Анна Грейси Случайная свадьба
 Скачать 0.74 Mb.
|
Глава 5— Что вы хотите этим сказать? — прервала его она. — Вы действительно не помните, кто вы такой? Может быть, он просто придумал это, чтобы не сообщать свое имя? — Вы на самом деле не знаете этого? — Совсем не знаю. У меня провал в памяти. — Он наморщил лоб. — И вы говорите, что тоже не знаете меня? — Я впервые увидела вас, когда вы упали с коня прямо перед моим домом. Он скорчил гримасу. — Но я думал... — Что вы думали? — Вы спали здесь со мной. Он похлопал ладонью по одеялу. Она покраснела и, собрав на поднос посуду, вскочила с кровати. — Это было только потому, что вы лежали без сознания — по крайней мере я так думала, — и потому, что иначе я замерзла бы на полу. — Я в самом деле не знаю, кто я такой. — Он огорченно махнул рукой. — И не могу вспомнить, куда направлялся. Я знаю лишь, что говорю правду. Он был одновременно и зол, и смущен, и Мэдди, как ни странно, была склонна поверить ему. — Но мне показалось, что я знаю вас, — закончил он. Взгляд, которым он ее одарил, заставил ее поежиться. Она открыла было рот, чтобы сказать что-нибудь язвительное, что поставило бы на место этого ставшего слишком фамильярным незнакомца, но не смогла произнести ни звука. Она была вынуждена отвернуться, потому что вспыхнуло не только ее лицо, но и все тело. — Ну вот, — сказал он, — я чем-то рассердил вас. — Вы так думаете? Она взглянула на него, прищурив глаза. — Наверняка рассердил, — усмехнувшись, сказал он. Она принялась мыть посуду, надеясь, что он снова заснет. И все это время она ощущала на себе его взгляд. — Можно мне спросить у вас кое о чем? — спросил он, когда она, закончив мытье посуды, принялась ее вытирать. — О чем? — насторожилась она. — Как вас зовут? — Моя фамилия Вудфорд, — сказала она. — Я мисс Мэдлин Вудфорд. — Мисс Вудфорд? — переспросил он, делая ударение на слове «мисс». — Да, мисс, — сказала она. — Почему это вас удивляет? — А как же... все эти дети? Она рассмеялась, вдруг поняв направление его мыслей. — Так вы думали, что это мои дети? Все пятеро? Джейн, старшей из них, двенадцать лет. Сколько же, по-вашему, лет мне? Вопрос был риторический, но он с серьезным видом окинул ее с головы до ног оценивающим взглядом, от которого она смутилась и залилась краской, желая, как бы абсурдно это ни звучало, чтобы ему понравилось то, что он видит. — Не знаю, — сказал он. — Около... двадцати пяти? — Двадцать два, — сказала она. Значит, она выглядит старше своих лет. — Эти дети — мои братья и сестры, а точнее, мои единокровные братья и сестры, это дети моего отца от второго брака. Они... мы сироты. — Примите мои соболезнования, — тихо сказал он. — Спасибо. Она не слишком горевала по отцу. Дети, возможно, горевали, хотя, по ее мнению, они горевали скорее об утрате дома. — А теперь, если вам больше ничего не нужно... — Это моя одежда? Он указал на гвозди, вбитые в стену возле кровати. — Да, но вы еще недостаточно окрепли... — Я хотел бы проверить, нет ли на этих вещах каких-нибудь меток. Вы, наверное, этого не сделали. — Викарий проверял. Никаких меток он не обнаружил. — А вы не смотрели? Разве вам не было любопытно? Она закусила губу. — Я тоже смотрела, но... — Но что? — Я только проверила, есть ли у вас деньги. Он откинулся на подушки и взглянул на нее. — Понятно. Она почувствовала, что краснеет. — Это не то, что вы подумали... но... — Она совсем запуталась. — Мне было необходимо знать... — Есть ли у меня деньги? Холодная нотка в его голосе задела ее за живое. — Да. Поскольку вы были так тяжело ранены, я не раздумывая послала за доктором. Потом я подумала, что мне будет нечем с ним расплатиться, ведь у меня денег нет. Поэтому, когда викарий прислал вашу дорожную сумку, я заглянула туда, чтобы узнать, сможете ли вы сами расплатиться с доктором. — Ну и как? Были у меня деньги? Голос у него был холодный, бесстрастный. Осуждающий. Она кивнула: — Слава Богу, там было много денег. Целая пачка новеньких банкнот. — И вы заплатили доктору? — Нет. Он даже не упомянул о деньгах. Он был неуверен, что вы доживете до утра. Рана, видите ли, была очень опасная. Вы истекали кровью. А потом началась лихорадка. Он поднял руку и осторожно прикоснулся к повязке на голове. — Значит, благодаря вам я пережил ночь. Несколько ночей. Он взглянул на нее так, словно не знал, что о ней и подумать. — Доктор придет еще раз. Я думаю, что он пришлет счет, когда закончит лечение. — Понятно. — Он сказал также, что не может точно определить, сломана лодыжка или нет. Нам удалось несколько уменьшить опухоль, но для того, чтобы он мог поставить диагноз, вы должны быть в сознании. Чтобы он мог посмотреть, можете ли вы двигать пальцами и все такое прочее. Он беспокойно заерзал на постели. — Я и сам думал об этом. Лодыжка болит дья... очень сильно. — Еще бы. А пока вам не следует двигаться или вставать с кровати. Сняв с гвоздя его одежду, она положила ее на кровать, потом достала из-под кровати дорожную сумку. — Викарий прислал это с мальчиками. Сумка была приторочена к седлу. Загляните в нее сами. Может быть, что-нибудь пробудит ваши воспоминания. И вы можете проверить также... Она замолчала, поняв, что если уж он не помнит, кто он такой, то едва ли помнит, что находилось в его сумке и в каком количестве. — Там все цело, — сказала она. — Мы, конечно, люди бедные, но я не тронула ни одного пенни. — Я знаю, — тихо сказал он. — Я осел. Это все потому, что... — Что вы меня не знаете. И я не знаю вас. А теперь извините меня. Мне надо работать. Она задернула занавески, и мгновение спустя он услышал, как за ней закрылась входная дверь. Проклятие! Он совсем не собирался расстраивать ее. Он ее не знал — если на то пошло, он даже себя не знал, — а путешественников то и дело грабили на дорогах. Но грабители обычно не волокли ограбленных из-под дождя под крышу и не укладывали в собственные постели. Было очень странно, что какие-то вещи он хорошо знал, хотя не помнил даже собственного имени. Она была очень хороша собой. Чего стоила одна лишь ее шелковистая кремовая кожа — нежная, ароматная и манящая. Ему хотелось прикоснуться к ней, попробовать на вкус, Обследовать ее всю — от макушки до аккуратных пальчиков на ногах. Боже милосердный, все эти сравнения напоминали плохую любовную лирику. Он язвительно фыркнул и был немедленно наказан за это. Подождав, пока удары молота в голове несколько утихли, он протянул руку за своими вещами. В карманах его сюртука обнаружилась пригоршня монет, большая пачка хрустящих новеньких купюр и небольшой клочок бумаги, на котором было что-то написано. Возможно, адрес. Он развернул его, но чернила расплылись и прочитать написанное было невозможно. В карманах бриджей нашлось еще несколько монет и носовой платок с вышитой буквой Р. Р? Что могла означать эта буква? Фамилию или имя? Ричард? Роберт? Руперт? Рейф? Он наморщил лоб. Что-то, кажется, отзывалось в памяти. Но нет. Он не чувствовал себя ни Рейфом, ни Рупертом, ни Роджером... Возможно, она означает фамилию? Робертс? Роджерс? Рейнолдс? Ричардс? Вариантов было предостаточно. Робинзон? Роуз? Рассел? Это было бы смехотворно. Рейли? Роув? Он осмотрел содержимое сумки. Как она и говорила, там не оказалось ничего, что помогло бы идентифицировать его личность. Кроме небольшого заряженного пистолета, на котором была выбита только марка изготовителя, и одежды — смены нижнего белья, запасной сорочки, пары носков, — там ничего не было, если не считать туалетных принадлежностей и бритвы. Бритва его обрадовала. Он провел рукой по отросшей щетине. Он не любил бороду и был уверен, что дамам это тоже не нравится. Потом он вымоется и побреется. Он просмотрел свои пожитки еще раз. Ничто из всего этого не отозвалось звоночком в его мозгу, ничто ничего не напомнило. Если судить по тому, что все его вещи были самого высокого качества, он был, видимо, человеком обеспеченным. Однако ни на его сумке, ни на несессере не было ни герба, ни даже золотой монограммы, так что он, наверное, был не самого знатного происхождения. Странно также было то, что он путешествовал один, без грума или слуги, верхом на коне, что джентльмены делали неохотно и только при поездках на короткие расстояния. Но здесь его, видимо, никто не знал и никто не заметил его отсутствия. Полное отсутствие каких-либо улик, позволяющих опознать его личность, отсутствие документов или писем и большая пачка денег новенькими купюрами... Все это казалось странным. Более того, подозрительным. Может быть, он какая-нибудь темная личность? Он не чувствовал себя темной личностью, но ведь он мог этого не помнить, потому что с головой у него явно было не все в порядке. Однако он лежал в ее постели и она спала рядом с ним, хотя они не были знакомы. Это должно что-то означать. Расстроенный таким количеством вопросов, на которые не было ответов, и снова почувствовав боль во всем теле, он сдвинул в сторону свои пожитки, закрыл глаза и заснул. Доктор Томпсон остался доволен осмотром раны на голове. — Рана, кажется, успешно заживает, но мне сказали, что вы не помните даже своего имени, а? — Меня это очень расстраивает. Я помню множество самых разнообразных вещей, но ничего не помню о самом себе или о событиях, предшествовавших несчастному случаю. Доктор, пристально глядя ему в глаза, засыпал его вопросами. Кто является премьер-министром? Когда была битва при Ватерлоо? Где он вырос? Сколько получится, если к 241 прибавить 398? Как звали его отца? Что такое Пунические войны? Кто написал «Венецианского купца»? Он ответил на все вопросы: на некоторые сразу, на другие — немного подумав. Закончив эту проверку, доктор кивнул. — Ваш мозг, судя по всему, работает достаточно хорошо, а вот память подводит. Это он уже знал. — Хорошо бы узнать, когда она вернется. — Трудно сказать, — бодрым тоном ответил доктор.— Люди совершили множество открытий, но о том, как работает то, что находится у нас здесь, — он легонько потрепал его по виску, — мы знаем очень мало. В некоторых случаях память у пациента так никогда и не восстанавливается, — бодро добавил он, явно не замечая ошеломленного выражения лица своего пациента. — А теперь посмотрим, как там ваша лодыжка. Он разбинтовал поврежденную лодыжку, потыкал в нее пальцем, повертел в руке и, наконец, изрек: — Не думаю, что кость сломана, но я рекомендовал бы на всякий случай заново перевязать ее и по меньшей мере в течение недели не перегружать. Если заболит, дайте ей отдых. Если не хотите остаться инвалидом на всю жизнь, ха-ха-ха! «Что за весельчак этот сукин сын», — подумал он, когда доктор ушел. Осмотр его измучил. И расстроил. — Он очень хороший доктор, — бросилась на его защиту Мэдди. — Он не из тех, кто необоснованно оптимистичен... — О да. Я заметил его оптимизм. По его мнению, мне повезло, что у меня вообще есть мозг, пусть даже я никогда не узнаю, кто я такой. А если я пошевелюсь, то останусь инвалидом на всю жизнь. И все это говорится таким бодрым тоном! Она рассмеялась. — Это полезная рекомендация. Вы что-то очень бледны. Почему бы вам не поспать? Именно этого ему хотелось больше всего, но он боялся показаться ей слабым и беспомощным. — Со мной все в полном порядке, — начал было он, но она задернула занавески, оставив его в одиночестве. — Обычно я слабеньким не бываю, — сказал он, обращаясь к занавескам. — В сущности, я здоровый энергичный мужчина. Она рассмеялась и крикнула в ответ: — Откуда вам знать? Мгновение спустя хлопнула закрывшаяся за ней входная дверь, и он услышал, как она сказала детям, чтобы играли подальше от коттеджа, потому что незнакомец спит. Она права: откуда ему знать? «Незнакомец» — так теперь его звали. И еще — «вы» или «сэр», в зависимости от того, кто с ним разговаривал, С этим нельзя мириться. Он должен напрячь память, должен вспомнить... — Туда нельзя, он спит, — раздался хриплый шепот, разбудивший его. — Но он спит уже несколько дней, — ответил громким шепотом другой голос. — Это потому, что он ударился головой. И Мэдди сказала, чтобы мы его не беспокоили... Джон! Занавески раздвинулись. На него взглянул старший мальчик. — Смотри, он проснулся! — радостно воскликнул Джон, но, спохватившись, тихо добавил: — Кстати, я его не беспокою, а просто разговариваю с ним. Причем очень спокойно. Не так ли, сэр? — Ты его разбудил! Мэдди рассердится, — раздался голос заглянувшей за занавеску старшей девочки. — Простите, сэр. Я говорила Джону... — Все в порядке. Ты Джейн, не так ли? Она кивнула и покраснела, довольная, что он запомнил ее имя. — Я не спал, — солгал он. Стараясь держать голову прямо, он приподнялся на локте. — Ну, Джон, чем я могу тебе помочь? — Ну-у, я хотел поговорить о вашем коне, — начал мальчик. — Надеюсь, он не пострадал? Я думал... — Нет-нет, сэр. Он в великолепном состоянии. Просто... — Просто у него нет имени, — произнес хриплый голосок. Последовало пыхтение, какая-то возня, возле кровати появился стул, и он увидел лицо девочки. — Видите ли, сэр, мы... — Мы — это мы с Джоном, — объяснил Генри. — Это мы ухаживаем за ним, сэр... — Поэтому мы хотели бы назвать его Молнией, потому что он такой быстрый и на лбу у него звездочка, — продолжил Джон. — Но девочки... — Но он не похож на молнию! Во лбу у него звездочка, и назвать его нужно Стелла — Звезда, — закончила Джейн. — Стелла — девчоночье имя, а он жеребец! — возмутился Генри. — Мы решили спросить у вас, сэр, — закончил Джон. — Мэдди сказала, что вы потеряли память, так что настоящего имени мы не узнаем, но ведь его надо как-то называть, поэтому мы решили попросить вас выбрать имя. — Понятно. — Он посмотрел на лица пятерых ребятишек, выстроившихся возле кровати. — А у вас, мисс Люси, есть мнение по поводу того, как следует назвать моего коня? — Пегги, — решительно заявила девочка. Все дружно рассмеялись. — Нельзя назвать его Пегги, Люси, потому что он мальчик, — сказал ей Генри. — Это не имеет значения, — упорствовала Люси. — Пегги в честь Пегаса. — Но у него нет крыльев... — начал было Генри, однако на него шикнул брат. — Сэр? — Они все ждали, что скажет он. Он в задумчивости потер подбородок. — Все это прекрасные имена. Он чуть было не сказал им, что его конь будет откликаться на любое имя, но увидел, что они воспринимают это очень серьезно. В котелке над огнем что-то варилось, распространяя аппетитный пряный запах. — Перчик! — сказал он. — Его имя Перчик. — Вы это вспомнили, сэр? — спросил явно довольный Джон. — Вспомнил, — солгал он. Раньше ему было безразлично, как зовут его коня. Но отныне его будут звать Перчик. — А свое имя вы тоже вспомнили, сэр? — спросила его Джейн. — К сожалению, нет. Дети, кажется, огорчились. — Вам тоже надо дать имя, — озабоченно сказала Люси. — У каждого должно быть имя. — Не хотите ли выбрать имя для меня? Нельзя же, чтобы меня все время называли «сэр» или «эй, ты» или «человек». — Он показал им свой носовой платок. — Имя, которое начиналось бы на букву Р. Дети сразу же начали перечислять те же самые имена, которые уже перечислял он, но ни одно из них не находило отклика в памяти. — Называть взрослого человека по имени неуважительно, — возразила Джейн. — Нужно придумать фамилию. — Возможному него есть титул, — высказал предположение Джон. — Тогда мы могли бы называть его по титулу. Как Веллингтона например. — Райдер1, — сказала Люси. — Мистер Райдер, потому что он приехал сюда верхом на коне, а потом упал. — Отлично, — сказал новоиспеченный Райдер, умышленно игнорируя слова «а потом упал». — Пусть будет «мистер Райдер». — Мэдди идет, — прошептала Сьюзен. — А она не велела нам беспокоить этого человека. — Не человека, а мистера Райдера, — исправила ее Джейн, и дети торопливо направились к задней двери. «Мистер Райдер» снова улегся на постель и сделал вид, будто его никто не потревожил. Мгновение спустя в коттедж вбежала Мэдди. Просунув голову между занавесками, она торопливо проговорила: — Что бы вы ни услышали, что бы здесь ни происходило и ни говорилось, не просыпайтесь! Вы меня поняли? Крайне важно, чтобы вы якобы продолжали оставаться в бессознательном состоянии. И не вздумайте шевелиться! Она снова сдвинула занавески, не дав ему спросить, что, черт возьми, происходит. В дверь постучали. — Ах, мистер Матесон! Какой приятный сюрприз, — сказала явно удивленная Мэдди. — Здравствуйте, дорогая моя мисс Вудфорд, — произнес глубокий проникновенный голос, каким обычно разговаривают проповедники. — Я счел своим долгом навестить вас в столь тяжелый для вас час испытаний. — Тяжелый для меня час испытаний? Проникновенный голос стал ниже и приобрел драматическое звучание. — Я имею в виду непрошеную дополнительную обузу. — Непрошеную... Ах, вы, наверное, имеете в виду раненого незнакомца? Так он не является для меня обузой. «Маленькая лгунья», — подумал «мистер Райдер». — Ну конечно же, он является обузой, — заявил преподобный Матесон. — Незамужняя молодая леди вынуждена предоставлять кров незнакомому мужчине! Причем мужчине, следует добавить, обладающему неприятными привычками! Что еще за «неприятные привычки»? Ему страшно хотелось потребовать объяснений, но, следуя указаниям хозяйки, он лежал не шевелясь, якобы пребывая в бессознательном состоянии. Что, черт возьми, имеет в виду этот пустозвон, говоря о его «неприятных привычках»? — Так вы его знаете? — спокойно спросила она. — Нет, слава Богу, его не знаю. Но я знаю людей подобного типа. — Что же это за люди? — Негоже мне объяснять это вам, но достаточно будет сказать... — Вы имеете в виду тех, кто путешествует, не имея при себе ночной рубахи? — спросила она. Он издал какое-то кудахтанье, но ее это не остановило. — Доктор сказал мне о вашем беспокойстве, мистер Матесон, но, уверяю вас, для тревог нет никакой причины. Нам удалось надеть на него рубаху, которую вы прислали... — Нам? — грозным тоном воскликнул мистер Матесон. — Доктору и Джону, конечно, — ловко вывернулась она. Умница! Доктора и Джона даже поблизости не было, когда она накидывала на него эту проклятую штуковину. Неудивительно, что рубаха болтается на нем. Этот преподобный краснобай, наверное, такой же округлый, как его фразы... — Надеюсь, что причин для беспокойства нет. И вам, мисс Вудфорд, нет больше необходимости упоминать об интимном предмете мужской одежды. Я понимаю, как это должно быть неприятно для леди. «Интересно, что бы подумал этот преподобный пустозвон, если бы узнал, что она сняла с меня все до последней нитки и абсолютно голого уложила в свою постель. А потом сама легла рядом; хотя все было совершенно целомудренно». Он с трудом подавил смех. — Что это было? — поинтересовался Матесон. — Ничего, — торопливо заверила его Мэдди. — Упоминание об интимных предметах мужской одежды меня ничуть не оскорбляет. Каждую неделю стираю нижнее белье мальчиков. А теперь не хотите ли чашечку чаю? Правда, это всего лишь мятный чай с медом, но... — Нет-нет, благодарю вас. Моя супруга ждет меня к чаю. Но мне показалось, будто я слышал... — Это ребятишки играют... Мистер Матесон, умоляю вас не тревожить... Преподобный резко распахнул выгоревшие красные занавески. Последовало продолжительное молчание, пока он изображал лежащего без сознания человека под пристальным взглядом викария. Он чувствовал его дыхание, когда тот наклонился к нему поближе. От викария пахло портвейном и тмином. Он попытался изобразить человека, находящегося на краю могилы. «Интересно, насколько глубоко дышит человек, находящийся без сознания? И приоткрывается ли у него при этом рот?» Он решил, что не приоткрывается. Это выглядело бы непривлекательно, а ведь она наверняка стояла рядом с викарием, с подозрением вглядывавшимся в его лицо. — Бандитская внешность, — заявил викарий. — Настоящий пират. — Это из-за ссадин и бинтов, а еще потому, что он несколько дней не брился. «Значит, она тоже думает, что я похож на пирата?» — Он почти все время находится в таком состоянии, — сказала она викарию. — Не шевелится ни днем, ни ночью. Так что вы сами видите, что для меня он не представляет никакой опасности. «Она меня защищает. Это уже интересно». — Доктор Томпсон сказал , что сегодня он приходил в себя. — Да, это правда, но он был так измучен осмотром, что почти сразу же снова погрузился в бессознательное состояние и с тех пор не пошевелился. Викарий без всякого предупреждения резко ткнул его в пальцем именно с той стороны, где еще не зажили ссадины. Он взвыл от боли, однако ему удалось превратить вой в тон. Он надеялся, что это выглядело убедительно. Больно было чертовски. — Мне это не нравится, мне это совсем не нравится, — казал викарий. «И мне не нравится, когда ты тычешь в меня пальцем», — подумал он. — Он абсолютно безобиден, преподобный Матесон, так что прошу вас, оставьте его в покое. Доктор сказал, что он скорее поправится, если его не тревожить. Она задернула навески, и он наконец смог перевести дух. — Я хотел предложить вам перевезти его в мой дом. Негоже, чтобы молодая одинокая леди была обременена уходом за таким, как он. — Но доктор сказал, что его нельзя перевозить, пока не заживет рана на голове. — Он и мне сказал то же самое, — раздраженно заявил ВИкарий. — Но когда это будет? — Все в руках Божьих, — сказала она. — В таком случае, пока не произойдет это счастливое событие, моя супруга могла бы переехать сюда, чтобы побыть с ми в качестве дуэньи: Она рассмеялась. — Умоляю вас, даже не предлагайте этого. Бедненькой миссис Матесон не понравилось бы жить в маленьком душном коттедже в окружении пятерых шумных детишек. — Она очень любит детей. — Я это знаю. И она была более чем добра к нам. Но здесь и даже спать негде. Последовала непродолжительная напряженная пауза. — А где, позвольте узнать, спите вы сами, мисс Вудфорд? Наверху, насколько мне известно, имеется всего две кровати... — Последние ночи я стелила себе постель на полу перед камином. «Какая же она умница!» — подумал он. Кстати, это даже ложью не было. Она действительно стелила постель на полу. Он видел, как она скатывала ее утром. Она просто не говорила о том, что спала рядом с ним. — Но... — И сегодня я сделаю то же самое, — сказала она со спокойной уверенностью. «Только если я не смогу помешать этому», — подумал он. — Мне это не нравится... — Очень любезно с вашей стороны так беспокоиться обо мне, мистер Матесон, но для беспокойства нет ни малейшей причины. Я не нуждаюсь в защите от этого слабого раненого создания. — Да, но... — Когда у меня пятеро маленьких ребятишек, мне не нужна никакая другая дуэнья, так что не беспокойтесь ни обо мне, ни о незнакомце. Большую часть времени он лежит без сознания, а когда приходит в себя, ведет себя как джентльмен. К тому же я уверена, что память скоро вернется к нему и он уедет. — И все-таки мне это не нравится, — недовольным тоном произнес викарий, открывая входную дверь. — Совсем не нравится. — Он ушел. Можете теперь расслабиться. Она раздвинула занавески и заглянула к нему. — Старый пустозвон, — сказал он. — Он очень добрый человек, — заметила она. — Он и его супруга более чем хорошо относятся ко мне и к детям, и я не позволю издеваться над ним. Он просто заботится о моей репутации и безопасности. — Тогда почему, черт возьми, вы заставили меня сделать вид, будто я лежу без сознания? Я мог бы убедить его, что являюсь джентльменом, и... — И это привело бы к беде. — Что вы имеете в виду? — нахмурился он. — Ладно, если уж вы хотите знать, то, по-моему, как только он узнал бы, что вы джентльмен, причем неженатый, он попытался бы заставить нас сочетаться браком. Он рассмеялся. — Это вы серьезно? Никто — ни викарий, ни кто-либо другой — не заставит меня сделать то, чего я не хочу делать. Почему такая мысль может прийти ему в голову? Она искоса взглянула на него. — Потому что он считает скандальным тот факт, что вы лежите в моей постели. — Я ничего о себе не знаю, — напомнил он. — Но даже я могу сказать, что брак между нами был бы абсурдом... Он замолчал, недоговорив. — Да? — сказала она милым голоском, который его отнюдь не обманул. Он попытался исправить положение. — Вам ведь тоже не нужен такой брак, иначе вы не стали бы уверять его, что я всего лишь — как это вы сказали? — «слабое раненое создание». — Именно так! — вспыхнула она. — Я не имею желания сочетаться браком, тем более с человеком, о котором ничего не знаю и который просто проезжал мимо и свалился с коня , к моим ногам. С этими словами она рывком задернула занавески и выбежала из коттеджа, громко хлопнув дверью. |