Анна Грейси Случайная свадьба
 Скачать 0.74 Mb.
|
Глава 8Он понял, что так плотно прижался к ее телу, что его колено лежит между ее мягкими бедрами. Его тело было крайне возбуждено. Оно изнывало от желания. Ему следовало бы отпустить ее и отвернуться. Ведь он дал ей слово джентльмена. Однако их тела улеглись так сами, во сне, так что это нельзя считать умышленной попыткой соблазнения. И он не мог заставить себя пошевелиться. К тому же ему хотелось посмотреть, как она на это отреагирует. Может быть, она, подобно ему, разрывается между искушением и здравым смыслом? Что касается его, то, по его мнению, правила приличия тут вообще ни при чем. Здравый смысл — совсем иное дело. Здравый смысл требовал, чтобы ни один из них не предпринимал действий, которые могут иметь нежелательные последствия. Здравый смысл напоминал ему, что он не знает, кто он такой. А вдруг он женат? Он был бы дураком, если бы стал действовать, не зная, чем рискует. А она? Ей было бы уж совсем глупо позволить соблазнить себя. Репутация репутацией, но забеременеть, будучи незамужней... Теперь вопрос о браке. Владельцы замков не сочетаются браком с обитателями коттеджей. Он потерял память, но во время редких проблесков воспоминаний о детстве возникала картина, если не замка, то большого, весьма впечатляющего дома. Он играл с огнем, но не мог остановиться. Он притворился спящим, предвкушая момент, когда она осознает, где лежит его колено и что за штука настойчиво толкает ее в бедро. Может, она вскочит с кровати как ошпаренная кошка? Или останется и уютно прижмется к нему? Она сонно потянулась и тут же замерла, испуганно охнув, потом какое-то время лежала не двигаясь... Ее ночная сорочка задралась до бедер. Он мысленно усмехнулся, когда она принялась украдкой натягивать ее вниз, потом едва подавила стон, наткнувшись тыльной стороной руки на его возбужденный орган. Она затаила дыхание, и рука ее замерла на месте. Что за адская пытка находиться на пороге рая и быть вынужденным не двигаться и следить за равномерным ритмом дыхания! Может быть, уже пора «проснуться» и положить конец этой изощренной пытке? Каждая клеточка тела умоляла его овладеть ею, соблазнить, пока она тепленькая, сонная и податливая. Но если он сделает это, то никогда не узнает, что сделает она по собственной инициативе. А ему отчаянно хотелось это узнать. Она пошевелилась, и он чуть не застонал, но сдержался, а она подняла обнимавшую ее руку и, откинув одеяло, уложила ее вдоль его тела. Он ждал, что она сразу же встанет с кровати, но она осталась, и теперь ее лицо находилось в нескольких дюймах от его лица. Он чувствовал ее близость. Что она делает? На что смотрит? Ему хотелось открыть глаза и посмотреть, но еще больше хотелось узнать, что она будет делать. Зашуршали простыни, и он вздрогнул, почувствовав, как она пригладила его волосы, выбившиеся из-под повязки. Каждый дюйм его тела жаждал ее прикосновений, а она ласкала его лоб! Он старательно поддерживал ритмичное дыхание, губы его слегка приоткрылись. Едва прикасаясь к нему, она обвела пальчиком его рот, на мгновение задержалась на шраме в уголке губ, потом провела пальцами по линии подбородка. Может быть, ему пора снова побриться? Она немного сдвинула вниз одеяло. «Еще!» — беззвучно умолял он. Надетая на нем ночная рубаха викария была расстегнута, и он сожалел, что не снял ее ночью. Она приподняла одеяло чуть повыше, и он почувствовал струю холодного воздуха. Это было весьма кстати. Его тело, особенно одна его часть, — пылало. Ей было любопытно. «Выше, — беззвучно умолял он. — Сбрось одеяло совсем». Глупо разглядывать его сейчас, сказала себе Мэдди. Он мог проснуться в любой момент и увидеть, что она ведет себя как... распутница. Она взглянула на его лицо. Длинные густые ресницы даже не шевельнулись. Грудь его поднималась и опускалась равномерно. Он крепко спал. Не надо так нервничать. Ее взгляд вернулся к глубокому треугольному вырезу на его ночной рубахе. Все пуговицы на ней были расстегнуты, и его могучая мужская грудь с кудряшками черных волос буквально заворожила ее. Что было по меньшей мере смехотворно. Она не раз видела его абсолютно голым, когда обтирала каждый дюйм его тела. В его теле для нее больше не было никаких загадок. Однако она не могла отвести от него глаз. Что же касается того, что она почувствовала, когда пыталась опустить подол своей рубахи до более приличного уровня... Она приподняла одеяло еще выше. Но ткань его рубахи прикрывала именно то место, которое ей хотелось увидеть больше всего. Она взяла складку ткани двумя пальчиками и легонько потянула. Рубаха скользнула вверх. Она потянула сильнее... — Не смущайтесь, поднимите ее до конца, — предложил, забавляясь происходящим, глубокий сонный голос. Она выпустила из руки одеяло. — Я не хотела... — пробормотала она. Но она хотела. И ее застукали на месте преступления. Она покраснела как рак. Он фыркнул с довольным видом, отлично понимая, что произошло. — Продолжайте, я не возражаю. Она попыталась придумать, что сказать в ответ. — Я просто проверяла... Она не договорила фразу, будучи не в состоянии придумать ни одного оправдания. Он одарил ее озорной улыбкой. — Ну и как? У меня все в порядке? Ничего не сломалось? Ничто не требует особого внимания? — Это не имеет значения, — пробормотала она. — Мне что-то стало жарко. И я уверен, что у меня образовалась какая-то опухоль. Она болит. Может быть, вы осмотрите меня? — проговорил он. Выражение его лица было словно у хохочущего дьявола. — Нет, я... — Маленькая лгунья. Он протянул руку, обхватил ладонью ее затылок и поцеловал ее. Поцелуй был неспешный, нежный, теплый, словно утреннее солнце, пронизанный загадками ночи. Многообещающий. Поцелуй смел ее линию обороны еще до того, как она успела ее занять. Он был совсем не такой, как она ожидала. Он закончился раньше, чем она успела понять, что происходит. Отпустив ее, он отстранился. Она была ошеломлена и хотела большего. Она смотрела на его губы, все еще влажные от соприкосновения с ее губами. Его поцелуй был совсем не таким, как она представляла. Она поила его отваром ивовой коры из своего рта и думала, что интимнее этого ничего не может быть. Она ошибалась. Сильно ошибалась. Она не знала, что сказать. Казалось, что его синие, как утреннее небо, глаза способны читать ее самые потаенные мысли. Ее взгляд упал на смятые простыни, и она пробормотала первое, что пришло ей в голову: — Вы обещали вести себя как джентльмен. Как будто сама она вела себя так, как подобает леди. Уголком глаза она заметила его улыбку. — Я джентльмен, — заявил он. Он произнес это так, как будто говорил: «Я волк». Что было бы гораздо точнее. — Тем не менее вы меня поцеловали. В его глазах заплясали озорные искорки. — Это был исключительно джентльменский поцелуй, — сказал он и, наклонившись к ней, промурлыкал: — Если желаете, я покажу вам, что означает неджентльменский поцелуй. Просто для того, чтобы вы знали. Искорки в его глазах заплясали еще веселее. На мгновение она забыла, что должна ответить. Она старалась представить себе, каков может быть неджентльменский поцелуй. Такие мысли вводят в соблазн. Предосудительные мысли. — Поймите, я предлагаю это в чисто познавательных целях, — предложил он. Совсем как кот, перед которым поставили блюдце со сливками. — Нет, — решительно заявила она. — Мне это ничуть не интересно. — Маленькая лгунья, — сказал он с улыбкой. — Джентльмен вообще не стал бы меня целовать, — заявила она самым высокомерным тоном. — Тогда как просто мужчина не смог бы удержаться, — пробормотал он и, не дав ей опомниться, поцеловал ее снова. Первый поцелуй ей очень понравился. Но неджентльменский поцелуй лишил ее способности мыслить. Он поцеловал ее открытым ртом — требовательно, властно. Ее тело с готовностью отреагировало на поцелуй. Она буквально растаяла, прижалась к нему, напрочь забыв о скромности и приличиях, и отвечала на его поцелуи, стремясь получить большее. Он резко отпустил ее. Мэдди, хотя голова ее кружилась, а руки и ноги отяжелели и не желали ей подчиняться, тем не менее знала, что следует сделать. Она попыталась встать с кровати. Он протянул руку и схватил ее за запястье. — Не уходите. — Что? — переспросила она. Она все еще не оправилась от последствий поцелуя. — Мы не закончили. Тело ее соглашалось с ним, но она сказала: — Закончили. И попыталась освободиться от его хватки. — Нам еще нужно кое-что обсудить. — Что вы имеете в виду? Он продолжал удерживать ее — мягко, но решительно. — Я имею в виду то, что устроило переполох ночью. — Ах это. Она сказала это так, чтобы он не заметил, что она разочарована. — Вы об этом сообщали? Она вздохнула. — Конечно, но это бесполезно. Доверенное лицо землевладельца говорит, что я глупая женщина, которая боится теней; магистрат не может ничего сделать, не имея улик, свидетельствующих о причиненном ущербе, а викарий советует нам переехать к ним с миссис Матесон. Некоторые из жителей деревни предложили устроить изгнание нечистой силы. Увидев недоумение на его лице, она пояснила: — Они убеждены, что снова разгулялось привидение кровавого аббата. — Кровавого аббата? Он удивленно приподнял брови. — Древнее привидение одного аббата, который был убит, когда пытался не позволить людям Генриха Восьмого уничтожить резьбу по дереву в его аббатстве. Деревня очень гордится им. Но я этому не верю. — Вы не верите в привидения? — Это явно не привидение, а человек. — Люди могут быть не менее, а иногда даже более опасны, чем привидения. Он все еще удерживал ее запястье. Она попыталась высвободить руку. — Мне надо идти, — сказала она, подумав: «Пока совсем не лишилась силы воли». Он посмотрел ей в глаза и поднес ее запястье к своим губам так близко, что она ощутила его теплое дыхание на своей коже. Она не могла отвести взгляда и замерла, когда он, перевернув руку, медленно поцеловал ее в натруженную ладонь. По ее телу пробежала дрожь. Сама того не желая, она обхватила пальцами его лицо. — Я отыщу это фальшивое привидение, — пообещал он хриплым голосом, словно рыцарь прекрасной даме. — Уж я до него доберусь, будьте уверены. Он снова поцеловал ее в ладонь, и снова приятная дрожь пробежала по ее телу. Ей ужасно хотелось снова оказаться в его объятиях и снова потерять голову от его поцелуев. Ей очень хотелось хоть раз забыть о своих проблемах и обязанностях, раствориться в чувствах, позволив мужчине — этому мужчине — заняться с ней любовью. Пусть даже он был распутником, пусть его любовь была притворной, она хотела, чтобы хотя бы один раз утренние мечты стали явью. По если такое произойдет, она рискует потерять себя окончательно. Она взяла себя в руки и соскользнула с кровати. Холод каменного пола сразу же привел ее в чувство. Хотя кровь ее еще пела от испытанного удовольствия и возбуждения, хотя глупому сердцу очень хотелось, чтобы сбылись несбыточные мечты, она знала, что все это слишком опасно, тем более для женщины в таком рискованном положении, как у нее. Ей нужно держать его на почтительном расстоянии. Или еще дальше. Она все еще чувствовала тепло его губ в том месте, где они прикасались к ладони, и ее пальцы сжались в кулак, словно для того, чтобы сохранить его навсегда. Если кто-нибудь в деревне узнает о том, что происходило в постели этим утром... ее репутация погибнет. Пока те немногие, кто знает о мистере Райдере и считает его беспомощным инвалидом, она находится в безопасности. Но он уже далеко не инвалид. Ей нужно положить этому конец, пока она не позволила ему дальнейшие вольности. — Когда моя голова перестанет быть наковальней для кузнеца, мы снова испробуем это, — пробормотал он с едва заметной лукавой усмешкой. Она оглянулась и увидела, что он за ней наблюдает, как наблюдает кот за мышью, которую уже поймал, — по-хозяйски, с ленивым предвкушением. Это ее отрезвило, как будто он плеснул холодной водой ей в лицо. Он ничего не знал о ее положении, и, судя по выражению его лица, ему это было безразлично. Распутник. А она — глупенькая мечтательница... — И как скоро это произойдет? — спросила она. — Я очень надеюсь, что это будет скоро. — Скорее бы. — Скорее бы? — переспросил он, улыбнувшись еще шире. — Да. Потому что как только ваша голова перестанет служить наковальней для кузнеца, — милым голоском сказала она,— вы покинете этот дом. На какое-то мгновение самодовольное выражение исчезло с его лица, но он моментально овладел собой. — Не могу. Куда я пойду? Не забудьте, что я ничего не помню. Его жалобное выражение лица было явно притворным, а тон таким уверенным, что это помогло ей проявить твердость. — Куда вы пойдете? — отозвалась она. — Конечно, в такое место в приходе, где с распростертыми объятиями встречают любую бедненькую, заблудшую душу. Он поморгал глазами. — Не может быть, чтобы вы меня отправили в работный дом. — Конечно, нет. У вас много денег. Вы переселитесь в дом викария. Его брови сошлись на переносице. — К этому старому пустозвону? Ни за что! — Не поедете? — удивилась она. — Нет. Я не терплю пустозвонов. — Очень странно. Но, боюсь, это совсем не относится к делу. Как только вы сможете передвигаться, я отберу у вас свою кровать. — Кровать вас ждет не дождется. Разве я не достаточно ясно это сказал? — Наоборот, и поэтому... Она остановилась недоговорив. Она не собиралась ничего обсуждать с ним. Он откинулся на подушки, заложив за голову руки, и улыбнулся: — Вам понравилось то, что происходило в постели, и вы боитесь, что в следующий раз будете не в силах остановиться. Ну что ж, конечно, она боялась. Она была всего лишь человеком, не так ли? Даже сейчас ее тело требовало, чтобы она прыгнула назад в постель и позволила ему закончить то, что они начали, но она — слава Богу! — уже вернулась в холодный реальный мир. — Вздор, — сказала она. — Как только вас можно будет перевозить, вы переедете к викарию. Я так решила. А теперь мне нужно посмотреть, готовы ли дети отправиться на уроки... — Ох-х! Он вдруг застонал и согнулся пополам. — Что? Она торопливо подошла к постели. Его лицо сморщилось от боли. — Кажется, у меня рецидив болезни. Она подавила улыбку. — Вы невыносимы. Но вам не удастся заставить меня изменить решение. Он испустил еще один эффектный стон, но в глазах его плясали озорные искорки. — Не выношу священнослужителей. От викариев у меня начинается головокружение, от священников — сильное сердцебиение, а от епископов разливается желчь, — сказал он, потом добавил неубедительно слабым голосом: — Я могу застрять здесь на многие недели... — В таком случае я позову викария, чтобы он с вами побеседовал, — сказала она и, задернув занавески, ушла в буфетную. Его голос долетел до нее и туда. — Пусть лучше не приходит ко мне. Вчера он абсолютно недружелюбно ткнул меня пальцем под ребро. Если он сделает это еще раз, я стукну его и не посмотрю, что он священнослужитель. Мэдди усмехнулась. Нет, он все-таки дьявол. Она поставила вариться овсяную кашу, умылась, оделась и отправилась наверх будить детей. — Можно я отнесу мистеру Райдеру его завтрак? — спросила Джейн, когда каша была готова. — Ты делала это в прошлый раз, — прервала ее Сьюзен. — Теперь моя очередь. — Завтрак отнесу я, — сказал Джон. — Я уверен, что он предпочтет, чтобы мужчина... — Вы можете сделать это все вместе, — прервала их Мэдди, подавив ссору в зародыше. — Джейн возьмет поднос с кашей; Сьюзен — мед. Генри отнесет кружку с молоком, а Джон напоит его отваром ивовой коры. Скажи мистеру Райдеру, что он может добавить меда, если покажется слишком горько. — Как это ни удивительно, мистер Райдер может слышать сквозь задернутые занавески, — послышался глубокий голос. — Я тоже хочу отнести что-нибудь, — заявила Люси. — Да, конечно. Можешь взять его салфетку, — сказала Мэдди, и малышка с важным видом направилась к кровати, держа одной рукой салфетку, а другой волоча стул, чтобы взобраться на него. Мэдди ждала, когда дети перестанут суетиться вокруг него и вернутся за стол. Их он так же обворожил, как и ее. Он чертовски обаятелен. Перед таким просто невозможно устоять. Но ей придется. Хотя даже тогда, когда он находился без сознания, ее к нему влекло. Она вообще его не знала. Не знала, что у него глаза синее, чем вечернее летнее небо, что его глаза умеют поддразнивать и что в них танцуют озорные смешинки; не знала, что они могут неожиданно темнеть как ночь. Однако она спала, прижавшись к нему по ночам, и чувствовала себя — вопреки всякой логике — защищенной, несмотря на то что он был незнаком ей. Более того, она признавала, что будет чувствовать себя в безопасности рядом с ним и после того, как он придет в себя. Потому что он джентльмен. Но это какое-то безумие. Теперь он опаснее, чем когда-либо. Хотя кто мог бы заподозрить опасность, наблюдая, как он с серьезным видом разговаривает с двумя мальчишками, позволяя им рассказывать ему такие вещи о лошадях, которые он наверняка знал всю жизнь, и не показывая при этом, что он устал, или ему стало скучно, или у него начались боли? Но он вел себя именно так. Опасность заключалась в том, как он с улыбкой благодарил Джейн или Сьюзен за то, что принесли чашку или взяли тарелку, давая девочкам почувствовать, что они нужны, что их поведение одобряют. Люси обращалась с ним совсем по-хозяйски, уверенная в том, что ее поцелуй разбудил его. И хотя было ясно, что у него нет опыта обращения с детьми, он не оспаривал ее детские представления, он относился к ним серьезно, заставляя малышку сиять от гордости. Прежде она не знала, что он за человек. Она не знает этого и сейчас, тем не менее понимает, что он не принадлежит к ее миру. У него отличные манеры. Он галантен, забавен и красив. Одним словом, опасен. Это соблазн, сказка об очаровательном принце, напомнила она себе. Женщины имеют фатальную тенденцию видеть романтику там, где ее нет и в помине. Именно поэтому бабушка заставила Рауля ждать целых два года... Она защищалась от собственных романтических иллюзий. Ей нужно, чтобы он ушел. Ее жизнь будет не такой волнующей, зато ее сердце будет в большей безопасности. Дверь распахнулась, и Мэдди просунула в нее голову. — Прячьтесь! Идет мистер Харрис. Что это еще, черт возьми, за мистер Харрис? Он огляделся вокруг, отыскивая, куда бы спрятаться. Единственным местом была буфетная, но там было так холодно, что он рисковал отморозить пятки, поэтому снова взобрался на кровать и задернул занавески. И стал наблюдать сквозь отверстие между ними. Харрису было около сорока лет. Однако этот коренастый мужчина носил слишком узкие брюки и слишком яркий сюртук, а его редеющие волосы, когда он снял шляпу, оказались начесанными и напомаженными и были тщательно уложены так, чтобы прикрывать намечающуюся лысину. Ухажер? Но он слишком стар для нее, не говоря уже о смехотворной внешности. Харрис вошел в коттедж и без приглашения уселся у стола. Он чувствовал себя здесь хозяином, и его самоуверенность вызывала раздражение. Он сразу же перешел к делу. — Я получил указания от нового владельца... — Мне показалось, будто вы говорили, что его сейчас нет в Англии, — прервала его она. Он просверлил ее взглядом. — Все правильно. Он в России. Но он прислал указания своему брату, который является его доверенным лицом. — Своему брату? — Графу Элверли. — Харрис вдруг повернул голову. — Что это было? Там кто-то есть? Он затаил дыхание за занавесками. Проклятие! Должно быть, он издал какой-то звук, когда услышал слова «граф Элверли»? Это имя было ему знакомо. Но каким образом? — Кому там быть? — сказала она Харрису и напомнила: — Так что вы говорил и о письме?.. Харрис ей не ответил. Он уставился на альков, и его брови с подозрением сошлись на переносице. — Там кто-то прячется? Она досадливо отмахнулась. — Иногда там играют дети. Возможно, Люси вздремнула на кровати. Какое это имеет значение? Вы сообщили новому владельцу об обещании сэра Джаспера? — Вы должны уплатить пять фунтов к концу недели. Она в смятении открыла рот. — Пять фунтов? Но у меня нет пяти фунтов. — Тогда вам придется освободить коттедж. — Освободить коттедж? Но я не могу... — Пять фунтов к концу недели, или вас выселят. Это было строго-настрого приказано в письме мистера Ренфру. Харрис, явно наслаждаясь властью, отклонился назад, балансируя на задних ножках стула, и стул под ним скрипнул. — Кто этот мистер Ренфру? Мне необходимо поговорить с ним. — Мистер Нэш Ренфру является новым владельцем. Он племянник сэра Джаспера Браунригга и приходится братом графу Элверли, — с нескрываемым удовлетворением произнес Харрис. Он продолжал говорить, но это было уже неважно. Ренфру? Граф Элверли? Казалось, маленький мирок на кровати в алькове начал кружиться. Ренфру... Нэш Ренфру... Однажды в Швейцарии он наблюдал сход снежной лавины. Сначала это был небольшой комочек снега, соскользнувший вниз. Потом вся масса снега как будто дрогнула, и снег стал спадать со склона сначала полосами, потом неровными пластами, пока с увеличивающейся скоростью не рухнула вся масса снега с горного склона, увлекая за собой все, что попадалось на пути. Потом наступила тишина. Подобно этой лавине к нему возвратилась память. А все началось с крошечной частички, которой было имя Нэш Ренфру. Это было его собственное имя. Нэш Ренфру. А его братом был Маркус, граф Элверли. Неожиданно его мозг наполнился полосами, потом пластами воспоминаний — именами, лицами, эпизодами. Все это было связано между собой и падало на соответствующее место в безумной головоломке, над решением которой он мучился много дней, и там наконец стала вырисовываться картина, которая имела смысл. Он не знал, сколько прошло времени с тех пор, как это началось — возможно, это заняло несколько часов, — но казалось, что все произошло в мгновение ока. Совсем как в случае со снежной лавиной. И когда все произошло, он принялся вновь собирать себя по кусочкам. Его имя Нэш Ренфру, и он ехал домой... откуда? Нет, он не ехал домой. Он ехал, чтобы посмотреть поместье дядюшки Джаспера. Кто-то написал — Маркус? Нет, кажется, какой-то поверенный — и сообщил о смерти дяди Джаспера. Нэш уже несколько лет знал, что является его наследником. Поместье Уайтторн-Мэнор не было включено в майорат, поскольку Джаспер никогда не был женат, а Нэш, будучи младшим сыном, имел в своем распоряжении мало собственности. Поэтому он ехал верхом в поместье дяди Джаспера... Нет, все было не так. Кому придет в голову, сойдя на берег с борта корабля, скакать верхом через всю страну? Он только что приехал из... из России, из Санкт-Петербурга. Нет, и это тоже не так. Он сначала поехал в Лондон, потом навестил тетушку Мод в Бате, прежде чем отправиться... отправиться... На домашнюю вечеринку! Он чуть было не произнес эти слова в полный голос. Он почти забыл, что не один, что настоятельно необходимо соблюдать осторожность. Он Нэш Ренфру, и осмотрительность одно из его основных качеств. Он выглянул в щелку между занавесками, но Харрис уже ушел. Мэдди с решимостью во взгляде надевала плащ. — Мэдди, обратился он к ней, — я должен сказать вам... — Позднее, — остановила его она. — Мне необходимо ненадолго отлучиться. — Но ко мне вернулась... Однако за ней закрылась дверь. Это ничего, подумал он. Он скажет ей, когда она вернется. Он чувствовал, как у него прибывают силы. Он снова контролировал свою жизнь и не был больше беспомощным созданием, которое даже не знает своего имени. Теперь его физические травмы не играли большой роли. Они заживут. Важнее всего, что к нему вернулась память. Удивительно, как важно человеку знать, кто он такой. |