Авербах О целостных масштабах и частных Макарах (1929)
 Скачать 148.36 Kb.
|
Мандельштам. Утро Акмеизма (1912)мироощущение для художника орудие и средство, как молоток в руках каменщика, и единственно реальное -это само произведение. Существовать - высшее самолюбие художника. Он не хочет другого рая, кроме бытия, и когда ему говорят о действительности, он только горько усмехается, потому что знает бесконечно более убедительную действительность искусства Постепенно, один за другим, все элементы слова втягивались в понятие формы, только сознательный смысл, Логос, до сих пор ошибочно и произвольно почитается содержанием. От этого ненужного почета Логос только проигрывает. Логос требует только равноправия с другими элементами слова. Футурист, не справившись с сознательным смыслом как с материалом творчества, легкомысленно выбросил его за борт и по существу повторил грубую ошибку своих предшественников. Для акмеистов сознательный смысл слова, Логос, такая же прекрасная форма, как музыка для символистов. Творец = зодчий Акмеисты – путешественники, они смотрят на мир, как на данный богом дворец. Строить - значит бороться с пустотой, гипнотизировать пространство. Мы не хотим развлекать себя прогулкой в «лесу символов», потому что у нас есть более девственный, более дремучий лес -божественная физиология, бесконечная сложность нашего темного организма. Любите существование вещи больше самой вещи и свое бытие больше самих себя - вот высшая заповедь акмеизма Мыслить логически значит непрерывно удивляться. Способность удивляться – главная добродетель поэта. Средневековье дорого нам потому, что обладало в высокой степени чувством граней и перегородок Мережковский. О причинах упадка и новых течениях современной русской литературыI. РУССКАЯ ПОЭЗИЯ И РУССКАЯ КУЛЬТУРА Тургенев и Толстой -- враги. Это вражда стихийная, бессознательная и глубокая. язык -- воплощение народного духа; вот почему падение русского языка и литературы есть в то же время падение русского духа. Наступает век литературных эпигонов. А талантов нет. я должен разграничить литературу от поэзии. Поэзия – сила первобытная и вечная, стихийная, непроизвольный и непосредственный дар Божий. Литература зиждется на стихийных силах поэзии так же, как мировая культура -- на первобытных силах природы. литература – сила, движущая целые поколения, целые народы по известному культурному пути, как преемственность поэтических явлений, передаваемых из века в век и объединенных великим историческим началом. властелин -- гений народа. была ли в России истинно великая литература, достойная стать наряду с другими всемирными литературами? Изнуряющее, губительное чувство напрасной любви к родине было у Гоголя еще сильнее, чем у Пушкина. Оно нарушило навеки его внутреннее равновесие, довело до безумия. Лермонтов -- уже вполне стихийное явление. Во втором поколении русских писателей чувство беспомощного одиночества не только не уменьшается, а, скорее, возрастает. никогда еще в продолжение целого столетия русские писатели не "пребывали единодушно вместе". У наших критиков царствуют нравы настоящих людоедов. Соединение оригинальных и глубоких талантов в России за последние полвека делает еще более поразительным отсутствие русской литературы, достойной великой русской поэзии. литературной преемственности, ни свободного взаимодействия в ней нет. Быть или не быть в России великой литературе, то есть воплощению великого народного сознания. П., Л., Г., Д. во всех этих писателях то же стихийное начало, как у Толстого: бегство от культуры. стихийной творческой силы у Гёте во всяком случае не меньше, чем у стихийных поэтов России. Он не боялся, что наука и культура отдалят его от природы, от земли, от родины, он знал, что высшая степень культуры вместе с тем высшая степень народности. Гёте -- лучший тип истинно великого не только поэта, но и литератора. Толстой, великий поэт, никогда не был литератором. Если уж один из величайших наших поэтов так мало признает культурное значение поэзии, чего же ждать от других? Нет, Гёте не презирал того, что создал. II. НАСТРОЕНИЕ ПУБЛИКИ. ПОРЧА ЯЗЫКА. МЕЛКАЯ ПРЕССА. СИСТЕМА ГОНОРАРОВ. ИЗДАТЕЛИ. РЕДАКТОРЫ Нигде, даже в России, не царствует такая скука, как в литературных кружках. Три силы вызывают упадок языка: Первая из них критика. Ничто так не развращает как эта литературная бойкость дурного тона. Другая сила "рабьим эзоповским языком". Ясность, простота речи становятся все более и более редкими достоинствами. Третья и едва ли не самая главная причина падения языка -- возрастающее невежество. Другая причина упадка литературы -- система гонораров. В сущности каждый писатель отдает свое произведение публике -- даром. когда гонорар превращается в повседневную официальную плату за труд, в материальное вознаграждение наемнику толпы, он становится величайшей разрушительной силой, одной из главнейших причин упадка. два средства овладеть вниманием толпы: во-первых, написать истинно гениальное произведение; второе: угождать низшим потребностям толпы. сословное разграничение защищало русскую литературу от вторжения слишком грубых, рыночных нравов. Критики наших так называемых "толстых" журналов привыкли относиться к мелкой прессе с высокомерным презрением, даже прямо игнорировать ее существование. До сих пор в России книга не имела почти никакой самостоятельной жизни, находясь в полной зависимости от периодических изданий. между пятью-шестью редакторами современных русских журналов нет ни одного литератора или ученого по призванию, с прирожденным, а не симулированным художественным или научным пониманием. русский читатель в самом деле -- сила темная, стихийная, неожиданно прихотливая. III. СОВРЕМЕННЫЕ РУССКИЕ КРИТИКИ исследование законов творчества, его отношений к законам психологии и социальных наук, взаимодействия художника и культурно-исторической среды. Другой не менее значительный и гораздо более разработанный метод – субъективно-художественный. критик превращается в самостоятельного поэта. Для субъективно-художественного критика мир искусства играет ту же роль, как для художника -- мир действительный. Книги -- живые люди. Поэт-критик отражает не красоту реальных предметов, а красоту поэтических образов, отразивших эти предметы. Это -- поэзия поэзии, быть может, бледная, призрачная, бескровная, но зато неизвестная еще ни одному из прежних веков, новая, плоть от плоти наша -- поэзия мысли, порождение XIX века с его безграничной свободою духа и неутолимою скорбью познания. Тайна творчества, тайна гения иногда более доступна поэту-критику, чем объективно-научному исследователю. Русская критика всегда являлась силой противонаучной и противохудожественной. г. Протопопов, заявляет уже вполне открыто, что критик должен быть публицистом, и только публицистом. сводить ту необъятную силу мировых гениев на уровень второстепенного газетно-журнального ремесла, публицистики – невежество. искусство для жизни или жизнь для искусства? поэзия -- не случайная надстройка, не внешний придаток, а самое дыхание, сердце жизни. Конечно, искусство -- для жизни и, конечно, жизнь -- для искусства. Одно без другого невозможно. У г. Скабичевского очерки из истории русской цензуры многозначительны, но в его воззрениях на искусство есть черта убийственной банальности, порабощения общепризнанным вкусам толпы. Высочайшее нравственное значение искусства вовсе не в трогательных тенденциях, а в бескорыстной неподкупной правдивости художника, в его бесстрашной искренности. всего характернее в многочисленных произведениях г. Буренина, в его повестях, трагедиях, памфлетах, новеллах, романах, пародиях -- одна выдающаяся, типическая черта -- поразительный недостаток чувства литературной нравственности. Сущность искусства не исчерпывается ни красотою, ни нравственностью, -- она выше, чем красота, и шире, чем нравственность, она -- то начало, из которого равно вытекают и чувство изящного, и чувство справедливого, которое объединяет их в живом человеческом сердце и делает только справедливое прекрасным и только прекрасное -- справедливым. г. Волынский для меня двойствен. Во всех трудах г. Волынского есть одна характерная черта -- не русская, но глубоко симпатичная. неподдельная чистота, наивность философского жара, пламенная и вместе с тем целомудренная страстность ума. отвлеченная семитическая метафизика поражает убийственною сухостью и бесплодием его художественное понимание. Он даже притворяется русским патриотом, когда уж русского в нем нет ровно ничего. Гений возродит поэзию, но не создаст литературы, которая невозможна без великого, культурного принципа, имеющего притом общечеловеческое, а не одно только русское национальное значение. первая подземная струйка вешней воды, слабая и жизненная. Ее характерная черта -- соединение двух глубоких контрастов: величайшей силы и величайшего бессилия. IV. НАЧАЛА НОВОГО ИДЕАЛИЗМА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ТУРГЕНЕВА, ГОНЧАРОВА, ДОСТОЕВСКОГО И Л. ТОЛСТОГО Раньше область Непознаваемого постоянно смешивалась с областью непознанного. Никогда еще пограничная черта науки и веры не была такой резкой и неумолимой. мы чувствуем близость тайны, близость океана. черта мистической потребности XIX века. Наше время должно определить двумя противоположными чертами: это время самого крайнего материализма и вместе с тем страстных идеальных порывов духа. Преобладающий вкус толпы -- до сих пор реалистический. все поколение конца XIX века носит в душе своей то же возмущение против удушающего мертвенного позитивизма. Гёте: "Чем несоизмеримее и для ума недостижимее данное поэтическое произведение, тем оно прекраснее" Гёте: поэтическое произведение должно быть символично. Что такое символ? барельефу Парфенона. веяние идеальной человеческой культуры, символ свободного эллинского духа. целое откровение божественной стороны нашего духа. Символы должны естественно и невольно выливаться из глубины действительности. Если же автор искусственно их придумывает, чтобы выразить какую-нибудь идею, они превращаются в мертвые аллегории, которые ничего, кроме отвращения, как все мертвое, не могут возбудить. "Мысль изреченная есть ложь" В поэзии то, что не сказано и мерцает сквозь красоту символа, действует сильнее на сердце, чем то, что выражено словами. Символизм делает самый стиль, самое художественное вещество поэзии одухотворенным, прозрачным, насквозь просвечивающим, как тонкие стенки алебастровой амфоры, в которой зажжено пламя. Символами могут быть и характеры. жадность к неиспытанному, погоня за неуловимыми оттенками, за темным и бессознательным в нашей чувствительности -- характерная черта грядущей идеальной поэзии. Таковы три главных элемента нового искусства: мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности. Тургенев Как непреодолимо в Тургеневе тяготение к фантастическому, видно из женских фигур его больших общественных романов. Кроме женщин природа -- область, где он никогда не изменяет себе. Как поэт верит в сверхъестественную жизнь природы! Слова Тургенева оказывают на душу действие властное, чудотворное, как настоящие поэтические заклинания: нельзя им противиться, нельзя сразу не увидеть того, что поэт хочет нам показать. нет больше такого пленительного и могучего волшебника слова. Тургенев -- великий русский художник-импрессионист. Гончаров. считали реальным художником, правдивым бытописателем помещичьей жизни в эпоху крепостного права. Он берет характеры людей целиком как живые продукты истории, природы, времени, общества. типы Гончарова весьма отличаются от исключительно бытовых типов. высшая красота вечных комических образов (как Фальстаф, Дон-Кихот, Санчо-Панса). Каждое его произведение -- художественная система образов, под которыми скрыта вдохновенная мысль. Способность философского обобщения характеров чрезмерно сильна в Гончарове. Гончаров и Тургенев в эпоху грубого реализма бессознательно, непреодолимым инстинктом отыскали новую форму, Достоевский и Толстой -- новое мистическое содержание идеального искусства. мистицизм Достоевского в преемственной глубокой связи с мистицизмом Лермонтова. Достоевский одержим любовью к бездне. Для него почти нет этого страшного перехода, этой границы между жизнью и смертью. Душа петербургских ростовщиков и каторжников "Мертвого дома", самая будничная, серая жизнь для него -- так же таинственна и непостижима, как смерть. Вся душа его соткана из контрастов, из противоречий, запутанных в неразрешимый узел. Лучшие страницы Достоевского, например в "Записках из мертвого дома", проникнуты болезненно-жгучим состраданием к людям. он -- один из самых жестоких поэтов. Бедные критики-реалисты! И в Толстом, как во всех современных людях, -- то же мучительное раздвоение. Рядом с бессознательной, доныне еще не исследованной творческой силой в нем скрывается утилитарный и методический проповедник, нечто вроде современного пуританина. То, от чего пуританин Толстой отрекается с ужасом, как от преступления, то именно и оправдывает его перед судом человеческим и перед Высшим Судом. никогда не перестанут потрясать душу людей такие драгоценно-бесполезные страницы, как смерть князя Андрея в "Войне и мире", ибо воистину нужно людям только бескорыстное и бесполезное. Это первая победа русского духа. В Толстом и Достоевском, в их глубоком мистицизме мы почувствовали свою духовную силу, но еще не доверяем ей и удивляемся. Пушкин показал нам "русскую меру красоты". Толстой и Достоевский показали Европе русскую меру свободного религиозного чувства. Их христианство так же, как пушкинская красота, вылилось из самого сердца народа. А только движение, исходящее из самого сердца народа, может сделать литературу поистине национальной и в то же время всечеловеческой. В чем бы ни обвиняли современное поколение, как бы над ним ни смеялись, оно исполнит свое героическое призвание -- умереть, передав следующему, более счастливому поколению искру новой жизни. V. ЛЮБОВЬ К НАРОДУ: КОЛЬЦОВ, НЕКРАСОВ, ГЛЕБ УСПЕНСКИЙ, Н. К. МИХАЙЛОВСКИЙ, КОРОЛЕНКО народничество. устами Кольцова говорит сам, тысячелетия безмолвствовавший, русский народ. крик негодования, беспредельная жажда свободы. скорбь народа -- не меньше нашей мировой скорби, байроновской "тьмы" он только жаждет воли. Такая сила и гордость у Лермонтова... мы должны беречь кровную связь с источником всякой силы и всякой веры -- с народом. Интеллигентный певец народа считает идеалы красоты и поэзии так называемого "чистого (?) искусства" противоречащими деятельной любви к народу: Он стыдится петь вечное, то есть любовь и красоту, в то время как народ несчастен. Но сам народ, который все-таки больше страдает, чем за него страдают, не стыдится красоты, а любит ее как жизнь, как свободу, как свою силу, как хлеб насущный. Пушкин заимствовал всей своей божественной крепости и силы из этого вечного, неиссякаемого источника русской красоты, из духа народного, из речи народной? Бог рождает хлеб. Вот где глубочайшая божественная основа народного миросозерцания, народной поэзии. Некрасов открыл новую красоту, нашел в струнах современной лиры новые, до него еще никому не ведомые звуки песни жгучей, беспредельной любви к народу. Родина сливалась для него с таинственным и чистым видением покойной матери. Это высочайший символ любви к родной земле, какой только есть в русской поэзии: в русской литературе течение, которое я называю любовью к народу, до сих пор -- жизненное и глубокое. Короленко "Сон Макара". лирическая поэма в прозе. Вот -- чистейшая религиозная легенда, детская, наивная и глубокая, как лучшие легенды прошлых веков. не мольба, а крик свободы, безумная жажда не справедливости, а любви. Глеб Успенский. Успенский как будто не смеет отдаться вдохновению, пишет под гнетом "злобы дня", У него есть тот непреодолимый стыд красоты, он превращается в истинного поэта, и его увлекает та же великая, божественная сила любви к народу. юродивый Парамон, настоящий угодник Божий из народа – величайший образ, созданный Гл. Успенским. Искатель правды Божьей, страстотерпец, удрученный железными веригами Н. К. Михайловский. Многие считают Михайловского исключительно позитивистом. Правда, он позитивист, как и большинство русских критиков, в отношении к искусству и красоте. Он не хочет примириться с высшим сознательным и божественным идеализмом, который, как многие люди его поколения, считает реакционным возрождением отжившего и суеверного мистицизма. Но в своих молодых статьях о Дарвине, о Спенсере он идеалист. У Михайловского есть одна превосходная статья о Лермонтове. Критик отмечает в Лермонтове черту необычайной героической воли, несокрушимую гордость и силу, что-то царственное, "признак власти". Явление редкое в конце XIX века -- человек, абсолютно чуждый сомнений. Чтобы так безупречно верить в какую бы то ни было святыню, надо иметь силу. VI. СОВРЕМЕННОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ПОКОЛЕНИЕ В. М. Гаршин был в полном смысле мученик современной русской литературы. смелый новатор. Он бесповоротно и окончательно порвал с условными традициями бытового реалистического романа. Абсолютная, беспредельная искренность, которая вызывает беспредельное доверие читателя. В такой поэзии есть что-то священное и страшное, как в исповеди. язык особенный, поражающий краткостью. возвращается к идеальной форме, преобладающей в начале XIX века, -- к лирической поэме. Избирает героев менее всего идеальных Гаршин, напротив, до последних пределов суживает и ограничивает поле своих действий. Он не расширяет своей идеи, своего чувства до сложной человеческой драмы, он упрощает и сосредоточивает их в один художественный образ. мистическое чувство, как почти все люди его поколения, он считал трусливым отступничеством, рабством, возвращением к старым цепям. Роковая ошибка! Чехов, подобно Гаршину, откидывает все лишнее, всю беллетристическую шелуху, любезную критикам, возобновляет благородный лаконизм, пленительную простоту и краткость, которые делают прозу сжатою, как стихи. маленькой эпической поэме в прозе. Некоторые люди как будто рождаются путешественниками. его спасает художественная чувствительность, болезненно-утонченная. Он замечает неуловимое. Фофанов. Это -- поэзия резких и мучительных диссонансов. Это -- поэт городской, порождение тех самых безнадежных петербургских туманов, из которых вышли полубезумные и таинственные герои Достоевского. подобного лирика привлекает не сама природа, а то, что лежит там, за пределом ее. Все предметы, все явления для него в высшей степени прозрачны. Он смотрит на них как на одушевленные иероглифы, как на живые символы, в которых скрыта божественная тайна мира. Минский. поэт мысли, и как ни странно сочетание этих двух слов, оно вполне возможно в новой литературе, -- поэт-критик. То, что было святыней прошлого поколения -- народнический реализм, гражданские мотивы в искусстве, вопросы общественной справедливости, Вопросы о бесконечном, о смерти, о Боге. и поэт, мученик мысли, завидует беззаботному артисту-эпикурейцу, который черпает забвение в чувственной красоте, владеет красками, звуками, мрамором. Самая глубокая и страстная поэзия мысли публике почти недоступна. Наши критики не умеют отличить рассудочность риторики от выстраданной идеи поэта-философа. я должен бы показать, как возвышенный идеализм XIX века отразился на олимпийскилучезарной, могучей и блаженной поэзии А. И. Майкова, Я. П. Полонского, Мея и в особенности Тютчева. Значение Фета несколько преувеличено. Тонкие ценители поставят, конечно, выше Фета менее признанного, но более глубокого поэта-философа, неподражаемо-прекрасного Тютчева. Это не певец толпы, это -- певец певцов. Такой же искренний и непосредственный лирик Я. П. Полонский. Недаром Тургенев любил его и понимал. А. Н. Плещеев. Его поэзия отличается удивительной простотой и ясностью формы. Лучше всего то в стихах А. Н. Плещеева, что вы невольно чувствуете в них светлую, тихую и прекрасную душу человеческую. Я должен бы указать на то, как возрождение свободного религиозного чувства отразилось в лучшем произведении г. Апухтина -- "Год в монастыре", великое успокоение в природе, примирение с жизнью и смертью, то глубочайшее русское смирение, которое напоминает божественную Нирвану Бодизатвы, вдохновляет лучшие произведения гр. Голенищева-Кутузова, как например "Рассвет" Андреевский-критик, свободный в своих суждениях, стоит выше враждующих литературных партий и лагерей. обладает искренним уважением к нравственной свободе писателя, высшей культурной терпимостью. терпимость вовсе не предполагает отсутствия страстного личного отношения и личного вкуса. характерный поворот к философскому настроению критик -- В. Д. Спасович. У Спасовича нет этой, любезной всем банальным писателям, предательской гладкости языка, удобной для выражения таких же гладких и бесцветных мыслей. высшая степень культурности придает Спасовичу столь редкую у нас философскую широту и свободную терпимость критических взглядов. По тому же пути, только в другой области, идет Влад. С. Соловьев. На примере Соловьева видно, как в новом человеке возможно это сочетание глубокого религиозного чувства с искренней и великой жаждой земной справедливости. развенчанная прозаическая, утилитарная свобода и утилитарная справедливость никогда не пленят сердца человеческого. После многих лет, как в молодые годы у Пушкина, у Белинского, у всех лучших русских людей, любовь к народу и общественная справедливость снова являются у Вл. Соловьева как идеал бесконечный и божественный, как святыня, как вдохновение, в ореоле красоты и поэзии. Только бесконечное мы можем любить бесконечной любовью, то есть любить до самоотречения, до ненависти к собственной жизни, до смерти. мы переживаем один из важнейших моментов в историческом развитии русской литературы. Тайные побеги новой жизни, новой поэзии Мы видели, что русские писатели предшествующего поколения с небывалою гениальною силою выразили, несмотря на внешний реализм бытового романа, неутолимую мистическую потребность XIX века. всюду чувствуется возрождение вечного идеального искусства Мы должны вступить из периода поэзии творческого, непосредственного и стихийного в период критический, сознательный и культурный. Современное поколение имело несчастие родиться между этими двумя мирами, перед этой бездной. |