А. Н. Чанышев ф ил ос о фи я древнего мирам рекомендовано Министерством общего и профессионального образования Российской Федерации в качестве учебника для студентов вузов
 Скачать 18.63 Mb.
|
|
Субъективная диалектика Зенона. Аристотель называет Зенона изобретателем диалектики. Но это субъективная диалектика — искусство диалектического рассуждения и спора, искусство опровергать противника и посредством возражений ставить его в затруднительное положение (Плутарх). В условиях античной демократии искусство спорить и убеждать стало жизненно важным, поэтому Зенон мог брать большие деньги за обучение искусству спора, эристике, показав тем самым пример софистам. Метод Зенона не был методом прямого доказательства. Зенон доказывал от противного, сводя к абсурду точку зрения противника, противоположную его собственной. Из этого следовала истинность тезиса Зенона. Это значит, что Зенон пользовался законом исключенного третьего. Чтобы доказать, что утверждение А есть В истинно, Зенон доказывал, что Ане есть В (А есть не — В ложно, а ложность этого тезиса Зенон доказывал, исходя из допущения его истинности, что приводит к одинаковой истинности Сине С, а это невозможно снова действует закон исключенного третьего. Рассуждения Зенона назывались «эпихейрема» (в нашем звучании «эпихерема»), те. сжатое умозаключение, а также апория — непроходимость, безвыходное положение. Свое искусство спора Зенон применял для посрамления тех, кто высмеивал Парменида зато, что тот отрицал очевидное множество и движение. Единство бытия. Применяя свой метод доказательства от противного к проблеме единства или множественности сущего, бытия, Зенон утверждал, что допущение множественности бытия заводит мысль в тупик, вводит в состояние апории. До нас дошли две зеноновские эпихеремы поэтому вопросу. Каждая эпихерема состоит из тезиса и антитезиса. Первая эпихерема такова Если существует много вещей, то их должно быть ровно столько, сколько их действительно есть, отнюдь не больше и не меньше, чем сколько их есть. Если же их столько, сколько их есть, то число их ограничено Д КВ. Таков тезис первой эпихеремы Зенона против множества. Антитезис же говорит Если существует много вещей, то сущее по числу беспредельно. Ибо между отдельными вещами всегда находятся другие вещи, а между этими опять другие. И таким образом сущее неограниченно по числу (В 3). Пусть Л-сущее, единое (немногое, С-ограниченное по числу, предельное. Тогда А есть В (сущее есть единое, потому что допущение, что Ане есть В (сущее не есть единое, или что А есть несущее есть не-единое), приводит к тому, что не не единое, те. многое есть Си не-С (ограниченное по числу и неограниченное по числу. А это невозможно. Следовательно, наше допущение, что сущее есть многое, ложно, из чего Зенон делает вывод, что суждение сущее есть единое истинно. Но следует ли такой вывод из нашего допущения Ведь из ложности общеутвердительного суждения не следут истинность общеотрицатель ного. Оба суждения не могут быть одновременно истинными, но они могут быть одновременно ложными, когда истина лежит посередине. Например, суждение все лебеди белые ложно, так как при открытии Австралии стали известны и черные лебеди, но из него не следует, что все лебеди не-белые». Так что истинными суждениями здесь будут Некоторые лебеди белые и Некоторые лебеди не белые. В нашем же случае сущее исходно неделимо: ведь говорится о сущем как таковом, о сущем в его целостности, без приложения к нему ограничителя некоторые. А это означает, что то, что должно быть доказано, уже предположено, предвосхищено. Это одна из типичных логических ошибок предвосхищение в доказательстве. Во второй эпихереме говорится Если сущее множественно, то оно должно быть и малыми большим настолько малым, чтобы вовсе не иметь величины, и настолько большим, чтобы быть бесконечным (В 1). Здесь тоже А есть В (сущее есть единое, потому что допущение,что А есть не-В, означает, что не есть Си не-С, только здесь под С подразумевается неограниченное, как в первом случае, а бесконечно малое, а под не-С — не неограниченное, а бесконечно большое. Во второй эпихереме расхождение между С я не-С больше, чем в первой. Ход рассуждения в этой, второй, эпихереме, по-видимому, такой если члены множества неделимы, то они не имеют величины, а потому все множество бесконечно мало если члены множества делимы, то та же ситуация возникает и с подмножествами если все жена каком-то уровне нисхождения есть предел делению, то это означает, что именно на этом уровне, а не выше, все превращается в ничто, отчего все вышестоящее также последовательно становится ничем. И, наконец, исходное множество как сумма нулей есть нуль, ничто, или бесконечно мало. Если же предела делению нетто множество состоит из бесконечного числа частей, а потому бесконечно велико. Это неверно. Зенон и никто из его современников) не знал того, что бесконечная сумма бесконечно малых величин есть конечная величина. Тогда не различали два вида бесконечности экстенсивную (вширь) и интенсивную вглубь. Интенсивная бесконечность вполне уживается с экстенсивной конечностью. Весь ход рассуждений Зенона предполагает, что бытие пространственно, что существовать означает иметь величину, а иметь величину — иметь пространственный объем. Поэтому Аристотель в Метафизике так формулирует представление Зенона о бытии Существующее — это величина, а раз величина, то и нечто телесное (III, 4). Сам же Зенон говорил, что если бы кто-нибудь ответил ему, что такое единое, то он мог бы сказать, что такое бьггие» (Евдем). Надо отметить, что рассуждения Зенона против многого затрагивали и проблему единого. Если то, что не имеет частей, ничто, то ничто и неделимое единое бытие Парменида. Это также заметил Аристотель, подчеркнув, что если само по себе единое неделимо, то, согласно положению Зенона, оно должно быть ничем (III, 4). А позднее римский философ Сенека с ужасом скажет о том, что «элеец Зенон разрушил все дотла (А 21). Носам Зенон об этом не подозревал. Его общий вывод из обеих эпихерем (апорий) протцв множества таков Тому, кто утверждает множественность сущего, приходится впадать в противоречие». Ненодвнжность бытия. Зеноновские рассуждения против движения (их-то и имеют в первую очередь ввиду, когда говорят об апориях Зенона) дошли до нас через Физику (VI, 9) Аристотеля. Позднее они получили наименования Дихотомия — разрубание надвое, «Ахиллес и черепаха, Стрела, «Стадион». Первая апория гласит, что движение не может начаться, потому что движущийся предмет должен дойти до половины пути, прежде чем он дойдет до конца, но чтобы дойти до половины, он должен дойти до половины половины, итак до бесконечности, те, чтобы попасть из одной точки в другую, надо пройти бесконечное количество точек, а это невозможно. Математически это выражается суммой бесконечного ряда дробей, который имеет предел, равный всему пути 1 , где который принимается здесь за единицу, те ул- х ю 1, 2 lim - 7 = 0 . Математически это разрешимо, ноне ясен физический п - хо смысл того, что бесконечно малый отрезок пути стремится к нулю ив тоже время не исчезает. Не значит ли это, что пространство атомарно? Во втором рассуждении против движения быстрое (Ахиллес) не настигнет медленное (черепаху. Ведь когда оно придет в ту точку, которую занимало в момент старта как быстрого, таки медленного медленное, то медленное отойдет от своего исходного положения на такую часть первоначального расстояния между быстрыми медленным, насколько скорость медленного меньше скорости быстрого. И эта ситуация будет повторяться бесконечно. Математически это выра зимо так пусть S — расстояние между исходной точкой быстрого и той точкой, где более быстрое настигнет более медленное, тогда i +I + -L + ... + JL ь ь ь = lim а п - хо Этот сходящийся ряд величии предел, поэтому расстояние S всегда можно вычислить, зная о — исходное расстояние между быстрыми медленными А отношение скоростей быстрого и медленного. Последний член ряда при Ь > 1 стремится к нулю. Вся трудность состоит, однако, в выявлении физического смысла бесконечно убывающего, нов тоже время неисчезающего интервала. Смысл обеих апорий в том, что если пространство бесконечно делимо, то движение не может ни начаться, ни кончиться. Смысл третьей апории в том, что движение невозможно и при допущении прерывности пространства. Третья апория гласит, что летящая стрела покоится, ибо движущийся предмет всегда занимает равное себе место, но помещается каждый момент времени в равном ему месте — что означает, покоится в нем. Если же летящая стрела в каждый момент времени покоится в своем месте, то это означает, что она неподвижна. Ведь из суммы состояний покоя движение никак не может сложиться. Аналогична этому и четвертая апория. Смысл этих обеих апорий в том, что движение невозможно и при допущении прерывности пространства. Поэтому две первые апории образуют как бы тезиса две вторые — антитезис, в целом же выходит, что движение невозможно ни при допущении прерывности пространства, ни при допущении его непрерывности. Зенон верно подметил диалектику в понятии движения, но разорвал это понятие на две части и противопоставил их друг другу. На самом деле пространство и время и прерывны, и непрерывны, и движение есть разрешение противоречия между прерывностью и непрерывностью как пространства, таки времени. Апории Зенона вызвали большое замешательство. Первым оппонентом Зенона был некий философ, который решил опровергнуть философа-парадоксалиста эмпирически он туг же стал ходить перед Зеноном, но Зенон пояснил, что он доказывает вовсе не то, что движения нет, а лишь то, что оно немыслимо, что, однако, в соответствии с тезисом элеатов о тождестве мышления и бытия все же должно было означать, что движения нет, ноне в чувственном, а в мыслимом мире. Первым, кто подверг апории Зенона серьезному анализу, был Аристотель, о чем скажем позднее. Сейчас же лишь- заметим, что из критики Аристотеля следует, что у самого Зенона его апории были выражены весьма неуклюже, иначе Аристотель в Физике не сказал бы, что Зенон применяет ложную посылку, будто невозможно в конечное время пройти бесконечное (VI, 2). Это означает, что Зенон не сознавал, что время аналогично пространству делится на бесконечное количество бесконечно малых частей итак же, как и пространство, прерывно и непрерывно, конечно и бесконечно. Поэтому надо различать ту проблематику, которую Зенон подметил в своих апориях, и ту исторически несовершенную форму, которую он придал этой проблематике. Зенон и Парменид. Доказывая, что бытие едино и неподвижно, Зенон идет путем, обратным парменидовскому. Если Парменид шел от истинного в его понимании мира и начинал сразу с анализа бытия как такового, а потом уже переходил к миру кажущемуся, то Зенон в соответствии со своим методом доказательства от противного шел от кажущегося в его понимании мира к миру истинному. Он доказывает, что физический мир противоречива потому не может быть истинным, а раз так, то истинным является сверхчувственный мир. Парадокс места. Свою апорию Стрела, согласно которой движущийся предмет покоится, потому что он в каждый момент движения совпадает со своим местом, а значит, покоится в нем (другой вариант этой апории у Диогена Лаэртского: Движущееся тело не движется нив том месте, где оно есть, нив том, где его нет [IX, 72]), Зенон подкреплял рассуждениями о месте. Возражая тем, кто говорил, что предмет не тождествен своему месту, что место существует независимо от движущегося в нем предмета, что место самостоятельно, а потому нельзя сказать, что предмет совпадает с местом и покоится в нем, Зенон спрашивал Где же тогда находится это самостоятельное место Аристотель эту мысль Зенона выразил так Если место есть нечто существующее независимо от находящегося (в нем предмета. — А. Что в чем оно будет находиться Или Апория Зенона исследует некоторое понятие, ибо если все сущее находится в пространстве, то очевидно, что будет пространство пространства, и это пойдет в беско нечность». Медимн пшеницы. Зенон увидел проблему ив чувственном восприятии. Должно ли падение медимна (52 с лишним литра) пшеницы издавать шум, если падение одного зерна неслышно Зенон подошел здесь к тому, что позднее было названо порогом ощущения. Конечно, и падение одного зерна вызывает вибрацию, а тем самыми звук, но человеческое ухо улавливает лишь те звуки, которые переходят через порог возможной слышимости органа слуха. Рассуждения Зенона сыграли громадную роль в развитии предметного мышления. Поставленные им проблемы единства и множества, движения и покоя окончательно не разрешены и поныне. Зенон первый после Парменида стал доказывать. Н. Бурбаки отмечает, что если греческие философы VII—VI вв. до н.э. еще только утверждают и прорицают, то начиная с Парменида и особенно Зенона, они уже аргументируют, пытаясь выделить общие положения, чтобы положить их в основу своей диалектики именно у Парменида мы впервые находим формулировку принципа исключенного третьего, а доказательства Зенона Элейского путем приведения к абсурду знамениты и сейчас (Бурбаки Н Очерки по истории математики. МС. 11.). Мелисс Мелисс — последний представитель школы элеатов. Сформулированное Парменидом учение элеатов нашло впервой половине V в. до н.э. своего выдающегося защитника в лице ученика Парменида Зенона. Другим последователем Парменида был Мелисс, который, оставаясь в общем верным учению Парменида, изменил его в двух принципиальных пунктах. В V в. до н.э. учение элеатов стало уже не «великогрече ским», а общегреческим явлением, и Мелисс был вовсе не италийцем, а ионийцем. Он жил на острове Самосе, будучи таким образом земляком Пифагора. Акмэ Мелисса приходится на ю олимпиаду х Философия древнею мира гг. до н.э.). Мелисс был не только философом, но и крупным государственным деятелем. Будучи современником Перикла, Мелисс был его противником. Он противился гегемонистским устремлениям Афин, превратившим антиперсидский Афинский морской союз в Афинский Архэ. К этому времени в результате греко-персидских войн Самос был освобожден от персов, и Мелисс командовал там флотом. Плутарх рассказывает о том, что Мелисс одержал в 441 г. до н.э. морскую победу над афинянами. Однако вскоре Перикл высадил на острове морской десант. Подвергнув город девятимесячной осаде и разрушив его стены, Перикл вынудил город к сдаче, отобрал у самосцев весь их флот и наложил на них громадную контрибуцию. О судьбе Мелисса Плутарх ничего не сообщает. М елисс— автор труда О природе, отрывки из которого мы находим у Симпликия. О Мелиссе говорится и у Аристотеля. Аристотель невысокого мнения о Мелиссе. Он противопоставляет Мелисса вместе с Ксенофа ном как людей грубо мыслящих Пармениду, уму более тонкому и проницательному (Метаф. I, 5). Упрекая и Парменида, и Мелисса в эристике, те. в страсти к спору ради самого спора, когда допускаются и ложные посылки, и нелогичные рассуждения, Аристотель считает, что все же более грубо рассуждение Мелисса (Физ. I, 3). Это отношение Аристотеля к Мелиссу оказало влияние на последующую субъективную историю философии, в которой Мелиссу почти не уделялось внимания. Однако Мелисс такого внимания заслуживает. Во-первых, он дал ясное и четкое, без всяких поэтических метафор, как это было у Парменида, прозаическое изложение учения элеатов. Ему принадлежит формулировка закона сохранения бытия — главного пункта учения элеатов. Этот закон известен в его латинской формулировке ex nihilo nihil fit — из ничего не бывает ничего. Но мало кто знает, что впервые этот закон сохранения бытия сформулировал Мелисс в словах из ничего никогда не может возникнуть нечто [ДК 30(20); В 1]. Этот закон был принят всеми античными философами независимо оттого, признавали они наличие небытия в мире или нет. Во-вторых, Мелисс, принимая такие парменидовские характеристики бытия, как единство и однородность, истолковал вечность бытия не как вневременность, а как вечность во времени. Прошлое и будущее для Мелисса не небытие (в том смысле, что прошлого уже нет, а будущего еще нет, а части бытия, тогда как Парменид говорило бытии, что его не было в прошлом и не будет в будущем, а оно все в настоящем. Ученик Прокла и учитель Симпликия Аммоний писал, что Парменид в своих стихах учил Не существует ни прошлого, ни будущего, ведь прошедшее уже не существует, будущее еще не существует. У Мелисса же существует не только настоящее, но и прошлое и будущее. Бытие вечно в том смысле, что оно было, есть и будет вечно В-третьих. Мелисс принципиально изменил учение Ксенофана и Парменида оконечности бытия в пространстве. Бытие Мелисса беспредельно. Он учил, что сущее вечно, беспредельно (В 7). Аристотель прямо в этом вопросе противопоставляет Парменида и Мелисса. Он говорит, что первый (те. Парменид. — А.Ч.) признает его (те. сущее А.Ч.) конечным, второй же (Мелисс.— А.Ч.) — беспредельным (Метаф. I, 5). К мысли о пространственной беспредельности мироздания Мелисс пришел, исходя из единства сущего. Если бы сущее было ограничено пределом, то оно не было бы единым, оно было бы двояким тем, что ограничено, и тем, что ограничивает. Итак сущее неограниченно, а потому беспредельно. В-четвертых, Мелисс, закрывая возможность персонализации бытия, подчеркивает, что бытие не страдает и не печалится. Если бы оно испытывало страдание, то оно бы не обладало полнотой существова ния. В-пятых, Мелисс — материалист. На это обращает наше внимание Аристотель. Аристотель говорит, что если «Парменид говорил об умопостигаемом едином, то «Мелисс говорит о материально едином (Метаф. I, 5). В-шестых, Мелисс был атеистом. Диоген Лаэрций сообщает о Мелиссе, что и о богах он говорил, что не должно о них учить, ибо познание их невозможно (А Таковы взгляды Мелисса. Как уже было сказано, Мелисс изменил учение Парменида в двух, по крайней мере, принципиальных пунктах. Идеальное и конечное бытие Парменида Мелисс заменил материальными бесконечным бытием. Что касается гносеологического аспекта, то Мелисс, насколько мы знаем, оставался на позициях Парменида, полагая, что чувства, рисуя нам множественно сущее, обманывают нас и что истинную картину мира дает только разум, показывая, что бытие вечно, беспредельно, едино и совершенно однородно (В В учении Мелисса выявилась противоречивость учения элеатов. Став идеальным, бытие у Парменида оставалось пространственным, а тем самым в какой-то мере телесным. Парменид сравнивал бытие с шаром. Но телесное не может быть так абсолютно едино, как этого хотели элеаты, в том числе и Мелисс. Телесное бытие не может быть ни однородным, ни неподвижным, ни абсолютно полным. У Мелисса как ионийца, тяготевшего не только к италийской, но и к ионийской философской традиции, учение элеатов приобрело материалистический и атеистический характер. Бытие Мелисса — сочетание анакси- мандрова апейрона и парменидова бытия. От Анаксимандра приходит мысль о беспредельности и вещественности бытия, а от Парменида — понимание этого бытия как вечного, всегда себе равного, единого и неделимого, как того, что противостоит миру явлений и доступно лишь логическому мышлению Э М ПЕД О КЛ Философия Эмпедокла — последнего крупного представителя «ве ликогреческой» физики V в. до н.э.— синтетична. Она сочетает в себе италийскую и ионийскую традиции, а внутри последней Эмпедокл примиряет крайности ионийского монизма своим плюрализмом. |