описанная в воспоминаниях
Тютчевой картина настолько напоминает сцену из Войны и мира Толстого, что трудно отказаться от мысли о том, что Толстому были доступны тогда еще неопубликованные мемуары Тютчевой. Эмоциональная оценка в романе Толстого прямо противоположна, но это тем более подчеркивает сходство самой картины. Корень этого сходства — в принципиальной ориентации на неоригинальность как на высший идеал салона. Характерно и то, что салон Карамзиной показан нам в е гг., Анны Павловны Шерер — в е несмотря на это, в них царит совершенно одинаковая атмосфера:
...порядок стройный Олигархических бесед, И холод гордости спокойной, И эта смесь чинов и лет (VI, Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме та tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось натри кружка. Водном, более мужском, центром был аббат в другом, молодом,
— красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Волконская. В третьем — Мортемар и Анна Павловна. Центром вечера был виконт-эмигрант. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрдотель подает как нечто сверхъестественно-прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что-то сверхъестественно-утонченное»
3
Романтический и светский салоны как бы воплощают две противоположные точки женского светского поведения той эпохи. Если в романтическую эпоху свобода для женщины мыслилась как женская свобода, то период демократического подъема второй половины XIX в. акцентировал в женщине человека В опошленном бытовом поведении это выражалось как стремление завоевать право на мужскую прическу, мужские профессии, мужские жесты и манеру речи (опыт присвоения мужской одежды, осуществленный, как мы Салонные игры фр Тютчева А. Ф При дворе двух императоров. Воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II. МС Толстой Л. Н Собр. соч. М, 1979. Т. 4. С. 17.
говорили, Жорж Санд, казался еще слишком экстравагантным. Это противопоставление реализовывалось как борьба между модным светским бальным одеянием, например кринолином, и скромным одеянием трудящейся женщины».
Так, например, в сатирах А. К. Толстого имитируется штампованность языка нигилистов, то есть мгновенное превращение взрыва в штамп:
Ужаснулся Поток, от красавиц бежит,
А они восклицают ехидно:
«Ах, какой он тшляк\Ах, как он неразвит!
Современности вовсе невидно Но Поток говорит, очутясь на дворе:
«То ж бывало у нас и на Лысой горе,
Только ведьмы хоть голы и босы,
Но, по крайности, есть у них косы!»
2
Как мы видим, длительный период женской эмансипации, проходивший под лозунгом уравнивания прав женщины и мужчины, фактически истолковывался в обществе как право женщины занимать мужские общественные роли и профессии. Только ко второй половине XIX в. началась борьба не зато, чтобы быть мужчиной, аза то, чтобы мужчина и женщина воспринимались как равноценные в едином понятии человек. Для этого потребовалось, чтобы хоть одна женщина доказала свое превосходство в сферах, традиционно считавшихся мужской монополией. В этом смысле не только для русской, но и для европейской истории культуры в целом появление таких лиц, как Софья Васильевна
Ковалевская, явилось поистине историческим поворотным пунктом, который можно сопоставить лишь с уравниванием роли мужчины и женщины в политической борьбе народовольцев.
Сестры Корвин-Круковские (в замужестве Жаклар и Ковалевская) как бы реализовали обе возможности. Анна Васильевна Корвин-Круковская отвергла любовь Достоевского. Достоевский просил ее руки, но получил отказ:
ее избранником стал парижский коммунар, лишь бегством из-за решетки спасшийся от смертной казни. Достоевский, по воспоминаниям А. Г. Достоевской, о ней сказал Анна Васильевна — одна из лучших женщин, встреченных мною в жизни. Она чрезвычайно умна, развита, литературно образованна, и у нее прекрасное, доброе сердце. Это девушка высоких нравственных качеств но ее убеждения диаметрально противоположны моими уступить их она не может, — слишком уж она прямолинейна. Навряд ли поэтому наш брак мог быть счастливым. Я вернул ей данное слово и от всей души желаю, чтобы она встретила человека одних с ней идей и была Ср. в Смерти Тарелкина» Сухово-Кобылина: когда объявили Прогресс, то он стали пошел перед Прогрессом — так, что уже Тарелкин был впереди, а Прогресс сзади — Когда пошла эмансипация женщин, то Тарелкин плакал, что он не женщина, дабы снять кринолину перед Публикой и показать ей. как надо эмансипироваться (Сухово-Кобылин А Картины прошедшего. МС Толстой А. К Полн. собр. стихотворений. Л, 1984. Т. 1. С. 177.

98 бы с ним счастлива Младшая сестра ее, Софья Ковалевская, была именно той личностью, которые созревают в момент крутого переворота в культуре. Конечно, неслучайно Ренессанс породил людей всесторонней одаренности, таланты которых не могли уместиться в какой-нибудь отдельной сфере культуры. Неслучайно и то, что следующий взрыв на рубеже XVII и XVIII вв. вызвал к жизни во Франции энциклопедистов, а в России — Ломоносова взрыв порождает многосторонние таланты. В культурной функции женщины такой взрыв произошел в конце XIX в. Он породил Софью Ковалевскую. Математик, профессор-преподаватель, писатель, создающий свои художественные произведения на нескольких языках, Ковалевская привлекает именно многосторонностью своей культурной активности. Факт получения СВ. Ко- валевской ученого звания профессора (1884) и назначение ее через год руководителем кафедры механики в Стокгольмском университете можно сопоставить лишь с действием правительства Александра III, уравнявшего Софью
Перовскую с мужчинами-народовольцами вправе быть казненной. Женщина перестала получать и научные, и политические скидки. В последнем случае Александр III неожиданно проявил себя как Робеспьер, доказавший, что гильотина не знает галантной разницы между мужчиной и женщиной. Пушкин писало равенстве в последнюю, страшную минуту и царственного страдальца, и убийцы его, и Шарлотты Корде, и прелестницы Дю-Барри, и безумца
Лувеля, и мятежника Бертона (см. XI, 94—95). Кафедра профессора и петербургская виселица знаменовали абсолютное приравнивание мужчины и женщины. Только для первого надо было ехать в Стокгольм, второе осуществлялось дома. Это парадоксальное приравнивание своей земли и заграничной отметил еще протопоп Аввакум, сказав, что мученикам, для того чтобы завершить свой подвиг, надо было ходить в
Перъсиду», у нас же, продолжал он с горькой иронией, и дома Вавилонъ!»
2
Равенство было утверждено. Теперь уже женщине не надо было притворяться способной играть роль мужчины. Это породило неслыханный эффект начало XX
века выплеснуло в русскую поэзию целую плеяду гениальных женщин-поэтов. И Ахматова, и Цветаева не только не скрывали женскую природу своей музы — они ее подчеркивали. И тем не менее их стихи небыли женскими стихами. Они выступили в литературе не как поэтессы, а как поэты. Вершиной завоевания для женщины общечеловеческой позиции становятся не валькирии прав женщин и не проповедницы лесбиянства, а женщины, вытесняющие мужчин в политике и государственной деятельности (леди Тэтчер» в политике и науке XX
в. Однако наиболее яркая, почти символическая картина возникает перед нами в противостоянии Марины Цветаевой и Бориса Пастернака. Дело даже не в том, что в их личных отношениях Цветаева проявляет мужество, а Пастернак — женственность. Важнее то, как этот, таки оставшийся эпистолярными литературным, роман отразился в поэзии.
1
Достоевский в воспоминаниях современников Вт Сост. А. Долинин. М, 1964. Т. 2. С. 37.
2
См Памятники литературы Древней Руси XVII век. Кн. 2. СВ лирике Цветаевой, в ее гипертрофированной страстности женское я получает традиционно мужские признаки наступательный порыв, восприятие поэзии как труда и ремесла, мужество. Мужчине здесь отводится вспомогательная и непоэтическая роль:
С пошлиной бессмертной пошлости Как справляетесь, бедняк?
1
Атрибуты Цветаевой — мужественный рукав и рабочий стол. Вероятно, ни у одного поэта мы не найдем сожаления о том, что любовь уворовывает время от работы, которая и есть единственное подлинное бытие:
Юность — любить, Старость
— погреться:
Некогда — быть, Некуда деться
3
Квиты: вами я объедена, Мною — живописаны. Вас положат — на обеденный, А меня — на письменный.
Оттого что, йотой счастлива, Яств иных не ведала
4
Трудно найти другие стихи, в которых женственность обливалась таким презрением щебет и цена за него — рядом:
Но, может, в щебетах ив счетах От вечных женственностей устав — И вспомнишь руку мою без прав И мужественный рукав
5
Это — через голову пушкинской эпохи — возврат кв, к Ломоносову, для которого поэзия — бедное рифмачество»
6
, и к Мерзлякову, именующему стихотворство святая работа (ср. священное ремесло у Ахматовой
7
).
На фоне этой поэзии приобретает контрастный смысл принципиальная женственность позиции Пастернака, который женской доле равен. Женственность его поэзии проявляется даже не в сюжетности, а в принципиальной отзывчивости и страдательности. Эта поэзия не берет, не властвует, не навязывает, а отдается — стихийному, сверхличностному, победа которого только в том, что он всеми побежден.
Цветаева врывается своим языком в мири слепа ко всему, что не ее эманация, Пастернак вбирает мир в себя Цветаева МИ Избр. произведения / Сост, ред. и примеч. А. Эфрон и А. Саакянц. МЛ. С. 262.
2
Ср. дерзкие стихи молодого Пушкина:
А труд и холоден и пуст;
Поэма никогда не стоит Улыбки сладострастных уст (II, 41).
3
Цветаева МИ Избр. произведения. С. 275.
4
Там же. С. 302.
5
Там же. С. 194.
6
См Ломоносов МВ Полн. собр. соч Вт. МЛ. С. 545.
7
См Ахматова А. А Стихотворения и поэмы. Л, 1976. С. 207.

100
Цветаева погружена в свое, Пастернак, как доктор Живаго, всегда постоянен потому, что всегда растворяется в чужом. Это не исключает, однако, того, что в дальнейшем в России именно идея равенства мужчины и женщины превратилась в форму угнетения женщины, потому что природное отличие было принесено в жертву нереализуемой утопии, на практике превращавшейся в эксплуатацию. Заинтересовавшая нас проблема, как мы видели, располагается на грани физиологии и семиотики, при этом центр тяжести постоянно перемещается тов одну, тов другую сферу. Как семиотическая, она не может быть искусственно отделена от других социокультурных кодов, в частности от конфликта физиологического и культурного аспектов. В Японии это приводило к противопоставлению женщины для семьи и гейши — женщины для наслаждения. В европейском средневековье — в быту коронованных особ — к узаконенной антитезе жены, продолжающей роди любовницы, дарящей наслаждение. Разделение этих двух культурных функций порождало в целом ряде случаев антитезу нормальной и гомосексуальной любви. Распространение гомосексуализма в петербургских офицерских школах имело, скорее всего, физиологический корень, поскольку было связано сизо- ляцией большого числа подростков и молодых людей. Но иной характер это приобретало в случаях, когда гомосексуальная любовь превращалась в своеобразную полковую традицию. Гоголь иронически подчеркнул различия специфики гвардейских полков П пехотный полк был совсем не такого сорта, к какому принадлежат многие пехотные полки и, несмотря на то, что он большею частию стоял по деревням, однако ж был на такой ноге, что не уступал иными кавалерийским. Большая часть офицеров пила выморозки и умела таскать жидов за пейсики не хуже гусаров несколько человек даже танцевали мазурку, и полковник П" полка никогда не упускал случая заметить об этом, разговаривая с кем-нибудь в обществе. У меня-с", говорил он обыкновенно, трепля себя по брюху после каждого слова многие пляшут-с мазурку весьма многие-с; очень многие-с". Чтоб еще более показать читателям образованность П пехотного полка, мы прибавим, что двое из офицеров были страшные игроки в банки проигрывали мундир, фуражку, шинель, темляк и даже исподнее платье, что не везде и между кавалеристами можно сыскать»
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   21


написать администратору сайта