– Is it easy for a woman to provoke you?
– It's easy, I'm not afraid of the consequences. Only I need to make sure that it is necessary for the one who provokes, that this is not just a game.
– Do women often promote you for Money?
Постоянно, но я стараюсь об этом не думать.
– Что такое грамотная раскрутка?
– Это когда ее не замечаешь.
– ¦ Все хотят с тебя что-то поиметь. Это утомляет?
– Это еще вопрос, кто кого имеет, – я их или они меня.
– Что для тебя предел откровенности?
Constantly, but I try not to think about it.
– What is a competent promotion?
– It's when you don't notice her.
- ¦ Everyone wants to fuck something from you. Is it tiring?
– It's still a question of who has whom – I have them or they have me.
– What is the limit of frankness for you?
– Ты в своих книжках пишешь про вялый пенис и про то, как он становится твердым, но ял никогда не буду рассказывать тебе про свой пенис. Ты хочешь, чтобы я излагал тебе Камасутру? Изволь, но я буду называть только номера поз. Есть такой анекдот про сумасшедших, которые рассказывали друг другу анекдоты, называя их цифрами – 21, 54, 91 и т. д. И когда один назвал номер 45, его избили. Почему? За то, что! рассказал неприличный анекдот. Так и я. Возьму Камасутру, открою ее и буду откровенничать: "Вот с этой женщиной у меня была поза № 17". Пусть читатели догадываются, что за поза.
– You write in your books about a flaccid penis and how it becomes hard, but I will never tell you about my penis. Do you want me to teach you the Kama Sutra? If you like, but I will only call the pos numbers. There is a joke about crazy people who told each other jokes, calling them numbers – 21, 54, 91, etc. And when one called the number 45, he was beaten. Why? For what! he told an obscene joke. So am I. I will take the Kama Sutra, open it and I will be frank: "I had pose No. 17 with this woman." Let the readers guess what the pose is.
– Но ведь обо всем можно рассказывать мягко и красиво.
– Во-первых, если мягко, это уже не красиво. Во-вторых, для этого надо быть Бодлером или Франсуа Вийоном.
Есть такой писатель Савелла. Он приехал в Россию в начале перестройки. Я решил издать четыре его книги, но прочитал только три. До последней под названием
– But you can talk about everything gently and beautifully.
– Firstly, to put it mildly, it is no longer beautiful. Secondly, you have to be Baudelaire or Francois Villon to do this.
There is such a writer Savella. He came to Russia at the beginning of perestroika. I decided to publish four of his books, but I only read three. Until the last one called
"Мужские разговоры в русской бане" я добрался уже после того, как заключил контракт на издание. Она сплошь состояла из фраз типа: "Тугая струя спермы ударила ей в рот". Для меня пошлость – это порнография. Есть такой набор шаблонных фраз о сексе. В Москве в 50-е годы за каждую страницу эротического романа мы платили рубль, чтобы прочесть ее. Взять на сутки эротический журнал стоило три рубля. Стряпал все эти рассказики некий автор под псевдонимом Николай Николаевич.
I got to "Men's conversations in the Russian bathhouse" after I signed a contract for publication. It consisted entirely of phrases like: "A tight stream of sperm hit her in the mouth." For me, vulgarity is pornography. There is such a set of template phrases about sex. In Moscow in the 50s, we paid a ruble for every page of an erotic novel to read it. It cost three rubles to take an erotic magazine for a day. All these stories were concocted by a certain author under the pseudonym Nikolai Nikolaevich.
Для меня они были эталоном пошлости. Так вот, книга писателя Савеллы была выдержана в этом духе. Я отказался ее печатать, автор подал на меня в суд. Когда на суде я увидел, что судья – 70-летняя женщина, я уверился, что мое дело в шляпе. Я решил давить на мораль и заявил вот что: "Давайте я прочту фрагмент из этой книжки, и если вы скажете, что я был не прав, тогда считайте, что суд я проиграл". И я с блеском прочитал отрывок о тугой струе спермы. Суд я проиграл. А судья-старушка потом сказала моему адвокату: "И чего он так возмущается? По-моему, хорошая книга".
For me, they were the standard of vulgarity. So, the book of the writer Savella was sustained in this spirit. I refused to print it, the author sued me. When I saw at the trial that the judge was a 70–year-old woman, I was sure that my case was in the hat. I decided to put pressure on morality and said this: "Let me read a fragment from this book, and if you say that I was wrong, then consider that I lost the court." And I brilliantly read the passage about the tight stream of sperm. I lost the trial. And the old lady judge then said to my lawyer: "And why is he so indignant? I think it's a good book."
– А где бы ты провел границу между эротикой и порнографией?
– Классная эротика – это когда воображение человека благодаря увиденному или прочитанному дорисовывает порнографическую картинку.
– Почему у тебя такой странный, скрипучий голос?
– Однажды на дне рождения у друга выпил чистого спирта. Я не знал, что это спирт, думал, просто водка. Надо было быстро глотать, а я чуть задержал и начисто сжег все связки.
– За что ты попал в детскую колонию?
– And where would you draw the line between eroticism and pornography?
– Cool eroticism is when a person's imagination, thanks to what he has seen or read, draws a pornographic picture.
– Why do you have such a strange, raspy voice?
– Once I drank pure alcohol at a friend's birthday party. I didn't know it was alcohol, I thought it was just vodka. It was necessary to swallow quickly, but I delayed a little and completely burned all the ligaments.
– Why did you end up in a children's colony?
– За поножовщину. Я сначала был тихим Мальчиком, в школе меня постоянно били за то, Что я еврей. А в пятом классе к нам пришел еврей-второгодник Ройтенбург, здоровый такой. мне сказал: "Тебе нечего бояться". Поднакачал меня, и мы как пошли всех крушить вплоть До Детской колонии! Тогда в каждом районе Одессы была своя банда. Я жил на Слободке – наша банда называлась слободской. Каждый вечер мы ходили в лунопарк, там прохаживались девочки. Из-за девчонок и сцепились две банды – слободская и молдаванская. Вынули ножи, тут нас и повязали.
– А ты носил с собой ножик?
– For the stabbing. At first I was a quiet Boy, at school I was constantly beaten for being Jewish. And in the fifth grade, a Jewish second-year student, Roitenburg, came to us, he was so healthy. He told me: "You have nothing to be afraid of." He pumped me up, and we just went to destroy everyone up to the Children's Colony! Then every district of Odessa had its own gang. I lived in the village – our gang was called Slobodskaya. Every evening we went to the lunopark, the girls walked there. Because of the girls, two gangs - Sloboda and Moldavian - fought. They took out the knives, and then they tied us up.
– Did you carry a knife with you?
– Еще бы.
– За что тебя посадили?
– Как в те времена можно было жить, не нарушая законов? Я работал в Росконцерте.
Чтобы решить какие-то вопросы, всем надо было дарить букеты и конфеты. Это требовало денгг,расходы надо было как-то оформлять, и я выписывал липовые накладные на погрузочно-разгрузочные работы.
– И за это взяли?
– За это дали!
– От чего бы ты предпочел умереть?
– You bet.
– What did they put you in jail for?
– How was it possible to live in those days without breaking the laws? I worked at Rosconcert.
To solve some issues, everyone had to give bouquets and sweets. This required money, expenses had to be processed somehow, and I wrote out fake invoices for loading and unloading operations.
– And they took you for it?
– They gave me for it!
"What would you rather die of?"
– От пули. Этого недолго ждать: через месяц меня должны убить. Может быть, ты тот счастливый журналист, который опубликует последнее интервью Рудинштейна.
– Кому же ты мешаешь?
– Этого я не скажу. Хотя причина в таких случаях всегда одна – деньги. Такой раскрученный фестиваль, как "Кинотавр", может и должен приносить деньги. Есть структуры, которые хотят прибрать его к рукам, чтобы извлечь из него максимальную прибыль. Единственное, что меня радует в этой ситуации, – то, что я не испытываю чувства страха.
– From a bullet. It won't be long to wait: in a month I have to be killed. Maybe you are the lucky journalist who will publish Rudinstein's last interview.
– Who are you bothering?
– I won't say that. Although the reason in such cases is always the same – money. Such a hyped festival as Kinotavr can and should bring money. There are structures that want to get their hands on it in order to extract maximum profit from it. The only thing that pleases me in this situation is that I do not feel a sense of fear.
– Если ты говоришь мне, журналистке, своем предполагаемом убийстве, значит, ты рассчитываешь на защиту?
– Нет, если бы я защищался, я бы наговорил гораздо больше.
– Ты жизнелюбивый человек и совсем не похож на жертву. Меня удивляет твое спокойствие.
– Может быть, я спокоен потому, что мне уже неинтересно жить, нечего узнавать, – все познано. А смерть от пули – легкая и быстрая, не худшая из смертей.
– Я бы предпочла смерть во время оргазма.
– Я читал один порнографический роман, в котором главная героиня, испытав все виды любви, решила умереть на пике оргазма. Она ввела в вибратор цианистый калий вместо обычного молока, имитирующего сперму. И в самый острый момент нажала на кнопку.
– If you tell me, a journalist, your alleged murder, then you are counting on protection?
– No, if I had defended myself, I would have said much more.
– You are a life-loving person and do not look like a victim at all. I am surprised by your calmness.
– Maybe I am calm because I am no longer interested in living, there is nothing to learn – everything is known. And death by a bullet is easy and quick, not the worst of deaths.
"I'd rather die during orgasm."
– I read one pornographic novel in which the main character, having experienced all kinds of love, decided to die at the peak of orgasm. She injected potassium cyanide into the vibrator instead of the usual milk simulating sperm. And at the most acute moment, she pressed the button.
– Что или кого ты не любишь в жизни?
– Жидов. Есть понятия "еврей" и "жид". Еврей – это человек, который не мешает людям жить. У меня есть чувство вины перед этим государством, еврейское чувство вины за концлагеря, которые мы возглавляли, за революцию.
– Неужели ты вправду считаешь, что евреи сделали революцию? Это абсурд.
– К сожалению, нет. Так сложилась история, что, распространившись по всему свету, мы принесли ему много благ. Но нам приходилось бороться за свое выживание, и во имя этой цели мы Устроили эксперимент на 70 лет.
– What or who do you dislike in life?
– Jews. There are concepts of "Jew" and "Jew". A Jew is a person who does not interfere with people's lives. I have a sense of guilt before this state, a Jewish sense of guilt for the concentration camps that we led, for the revolution.
– Do you really think that the Jews made a revolution? This is absurd.
– Unfortunately, no. The story so happened that, having spread all over the world, we brought him many benefits. But we had to fight for our survival, and in the name of this goal we staged an experiment for 70 years.
Есть такая птичка-воробей, ее называют "Жид". Он везде клюет, во все вмешивается, повсюду мельтешит, у него одно желание – урвать. Нет ощущения своего кусочка. Что такое родина? Это не место на карте, это парадное, где ты первый раз обнял девушку или распил с друзья-ми бутылку портвейна, это улочка, где ты кому-то дал в морду или тебе дали. Родина – это сентиментальность. Меня трудно вытащить отсюда. У меня вся семья уехала, а я остался. Так вот, жид – это человек без чувства родины, которому абсолютно на все плевать. А еще – это чувство зависти. Жидом может быть человек любой национальности.
There is such a bird-a sparrow, it is called a "Jew". He pecks everywhere, interferes with everything, flits everywhere, he has one desire – to snatch. There is no feeling of your piece. What is the motherland? This is not a place on the map, this is the front where you hugged a girl for the first time or drank a bottle of port with friends, this is a street where you punched someone in the face or were given to you. Homeland is sentimentality. It's hard to get me out of here. My whole family left, but I stayed. So, a Jew is a person without a sense of homeland, who absolutely does not care about anything. And it's also a feeling of envy. A Jew can be a person of any nationality.
– Ты не слишком откровенен со мной.
– А я хочу, чтобы оставалась недосказанность. Это прием фильмов Тарковского. У тебя никогда не было такого ощущения? Вот ты смотришь в окно, на улице стоят два человека и разговаривают. По их жестам и мимике ты сам придумываешь их диалог. То же самое у нас с тобой, договаривай за меня. А вообще на все твои вопросы у меня есть универсальный ответ: "В моей жизни было все".
Вопросы дрянной девчонки: Борису, Краснову
"You're not being too honest with me.
– And I want there to be an understatement. This is the reception of Tarkovsky's films. Have you ever had such a feeling? Here you are looking out the window, two people are standing on the street and talking. By their gestures and facial expressions, you invent their dialogue yourself. It's the same with you and me, finish it for me. In general, I have a universal answer to all your questions: "Everything has happened in my life."
Trashy girl's questions: Boris, Krasnov
Он из тех, кто уже осыпан золотом славы и известен всей богемной Москве. Ни одно крупное шоу в столице не обходится без его участия. Его имя на афише – знак престижности и дороговнзны представления. Четыре пары "отрубленных рук", символизирующие четыре национальные премии "Овация", пылятся в его кабинете.
Кипучая энергия его мыслей и прихотливое воображение выливаются в сумасшедшее количество проектов – декорами к сольным концертам всех самых крупных "звезд" в стране, оформление самых популярных телепередач, международных фестивалей и презентаций. Предмет его гордости – декорации к гала-концерту Майи Плисецкой в Нью-Йорке.
He is one of those who has already been showered with gold of glory and is known throughout bohemian Moscow. No major show in the capital is complete without his participation. His name on the poster is a sign of prestige and expensive performances. Four pairs of "severed hands" symbolizing the four national awards "Ovation" are gathering dust in his office.
The ebullient energy of his thoughts and whimsical imagination result in a crazy number of projects – decorations for solo concerts of all the biggest "stars" in the country, the design of the most popular TV shows, international festivals and presentations. The subject of his pride is the scenery for Maya Plisetskaya's gala concert in New York.
Его зовут Борис Краснов. Чистая лиса и бесовски талантлив. Темперамент авантюриста, великолепная дерзость провинциала, покорившего Москву, быстрота в мыслях и движениях, отчаянно продувной вид. "Я лучший шоу-дизайнер шестой части суши! – кричит он по мобильному телефону очередному заказчику. – У меня нет конкурентов!" Его неколебимое сознание собственной неповторимости гипнотически действует на окружающих. Он словно на шарнирах, подвижный, как ртуть, хваткий, как осьминог. Под слоем кожи у него натянуты голые электрические провода – он весь, от макушки до пят, вибрирует от тока жизненных сил.
His name is Boris Krasnov. Pure fox and devilishly talented. The temperament of an adventurer, the magnificent audacity of a provincial who conquered Moscow, speed of thought and movement, a desperately purged look. "I am the best show designer of the sixth part of sushi! – he shouts on his mobile phone to the next customer. – I have no competitors!" His unshakable consciousness of his own uniqueness hypnotically affects others. He seems to be on hinges, mobile as mercury, grasping like an octopus. Naked electrical wires are stretched under a layer of skin – he is vibrating from the top of his head to his feet from the current of vital forces.
Кажется, Краснов растрачивает больше энергии, чем необходимо. В нем все бродит, бурлит, пенится. Его патологическая артистичность выливается в Шумные эскапады и ребячества. Он так долго существует среди декораций, что давно уже путает театр и жизнь. Он любит петушиться и склонен к небезопасным чудачествам, противоречить ему Невозможно – он тут же ошпарит вас потоком безупречно исполненной ярости. В последнюю Нашу встречу он грозился метнуть в меня тяжелой хрустальной пепельницей. Впрочем, сотрудники Бориса Краснова, в отличие от слабонервных посетителей, давно не реагируют на экстравагантные выходки своего босса. Его любовь к площадному фольклору приводит меня в восторг, но, к сожалению, это нецензурное красноречие нельзя процитировать, не рискуя оскорбить нежные читательские уши.
Krasnov seems to be wasting more energy than necessary. Everything in it is fermenting, bubbling, foaming. His pathological artistry results in Noisy escapades and childishness. He has existed among the scenery for so long that he has long confused theater and life. He likes to cock and is prone to unsafe eccentricities, it is impossible to contradict him – he will immediately scald you with a stream of flawlessly executed rage. The last time we met, he threatened to throw a heavy crystal ashtray at me. However, Boris Krasnov's employees, unlike the faint-hearted visitors, have not reacted to the extravagant antics of their boss for a long time. His love for areal folklore makes me ecstatic, but, unfortunately, this obscene eloquence cannot be quoted without risking offending the gentle reader's ears.
|
Скачать 7.96 Mb.