Билеты по рус. лит. 20 в.. ЛИТЕРА БИЛЕТЫ. 1. Послеоктябрьское творчество А. Блока. Стихотворение Скифы и статьи Интеллигенция и революция, Крушение гуманизма, О назначении поэта
 Скачать 264.8 Kb.
|
6. Образы Москвы в двух книгах М.И. Цветаевой «Версты» (1918, 1922).Тема Москвы является одной из центральных в поэзии М. Цветаевой. Она обращается к московской теме не случайно. Москва – часть ее души, души истинно русского поэта. Москва – это город, в котором она родилась, провела детство, здесь же прошли и первые беспокойные годы после революции, которую Марина Ивановна принять так и не смогла. Через всю жизнь пронесла она любовь и признательность к этому городу, который всегда был по-особому дорог ее поэтическому сердцу. Безусловным достижением Цветаевой стала книга «Версты», знаменующая собой появление «подлинной» Цветаевой,— трагического романтика, зрелого художника. Но судьба этой книги оказалась неблагополучной, т.к. от времени написания стихов до их появления в виде первой книги «Верст» прошло 5 лет; кроме того, «Версты» появились уже после отъезда Цветаевой из России. «Версты» вышли в виде двух взаимосвязанных книг и с тех пор так и называются — «Версты I» и «Версты II». По первоначальному замыслу это, конечно, должна была быть одна книга. Цветаева хотела дать ей название «Матерь-Верста». Она разделила их по чисто техническим, издательским причинам. В «Версты» с большой силой и поэтическим размахом вошла Россия времен войны и кануна революции. Из стиха, в стих, через обе книги на глубоком дыхании в строфах яркой красоты и силы Цветаева провела «русскую тему». С поры «Верст» фольклорное начало уже не уйдет из творчества Цветаевой — с особенной и мощной силой скажется оно в ее поэмах «Царь-Девица» (1920), «На Красном коне» (1921), «Молодец» (1922, изд. 1924), «Переулочки» (1922), которые появились позже, но с «Верстами» связаны органично. Всплеск народного начала в творчестве Цветаевой породило прежде всего народное горе в эпоху войн и революций. Вместе с народным горем в ее стих вошло и народное слово. На первый взгляд фольклорность Цветаевой кажется неожиданной и даже труднообъяснимой. Цветаева совершенно не знала русской деревни, никогда не бывала там. Не было у нее и русской няни. Мать лучше знала немецкие сказки, чем русские; отец, выходец из владимирских мужиков, был полностью поглощен античностью, которая перекрывала у него все иные интересы. Но в одном из писем, отвечая на вопрос корреспондента, употребившего не понравившееся ей выражение «народный элемент», она сказала: «..."народный элемент"? Я сама народ...» Крестьянские корни ее натуры, шедшие из владимирской земли и прораставшие из московской, жили в памяти поэтессы. Дом Цветаевых был окружен морем московского люда: приезжие мужики, странники, богомольцы, юродивые, мастеровые. Ц. еще в младенчестве, можно сказать, была «крещена» московской речью. Вот почему через годы, в эмиграции, этого богатства ей хватило с избытком — речевую Россию она унесла с собою. В эмиграции Цветаева тоскует по России (стихотворение «Тоска по Родине»): «Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст, И все — равно, и все — едино. Но если по дороге — куст Встает, особенно — рябина...» Звучит тема Родины, любви к своей Отчизне. За свою гуманность, за честность, Марина Цветаева расплатилась тем, что ее перестали печатать вовсе. Москва для Цветаевой была символом патриархальной, старой Руси, которой противостояла грубая сила царского каприза. «Старая Русь была для Цветаевой как бы даром Божьим и её разрушение поэтесса воспринимала как богоборческий бунт земной власти, бессильной, однако, утвердить своё превосходство в высшем смысле: «Но выше вас, цари, колокола»». Россия поэтессы – это выражение духа, бунтарства, своеволия, непокорности. Цветаевская Русь многолика. Здесь торжествуют и плачут, мучаются и восстают, но не знают кротости и смирения. 7. Драматургия Е.Л. Шварца. Пьеса «Тень». Основные идеи и принципы организации сюжета.«У пьес Евгения Шварца, в каком бы театре они ни ставились, такая же судьба, как у цветов, морского прибоя и других даров природы: их любят все, независимо от возраста. …Секрет успеха сказок в том, что, рассказывая о волшебниках, принцессах, говорящих котах, юноше, превращённом в медведя, он выражает наши мысли о справедливости, наше представление о счастье, наши взгляды на добро и зло» (Н. Акимов, исследователь творчества Шварца). Во многих пьесах Шварца просматриваются мотивы «чужих» сказок, но невозможно назвать пьесы Евгения Шварца инсценировками. Шварц брал известные сюжеты, как в своё время делали Шекспир и Гёте, Крылов и Алексей Толстой. Старые, хорошо известные образы начинали у Шварца жить новой жизнью, освещались новым светом. Он создавал свой мир – мир грустных, ироничных сказок для детей и взрослых. Сюжет для пьесы «Тень» Шварц взял у одноименной сказки Андерсена; примечательным оказывает эпиграф к пьесе, где также взяты слова знаменитого сказочника: «…Чужой сюжет как бы вошел в мою кровь и плоть, я пересоздал его и тогда только выпустил в свет». Слова эти объясняют природу многих замыслов Шварца. Обличительный гнев писателя в «Тени» был направлен против того, что А. Куприн назвал когда-то «тихим оподлением человеческой души». Поединок творческого начала в человеке с бесплодной догмой, борьба равнодушного потребительства и страстного подвижничества. Андерсеновскую «Тень» принято именовать «философской сказкой». Ученый у Андерсена полон напрасного доверия и симпатии к человеку, в обличье которого выступает его собственная тень. Ученый и его тень отправились вместе путешествовать, и однажды ученый сказал тени: «Мы путешествуем вместе, да к тому же знакомы с детства, так не выпить ли нам на «ты»? Так мы будем чувствовать себя гораздо свободнее друг с другом». – «Вы сказали это очень откровенно, желая нам обоим добра, - отозвалась тень, которая, в сущности, была теперь господином. – И я отвечу вам так же откровенно, желая вам только добра. Вы, как ученый, должны знать: некоторые не выносят прикосновения шершавой бумаги, другие содрогаются, слыша, как водят гвоздем по стеклу. Такое же неприятное ощущение испытываю я, когда вы говорите мне «ты». Меня словно придавливает к земле, как в то время, когда я занимал мое прежнее положение при вас». Оказывается, совместное «путешествие» по жизни само по себе еще не делает людей друзьями; еще гнездятся в человеческих душах надменная неприязнь друг к другу, тщеславная и злая потребность господствовать, пользоваться привилегиями, выставлять напоказ свое жульнически обретенное превосходство. В сказке Андерсена это психологическое зло воплощено в личности напыщенной и бездарной Тени, оно никак не связано с той общественной средой и общественными отношениями, благодаря которым Тень умудряется восторжествовать над Ученым. И, отталкиваясь от сказки Андерсена, развивая и конкретизируя ее сложный психологический конфликт, Шварц изменил ее идейно-философский смысл. В сказке Шварца ученый оказывается сильнее своей бесплотной и ничтожной тени, тогда как у Андерсена он погибает. Здесь можно увидеть и различие более глубокое. В «Тени», как и во всех других сказках Шварца, происходит ожесточенная борьба живого и мертвого в людях. Вокруг драматической борьбы ученого с тенью в пьесе Шварца возникают фигуры, которые в своей совокупности и дают возможность почувствовать всю социальную атмосферу. Так появился в «Тени» Шварца персонаж, которого вовсе не было, да и не могло быть у Андерсена, - милая и трогательная Аннунциата, преданная и бескорыстная любовь которой вознаграждается в пьесе спасением ученого и открывшейся ему правдой жизни. Эта милая девушка всегда готова помочь другому, всегда в движении. И хотя по своему положению (сирота без матери) и характеру (легкая, приветливая) она чем-то напоминает Золушку, всем своим существом Аннунциата доказывает, что она – настоящая добрая принцесса, которая обязательно должна быть в каждой сказке. Многое в замысле Шварца объясняет важный разговор, происходящий между Аннунциатой и ученым. С едва заметным укором Аннунциата напоминала ученому, что ему известно об их стране то, что написано в книгах. «Но то, что там о нас не написано, вам неизвестно». «Вы не знаете, что живете в совсем особенной стране, - продолжает Аннунциата. – Все, что рассказывают в сказках, все, что кажется у других народов выдумкой, - бывает у нас на самом деле каждый день». Но ученый грустно разубеждает девушку: «Ваша страна – увы! – похожа на все страны в мире. Богатство и бедность, знатность и рабство, смерть и несчастье, разум и глупость, святость, преступление, совесть, бесстыдство – все это перемешалось так тесно, что просто ужасаешься. Очень трудно будет все это распутать, разобрать и привести в порядок, чтобы не повредить ничему живому. В сказках все это гораздо проще». Подлинный смысл этих слов ученого заключается, помимо всего прочего, в том, что и в сказках все должно обстоять не так уж просто, если только сказки правдивы и если сказочники мужественно смотрят в лицо действительности. «Чтобы победить, надо идти и на смерть, - объясняет ученый в конце сказки. – И вот я победил». Также Шварц показал в «Тени» большую группу людей, которые своей слабостью, или угодничеством, или подлостью поощряли тень, позволили ей обнаглеть и распоясаться, открыли ей путь к преуспеванию. При этом драматург поломал многие укоренившиеся в нас представления о героях сказки и открыл нам их с самой неожиданной стороны. Прошли, например, времена людоедов, сердито вращавших зрачками и угрожающе скаливших зубы. Приноравливаясь к новым обстоятельствам, людоед Пьетро поступил на службу в городской ломбард, и от его свирепого прошлого только и остались вспышки бешенства, во время которых он палит из пистолета и тут же возмущается, что его собственная дочь не оказывает ему достаточного дочернего внимания. В одной из сцен «Тени» изображается собравшаяся ночью перед королевским дворцом толпа; преуспевшая в подлостях и плутовстве Тень становится королем, и в коротких репликах людей, в их равнодушной болтовне можно услышать ответ на вопрос о том, кто именно помог Тени добиться своего. Это люди, которым ни до чего нет дела, кроме как до своего собственного благополучия, - откровенные угодники, лакеи, лжецы и притворщики. Они-то больше всего шумят в толпе, поэтому и кажется, что их большинство. Но это обманчивое впечатление, на самом деле большинству собравшихся Тень ненавистна. Недаром работающий теперь в полиции людоед Пьетро явился на площадь, вопреки приказу, не в штатском костюме и обуви, а в сапогах со шпорами. «Тебе я могу признаться, - объясняет он капралу, - я нарочно вышел в сапогах со шпорами. Пусть уж лучше узнают меня, а то наслушаешься такого, что потом три ночи не спишь». Коротенькая сказка Андерсена – это европейский роман XIX века в миниатюре. Ее тема – карьера наглой, беспринципной тени, история ее пути наверх: через шантаж, обман, к королевскому трону. Попытка Тени уговорить Ученого сделаться его тенью – лишь один из многих ее путей наверх. Несогласие Ученого ни к чему не приводит, не случайно его даже не пустили никуда после отказа служить тенью, о его смерти никто не узнал. В пьесе Шварца все этапы переговоров ученого с тенью особо акцентированы, они имеют принципиально важное значение, выявляя самостоятельность и силу ученого. В сказке Андерсена тень практически неуязвима, она многого достигла, сама сделалась богата, ее все боятся. В пьесе Шварца подчеркнут именно момент зависимости тени от ученого. Она показана не только в прямых диалогах и сценах, но выявлена в самом характере поведения тени. Так, тень вынуждена притворяться, обманывать, уговаривать ученого, чтобы добиться в письменном виде его отказа от брака с принцессой, иначе не получить ее руки. В конце пьесы драматург показывает уже не просто зависимость тени от ученого, но невозможность ее самостоятельного существования вообще: казнили ученого - отлетела голова у тени. Сам Шварц отношения между ученым и тенью понимал следующим образом: «Карьерист, человек без идей, чиновник может победить человека, одушевленного идеями и большими мыслями, только временно. В конце концов побеждает живая жизнь». Это уже иная, нежели у Андерсена, тема, иная философия. Героям пьесы известно, как складывалась судьба человека без тени прежде. Аннунциата, живущая в стране, где сказки – это и есть жизнь, говорит: «Человек без тени – ведь это одна из самых печальных сказок на свете». Доктор напоминает ученому: «В народных преданиях о человеке, который потерял тень, в монографии Шамиссо и вашего друга Ганса-Христиана Андерсена говорится, что…» Ученый: «Не будем вспоминать о том, что там говорится. У меня все кончится иначе». И вся эта история взаимоотношений ученого и тени строится как преодоление «печальной сказки». При этом отношение Шварца к ученому не сводится к беспрекословному утверждению, а его благородный, возвышенный герой, мечтающий сделать весь мир счастливым, в начале пьесы показан человеком еще во многом наивным, знающим жизнь лишь по книгам. По ходу действия пьесы он «спускается» к реальной жизни, к ее повседневности и меняется, избавляясь от наивного представления каких-то вещей, уточняя и конкретизируя формы и методы борьбы за счастье людей. Ученый все время обращается к людям, пытаясь убедить их в необходимости жить иначе. В пьесе «Тень» сказочная страна представала вовсе не сказочной в старом добром смысле, волшебство отступало перед реальностью, приноравливаясь к ней. Мальчик-с-пальчик жестоко торговался на базаре, а бывшие людоеды стали – один продажным журналистом, другой – хозяином гостиницы, выжигой и скандалистом. Друзья предавали друзей, торжествовали равнодушие и притворство, и сам хэппи-энд, по давней традиции неизбежный для волшебной сказки, сохранившись внешне, в то же время переродился. Теодор, Учёный, рекомендованный как друг самого Андерсена, не одерживал уверенной победы над Тенью, этим существом оборотного мира, воплощением антикачеств, а всего лишь спасался, бежал из бывшей сказочной страны. Его финальная реплика: «Аннунциата, в путь!» звучала ничуть не оптимистичнее, чем: «Карету мне, карету!» Чацкого. 8. Художественные произведения 1920-х годов о революции и гражданской войне. Роман Б. Пильняка «Голый год». Повести о гражданской войне «Падение Даира» А. Малышкина, «Два мира» и «Щепка» В. Зазубрина, «Партизанские повести» Вс. Иванова. В 20-е годы литература отразила многообразие представлений о свершившихся на глазах писателей исторических событиях (Пильняк назвал их «перепряжкой истории»). При этом, несмотря на естественную для того периода непримиримость политических убеждений, писатели поднимались в своих лучших произведениях над сугубо политическими страстями к проблемам общечеловеческим, гуманитарным. Художники не просто создавали хронику событий, они ставили поистине больные вопросы, над которыми издавна бьется русская мысль: о революции и эволюции, о гуманизме и жестокости, о цели и средствах, о цене прогресса, о праве на насилие во имя высокой цели, о неповторимости и значимости конкретной человеческой жизни. Революция привела к переоценке нравственных норм, всего, чем жили люди, во что они верили. В стране победившей революции естественным и искренним откликом на грандиозное преобразование мира стало создание героического эпоса. Массы людей, приведенные в движение революцией, — отряды, армии, «множества», неуклонно движущиеся к своей цели, преодолевая на этом пути небывалые трудности, — таков коллективный герой «Голого года» Б. Пильняка, «Падения Дайра» А. Малышкина, «Железного потока». Образ народа находится в центре произведений разных литературных родов. Авторы этих книг запечатлели не только героику, но и муки рождения нового мира, отразили всю жестокость и непримиримость классового противоборства, рождение чувства единства, общности. В своем произведении «Голый год» Борис Пильняк отобразил всю сущность и важность судьбы России. Писатель знал наперед будущее страны, и этот роман стал причиной обсуждений и осуждений общества, так как выражал актуальные проблемы в стране, которой мы живем. Именно «Голый год» стал первым революционным романом писателя. В нем отражено будущая и прошлая судьба России. Так как в произведении нет главных героев, представлена лишь галерея жителей Ордынина. Главным героем можно назвать саму Россию. Действие происходит в 1919 году, в разгар гражданской войны, оно указывает на голод, разруху и лишения, которые с особенной силой проявились именно в этом году. С точки зрения Пильняка, «голый год» «оголяет» человека: с него слетают покровы культуры и цивилизации, обнажается его истинная природа. Роман Пильняка — это выражение его размышлений о том, какие ценности в результате этого испытания оказались ложными, какие мнимыми и какие истинными. Конечно, сюжетная бессвязность и фрагментарность композиции романа, призванные поэтически выразить хаос времени, могут создать впечатление, что «Голый год» — не более чем беспорядочные зарисовки «окаянных дней» России. Зазубрин «Два мира». Образы глав героев не вычленены, не индивидуализированы. Показана война «красного» и «белого» мира. Обобщ образ массы. Постепенно из образа массы вычленяется хар-р, причем в начале отдельный человек, герой имеет такие же кач-ва, как и масса, выделившая этого героя. Повесть «Щепка, завершена в апреле 1923 года. Она была предложена для издания с предисловием Правдухина, озаглавленным «Повесть о революции и о личности». Зазубрин делает попытку найти новую форму для изображения революции. Он целиком сосредоточил внимание читателей на обыкновенной, ничем не выдающейся личности в ее служении революции, он заговорил об отношениях личности и общества в момент, когда во взбудораженном, небывало бурном потоке массового движения ценность отдельной личности казалась ничтожной — так велика была вероятность ее физического уничтожения. «Народ творец истории». В справедливости этого вывода В. Зазубрин не сомневался, участвуя в гражданской войне, изображая ее в романе как движение народных масс. ставится другой вопрос — о вождях и их роли в революции. выдающаяся личность не может изменить общественные закономерности, но она может ускорить или замедлить необходимый ход развития общества в данный отрезок времени. А как на самом деле в конкретных условиях победившей революции складываются отношения личности и общества, личности и массы, личности и революции — вот центральные вопросы, поставленные В. Зазубриным в повести «Щепка». Предгубчека Срубов, главный герой повести «Щепка», «был бойцом, товарищем и самым обыкновенным человеком с большими черными человечьими глазами». Он буквально обуреваем роем вопросов о революции; о ценности человеческой личности, о месте «самого обыкновенного человека» в ходе революционных событий, и его роли в них... Срубов знал, ради чего он все это делал, знал он и о том, как будет использована его малейшая ошибка или оплошность. И что такое «стихийный бег» революции он тоже хорошо понимал. Срубов безоговорочно осудил на смерть чекиста Иванова, полагавшего, что если человека дозволено расстрелять, значит над ним все дозволено, любое издевательство, любое глумление. «Революция, размышляет Срубов в связи с преступлением Иванова, начинает свое поступательное движение с момента захвата стихии в железные рамки порядка, целесообразности». Он, коммунист, отвергает идею жертвенности. Он чувствует себя необходимым рядовым солдатом революции, выполняющим необходимую «огромную черновую грязную работу», именно потому требующим «право на уважение». Срубова каждый раз поражало несоответствие идеала и реальности. воспринимал революцию романтически. Его мозг, пораженный этими идеями несоответствий и противоречий, не выдерживает напряжения каждодневной «тягчайшей работы» в ЧК, и Срубов сходит с ума. |