пособие по древнерусской литературе. Пособие по ДРЛ Безруков А.А., Крижановский Н.И.. Армавирский государственный педагогический университет А. А. Безруков, Н. И. Крижановский история древнерусской литературы учебнометодическое пособие армавир
 Скачать 0.72 Mb.
|
|
ПРОБЛЕМА АВТОРА «СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ» Проблема авторства памятников литературы Древней Руси непосредственно связана с национальной спецификой первых веков развития русского литературного процесса. «Авторское начало, – отмечал Д.С.Лихачев, – было приглушено в древней литературе. <…> Отсутствие великих имен в древнерусской литературе кажется приговором. <…> Мы предвзято исходим из своих представлений о развитии литературы – представлений, воспитанных <…> веками, когда расцветало индивидуальное, личностное искусство – искусство отдельных гениев. <…> литература Древней Руси не была литературой отдельных писателей: она, как и народное творчество, была искусством надындивидуальным. Это было искусство, создававшееся путем накопления коллективного опыта и производящее огромное впечатление мудростью традиций и единством всей – в основном безымянной – письменности. <…> Древнерусские писатели – не зодчие отдельно стоящих зданий. Это градостроители. <…> Всякая литература создает свой мир, воплощающий мир представлений современного ей общества». Следовательно, анонимный (имперсональный) характер творчества древнерусских авторов есть проявление национального своеобразия русской литературы и в этом плане безымянность «Слова о полку Игореве» не есть проблема. Вместе с тем поиски автора «Слова» настойчиво ведутся вот уже более двух столетий, начиная со времени находки памятника (90-е годы XVIII века). При этом проблема авторства связана не только с проблемой времени создания «Слова», но и с проблемой подлинности памятника. Представители скептической литературоведческой школы (первая половина XIX века) исходили из того, что «отсталая» Древняя Русь не могла «породить» памятник такого уровня художественного совершенства, как «Слово о полку Игореве». Филолог-востоковед О.И. Сенковский, например, был уверен, что создатель «Слова» подражал образцам польской поэзии XVI – XVII веков, что само произведение не может быть древнее времен Петра I, что автор «Слова» – галичанин, переселившийся в Россию или получивший образование в Киеве. Создателями «Слова» назывались и А.И. Мусин-Пушкин (обладатель сборника с текстом «Слова»), и Иолий Быковский (тот, у кого был приобретен сборник), и Н.М.Карамзин как наиболее даровитый русский литератор конца XVIII века. Таким образом, «Слово» представляли литературной мистификацией в духе Дж. Макферсона, якобы открывшего в середине XVIII века сочинения легендарного воина и певца кельтов Оссиана, жившего по преданию в III веке н.э. в Ирландии. Традиции скептической школы в XX веке продолжил французский славист А. Мазон, первоначально считавший, что «Слово» было создано предположительно А.И. Мусиным-Пушкиным для оправдания завоевательной политики Екатерины II на Черном море: «Мы имеем здесь случай, когда история и литература в подходящее время доставляют свои свидетельства». Во многом был солидарен с А. Мазоном советский историк А.Зимин, называвший создателем «Слова» Иолия Быковского. Аргументы сторонников подлинности «Слова» были весьма убедительны. А.С.Пушкин: подлинность памятника доказывается «духом древности, под который невозможно подделаться. Кто из наших писателей в XVIII веке мог иметь на то довольно таланта?» В.К.Кюхельбекер: «по дарованию этот обманщик превосходил бы чуть ли не всех тогдашних русских поэтов, вкупе взятых». «"Наскоки скептицизма", – справедливо подчеркивал В.А. Чивилихин, – были в какой-то мере даже полезными – они оживляли научный и общественный интерес к «Слову», побуждали ученых зорче смотреть в глубь времен, порождали исследования, сделанные с научным тщанием, академической объективностью и обстоятельностью». После споров, связанных со временем создания «Слова» и «Задонщины», подавляющее большинство исследователей, даже, в конечном итоге, и А.Мазон, пришли к убеждению, что «Слово» является памятником XII века. Теперь поиски автора «Слова» сосредоточились на круге современников трагического похода князя Игоря Святославича, состоявшегося весной 1185 года. В.А. Чивилихин в романе-эссе «Память» дает самый полный список предполагаемых авторов «Слова о полку Игореве» и указывает имена исследователей, выдвинувших данные предположения: «называли некоего "гречина" (Н.Аксаков), галицкого "премудрого книжника" Тимофея (Н.Головин), "народного певца" (Д.Лихачев), Тимофея Рагуйловича (писатель И.Новиков), "Словутьного певца Митусу" (писатель А.Югов), "тысяцкого Рагуила Добрынича" (В.Федоров), какого-то неведомого придворного певца, приближенного великой княгини киевской Марии Васильковны (А.Соловьев), "певца Игоря" (А.Петрушевич), "милостника" великого князя Святослава Всеволодовича летописного Кочкаря (американский исследователь С.Тарасов), неизвестного "странствующего книжного певца" (И.Малышевский), Беловолода Просовича (анонимный мюнхенский переводчик "Слова"), черниговского воеводу Ольстина Алексича (М.Сокол), киевского боярина Петра Бориславича (Б.Рыбаков), вероятного наследника родового певца Бояна (А.Робинсон), безымянного внука Бояна (М.Щепкина), применительно к значительной части текста – самого Бояна (А.Никитин), наставника, советника Игоря (П. Охрименко), безвестного половецкого сказителя (О. Сулейменов) <…>». Сам В.А. Чивилихин уверен, что создателем слова был князь Игорь. При этом исследователь ссылается на давний и, по его мнению, незаслуженно забытый доклад известного зоолога и одновременно специалиста по «Слову» Н.В. Шарлеманя (1952). Одним из главных аргументов В. Чивилихина является следующий: «не певцу и не дружиннику было судить князей-современников, указывать, что им следует делать; это прерогатива человека, стоящего на одной общественной ступеньке с теми, к кому он обращался» Позиция Д.С.Лихачева «Однако степень обоснованности предложенных гипотез, – пишет М.Г.Булахов, автор энциклопедического словаря «"Слово о полку Игореве" в литературе, искусстве, науке» (1989), – пока что не дает однозначного решения вопроса об авторстве "Слова". Следовательно, при нынешнем состоянии научной разработки этого вопроса, исходя из текста самого "Слова"» и других письменных памятников, можно составить лишь общую характеристику личности автора. Такую характеристику дал Д.С. Лихачев». Далее приводятся слова Д.С.Лихачева из вступительной статьи к тексту памятника (1952): «Автор "Слова" мог быть приближенным Игоря Святославича: он ему сочувствует. Он мог быть и приближенным Святослава Киевского: он сочувствует и ему. Он мог быть дружинником: дружинными понятиями он пользуется постоянно. Он, несомненно, был книжно образованным человеком и по социальному положению вряд ли принадлежал к эксплуатируемому классу населения. Однако в своих политических воззрениях он не был ни "придворным", ни дружинником, ни защитником местных интересов, ни идеологом князей, бояр или духовенства. Где бы ни было создано "Слово" – в Киеве, в Чернигове, в Галиче, в Полоцке или в Новгороде-Северском, – оно не воплотило в себе никаких областных черт. И это произошло, в первую очередь, потому, что автор "Слова" занимал свою, независимую от правящей верхушки феодального общества патриотическую позицию». Спустя 30 лет Д.С.Лихачев по поводу авторства «Слова» скажет столь же осторожно, но уже более конкретно: «Чьим же певцом – "хотью" – был автор "Слова"? Есть только два князя, которые могли позволить певцу именно так воспеть поход Игоря и произнести над ним осуждающие и одновременно похвальные слова, – это князь Святослав Киевский, "отец" по своему положению в стольном городе, и Игорь Святославич. Скорее всего это был "хоть" Игоря. И не только потому, что он почти как свидетель знал все о походе Игоря, но и потому еще, что он, как мне представляется, был летописцем Игоря, изложившим поход Игоря в его летописи, выразивший в этом описании заветные думы Игоря – его исповедь». Гипотеза Б.А. Рыбакова И все же наиболее известна гипотеза Б.А.Рыбакова, которую ученый разрабатывал на протяжении нескольких десятилетий. Итогом его творческих усилий в этом направлении стала книга «Петр Бориславич: Поиски автора "Слова о полку Игореве"» (1991.) «Гипотеза о Петре Бориславиче как об авторе "Слова о полку Игореве", – пишет Б.А.Рыбаков, – представляет собой, по существу, соединение двух гипотез: во-первых, допущение, что боярину Петру Бориславичу, упоминаемому в киевских летописях под 1152 – 1153 и 1168 – 1169 годами, принадлежит значительная часть летописи за XII век, а во-вторых, что ему же, киевскому тысяцкому, принадлежит и авторство "Слова о полку Игореве"». Подтверждение своей гипотезы Б.А.Рыбаков находит в исследованиях филолога В.Ю.Франчук и приводит, в частности, следующие строки исследователя: «Факты языка подтверждают гипотезу Б.А.Рыбакова об активной летописной деятельности Петра Бориславича. Они свидетельствуют, что этому летописцу принадлежит почти половина текстов Киевской летописи. Сопоставление их языка с языком "Слова о полку Игореве" позволяет установить, что специфическая лексика и характерные синтаксические конструкции "Слова о полку Игореве" находят соответствие преимущественно в тех её фрагментах, которые соотносятся с именем Петра Бориславича». Б.А.Рыбаков проводит идентификацию Петра Бориславича как автора «Слова» по следующим линиям. Происхождение, социальная среда. «Петр Бориславич – знатный киевский боярин, достигший звание тысяцкого, то есть главы киевской боярской корпорации». – «Автор "Слова", по признанию большинства исследователей, тоже боярин, член старшей дружины». Образованность. «В обоих интересующих нас произведениях мы ощущаем уровень автора по безукоризненности речи, по широкой географической осведомленности, по хорошей ориентированности в делах русских княжеств и западных королевств. <…> Не только в "Слове", но и в летописи нет выписок из церковной литературы». Отношение к церкви... «Его можно охарактеризовать как безразличное невнимание. <…> Летопись Петра Бориславича была единственной за весь XII век южнорусской летописью, написанной не церковником, а светским человеком». Военно-дружинная среда. «В обоих интересующих нас произведениях мы видим прекрасное знание военного дела, видов оружия и доспеха ("Словонас произведениях мы видим прекрасное знание военного дела, видов оружия и доспеха ( русских княжеств и западных королевств."), боевых порядков и тактики боя (летопись)». Обращение к истории. «Единство позиций летописи и "Слова" в отношении к истокам русских крамол несомненно». Современность 1180-х годов. «И в рассматриваемой нами летописи, и в "Слове" оценки современной ситуации и отдельных лиц совершенно однозначны. И там и здесь мы видим отрицательное отношение и к половцам, и к тем русским князьям, которые союзничали с ханами <…>. <…> Оба произведения смотрят на события и их участников глазами "Мстиславова племени" (Рюрика Ростиславича, Романа Мстиславича и других) и киевского боярства». Два синхронных великих произведения. «<…> сопоставляя "Слово о полку Игореве" с историческим трудом Петра Бориславича, мы получаем два почти одновременных и чрезвычайно сходных по духу и направленности произведения. Оба они начинаются с "трудных повестей" XI века (ретроспективная часть летописи Петра), оба прославляют Старого Владимира Мономаха, порицают родоначальника Ольговичей Олега "Гориславича", и оба с разной степенью определенности обвиняют Игоря в нечестном сепаратном походе 1185 года ("Слово" – намеками, летопись – фактами). Остается лишь различие жанра, проявляющееся в форме, в образной системе, в степени эмоциональности». «Если мы никогда не откроем имени автора "Слова", – писал, предваряя свою гипотезу, В.А. Чивилихин, – то никогда не поймем до конца ни того времени, ни его культуры, ни самой поэмы, ни многих тайн русской истории, ни некоторых аспектов человековедения, как называл Максим Горький литературу». Назвать создателя «Слова» – значит, прежде всего поставить рядом с митрополитом Иларионом (пер. пол. XI в. – «Слово о законе и Благодати») и летописцем Нестором (нач. XII в. – «Повести временных лет») третьего древнерусского автора, заложившего совместно с ними великую национальную традицию русской классической литературы. Если же прошлое так и не откроет нам имя автора «Слова о полку Игореве», опасения В.А. Чивилихина («никогда не поймем до конца…») все же преувеличены. История русской литературы дает нам возможность созерцать «единое и огромное здание, над построением которого трудились семьсот лет десятки поколений русских книжников – безвестных или известных нам только своими скромными именами и о которых почти не сохранилось биографических данных и не осталось даже автографов» (Д.С. Лихачев). Тогда создателя «Слова», в силу традиций коллективного характера творчества древнерусских авторов, следует называть так, как назвал свою книгу о его детище переводчик «Слова», критик и литературовед А.А. Косоруков – «Гений без имени». ВСЕМИРНАЯ ОТЗЫВЧИВОСТЬ АВТОРА "СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ" Непреложная истина гласит: культурные ценности не знают старения. Особо добавим – а также ценности духовные и заветы нравственные. "Слово о полку Игореве", по верному определению Евг. Осетрова, стало "поэтической энциклопедией Киевской Руси". Его особая значимость не в кажущейся, на первый взгляд, исключительности идейно-художественного совершенства, а в синтетичности. "Какие бы из великих достоинств "Слова" как художественного и общественного явления мы не назвали, – справедливо подчеркивает Ю. Лощиц, – каждое из этих достоинств мы найдем в других литературных памятниках тех столетий". Но именно "Слово" – и этим определяется его особое место в русском литературном процессе – стало, по определению того же Ю. Лошица, "как бы сгустком всех тех достоинств; которые присутствуют в его окружении, но в несколько боле рассеянном, неуплотненном составе". Таким образом, "Слово", с одной стороны, фактически завершило Киевский период русской литературы, с другой – стало эталоном совершенства, космосом русской духовности. Мы имеем все основания (свидетельством этому двухвековая литературоведческая традиция) рассматривать "Слово" как памятник, определяющий национальное лицо русской литературы, а значит, как носителя "главнейшей способности нашей нации" (Достоевский) – всемирной отзывчивости, то есть ответа организующейся национальной стихии в лице гения на запросы конкретной исторической эпохи, на вечные вопросы бытия. Именно таким гением проявил себя создатель "Слова". Глубоко символично, что имя его не дошло до нас сквозь толщу веков. Оно как бы растворилось в русском историческом и духовном пространстве, живя созданными им образами, определяя замыслы авторов и помыслы героев от "Сказания о Мамаевом побоище" и Задонщины" и до Ломоносова и Державина, "Бородинской годовщины" и "Капитанской дочки" Пушкина, "Тараса Бульбы" Гоголя и "Бородина" Лермонтова, "Войны и мира" Л.Толстого, "Преподобного Сергия Радонежского" Б.Зайцева и "Тихого Дона" Шолохова. Выделим три основных составляющих всемирной отзывчивости "Слова". Во-первых, вслед за митрополитом Иларионом и целым поколением летописцев, в частности, вслед за Нестором, автор выводит русскую историю на орбиту истории мировой как по горизонтали, так и по вертикали. По горизонтали: взаимоотношения с другими народами в период похода и следующих за ним событий. Так, немцы и венецианцы, греки (византийцы) и моравы укоряют князя Игоря, который своими действиями свел на нет успешные усилия Святослава Киевского в деле устранения половецкой опасности. По вертикали. Вверх и вниз. Вниз: экскурсы в прошлое вплоть до II – IV вв. (Согласимся с академиком Б.Рыбаковым, что упоминаемый в тексте памятника Троян – конкретное историческое лицо, римский император, во времена которого и позже римляне вышли на берега Дуная и непосредственно соприкоснулись со славянскими племенами. Отголоски этих контактов из глубины веков дошли до автора "Слова".) Вверх: очевидна устремленность авторской мысли в будущее. Князю Игорю Бог "путь указывает из земли Половецкой на землю Русскую, к отчему золотому престолу". "Князь Игорь в русской земле", то есть вновь в сфере интересов общерусской политики, которая, по мысли автора, должна привести к восстановлению сильной, единой в деле зашиты государственных и личностных интересов Киевской Руси. Отсюда оптимистическая концовка "Слова": "Страны ради, гради веселы. <...> Здравы будьте, князья и дружина, выступая за христиан против полков поганых". Такое понимание и изображение исторического процесса стало возможным через принятие христианского миросозерцания, когда, говоря словами Илариона, Благодать "и до народа русьскаго дошла", вызволив его из тьмы язычества. Возникает, казалось бы, парадоксальная ситуация: русичи в "Слове" называются внуками Даждьбога, Боян – внуком Велеса, ветры – внуки Стрибога, а князь Всеслав Полоцкий "великому Хорсу вълком путь перебегает". Все это боги восточнославянского языческого (т.н. владимирского) пантеона. Двоеверие, если не язычество автора, казалось бы, налицо. Однако по мере пристального знакомства с текстом "Слова" становится очевидным, что к язычеству в его различных формах (речь идет, в частности, и об одушевлении сил природы, об оборотничестве) обращается христианин-художник. Когда автор повествует об историческом прошлом Руси, он стремится использовать адекватную минувшей эпохе художественную символику. Не забыты автором и художественные приемы дописьменного периода русской словесности. Так, в народе князя Всеслава Полоцкого считали вещим, способным превращаться в животных и птиц. Поэтому не случайно в "Слове" он волком перебегает дорогу не солнечному свету или месяцу, изливающему сияние, а именно Хорсу. Во-вторых, всемирная отзывчивость древнерусского гения, имея глубокие национальные корни, направлена в первую очередь на постижение сущности своего народа, на определение возможных перспектив его самопознания и роста его самосознания, на устранение препятствий в этом его поступательном движении. Горячее стремление автора способствовать такому развитию сочетается с трепетной любовью к Русской земле, обостряющейся предчувствием надвигающейся страшной и даже смертельной опасности. Отсюда чувство щемящей боли разлуки с родиной, разлуки, равной потере. "О Русская земля! Уже за шеломянем еси!" – дважды в ожидании неотвратимой беды, а возможно и катастрофы восклицает автор. Трагическая нота нарастает. Автор обращается к описанию начала битвы, и в этот момент высшего психологического напряжения – чем же она закончится? – отзывчивость на страдания Русской земли приводит к прозрению: причины трагедии – в княжеских крамолах: "Рекоста бо брат брату: "Се мое, а то мое же"". Индивидуализм разрушает начало братства. Поэтому сохранивший это начало сохраняет в себе способность к действительно христианскому самоутверждению. Таков в понимании и истолковании автора князь Игорь. Обрекая себя на гибель или пленение, он поворачивает полки на помощь Всеволоду. Пребывание в плену принесет Игорю осознание своей вины перед Русской землей. Он пройдет и через покаяние: "Игорь едет по Боричеву к святой Богородице Пирогощей", возвращаясь через Киев в свое княжество: "Вновь князь Игорь в Русской земле". Не только телом, но и душой, всем существом своим. Зерно братолюбия разрасталось в душе героя. Всепоглощающее чувство любви перебороло его гордую жажду славы, утишило горячность и необузданность натуры. В-третьих, всемирная отзывчивость проявилась в "Слове" и в глубоком лиризме, характерном состоянии национальной души. Автор заставил звучать струны, которых до него не касалась рука книжника, задушевно поведал о факте, казалось бы, далеком от выбранного им жанра "трудной повести": " <...>река Стугна <…> юношу князя Ростислава скрыла на дне у темного берега. Плачется мати Ростислава..." Но странно: на личное горе матери, потерявшей сына, который фактически еще не успел проявить себя в жизни государства, чутко и глубоко отозвалась природа, а значит, исходя из поэтики русского средневековья, и вся Русская земля: "Уныша цветы жалобою, и древо с тугою к земли преклонилось". Для земли, матери всем русичам, потеря даже одного сына – трагедия. Что же тогда говорить о смертях тысяч людей, вызванных индивидуалистическими амбициями, когда "на Немизе снопы стелють головами, молотять чепи харлужными, на тоце живот кладут, веют душу от тела. Немизи кровавые берега не добрым засеяны, засеяны костьми руських сынов". Таким образом, всемирная отзывчивость безымянного автора "Слова", устремленная через века в будущее, проявляющаяся в первую очередь как процесс постижения сущности и предназначения мира и человека, раскрывается в русле православно-патриотической традиции, определяющей генеральную линию развития национальной литературы русского народа. |