Анна Грейси Случайная свадьба
 Скачать 0.74 Mb.
|
Глава 3— Он принц, — настаивала Люси. — И ему нужна принцесса, которая поцелует его; тогда он проснется. — Это Спящая красавица, глупышка, — сказала ей Сьюзен. — Это одно и то же, — заявила Люси. — Нет, потому что Спящая красавица — девочка, а он мужчина. — К тому же мужчина не может быть красавицей, — присоединился к разговору Генри. — Это почему же? — Потому что не может, — сказал Генри. — Только леди могут быть красавицами. Мэдди незаметно усмехнулась. — Мне все равно. Он спит почти два дня, а никто так долго не спит, так что его, должно быть, заколдовала злая колдунья. А колдуньи заколдовывают только принцев и принцесс. Поэтому кому-то нужно поцеловать его, чтобы снять колдовство. — Это должна быть принцесса, — авторитетно заявил Джон. — А у нас в округе нет никаких принцесс, так что придется просто окатить его водой из ведра. — Только не это! — в ужасе закричали девочки. — Только посмей облить его водой, Джон Вудфорд... — Успокойтесь все, — вмешалась Мэдди. — Джон, перестань дразнить своих сестер. Этот человек не принц, Люси, а просто бедняга, у которого очень болит голова. Она болит еще сильнее, когда рядом с ним громко спорят ребятишки. А теперь отойдите все от кровати и, ради Бога, разговаривайте потише. Дети, с виноватым видом поглядывая на незнакомца, отошли от кровати, продолжая шепотом спорить друг с другом. Мэдди постаралась скрыть улыбку: дети поразительно хорошо вели себя. В то утро снова приехал доктор и осмотрел незнакомца. — Пока он спит спокойно и его не лихорадит, мы едва ли можем что-нибудь для него сделать. Пусть спит сколько захочет. Если он проснется от боли, дайте ему капель, которые я вчера вам оставил. Если появятся признаки лихорадки, делайте холодные обтирания и дайте ему вот это. — Он протянул ей конвертик с порошком. — И не забудьте отвар ивовой коры. Пусть принимает понемногу, но не больше четырех чашек в день. Надеюсь, у вас имеется ивовая кора? Мэдди кивнула. — Если начнется жар, как у маленького Генри, когда он болел прошлой осенью, посылайте за мной. Но самым лучшим лекарством является сон. Шел дождь, и дети устали сидеть дома и соблюдать тишину. Они десятки раз перечитали все свои книги, сыграли во все игры, какие знали, и поработали над поделками, которыми занимались всю зиму. Но теперь, когда они почувствовали весну, все эти занятия их больше не привлекали. Тем более когда на кровати Мэдди спал загадочный незнакомец. Но заворожены этим обстоятельством были не только дети, Мэдди не могла забыть, какое чувство ее охватило, когда она проснулась в объятиях незнакомца, прижавшегося к ней всем телом. Она не хотела, чтобы у нее были такие чувства. Она не должна их иметь, тем более к незнакомому человеку, который словно упал с неба. Она высушила и отчистила от грязи его одежду, выстирала сорочку и нижнее белье. Все это было самого лучшего качества. Его жилет был мастерски вышит шелками нежных тонов и посажен на шелковую подкладку. Сюртук был из тончайшей мериносовой шерсти и застегивался на серебряные пуговицы — каждая из них стоила, должно быть, столько, что ей и детям этого хватило бы, чтобы прожить целый месяц. Даже его руки были из другого мира. Она взглянула на свои руки, печально отметив мозоли и огрубевшую от работы кожу. Леди узнаешь по ее рукам, говаривала бабушка. Бабушкины руки всегда были красивыми. Но бабушка не занималась работой по дому или на огороде — это делала Мэдди. Она делала это до сих пор. Ее руки были чистыми и сильными и поддерживали целую семью. Их нечего было стыдиться. Тем не менее, когда она увидела свои руки рядом с длинными, сильными, элегантными пальцами спящего незнакомца, ей стало стыдно. Да, смешивать реальность с утренними мечтами было чрезвычайно глупо. — Генри, вы с Джоном, кажется, собирались мастерить кораблики из ореховых скорлупок, которые мы специально для этого хранили. А вы, девочки, я думаю, должны сделать новую книгу для Люси, — предложила Мэдди. — Люси расскажет историю, Джейн ее запишет, а Сьюзен нарисует картинки... В глухую зимнюю пору Мэдди пришла в голову хорошая мысль: заставить девочек писать и иллюстрировать собственные книги. Они с удовольствием этим занимались, а книжки эти очень любили и по многу раз перечитывали. Даже книжки Джона, хотя они были посвящены исключительно лошадям. И хотя Люси еще не умела читать, свои три книжки она знала наизусть. — История о спящем принце, — сразу же сказала Люси. — Почему бы не о принце-лягушке? — усмехнулся Джон. — Если бы я окатил его водой, незнакомец мог бы превратиться в принца-лягушку. Лягушки любят воду. — Как тебе не... — начала было Джейн, но Мэдди ее остановила: — Не заводи его, Джейн. Конечно же, Джон не станет окатывать нашего гостя водой. — Но я могу это сделать, если они не прекратят разговоры о принцах и красавицах, — сказал Джон. — Тем более что незнакомец весь горит, так что ему это было бы приятно. — Что ты сказал? — встрепенулась Мэдди. — У него жар? — Да, — кивнул Джон. — Прикоснулся к его руке, и она была очень горячая. Но, Мэдди, я не буду обливать... Однако Мэдди уже не слушала его. Она бросилась к кровати и приложила ладонь ко лбу незнакомца. Он весь горел. Схватив салфетку, она обмакнула ее в холодную воду и начала обтирать его тело. От жара его кожи вода почти сразу же испарялась. — Он заболел? — спросила стоявшая за ее спиной Джейн. Мэдди торопливо натянула простыню на те места, которые не следует видеть. — У него началась лихорадка. Принеси мне уксус и побольше тряпок. Дети с любопытством сгрудились вокруг. — Держитесь подальше от кровати — это касается всех. Вы можете помочь мне, если не будете путаться под ногами, а будете тихо играть. Шум едва ли обеспокоил бы его, когда он в таком состоянии, но ей самой не хотелось, чтобы ее отвлекали. Она обтерла его уксусом, обернула тряпками, смоченными в холодной воде, и наблюдала, как они высыхали. Занимаясь всем этим, она слышала, как играют дети. — У нас много скорлупок. Можно построить целый флот. — Жила-была девочка, которую звали... звали Люсиэлла... — Два флота. Тогда можно устроить морское сражение. — Люсиэлла? Такого имени нет. — Это моя сказка, и я назову ее так, как мне нравится. — Битва на Ниле. Чур, я буду Нельсоном. — Нет. Я старше, и Нельсоном буду я. А ты можешь быть Наполеоном. — Это несправедливо! Почему я всегда должен быть Наполеоном? — Потому что... Мальчики торопливо ушли, продолжая спорить, кто будет командовать еще не построенным флотом. — Оставьте несколько скорлупок для колыбелек! — крикнула им вслед Сьюзен. Все на нее зашикали. Потом наступила тишина, и чей-то голосок виновато спросил: — Мы его не разбудили, Мэдди? — Нет. Она выжала еще одну тряпку и расстелила на его твердой груди. — Я говорила вам, — громким шепотом сказала Люси, — что он не проснется, пока его не поцелует принцесса! Мэдди не могла удержаться от улыбки, поразившись упорству маленькой девочки. Такая бы тоже не сдалась, если бы лечила незнакомца. Разбинтовав рану, Мэдди тщательно осмотрела ее. Там, кажется, было все в порядке: рана не была воспалена и не опухла. Никакого нагноения она не обнаружила. На всякий случай она еще раз припудрила рану порошком, который дал доктор, и сменила повязку. Забинтовывая голову, она заметила под пальцами что-то мокрое и скользкое. На голове была еще одна рана, которую ни она, ни доктор не заметили. Оставшись необработанной после несчастного случая, она загноилась. На вид рана была небольшая, но покраснела, опухла и кровоточила. Что, если начнется заражение крови? Мэдди дочиста промыла рану горячей соленой водой и положила компресс, который должен был вытянуть гной. Компресс был настолько горячий, насколько могли терпеть руки. Она развела в чайнике содержимое флакона, оставленного доктором, и поила раненого этим лекарством из носика, а также приготовила отвар ивовой коры. Снаружи ветер гнул деревья, бросая пригоршни дождя в оконные стекла. Мальчики сидели на циновке возле огня, разбирая ореховые скорлупки. Девочки были увлечены литературным творчеством. Мэдди обтирала кожу незнакомца уксусом с водой, меняла горячие компрессы на инфицированной ране и поила его отваром ивовой коры с имбирем, подслащенным медом. И молилась. Днем Мэдди наскоро покормила детей простой едой: супом, сыром на поджаренных кусочках хлеба и яичницей, — успевая при этом позаботиться и о раненом. Настала ночь. Она уложила детей спать и медленно спустилась по лестнице. Она очень устала. Она проверила, как там незнакомец. Он снова сбросил с себя одеяло и простыни и голый, ничего не сознающий, раскинулся на кровати, заняв ее почти целиком. Она приложила ладонь к его груди. Сердце его билось учащенно, а кожа, кажется, стала, еще горячее. Неужели все ее усилия пропали даром? Мэдди снова обтерла его. Она привыкла видеть его обнаженное тело и знала теперь каждый его дюйм. Она дала ему ивового отвара и сменила компресс на ране. Он успокоился под ее руками, и она смогла снова укрыть его одеялом. Измученная, она принялась готовить для себя постель на полу. Утром она твердо решила не рисковать больше, чтобы снова не проснуться рядом с прижавшимся к ней незнакомым мужчиной, ноги которого интимно переплелись с ее ногами, а рука лежала на ее груди. Это выбивало ее из колеи. Она разложила постель перед огнем. Доктор сказал, что он может очнуться в любой момент. А когда наступит этот момент, было трудно сказать. Конечно, не раньше, чем спадет жар... Занавески, отделяющие кровать, были задернуты, и оттуда не доносилось ни звука. Она переоделась в ночную сорочку и села к огню согреть пальцы ног. А что, если лихорадка усилится? Как она узнает, что ему нужна помощь, если будет спать на полу? Что, если он снова сбросит одеяло, а лихорадка прекратится и он будет лежать холодной ночью голый, обливающийся потом и беспомощный? Он может простудиться и умереть! У нее не было выбора. Она снова скользнула на постель. Ночью она проснулась: незнакомец метался и что-то бормотал в лихорадочном бреду. — Нет-нет, — твердил он. Его сжатые кулаки мелькали в воздухе, как будто били невидимого врага. — Нет... ты не можешь... Стараясь не попасть под мелькающие кулаки, Мэдди пощупала его кожу. Она горела сильнее, чем накануне. Мэдди снова обтерла его тело. — Тсс, — успокаивала она, — я уже здесь. Теперь с тобой все будет в порядке. Никто не причинит тебе зла. Он повернул лицо на звук ее голоса и, открыв глаза, удивленно посмотрел на нее. Его кулаки разжались и руки медленно опустились. Она подсунула руку ему под голову. — Выпей это, и сразу почувствуешь себя лучше, — сказала она, просовывая носик чайника между его губами. Он стиснул зубы в беззвучном отказе. Она попыталась снова, но он отдернул голову, разбрызгав жидкость. — Ты должен это выпить, — сказала она. — Это поможет сбить жар. Он снова посмотрел на нее страдальческим, взглядом. Ее голос. Он реагировал на ее голос. Она не знала, за кого он ее принимает, но на ее голос он реагировал... Говоря какие-то успокаивающие слова, она снова попыталась заставить его выпить лекарство. Он стиснул зубы и оттолкнул ее руку. Ей пришел в голову единственный способ заставить его выпить лекарство. Набрав в рот горьковато-сладкой жидкости, она нежно погладила его лицо и прижалась губами к его губам. Он немедленно раскрыл губы, и она перелила лекарство ему в рот. Он сразу же проглотил жидкость и, схватив ее за запястье, пристально поглядел на нее. Она набрала в рот следующую порцию и проделала то же самое, потом еще и еще, пока не решила, что этого достаточно. Этот способ, такой интимный, разбудил в ней странное чувство: он принадлежит ей, и она не позволит ему умереть. В течение ночи она несколько раз давала ему воду и лекарство тем же способом — с помощью поцелуев. Наконец он, измученный, снова улегся на подушку. Она прижалась щекой к его груди, чтобы послушать биение сердца, но тут же заснула. Она проснулась несколько часов спустя в холодной предрассветной мгле, дрожа от холода. Щека у нее была мокрая. Неужели она плакала во сне? Но это были не слезы, а пот. Слава Богу, жар у него прошел. Она натянула на него одеяло и подоткнула вокруг, чтобы он не замерз. Измученная сверх всякой меры, она снова заснула, прижавшись к его телу, так и не отобрав у него свою руку, которую он продолжал крепко держать во сне. Как и предыдущим утром, она проснулась в объятиях незнакомого мужчины. Надо бы ей отодвинуться. Но она не могла заставить себя пошевелиться. Дыхание его было равномерным, ритмичным. Он крепко спал. Она лежала тихо, стараясь не побеспокоить его, глаза ее были закрыты: она смаковала ощущение прижавшегося к ней большого мужского тела. Это вам не утренние мечты. Это было гораздо лучше... Ее теплая, толстая, целомудренная ночная сорочка задралась до талии, и голые бедра плотно прижались к его обнаженному телу. Его согнутое колено лежало между ее бедрами, плотно прикасаясь к треугольничку между ногами. При каждом дыхании колено чуть-чуть шевелилось и слегка терлось об нее. Сама того не сознавая, она стала в ответ прижиматься к нему, прогибая спину. Это вызвало дрожь во всем ее теле, мощную волну чувств, которая... — Мэдди, когда мы будем завтракать? — раздался сверху голос. Она торопливо отодвинулась. Оправила сорочку, закуталась в вязаную шаль и соскользнула с кровати. Ледяной пол моментально охладил разгоряченное тело, вернув ее к реальности. Она заметалась по коттеджу, поставила вариться кашу, наскоро умылась и переоделась в буфетной. Она играла с огнем. Что, если бы он проснулся? Ее охватило смущение. Она всегда считала себя женщиной с сильным характером, но, как оказалось, не могла сопротивляться даже прикосновению лежащего без сознания мужчины. Если утренние мечты выбивали ее из колеи, то это... как бы это ни называлось, это напрочь лишало ее покоя. — Сегодня нам идти к викарию, ты не забыла? — напомнила, спускаясь по лестнице, Джейн, за которой следовали ее сестры. — Нет. Просто я проспала и забыла о времени. — Этот человек все еще болен? — спросила Люси. Мэдци улыбнулась: — Ночью жар у него прекратился, и теперь он мирно спит. — Опять? — воскликнула Люси. — Он никогда не проснется, если... — Иди умойся, — сказала Мэдди, легонько подтолкнув ее. — Завтрак будет готов через минуту. — Мэдди, — сказал, спустившись по лестнице. Джон, который прижимал к себе кожаную сумку. Она увидела выражение его лица и вздохнула. — Что ты сделал на сей раз? Он скорчил гримасу. — Речь скорее о том, чего я не сделал. Она взглянула на сумку, которую дал мальчикам викарий, чтобы носить в ней его драгоценные книжки. — Ты забыл прочитать то, что было задано? — Нет, но викарий несколько дней назад просил меня передать это тебе, а я забыл. Он протянул ей стопку белой одежды, аккуратно выглаженной и сложенной. Она взяла верхнюю вещь и встряхнула. — Это собственные ночные рубахи викария, — объяснил Джон. — Это для него. — Джон мотнул головой в сторону кровати. — Дело в том, Мэдди, что викарий дал это мне в первый день и сказал, чтобы я не вынимал их в присутствии девочек. Он сказал, чтобы Генри и я сами переодели мужчину или попросили доктора сделать это, а я позабыл. Он сказал, что это мужская работа и что я, как мужчина в семье, обязан сделать ее вместо тебя. — Понятно, — сказала Мэдди. — Тебе придется рассказать об этом ему? Я имею в виду викария? — с надеждой в голосе спросил Джон. Рассказать викарию, что она в течение нескольких дней ухаживала за голым мужчиной, лежащим в ее постели? Едва ли она это сделает. Если он об этом узнает, то немедленно примчится сюда и потребует, чтобы незнакомец женился на ней. Пусть даже он будет находиться в бессознательном состоянии. Как будто викарий мог заставить элегантного незнакомого джентльмена жениться на ничем не примечательной женщине с пятью иждивенцами. Это будет буря в стакане воды, которая всех расстроит, но не дает никаких результатов, кроме ненужной суеты, смущения и недовольства. — Я не скажу ничего викарию, если ты не скажешь сам, — пообещала Мэдди. Джон с облегчением улыбнулся. Она с любовью взъерошила его волосы. — А теперь ешьте кашу и отправляйтесь по делам. |