Билеты по рус. лит. 20 в.. ЛИТЕРА БИЛЕТЫ. 1. Послеоктябрьское творчество А. Блока. Стихотворение Скифы и статьи Интеллигенция и революция, Крушение гуманизма, О назначении поэта
Скачать 264.8 Kb.
|
36. Поэзия Н. Заболоцкого и ОБЕРИУтов (Д. Хармс, А. Введенский, К. Вагинов).Основная тема стихотворений 1926-1928 годов - это зарисовки городской жизни, вобравшей в себя все контрасты и противоречия того времени. Осмысливая свое отношение к городу, Заболоцкий еще в 20-х годах пытался связать социальные проблемы с представлениями о взаимозависимости человека и природы. В стихотворениях 1926 года "Лицо коня", "В жилищах наших" четко просматриваются натурфилософские корни творчества тех лет. Предпосылкой сатирического изображения пошлости и духовной ограниченности обывателя ("Вечерний бар", "Новый быт", "Ивановы", "Свадьба"...) явилось убеждение в пагубности ухода жителей города от их естественного существования в согласии с природой. Замкнутый мир города, шире — цивилизации, характеризуется у Н. Заболоцкого мотивами пошлости (знаками ее становятся примус, кошки, самовар, гитара, джаз), продажности (все, что выставлено на продажу: калеки продают свое уродство за милостыню, бабы, сирены, девки, дамочки продают обманную любовь), обезличения, утраты индивидуальности. Круг интересов толпы уродов, калек, горбунов, кавалеров, мужей, пролетариев, Ивановых прост: «бутылочный рай», «визг гитары», Народный дом — «курятник радости» и «цирк». Духовное обнищание, отсутствие красоты и высокой культуры — значимые ориентиры мира абсурда, описываемого Н. Заболоцким. У Н. Заболоцкого мир животных и мир людей поменялись местами. Деградировавший, спившийся, перевернутый мир уродов менее человечен, чем одухотворенные и естественные животные. Заболоцкому этого периода свойственен пантеизм. Его мир Природы — и животные, и растения — одухотворены. У деревьев есть глаза и руки, лицо коня прекрасно и умно, речка «девочкой невзрачной Притаилась среди трав. То смеется, то рыдает, Ночи в землю закопав». В более поздних стихах излюбленной формой выражения той же мысли становится у Заболоцкого образ природы - ученицы, которую мудрый и строгий учитель - человек засаживает за учебу. ОБЭРИУ́ (Объединение Реального Искусства) — группа писателей и деятелей культуры, существовавшая в 1927 — начале 1930-х годов в Ленинграде. В группу входили Даниил Хармс, Александр Введенский, Николай Заболоцкий, Константин Вагинов, Юрий Владимиров, Игорь Бахтерев, Дойвбер (Борис Михайлович) Левин. ОБЭРИУты декларировали отказ от традиционных форм искусства, необходимость обновления методов изображения действительности, культивировали гротеск, поэтику абсурда. В своём стремлении осуществить революцию в искусстве обэриуты были под влиянием футуристов (в особенности В. Хлебникова), А. Кручёных и И. Терентьева; выступали, однако, против «зауми», заумного языка в искусстве. Группа начала складываться с 1925 года под неофициальным названием «чинари». Ядро будущего объединения (Д. Хармс, А. Введенский, Н. Заболоцкий, И. Бахтерев) сформировалось в 1926 году, когда возникла группа «Левый фланг», в 1927 году взявшая название «Академия левых классиков», а затем — ОБЭРИУ. Хармс: Уже в первом стихотворении Хармса «Иван Иваныч Самовар» проявились существенные особенности его поэзии для детей. Одним из излюбленных его приемов были повторы, но в том-то и заключалось мастерство поэта, что всякий раз одно и то же слово приобретало совершенно иное звучание благодаря прибавлению к нему нового словечка или при прочтении с другой интонацией. Используя повторения с вариациями, Хармс обыгрывает предметы, будто поворачивая их к читателю то одним, то другим боком: Иван Иваныч Самовар был пузатый самовар, трехведерный самовар. В нем качался кипяток, пыхал паром кипяток, разъяренный кипяток, Лился в чашку через кран, через дырку прямо в кран, прямо в чашку через кран. Введенский: В творчестве Введенского отразилось абсурдистское начало поэзии и драматургии обэриутов, их тяга к созданию новых слов, поиску смысла в бессмысленном. С большой любовью и вниманием Введенский заглянул в мир детских чувств и переживаний, вошел в детскую комнату и посмотрел на все предметы, находящиеся там, добрым взглядом: и на куклу, и на лошадку, и на щенка и котенка. Когда в «Колыбельной» он обращается к ребенку со словами «Я сейчас начну считать: / Раз, два, три, четыре, пять» и приглашает к каждому сон — это «я» не условное, поэт сливается с миром детства, становится его действующим лицом, участником детских проказ. «Колыбельная» Введенского — одна из самых лирических песен для детей. Вагинов: Вагинов-поэт часто говорил о самостоятельности слов. Он хотел вернуться к первобытным, подсознательным истокам поэтического творчества. Но у того, кто, подобно ему и его герою, "парк раньше поля увидел, безрукую Венеру прежде загорелой крестьянки", подсознание далеко от первобытной естественности. "Так в юности стремился я к безумью, Загнал в глухую темь познание мое...". Опьянения, искусственного безумия — мало: главное здесь — "сопоставление слов". Очевидно, пытливое, исследовательское отношение к слову также послужило основой для сближения Вагинова с обэриутами, декларировавшими принцип "столкновения словесных смыслов". 37. Драматургия Н. Эрдмана. Пьесы «Мандат» и «Самоубийца». Пьеса «Мандат» (1925) – «пьеса о лишних людях, которые живут «за заставой»» (Н. Эрдман). Остроумный сюжет пьесы о том, как Павел Сергеевич Гулячкин, житель вороньей слободки, для того чтобы завлечь жениха для перезрелой сестры, объявил себя партийным и даже выписал себе мандат (документ, уполномочивающий его носителя на крутые революционные действия), пришелся по нраву столичной публике (выдержал 350 постановок). Но за веселой интригой комедии критики не сразу разглядели ее глубинную суть. Эрдман разоблачал не просто недостатки людей, а саму репрессивно-бюрократическую систему. Злая ирония обращена на коммунистов: «Без бумаг коммунисты не бывают». «А вдруг, мамаша, меня не примут? (в партию. – ИМ) – Ну что ты, Павлуша, туда всякую шваль принимают». «Самоубийца» по своему содержанию получился острее и трагичнее, чем «Мандат». Главный герой Семен Семенович Подсекальников — безработный, лентяй, иждивенец по натуре, живущий за счет работающей жены. «Маша, я хотел у тебя спросить... что, у нас от обеда ливерной колбасы не осталось?» — вопрос почти всемирного значения. И тут же обида: «Мария, думаешь: если я человек без жалованья, то меня уже можно на всякий манер регулировать?..» Подсекальников без жалованья, но в нем еще теплится остаток гражданского самосознания, и когда его начинают толкать к самоубийству, происходит взрыв эмоций: «Когда ваше правительство расклеивает воззвания: “Всем. Всем. Всем!”, даже тогда не читаю я этого, потому что я знаю — всем, но не мне. А прошу я немного. Все строительство ваше, все достижения, мировые пожары, завоевания — все оставьте себе. Мне же дайте, товарищи, только тихую жизнь и приличное жалованье». Подсекальников — типичный обыватель. Тихий, мирный и испуганный грандиозными событиями, происходящими вокруг него. И никакой он не бунтарь, не оппозиционер, он даже голос свой боится подать против чего-либо: «Разве мы делаем что-нибудь против революции? С первого дня революции мы ничего не делаем. Мы только ходим друг к другу в гости и говорим, что нам трудно жить. Потому что нам легче жить, если мы говорим, что нам трудно жить. Прошу вас, не отнимайте у нас последнего средства к существованию, разрешите нам говорить, что нам трудно жить. Ну хотя бы вот так, шепотом: “Нам трудно жить”. Товарищи, я прошу вас от имени миллиона людей, дайте нам право на шепот. Вы за стройкою даже его не услышите. Уверяю вас, Мы всю жизнь свою шепотом проживем». Могло ли это понравиться власти? Ей был нужен не шепот каких-то пассивно-безразличных людишек, а гром и фанфары победного труда ради строительства социализма. Восторженные ударники нужны, а не тоскливые нудильщики, которым трудно жить. Другими словами, общая линия новой комедии Эрдмана вошла в противоречие с линией, как говорилось, партии и правительства. |