Адам Сильвера в конце они оба умрут

• Название: Адам Сильвера в конце они оба умрут
• Дата: 19.06.2022
• Размер: 0.58 Mb.
• Имя файла: v-konce-oni-oba-umrut.rtf
• Тип: Документы; #602873
• страница: 13 из 30

РУФУС

05:53

Ничего сказать не могу, Матео – прикольный невротичный парень, и мне нравится проводить с ним время, но было бы реально круто в последний раз посидеть в «Пушке» с плутонцами и поболтать обо всем хорошем и плохом, что с нами случалось. Только это слишком рискованно. Я знаю, в каком положении оказался, и не хочу, чтобы они из‑за меня пострадали.

Правда, хоть сообщение они могли мне отправить.

Я отстегиваю велик, выкатываю его на дорогу и бросаю шлем Матео. Он едва его не роняет.

– Так, напомни, где живет Лидия?

– Зачем ты даешь его мне? – спрашивает Матео.

– Чтобы ты не раскроил себе череп, когда будешь падать. – Я забираюсь на велик. – Отстойно же будет, если тебя угробит твой Последний друг.

– Но это одноместный велосипед.

– У меня есть пеги¹⁰ на заднем колесе, – говорю я. Тэго все время на них ездит. Он мне доверяет и знает, что я не впилюсь в какое‑нибудь авто и не отправлю его на тот свет.

– Ты хочешь, чтобы я стоял сзади на этих подножках, а ты вез меня в темноте? – спрашивает Матео.

– Но ты при этом будешь в шлеме, – говорю я. Твою ж мать, а я уже надеялся, что он и правда готов выйти из зоны комфорта.

– Нет. Этот велосипед нас и прикончит.

Сегодняшний день в самом деле нелегко ему дается.

– Ничего подобного. Доверься мне. Я не слезаю с этого велика уже два года. Давай, Матео, залезай.

Очевидно, он в дикой нерешительности и все же с усилием надевает на голову шлем. У меня теперь есть дополнительная причина быть осторожным (я же не хочу, чтобы на том свете меня преследовала фраза «А ведь я тебе говорил!»). Забравшись на пеги, Матео хватает меня за плечи и крепко в них вцепляется. Растет над собой. Горжусь! Это все равно что выгнать птицу из гнезда или, скорее, даже вытолкнуть ее, потому что ей надо было улететь оттуда много лет назад.

Продуктовый магазин открывает ставни новому рабочему дню, а луна еще висит высоко над головой. Я давлю на педали, и Матео соскакивает на землю.

– Нет. Я пойду пешком. И тебе советую. – Он расстегивает шлем, снимает его с головы и отдает мне. – Прости. У меня просто появилось дурное предчувствие, а мне сейчас только и остается, что доверять интуиции.

Мне бы надо быстро нацепить шлем и уехать подальше. Пусть Матео идет к Лидии, а я займусь своими делами, какими бы они ни были. Но вместо того, чтобы разойтись с ним в разные стороны, я вешаю шлем на руль и опускаю ногу на тротуар.

– Тогда не будем тормозить. Не знаю, сколько нам осталось жить, но лично я не хочу все пропустить. 

МАТЕО

06:14

Я уже стал худшим Последним другом в истории. Настало время быть худшим лучшим другом.

– Мне будет погано, – говорю я.

– Потому что ты не расскажешь о своей смерти?

– Я еще не мертв. – Я поворачиваю за угол. Лидия живет в паре домов отсюда. – И нет. – Небо наконец начинает светлеть, и на нем проступают оранжевые оттенки последнего рассвета в моей жизни. – Лидия была просто уничтожена, когда узнала, что ее парень‑дефис‑жених умрет. Он так и не увидел Пенни.

– Я так понимаю, Пенни – это их дочка?

– Да. Она родилась через неделю после смерти Кристиана.

– Как это случилось? Ему позвонили? – спрашивает Руфус. – Если это что‑то слишком личное, можешь не рассказывать. Звонок моей семье стал настоящим кошмаром, и я тоже не люблю о нем говорить.

Я готов доверить ему эту историю только в том случае, если он никому ее не передаст, особенно Лидии, но потом осознаю, что Руфус точно унесет ее с собой в могилу. Сплетничать он может начать разве что на том свете, а так я ничем не рискую и могу делиться с ним всем чем угодно.

– Кристиан поехал в какие‑то дальние районы Пенсильвании, чтобы продать одному коллекционеру диковинные кинжалы и мечи, которые унаследовал от дедушки.

– Кинжалы и мечи можно продать за бешеные бабки, – кивает Руфус.

– Лидия была против того, чтобы он ехал, она жутко в тот период нервничала, но Кристиан клялся, что выручка в конечном счете будет того стоить. Тогда они купят кроватку поудобнее, подгузники про запас, молочную смесь на пару первых месяцев и одежду. Он уехал, остановился на ночевку где‑то в Пенсильвании, и около часу ночи ему позвонили с предупреждением, – рассказываю я, и в груди у меня все сжимается. Как вспомню все эти слезы и крики… Я останавливаюсь и прислоняюсь спиной к стене. – Кристиан пытался дозвониться до Лидии, но она крепко спала и ничего не слышала. Он каждую минуту отправлял ей по сообщению, а потом поехал обратно – автостопом с Обреченным водителем грузовика, и оба они погибли, пытаясь вернуться к своим семьям.

– Черт, – выдыхает Руфус.

Лидия была безутешна. Как одержимая она перечитывала последние страшные сообщения Кристиана и ненавидела себя за то, что не проснулась, когда он звонил. У нее была возможность в последний раз увидеть его через приложение «Вуаль». Это такой видеочат, который быстро сажает батарейку, но помогает связаться с близкими тем, кто находится в зоне слабого сигнала, например Обреченному на шоссе по пути к дому. Но Лидия пропустила и эти запросы.

Не знаю, насколько это правда, но после рождения Пенни Лидия говорила, что обижена на дочку, ведь она так сильно выматывала ее на поздних сроках беременности, что Лидия даже проспала последние часы своего возлюбленного на земле. Но я понимаю, что тогда она была убита горем и теперь все иначе.

Лидия бросила школу, чтобы заботиться о Пенни, и живут они в маленькой квартирке с бабушкой Лидии. Со своими родителями она не слишком близка, а родители Кристиана живут во Флориде. Ее жизнь непроста и без дополнительных предсмертных прощаний. Я просто хочу увидеть свою лучшую подругу в последний раз в жизни.

– Вот ведь жесть, – говорит Руфус.

– Да, правда. – Такая реакция от Руфуса много для меня значит. – Можно я ей позвоню? – Я отхожу на пару метров, чтобы немного уединиться.

Нажимаю кнопку «Позвонить».

Не могу поверить, что меня не будет рядом с Пенни, если с Лидией случится что‑нибудь непоправимое, и одновременно с тем испытываю изрядное облегчение, ведь мне не придется быть свидетелем того, как Отдел Смерти позвонит Лидии.

– Матео? – спросонья бормочет Лидия.

– Да, это я. Ты спишь? Прости, я думал, Пенни просыпается рано.

– Так и есть. Я, как настоящая Мать года, прячусь под подушкой, пока она болтает сама с собой в кроватке. А ты чего не спишь в такую адскую рань?

– Я… Я ходил повидаться с отцом. – В конце концов, я ведь не вру. – Можно заскочить к тебе ненадолго? Я тут неподалеку.

– Конечно!

– Клево. Тогда до скорого.

Я окликаю Руфуса, и мы идем к дому Лидии. Это весьма неблагополучный жилой район. В таких районах управляющий домом сидит на крыльце и читает газету, хотя дел у него невпроворот: например, протереть и подмести полы, починить мигающую лампочку в коридоре или расставить мышеловки. Но Лидии это не важно. Ее очаровывает прохлада дождливого вечера, а еще она успела полюбить соседскую кошку Хлою, которая ходит по коридорам и боится мышей. Дом есть дом, что тут скажешь.

– Я поднимусь к ней один, – говорю я Руфусу. – Побудешь тут без меня?

– Да, не вопрос. Все равно мне надо позвонить друзьям. Они не ответили ни на одно сообщение с тех пор, как я уехал из интерната.

– Я недолго, – говорю я. И в этот раз он не просит меня не торопиться.

Я бегу по лестнице и чуть не падаю лицом вниз на ступеньку, однако в паре сантиметров от собственной смерти хватаюсь за поручень. Нельзя нестись к Лидии сломя голову в Последний день. Такая спешка может меня убить – и чуть только что этого не сделала. Я дохожу до третьего этажа и стучусь в дверь. Изнутри слышится крик Пенни.

– ОТКРЫТО!

Зайдя в квартиру, я чувствую запах молока и свежей стирки. Прямо у двери стоит корзина с горой сухого свежевыстиранного белья. Пустые упаковки из‑под молочной смеси лежат на полу. А в детском манеже сидит Пенни. В отличие от мамы‑колумбийки, кожа у нее не смуглая, а наоборот, довольно светлая, как у Кристиана, правда сейчас скорее красная от крика. Лидия в кухне разогревает бутылочку в горячей воде.

– Тебя мне просто Бог послал, – бросает Лидия. – Я бы тебя обняла, но зубы не чистила с воскресенья.

– Пора бы этим заняться.

– О, милая рубашка! – Лидия плотнее закручивает соску на бутылочке и бросает ее мне, как раз когда крики Пенни становятся громче. – Просто отдай ей. Пенни выходит из себя, когда бутылочку кто‑то держит за нее. – Лидия завязывает резинкой спутанные волосы и быстрым шагом идет в ванную. – Господи Боже, неужели я пописаю в одиночестве. Жду не дождусь.

Я встаю на колени перед манежем и протягиваю малышке бутылочку. Ее темно‑карие глаза смотрят на меня снисходительно, но стоит ей выхватить из моих рук бутылочку и сесть обратно на своего плюшевого мишку, как она начинает улыбаться и мельком демонстрирует мне четыре крошечных зубика, прежде чем приступить к смеси. Все книжки по развитию детей говорят, что Пенни по возрасту уже пора закругляться со смесью, но Пенни идет наперекор общественным ожиданиям. Это у нас с ней общая черта.

Лидия выходит из ванной с торчащей изо рта зубной щеткой и вставляет батарейки в пластмассовую игрушку‑бабочку. Потом что‑то спрашивает, и по подбородку у нее течет дорожка из слюны и пасты. Лидия бежит к раковине в кухне и сплевывает.

– Прости. Какая гадость. Завтракать будешь? Ты такой тощий. Черт, я так говорю, будто я твоя мама. – Лидия мотает головой. – Господи, ну ты понял, о чем я. Типа я тебя опекаю.

– Обо мне не беспокойся, Лидия. Я уже поел, но спасибо за предложение. – Пока Пенни сосет из бутылочки, я тыкаю пальцем ее крошечные пятки, и она, выпустив соску, смеется. После малышка лопочет какую‑то чепуху, которая, я уверен, имеет для нее глубокий смысл, и снова принимается за бутылочку.

– Угадай, кому позвонили из Отдела Смерти? – спрашивает Лидия, размахивая в воздухе телефоном.

Я держу Пенни за ножку, и внутри меня все холодеет. Лидия не могла узнать, что я умираю. И она бы не стала столь небрежно сообщать мне о моей скорой смерти.

– Кому?

– Хоуи Мальдонадо! – Лидия смотрит на экран своего телефона. – Его фанаты убиты горем.

– Не сомневаюсь. – Мой Последний день совпал с Последним днем моего любимого книжного негодяя. Не знаю, что и подумать.

– Как там твой папа? – спрашивает Лидия.

– Состояние стабильное. Я все надеюсь на чудо, как в сериалах: что он услышит мой голос и придет в себя. Но, очевидно, ничего такого не произошло. Остается только ждать.

У меня душа трещит по швам, когда я говорю об этом. Сидя у манежа, я поднимаю с пола мягкие игрушки – улыбающуюся овечку, желтую сову – и бросаю их Пенни, а потом щекочу ее. У меня никогда не будет подобных мгновений с собственными детьми.

– Жаль это слышать. Но он прорвется. Он крепкий орешек. Я все время себе говорю, что он просто прилег поспать и отдохнуть от своей крутизны.

– Не исключено. Пенни доела, помочь ей срыгнуть?

– Ох, Матео, мой спаситель. Тебя мне Бог послал.

Я вытираю личико Пенни, поднимаю ее столбиком и хлопаю по спине до тех пор, пока она не срыгивает и не начинает смеяться. Держа ее на руках, я прохожусь по комнате своей фирменной походкой динозавра (то есть с грохотом шагаю, как тираннозавр рекс). Это всегда будто бы успокаивает ее. Лидия подходит к телевизору и включает его.

– Уже шесть тридцать. Время мультиков, то есть единственное время, когда я могу убрать вчерашний погром, пока все снова не полетит в тартарары. – Лидия улыбается Пенни, а потом подкрадывается к ней и целует в нос. – Мама имеет в виду, что Пенни – ее сладкое сокровище. – А потом, пряча улыбку, добавляет себе под нос: – Сокровище, которое все вокруг себя перерывает.

Я смеюсь и опускаю Пенни на пол. Лидия протягивает ей пластмассовую бабочку и собирает с пола вещи.

– Чем я могу помочь? – спрашиваю я.

– Для начала – никогда не меняйся. Потом можешь убрать в ящик все ее игрушки, но обязательно оставь овцу, а то она устроит концерт. В ответ я буду любить тебя вечно и бесконечно. Я пока положу ее одежку в комод. Дай мне минутку, а лучше десять. – И Лидия уходит с корзиной выстиранного белья.

– Не спеши.

– Ты послан мне Богом!

Я люблю Лидию во всех ее проявлениях. До рождения Пенни она собиралась закончить школу с отличием и поступить в колледж. Хотела изучать политику, архитектуру и историю музыки. Хотела съездить в Буэнос‑Айрес и Испанию, Германию и Колумбию. Но потом познакомилась с Кристианом, забеременела и нашла счастье в своем новом мире.

Раньше Лидия была девушкой, которая каждый четверг после школы выпрямляла волосы, всегда сияла безо всякого макияжа и любила влезать в кадр к незнакомцам и корчить дурацкие рожи. Сейчас у нее прическа, которую она называет «пятьдесят на пятьдесят»: пятьдесят процентов красоты, пятьдесят процентов львиной гривы, а еще она отбраковывает все фотки, прежде чем загрузить их в сеть, потому что считает, что выглядит на них слишком изможденной. А мне кажется, моя лучшая подружка стала сиять еще ярче, потому что с ней произошли мощные изменения. Такая эволюция не всем по силам. А она прошла ее в одиночку.

Закончив убирать игрушки, я сажусь на пол рядом с Пенни и наблюдаю, как она пускает слюни, когда кто‑то из героев мультика задает ей вопрос. У Пенни все только начинается. А ведь однажды она тоже окажется в конце пути, когда ей позвонят из Отдела Смерти. И я думаю: как же погано, что все мы рождаемся и растем, чтобы умереть. Да, все мы живем или по крайней мере имеем такую возможность, но иногда из‑за страха делать это бывает совсем непросто.

– Пенни, я надеюсь, ты поймешь, как стать бессмертной, и будешь управлять этим миром столько, сколько захочешь.

Так для меня выглядит утопия: мир без насилия и трагедий, где все живут вечно или хотя бы до тех пор, пока, живя счастливой и наполненной жизнью, сами не решают, что пора бы отправиться на следующий этап.

Пенни отвечает мне на своем птичьем языке.

Из соседней комнаты выходит Лидия.

– Почему ты желаешь Пенни бессмертия и мирового господства, если она еще только учится говорить «один» по‑испански?

– Потому что хочу, чтобы она жила вечно, само собой, – улыбаюсь я. – И сделала всех остальных своими приспешниками.

Лидия вскидывает брови. Потом наклоняется, поднимает с пола Пенни и протягивает ее мне.

– Даю Пенни за твои мысли. – Мы оба морщимся от неудачной шутки. – Эта фраза никогда не будет смешной, да? Я продолжаю ее повторять в надежде, что в этот раз сработает, но нет.

– Может, в следующий раз, – говорю я.

– На самом деле можешь не делиться со мной мыслями. Если хочешь, забирай Пенни просто так, забесплатно. – Она переворачивает Пенни лицом к себе, целует ее глазки и щекочет под мышками. – Мамочка имеет в виду, что ты бесценна, малышка Пенни. – После чего вполголоса добавляет: – Самая дорогущая из всех бесценных малышек в мире. – Лидия сажает Пенни обратно к телевизору и продолжает уборку.

Мои отношения с Лидией отличаются от тех, что показывают в кино, или от тех, что обычно бывают между друзьями. Мы до смерти друг друга любим, но не говорим об этом. Все и так понятно. Разговоры часто выходят неуклюжими, даже если вы знакомы уже восемь лет. Но сегодня мне придется сказать больше чем обычно.

Я поднимаю упавшую рамку с фотографией Лидии и Кристиана.

– Знаешь, Кристиан страшно бы тобой гордился. Ты – шанс Пенни стать счастливой в мире, полном дешевых обещаний и нулевых гарантий. В мире, который не всегда вознаграждает тех, кто ни разу не ошибался. В том смысле, что мир способен изгадить жизнь хорошему человеку так же легко, как и не совсем хорошему, но ты все равно бескорыстно посвящаешь кому‑то все свои дни без остатка. Не все запрограммированы так, как ты.

Лидия перестает подметать пол.

– Матео, с чего вдруг вся эта внезапная лесть? Что происходит?

Я несу бутылку сока к раковине.

– Все в порядке. – И будет в порядке. Все у нее будет хорошо. – Наверное, я скоро пойду. Подустал.

Я не обманываю ее.

Лидия напряженно моргает.

– Прежде чем уйдешь, помоги мне, пожалуйста, еще кое с чем, ладно?

Мы молча доделываем дела в гостиной. Лидия соскребает овсянку с подушки, я протираю пыль с кондиционера. Лидия собирает чашки, я расставляю всю обувь Пенни в ряд около двери. Лидия складывает белье и поглядывает на меня, я складываю стопкой несколько коробок из‑под подгузников.

– Ты не мог бы вынести мусор? – спрашивает она, и ее голос немного дрожит. – А потом помоги, пожалуйста, собрать детский книжный шкафчик, который вы с отцом подарили Пенни.

– Хорошо.

Кажется, она о чем‑то догадалась.

Когда она выходит из комнаты, я кладу конверт с наличными на кухонную стойку.

Вынимая мешок из мусорного ведра, я уже знаю, что не смогу вернуться. Я выхожу на лестничную площадку и выбрасываю мешок в мусоропровод. Если сейчас вернусь, то уже не смогу уйти. А если не уйду, то умру в этой квартире, вероятно, прямо на глазах у Пенни. А ведь я не хочу, чтобы обо мне у нее остались такие воспоминания. Что ни говори, у Руфуса правильный и осмысленный подход.

Я вынимаю из кармана телефон и блокирую номер Лидии, чтобы она не могла мне позвонить или написать сообщение с просьбой вернуться.

Меня подташнивает, голова немного кружится. Я медленно спускаюсь вниз, надеясь на понимание Лидии, но ненависть к самому себе становится такой оглушительной, что я ускоряюсь и вот уже со всех ног несусь вниз по лестнице…