Дисциплине Истории и философия науки
 Скачать 1.88 Mb.
|
|
а также идеалов и норм исследования из одной научной дисциплины в другую. Такие трансплантации способны вызвать преобразования оснований науки без обнаружения парадоксов и кризисных ситуаций, связанных с ее внутренним развитием. Новая картина исследуемой 286 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности Научные революции и междисциплинарные взаимодействия 287 реальности (дисциплинарная онтология) и новые нормы исследова- ния, возникающие в результате «парадигмальных прививок», откры- вают иное, чем прежде, поле научных проблем, стимулируют откры- тие явлений и законов, которые до «парадигмальной прививки» вообще не попадали в сферу научного поиска. В принципе, этот путь научных революций не был описан с доста- точной глубиной ни Т. Куном, ни другими исследователями в запад- ной философии науки. Между тем он является ключевым для пони- мания процессов возникновения и развития многих научных дисциплин. Более того, вне учета особенностей этого пути, основан- ного на парадигмальных трансплантациях, нельзя понять той великой научной революции, которая была связана с формированием дисцип- линарно организованной науки. Большинство наук, которые мы сегодня рассматриваем в качестве классических дисциплин, — биология, химия, технические и социаль- ные науки — имеют корни в глубокой древности. Историческое разви- тие знания накапливало факты об отдельных особенностях исследуемых в них объектах. Но систематизация фактов и их объяснение длительное время осуществлялись посредством натурфилософских схем. После того как возникла первая теоретически оформленная об- ласть научного знания — физика, а механическая картина мира при- обрела статус универсальной научной онтологии, начался особый этап истории наук. В большинстве из них предпринимались попытки применить для объяснения фактов принципы и идеи механической картины мира. Механическая картина мира, хотя она и сформировалась в рамках физического исследования, в эту историческую эпоху функционирова- ла и как естественнонаучная, и как общенаучная картина мира. Обос- нованная философскими установками механистического материализ- ма, она задавала ориентиры не только для физиков, но и для ученых, работающих в других областях научного познания. Неудивительно, что стратегии исследований в этих областях формировались под непосред- ственным воздействием идей механической картины мира. Весьма показательным примером в этом отношении может слу- жить развитие химии рассматриваемого исторического периода (XVII—XVIII вв.). В середине XVII столетия, когда химия еще не кон- ституировалась в самостоятельную науку, она либо включалась в сис- тему алхимических представлений, либо выступала в качестве набора знаний, подсобных для медицины. Начало становления химии как науки было во многом связано с внедрением в химию атомно-курпу- скулярных представлений. Во второй половине XVII в. Р. Бойль вы- двинул программу, которая транслировала в химию принципы и об- разцы объяснения, сформировавшиеся в механике. Бойль предлагал объяснить все химические явления, исходя из представлений о дви- жении «малых частиц материи» (корпускул). На этом пути химия, по мнению Бойля, должна была отделить себя от алхимии и медицины и превратиться в самостоятельную науку. Исходя из универсальности действия законов механики, он заключил, что принципы механики должны быть «применимы и к скрытым процессам, происходящим между мельчайшими частицами тел»". Функционирование механической картины мира как исследователь- ской программы прослеживается не только на материале взаимодейст- вия химии и физики. Аналогичный механизм развития научных знаний может быть обнаружен и при анализе отношений между физикой и био- логией на этапе становления дисциплинарной науки XVIII в. На первый взгляд биология не имела столь тесных контактов с фи- зикой, как химия. Тем не менее механическая картина мира в ряде си- туаций оказывала довольно сильное влияние и на стратегию биологи- ческих исследований. Показательны в этом отношении исследования Ламарка, одного из основоположников идеи биологической эволюции. Пытаясь найти естественные причины развития организмов, Ла- марк во многом руководствовался принципами объяснения, заимст- вованными из механики. Он опирался на сложившийся в XVIII столе- тии вариант механической картины мира, включавшей идею «невесомых» носителей различных типов сил, и полагал, что именно невесомые флюиды являются источником органических движений и изменения в архитектонике живых существ. Природа, по Ламарку, является ареной постоянного движения, пе- ремещения и циркуляции бесчисленного множества флюидов, среди которых электрический флюид и теплород являются главными «воз- будителями жизни» 1 2 Развитие жизни, с его точки зрения, — это «нарастающее влияние движения флюидов», которое выступало причиной усложнения орга- низмов. «Кто не увидит, — писал он, — что именно в этом проявляется исторический ход явлений организации, наблюдаемой у рассматривае- мых животных, кто не увидит его в этом возрастающем усложнении их в общем ряде при переходе от более простого к более сложному» 13 . Имен- но обмен флюидами между окружающей средой и организмами, возра- стание этого обмена при усилении функционирования органов приво- дило к изменению последних. Приспособление организмов к условиям обитания, по Ламарку, усиливает функционирование одних органов и ослабляет функционирование других. Соответствующий обмен флюи- 288 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности Научные революции и междисциплинарные взаимодействия 289 дами со средой вызывает при этом мелкие изменения в каждом органе В свою очередь, такие изменения наследуются, что, согласно Ламарку, может привести при длительном накоплении изменений к довольно сильной перестройке органов и появлению новых видов. Как видим, объяснение, которое использовал Ламарк, во многом было инициировано принципами, транслированными из механичес- кой картины мира. Функционирование механической картины мира в качестве обще- научной исследовательской программы проявилось не только при изу- чении различных процессов природы, но и по отношению к знаниям о человеке и обществе, которые пыталась сформировать наука XVIII столетия. Конечно, рассмотрение социальных объектов в каче- стве простых механических систем представляло собой огромное уп- рощение. Эти объекты принадлежат к классу сложных, развивающих- ся систем, с включенными в них человеком и его сознанием. Они требуют особых методов исследования. Однако, чтобы выработать та- кие методы, наука должна была пройти длительный путь развития. В XVIII в. для этого еще не было объективных предпосылок. Научный подход в эту эпоху отождествлялся с теми его образцами, которые реа- лизовались в механике, а поэтому естественным казалось построение науки о человеке и обществе в качестве своего рода социальной меха- ники на основе применения принципов механической картины мира. Весьма характерным примером такого подхода были размышления Ж. Ламетри и П. Гольбаха о природе человека и общества. Опираясь на идеи, развитые в механической картине мира, Ламетри и Гольбах активно использовали механические аналогии при объяснении соци- альных явлений и обсуждении проблем человека как природного и социального существа. Рассматривая человека прежде всего как часть природы, как осо- бое природное тело, Ламетри представлял его в качестве особого рода механической системы. Он писал, что человек может быть представ- лен как «часовой механизм», но огромных размеров и построенный с таким искусством и изощренностью, что если остановится колесо, при помощи которого в нем отмечаются секунды, то колесо, обозна- чающее минуты, будет вращаться и идти как ни в чем не бывало. Та- ким же образом засорения нескольких сосудов недостаточно для того, чтобы уничтожить или прекратить действие рычага всех движений, находящегося в сердце, которое является рабочей частью человечес- кой машины... Ламетри указывает далее, что «человеческое тело — это заводящая сама себя машина, основное олицетворение беспрерывного движения». Вместе с тем он отмечал особенности этой машины и ее сложность по сравнению с техническими устройствами, изучаемыми в механике. «Че- ловека, — писал он, — можно считать весьма просвещенной машиной и настолько сложной машиной, что совершенно невозможно составить о ней ясную идею, а следовательно, дать точное определение» 14 Солидаризируясь с Ламетри в понимании человека как машины, Гольбах акцентировал внимание на идеях универсальности механиче- ских законов, полагая возможным описать с их помощью человечес- кое общество. Для него человек есть продукт природы, подчиняю- щийся, с одной стороны, общим законам природы, а с другой — специальным законам. Специфической особенностью человека, по Гольбаху, является его стремление к самосохранению. При этом «человек сопротивляется разрушению, испытывает силу инерции, тяготеет к самому себе, при- тягивается сходными с ним объектами и отталкивается противопо- ложными ему... Все, что он делает и что происходит в нем, является следствием силы инерции, тяготения к самому себе, силы притяже- ния и отталкивания, стремления к самосохранению, одним словом, энергии, общей ему со всеми наблюдаемыми существами» 15 Когда Ламетри и Гольбах используют понятия машины, силы, инерции, притяжения, отталкивания для характеристики человека, то здесь отчетливо прослеживается язык механической картины мира, которая длительное время определяла стратегию исследования при- роды, человека и общества. Эту стратегию можно довольно легко об- наружить и на более поздних этапах развития знания, например в со- циальных концепциях К.-А. Сен-Симона и Ш. Фурье. В работе «Труд о всемирном тяготении» Сен-Симон отмечал, что «прогресс челове- ческого ума дошел до того, что наиболее важные рассуждения о поли- тике могут и должны быть непосредственно выведены из познаний, приобретенных в высших науках и в области физики». По мнению Сен-Симона, закон всемирного тяготения должен стать основой новой философии, которая в свою очередь может стать фундаментом новой политической науки. «Сила ученых Европы, — писал он, — объединен- ных в общую корпорацию и имеющих своей связью философию, осно- ванную на идее тяготения, будет неизмерима». Он полагал, что идеи тяготения могут стать той основой, на базе которой может быть пост- роена такая наука, как история, констатировал, что «пока еще она представляет собой лишь собрание фактов, более или менее точно ус- тановленных, но в будущем должна стать наукой, а поскольку единст- венной наукой является классическая механика, то по своему строе- нию история должна будет приблизиться к небесной механике» 16 19-959 290 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности Научные революции и междисциплинарные взаимодействия 291 Сходные идеи можно найти в творчестве Ш. Фурье, который пола- гал, что принципы и подходы механики позволяют раскрыть законы социального движения. Он писал о существовании двух типов зако- нов, которым подчиняется мир. Первый из них — это закон матери- ального притяжения, приоритет открытия которого принадлежит Ньютону. Считая себя продолжателем ньютоновских идей и распро- страняя учение о тяготении на социальную жизнь, Фурье полагал, что можно говорить о втором типе законов, которым подчиняется соци- альное движение. Их Фурье обозначал как законы притяжения по страсти, которая в концепции Фурье занимала центральное место, выступая определяющим свойством природы человека 17 По существу, здесь проводится своего рода аналогия между сущест- вованием тяготения природных тел и тяготением людей друг к другу. И делается это во многом благодаря тому, что сам человек рассматри- вается как часть природы, хотя и имеющий некоторые отличия от дру- гих объектов природы, но все же подчиняющийся общим принципам движения, сформулированным в механике. Идея общей механики природы и человеческих отношений во многом была инициирована механической картиной мира, которая доминировала в науке XVIII столетия и отчасти сохранила эти свои позиции в начале XIX в. Влияние идей механической картины мира было столь значимым, что оно не только определяло стратегию развития научных знаний, но и оказывало воздействие на политическую практику. Идея мира как упорядоченной механической системы «явно довлела над умами творцов американской конституции, разработавших структуру госу- дарственной машины, все звенья которой должны были действовать с безотказностью и точностью часового механизма» 18 Все это свидетельствует об особом статусе механической картины мира в культуре техногенных обществ эпохи раннего индустриализма. Механицизм был одним из важных истоков формирования соответст- вующих мировоззренческих структур, укоренившихся в культуре и влияющих на самые различные сферы функционирования общест- венного сознания. В свою очередь, распространение механистическо- го мировоззрения подкрепляло убеждение в том, что принципы меха- нической картины мира являются универсальным средством познания любых объектов. Таким образом, можно обозначить важную особенность функцио- нирования механической картины мира в качестве фундаментальной исследовательской программы науки XVIII в. — синтез знаний, осуще- ствляемый в ее рамках, был связан с редукцией различного рода про- цессов и явлений к механическим. Правомерность этой редукции обос- новывалась всей системой философско-мировоззренческих оснований науки, в которых идеи механицизма играли доминирующую роль. Однако по мере экспансии механической картины мира во все но- вые предметные области наука все чаще сталкивалась с необходимос- тью учитывать особенности этих областей, требующих новых, немеха- нических представлений. Накапливались факты, которые все труднее было согласовывать с принципами механической картины мира. К концу XVIII — началу XIX в. стала складываться новая ситуация, приведшая к становлению дисциплинарного естествознания, в рам- ках которого научная картина мира приобретала особые характерис- тики и функциональные признаки. Это была революция в науке, свя- занная с перестройкой ее оснований, появлением новых форм ее институциональной организации и ее новых функций в динамике со- циальной жизни. Историю химии, биологии, технических и социальных наук этого исторического периода нельзя понять, если не учитывать «парадиг- мальных прививок», которые были связаны с экспансией механичес- кой картины мира на новые предметные области. Проследим конкретные черты этого процесса. Как уже отмеча- лось, первые попытки применить представления и принципы меха- ники в химии были связаны с программой Р. Бойля. Анализ ее исто- рических судеб свидетельствует, что его стремление объяснить химические явления, исходя из представлений о движении «малых частиц материи» (корпускул), потребовало учета специфики химиче- ских процессов. Под давлением накопленных фактов о химических взаимодействиях Бойль вынужден был модифицировать переноси- мые в химию идеи механической картины мира, в результате чего на- чала постепенно выкристаллизовываться специфическая для химии картина исследуемых процессов. Первичные корпускулы, по Бойлю, должны рассматриваться в ка- честве элементов, замещающих прежние аристотелевские и алхимиче- ские элементы. Опираясь на факты, свидетельствовавшие о том, что изменение веществ позволяет как превращать одни вещества в другие, так и восстанавливать некоторые из них в первоначальном виде, Бойль заключил, что элементарные корпускулы, определяя свойства соответ- ствующих сложных веществ, должны сохраняться в реакциях 19 . Эти корпускулы выступают как качественно отличные друг от друга эле- менты, из которых образуются химические соединения и смеси. Здесь с достаточной очевидностью прослеживается, что картина химических процессов, начертанная Бойлем, хотя и согласовывалась с механической картиной мира, но включала в себя и специфические 292 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности Научные революции и междисциплинарные взаимодействия 293 черты. В зародышевой форме она содержала представление о химиче- ских элементах как о корпускулах, обладающих индивидуальностью которые, будучи физическими частицами, вместе с тем являлись но- сителями свойств, позволяющих им образовывать в своих соединени- ях различные виды химических веществ 20 В механике этими свойствами можно было пренебречь, рассмат- ривая корпускулы только как массы, подверженные действию сил, но в химии свойства корпускул, делающие их химическими элементами, должны стать главным предметом изучения. В механической картине мира (если взять ее развитые формы) на- ряду с элементарными объектами — корпускулами — выделялись ти- пы построенных из них тел — жидкие, твердые, газообразные. В кар- тине же химической реальности, предложенной Бойлем, типология химических веществ не редуцировалась полностью к типологии фи- зических объектов: наряду с различением жидких, твердых и газооб- разных (летучих) веществ выделялись два класса сложных химичес- ких объектов — соединения и смеси — и предполагалось, что внутри каждого из них существуют особые подклассы. Эти представления у Бойля были даны в неразвитой и во многом гипотетической форме, поскольку конкретные эмпирически фиксируемые признаки, по ко- торым смеси отличались бы от соединений, еще не были определены. «Еще долгое время сложный вопрос о том, что такое химическая смесь и что такое соединение, каковы их природа, свойства и отли- чия, порождал разнохарактерные и противоречивые суждения» 21 Программа Бойля предлагала эту картину в качестве основания для экспериментальной и теоретической работы в химии. В основных чертах она предвосхитила последующие открытия Дальтона, хотя в XVII в. для ее реализации еще не было достаточно условий. Во времена Бойля химия не располагала экспериментальными возможностями для определения того, какие вещества являются эле- ментами, а какие таковыми не являются. Бойлем не было определено и понятие атомного веса, как такой характеристики, которая позволя- ла бы экспериментально отличить их друг от друга. Несмотря на то что программа Бойля не была реализована, для мето- дологического анализа она служит хорошим примером, позволяющим установить особенности переноса принципов (в данном контексте — принципов механической картины мира) из одной науки в другую. На примере этой программы видно, что трансляция в химию нормативных принципов, закрепленных в механической картине мира (типа норма- тивных принципов: все тела состоят из корпускул, все явления можно объяснить взаимодействием неделимых корпускул, подчиняющихся механическим законам), не устраняла особенностей химического ис- следования. Более того, чтобы принципы механики были применены в новой области, их нужно было изложить особым образом, учитывая специфику изучаемых в химии объектов. А это приводило уже к постро- ению особой картины исследуемой реальности (в данном случае — кар- тины химической реальности), руководствуясь которой исследователь мог обнаружить в опыте и объяснить химические явления. Обращение к материалу истории науки позволяет утверждать, что становление большинства новых дисциплин связано как с внутридис- циплинарным развитием знания, так и с трансляцией нормативных принципов из одной науки в другую. В этом смысле программа Бойля может быть оценена как попытка осуществить революционные преоб- разования в химии путем трансплантации в нее познавательных уста- новок и принципов, заимствованных из механической картины мира. Неудача этой попытки была связана прежде всего с тем, что карти- на химической реальности, предложенная Бойлем, не включала таких признаков ее ключевого объекта (химический элемент), которые мог- ли бы получить экспериментальное обоснование и стимулировать но- вые направления исследований в химии. В этой картине отсутствова- ли также экспериментально проверяемые признаки, в соответствии с которыми можно было бы четко различать основные типы химичес- ких объектов (элемент, соединение, смесь). Через полтора столетия, когда химия накопила соответствующие знания, она повторила по- пытку Бойля в более удачном варианте. Процесс перестройки оснований химии в XVIII—XIX вв. также был обусловлен не только внутренними факторами ее развития (взаи- модействием теории и опыта). Решающую роль здесь по-прежнему играла механическая картина мира, господствовавшая в данный пе- риод. Она вводила в качестве универсальной схемы объяснения физи- ческих явлений представление о взаимодействии материальных кор- пускул (тел) посредством различных типов сил. По аналогии с этим подходом в химии стало утверждаться представление о «силах хими- ческого сродства» 22 , которые определяли взаимодействие химических элементов. Это представление было включено в картину химической реальности сначала на правах гипотезы, а затем, в работах Лавуазье, уже в качестве обоснованного опытом положения. Как отмечал Лавуазье, «быть может, однажды точность имеющихся Данных будет доведена до такой степени, что геометр сможет рассчи- тывать в своем кабинете явления, сопровождающие любое химическое соединение тем же, так сказать, способом, каким он рассчитывает дви- жение небесных тел. Взгляды, имеющиеся на этот счет у г. Лапласа, и 294 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности Научные революции и междисциплинарные взаимодействия 295 эксперименты, которые мы запроектировали на основе его идей, что- бы выразить силы сродства различных тел, уже позволяют не рассмат- ривать эту надежду как некую химеру» 23 Сам Лавуазье даже построил таблицу сродства кислорода по отно- шению к другим веществам и высказал предположение о возможнос- ти количественного измерения сродства. Особое внимание в его работах уделено разработке представлений об основных объектах — элементах. Он предложил связать с названием элементов представление о последнем пределе, достигаемом анализом. В этом отношении все вещества, которые, по его мнению, при совре- менном состоянии знаний нельзя разложить, являются элементами. «До тех пор пока не появятся средства их разделения и опыт не докажет нам обратное, — отмечал Лавуазье, — мы не можем считать их сложными» 24 Классифицируя простые элементы, Лавуазье, с одной стороны, включал в их состав явно гипотетические субстанции (как, например, теплород), с другой стороны, он гениально предвидел, что ряд кажу- щихся простыми тел в скором будущем не будет причислен к простым веществам (такие, как земля). Разработка Лавуазье новых представлений об элементах явилась решающим «сдвигом проблемы» в формировании научной картины химической реальности. Полученные им результаты оказались суще- ственными для доказательства закона сохранения вещества (1789), позволившего количественно изучить химические реакции. Они ока- зали влияние на исследования Дальтона, завершившего начатую Ла- вуазье программу формирования новой системы принципов химии, которые согласовывались с господствующими физическими идеями и опирались на химические эксперименты. Работы Дальтона и его по- следователей привели к построению картины химической реальнос- ти, в которой химические элементы были представлены в качестве атомов, различающихся формой и атомным весом. Последняя харак- теристика позволила объяснить не только экспериментально наблю- даемые явления, но и многие открытые в этот период и подтверждае- мые опытом законы (например, открытые И. Рихтером, Ж. Прустом и Дж. Дальтоном стехиометрические законы). Исследователи творчества Дальтона справедливо отмечают, что к формированию стехиометрических законов Дальтон пришел, опира- ясь на атомистическую гипотезу, с позиций которой он обобщил опытные факты. Эта гипотеза имела предпосылки в философских атомистических учениях, но непосредственным ее источником были ньютоновская атомистика, представления механической картины мира о неделимых и неуничтожимых корпускулах. Атомистическая картина Дальтона в процессе ее развития (в кото- ром решающую роль сыграли работы А. Авогадро и Ш. Жерара) была обогащена представлениями о молекулах как о единой системе ато- мов, а также представлениями о химических процессах как взаимо- действии молекул, при котором они обмениваются атомами. В свою очередь представления об атомно-молекулярном строении вещества под влиянием успехов химии начали оказывать обратное воздействие на физические исследования. Характерно, что разработка молекуляр- но-кинетической теории теплоты, пришедшей на смену теории теп- лорода, во многом опиралась на представление, что вещество постро- ено из движущихся молекул. Р. Клаузиус в одной из своих первых работ по кинетической теории газов (1857) создал математическую модель теплового движения частиц газов, предпослав ей изложение идей о молекулярном строении веще- ства. Показательно, что в этом изложении он выделял кроме поступа- тельного также вращательное и внутримолекулярное колебательное движение, упоминание о котором, в свою очередь, имеет смысл лишь постольку, поскольку молекула заранее представляется сложной и по- строенной из атомов (представление, которое вошло в научную карти- ну мира под влиянием развития химии). Не менее показательно, что в работе А. Кренига (1856), которая предшествовала исследованиям Кла- узиуса и с которой начинается цикл исследований, приведший к пост- роению молекулярно-кинетической теории теплоты, ключевым мо- ментом обоснования гипотезы о теплоте как кинетическом движении молекул является вывод закона Авогадро. Этот закон, полученный в 1811 г., был к этому времени настолько забыт в физике, что в физичес- ких словарях имя Авогадро даже не упоминалось 25 . Но в химии закон Авогадро был не только известен, но и сыграл решающую роль в разви- тии атомно-молекулярных концепций. Именно из химии он был вто- рично транслирован в физику и активно использован в ней при пост- роении молекулярно-кинетической теории теплоты. Таким образом, можно утверждать, что при трансляции принципов механической картины мира в химию они не просто трансплантирова- лись в «тело» химической науки, задавая собственно механическое ви- дение химических объектов, но сопоставлялись с теми признаками, которые были присущи объектам, исследуемым в химии, что стимули- ровало становление химии как науки с ее специфической предметной составляющей и формирование в ней особой, уже несводимой к меха- нической, картины исследуемой реальности. И хотя исследователи все еще размышляли о преобразовании химии в отдел прикладной меха- ники или возникновении самостоятельной химической механики 296 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности Научные революции и междисциплинарные взаимодействия 297 (Д.И. Менделеев), фактически можно было уже утверждать, что под влиянием механической картины мира и с учетом специфики химиче- ских объектов происходило конституирование химии в самостоятель- ную науку. И важнейшим аспектом этого процесса было становление в ней специальной картины исследуемой реальности. Между физичес- кой картиной мира и картиной химической реальности устанавлива- лась связь по принципу субординации, причем эта связь не отменяла относительной самостоятельности каждой из них. Сходные процессы становления специальной научной картины мира и конституирования научной дисциплины можно проследить и на материале истории биологического знания. Выше отмечалось, что при объяснении причин возникновения жизни Ламарк использовал идеи, развитые в механической картине мира XVIII столетия, в частности представления о теплороде и элект- рическом флюиде как носителях особых сил, которые он рассматри- вал в качестве главных возбудителей жизни. Однако Ламарк не меха- нически перенес представления об этих гипотетических субстанциях в ту область знаний, которую он развивал. Он подчеркивал, что, вхо- дя в живой организм, теплород и электрический флюид преобразуют- ся в нем в особый — нервный флюид, который свойствен только лишь живым существам. Нервный флюид, по мнению Ламарка, выступает как действующая сила, как своего рода орудие, производящее чувст- ва, представления, разумные акты. Именно нервный флюид «спосо- бен произвести столь изумляющие нас явления, и, отрицая его суще- ствование и его свойства, нам пришлось бы отказаться от всякого исследования физических причин явлений и вновь обратиться к рас- плывчатым, беспочвенным представлениям для удовлетворения на- шего любопытства в отношении данного предмета» 26 Объясняя таким образом природу живых организмов, Ламарк хотя и в неявной форме, но акцентировал внимание на особенностях, при- сущих живому, что подготавливало основания для спецификации би- ологической науки и формирования в ней особой картины исследуе- мой реальности. Ламарк не только выделял специфику биологических объектов, но и указывал на их взаимодействие с окружающей средой как на источник их изменений. Согласно Ламарку, эти изменения происходят благодаря постоянному извлечению флюидов из окружа- ющей среды и их трансформации внутри живого организма. Именно накопление соответствующих флюидов внутри организма приводит к изменениям отдельных органов и организма в целом, и эти изменения можно наблюдать, если рассматривать цепь поколений в течение до- статочно длительного времени. «С течением времени и под влиянием беспредельного разнообразия непрерывно изменяющихся обстоя- тельств последовательно были созданы живые тела всех классов и всех порядков» 27 Таким образом, принципы объяснения, заимствованные из меха- нической картины мира, были трансформированы Ламарком в фун- даментальный для биологии принцип эволюционного объяснения особенностей организмов и видов. Многообразие живых организмов, разная степень их организации явились основанием для своеобразного расположения их в опреде- ленном порядке от простого к сложному и обоснования Ламарком принципа градации, положенного им в основу своей эволюционной концепции. И хотя, настаивая на плавных, незаметных переходах между видами, Ламарк пришел к выводу об отсутствии реальных гра- ниц между ними и в конечном счете к отрицанию реальности видов, его идея изменчивости и передачи по наследству приобретенных из- менений послужила той основой, в соответствии с которой в последу- ющем развитии биологического знания накапливался эмпирический материал, стимулировавший развитие эволюционных представлений. Учитывая, что представления об объектах и их взаимодействиях выступают одним из аспектов формирования картины мира, можно утверждать, что Ламарк вводил новое видение биологической реаль- ности. Эволюционные идеи Ламарка обнаружили эвристическую зна- чимость не только для развития биологического знания, но и для дру- гих естественнонаучных дисциплин, например геологии. Ч. Лайель в развиваемой им концепции стремился решить слож- ную и актуальную для своего времени проблему о соотношении со- временных природных сил с силами прошлого. Решая эту задачу, Лай- ель обращался к тем идеям, которые уже были развиты к данному периоду в биологической науке. И если подходы, развиваемые «ката- строфистами», его не устраивали, то в концепции Ламарка он нашел разрешение возникающих перед ним вопросов. Речь идет о принци- пах, лежащих в основе концепции Ламарка: во-первых, о принципе сходства действующих сил природы с силами, которые действовали в прошлом, и, во-вторых, о принципе, согласно которому радикальные изменения являются результатами постепенных, накапливающихся во времени мелких изменений. Эти принципы были использованы Ч. Лайелем в его учении о геоло- гических процессах. Он перенес нормативные принципы, сложившие- ся в биологии, в геологию, построив здесь теоретическую концепцию, которая впоследствии оказала обратное воздействие на биологию, по- служив наряду с эволюционными идеями Ламарка одной из предпосы- 298 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности Научные революции и междисциплинарные взаимодействия 299 лок становления научной картины биологической реальности, связан- ной с именем Ч. Дарвина. Возникновение концепции Дарвина завершило формирование би- ологии как науки, имеющей статус самостоятельной отрасли естест- вознания. Картина биологической реальности отчетливо приобретает в этот период автономные черты и предстает как система научных представлений, выявляющих особенности живой природы. Утверждение биологии в качестве самостоятельной отрасли зна- ния не означало, что последующее развитие этой дисциплины шло только за счет ее внутренних факторов. Возникновение нового знания в дисциплинарно организованной науке всегда предстает как слож- ный и многоплановый процесс, включающий как внутридисципли- нарные, так и междисциплинарные взаимодействия. Примером тому могут служить открытия Г. Менделя, которые не только явились ре- зультатом развития биологической науки, но осуществлялись за счет трансляции в биологию идей, развитых в других отраслях знания. В работе «Опыты над растительными гибридами» Мендель сформу- лировал идею дискретного носителя наследственности — «наследст- венного фактора» и показал, что отдельные признаки и свойства ор- ганизмов можно связать с этими «наследственными факторами» 28 Опыты Менделя стали возможными благодаря развитию гибриди- зации в биологической практике того времени. Вместе с тем эмпири- ческий материал, накопленный в исследованиях биологов и практи- ков-селекционеров, сам по себе не приводил к идее «наследственных факторов». Чтобы сформулировать эту идею, нужно было заранее иметь некое теоретическое видение, под которое был бы подведен на- копленный эмпирический материал. Это теоретическое видение формировалось не только на основе раз- вивающегося биологического знания, но и под влиянием принципов объяснения, транслированных из других областей знания, в частности из математики. В исследованиях творчества Менделя отмечалось, что он «соединил методы двух наук: математики — вероятностно-статисти- ческий метод (Доплер) и биологии — гибридизационный метод (Унгер)» 29 Фактически Мендель проводил свои опыты под новую, складыва- ющуюся на этом этапе, картину биологической реальности, которая строилась за счет взаимосвязи внутридисциплинарного и междис- циплинарного знаний. В этой картине постепенно утверждалось представление о новом биологическом объекте — «наследственных факторах». Выявление этого объекта и включение представлений о нем в картину биологической реальности, с одной стороны, позволя- ло по-новому интерпретировать накопленные факты, а с другой — способствовало последующему обоснованию и развитию эволюцион- ной теории Дарвина и формированию новых биологических теорий (в частности, синтетической теории эволюции как соединения эво- люционной теории и популяционной генетики). В свою очередь новые теории и факты оказывали обратное влия- ние на картину биологической реальности, которая уточнялась и раз- вивалась под воздействием разрастающегося теоретического и эмпи- рического материала. В первой трети XX в. на смену дарвиновской пришла новая картина биологического мира: в ней основной едини- цей эволюции рассматривался не организм, а популяция, были введе- ны основные уровни организации живого — молекулярные носители наследственности, клетка, многоклеточные организмы, популяции, биогеоценозы и биосфера (представления о двух последних уровнях были включены в картину биологического мира во многом благодаря работам В.Н. Сукачева и В.И. Вернадского). Взаимодействие организмов между собой и со средой рассматрива- лось в контексте включения в это взаимодействие надорганизменных структур живого. Основой биологических процессов выступали воспро- изводство структур жизни в соответствии с генетическим кодом (наслед- ственность) и их изменение благодаря мутациям и естественному отбору. Наконец, возникли новые представления о пространственно-вре- менных характеристиках биологических процессов. Уже в дарвинов- ской картине мира вводилось представление об эволюционном вре- мени (в отличие от механической картины мира, носящей вневременной характер), утверждалась идея историзма. Последующее развитие биологии уточнило эти идеи и сформировало представление об особых пространственно-временных структурах живого, несводи- мых к физическому пространству и времени. Возникло представление о биологическом времени отдельных живых организмов и популяций, выяснилось, что понятия физической временной последовательности недостаточно для характеристики биологических систем, что способ- ствовало в последующем введению идеи «опережающего отражения». В результате картина биологической реальности предстала не только как автономное образование по отношению к физической картине мира, но и в определенном отношении как альтернативная ей. Физика оставалась неэволюционной наукой, тогда как биология, начиная с утверждения дарвиновских идей, опиралась на эволюцион- ную картину изучаемых процессов. В историческом развитии социальных наук обнаруживаются сход- ные особенности формирования дисциплинарного знания, связанные 300 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности Научные революции и междисциплинарные взаимодействия 301 с учетом специфики исследуемого объекта. Механическая парадигма, распространенная на область социального познания, была модифици- рована, причем в процессе такой модификации обозначился разрыв с принципами механицизма. Здесь важнейшую роль опять-таки сыграли новые «парадигмальные прививки» в область социальных наук из био- логии (по мере развития в ней идей эволюции), а затем, уже в нашем столетии, из теории систем, кибернетики и теории информации. Первые шаги к конституированию социальных наук в особую сферу дисциплинарного знания были сопряжены с модернизацией образов, заимствованных из механической картины мира. Уже О. Конт, признанный одним из основоположников социологии, включал в создаваемую им картину социальной реальности представ- ление о ее историческом развитии, которое полагал фундаменталь- ной характеристикой общества. Далее, в его концепции общество на- чинает рассматриваться не как механизм, а как особый организм, все части которого образуют целостность. В этом пункте отчетливо про- слеживается влияние на контовскую социологическую концепцию биологических представлений. Дальнейшее развитие этих идей было связано с разработкой Г. Спенсером общей теории эволюции и представлений о развитии общества как особой фазе эволюции мира. Спенсер не просто перено- сит на область социальных наук идеи биологической эволюции, а пы- тается выделить некоторые общие принципы эволюции и их специ- фические конкретизации применительно к биологическим и социальным объектам 30 . Идея общества как целостного организма, согласно Спенсеру, должна учитывать, что люди как элементы обще- ства обладают сознанием, которое как бы разлито по всему социаль- ному агрегату, а не локализовано в некотором одном центре. Дальнейшие шаги, связанные с перестройкой первичных парадиг- мальных образов, перенесенных из естествознания в социальные на- уки, были связаны с дискуссиями относительно методологии соци- ального познания. Эти дискуссии продолжаются и в наше время, и в центре их стоит сформулированный В. Дильтеем тезис о принципи- альном отличии наук о духе и наук о природе. В. Дильтей, В. Виндель- банд и Р. Риккерт определяли это отличие через противопоставление понимания и объяснения, индивидуализации и генерализации, идео- графического метода, ориентированного на описание уникальных ис- торических событий, и номотетического метода, ставящего целью на- хождение обобщающих законов. Обозначились два крайних полюса в трактовке методов социально-гуманитарных наук: первый полагал их идентичность естествознанию, второй — их резкое противопоставле- ние. Но реальная научная практика развивалась между этими полюса- ми. В этом развитии выявлялись общие для естествознания и соци- ально-гуманитарных наук черты идеала научности и их специфика- ции применительно к особенностям изучаемых явлений. Рефлексия над такого рода научной практикой порождала методологические подходы, снимающие резкое противопоставление объяснения и по- нимания, индивидуализации и генерализации. Например, М. Вебер, подчеркивая важность для социологии понимания мотивов и намере- ний действующих субъектов, вместе с тем развивал представление об идеальных типах как обобщающих научных понятиях, посредством которых строятся объясняющие модели социальных процессов. Нелишне отметить, что в естественнонаучном познании также можно проследить связи понимания и объяснения, хотя и в иной ак- центировке, чем в социальных и гуманитарных науках. В частности, понимание встроено в сами акты естественнонаучного наблюдения и формирования фактов. Когда современный астроном наблюдает све- тящиеся точки на небесном своде, он понимает, что это звезды, ог- ромные плазменные тела, аналогичные Солнцу, тогда как звездочет древности мог понимать это же явление иначе, например как небес- ный свет, который сияет через прорези в небосводе. Акты понимания определены культурной традицией, мировоз- зренческими установками, явно или неявно принимаемой исследова- телем картиной мира. Это общие черты понимания в любой области познания. В принципе, идея, согласно которой только в действиях людей ис- следователь имеет дело с включенными в нее ментальностями, а при изучении природы он сталкивается с неживыми и бездуховными объ- ектами, — это мировоззренческая установка техногенной культуры. В иных культурных традициях, например в традиционалистских куль- турах, которые признают идею перевоплощения душ, познание при- роды и познание человека не столь резко различаются, как в культуре техногенной цивилизации. Проблема противопоставления индивидуализации и генерализа- ции, идеографического метода, с одной стороны, и номотетического метода, с другой, также требует уточнения. Индивидуально неповто- римые события имеют место не только в истории общества, но и в процессах исторического развития природы — истории жизни на Земле, истории нашей Вселенной. На уровне отдельных эмпирически фиксируемых событий и обще- ственные, и природные явления индивидуально неповторимы. Но на- ука не сводится только к эмпирическим констатациям неповторимых 302 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности Научные революции и междисциплинарные взаимодействия 303 событий. Если речь идет об исторических процессах, то цели науки со- стоят в обнаружении тенденций, логики их развития, законосообраз- ных связей, которые позволили бы воссоздать картину исторического процесса по тем «точкам-событиям», которые обнаруживает истори- ческое описание. Такое воссоздание исторических процессов пред- ставляет собой историческую реконструкцию. Каждая такая реконст- рукция лишь внешне предстает как чисто идеографическое знание. На деле же в ней идеографические и номотетические элементы соединя- ются особым образом, что выявляет определенную логику историчес- кого процесса, но не отделенную от самой ткани его индивидуальнос- ти, а как бы вплавленную в нее. Исторические реконструкции можно рассматривать как особый тип теоретического знания об уникальных, данных в единственном экземпляре, исторических процессах. Иссле- дования Вебера, посвященные протестантской этике и зарождению духа капитализма, являются примером исторической реконструкции, относящейся к теоретическому осмыслению истории. То же можно сказать о работах К. Маркса, посвященных анализу революционных событий во Франции 1848—1852 гг. и 1871 г. Результаты соответствую- щих исследований Маркса, изложенные в его работах «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», «Гражданская война во Франции», пред- ставляют собой реконструкции, демонстрирующие в материале исто- рического описания его теоретическое видение. В принципе, один и тот же фрагмент истории может быть представлен в различных рекон- струкциях. Тогда каждая из них выступает в качестве своего рода тео- ретической модели, претендующей на описание, понимание и объяс- нение исторической реальности. Они соперничают друг с другом, что также не является экстраординарной ситуацией для науки. Каждая но- вая историческая реконструкция стремится ассимилировать все боль- шее разнообразие накапливаемых фактов и предсказать новые. Пред- сказание как ретросказание (обнаружение неизвестных фактов прошлого) в исторических исследованиях играет столь же важную роль, как и в любых других видах теоретического познания. Разумеется, существует специфика исторических реконструкций в естественных и социально-гуманитарных науках. Когда исследова- тель реконструирует те или иные фрагменты духовной истории, то он сталкивается с необходимостью понять соответствующий тип куль- турной традиции, который может быть радикально иным, чем его собственная культура. В этом случае на передний план выходят про- цедуры понимания, движения по герменевтическому кругу, когда по- нимание многократно переходит от части к целому, а затем от целого к части, постигая особенности иной культурной традиции 3 1 Вместе с тем сами акты понимания и процедуры построения исто- рических реконструкций в гуманитарных науках (как, впрочем, и в естествознании) обусловлены принятой исследователем дисципли- нарной онтологией, специальной научной картиной мира, которая вводит схему-образ изучаемой предметной области. Дискуссии отно- сительно идеалов и норм исследования в «науках о духе» во многом касаются способов построения такой картины и ее философского обоснования. Общими принципами, относительно которых явно или неявно уже достигнут консенсус в этих дискуссиях, выступают три фундаментальных положения. Любые представления об обществе и человеке должны учитывать: историческое развитие, целостность со- циальной жизни и включенность сознания в социальные процессы. Указанные принципы очерчивают границы, в которых осуществляет- ся построение картин социальной реальности. Их становление в качестве специфических образов социального ми- ра, отличных от первоначально заимствованных из естествознания па- радигмальных образцов, происходило во второй половине XIX — нача- ле XX в. В этот исторический период Спенсером, Марксом, Дильтеем, Дюркгеймом, Зиммелем, Вебером были предложены варианты дисцип- линарных онтологии социально-гуманитарных наук. Хотя они и конку- рировали между собой, определяя область допустимых задач и средств их решения, между ними осуществлялось взаимодействие. Были общие проблемы, обсуждавшиеся всеми исследователями, хотя и с разных по- зиций. Каждый из них развивал свои представления об обществе, соот- носясь с конкурирующими исследовательскими программами. Все это свидетельствовало о завершающем этапе научной революции, которая началась переносом естественнонаучных парадигм на область социаль- ных процессов, а закончилась их перестройкой и формированием соци- ально-гуманитарных дисциплин. После формирования дисциплинарно организованной науки каждая дисциплина обретает свои специфические основания и свой импульс внутреннего развития. Но науки не становятся абсолютно автономны- ми. Они взаимодействуют между собой, и обмен парадигмальными принципами выступает важной чертой такого взаимодействия. Поэтому революции, связанные с «парадигмальными прививками», меняющие стратегию развития дисциплин, прослеживаются и на этом этапе доста- точно отчетливо. Характерным примером в этом отношении может служить перенос в химию из физики фундаментального принципа, согласно которому процессы преобразования молекул, изучаемые в химии, могут быть представлены как взаимодействие ядер и электронов, а поэтому хи- 304 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности Научные революции и междисциплинарные взаимодействия 305 мические системы могут быть описаны как квантовые системы, ха- рактеризующиеся определенной 4>-функцией 32 . Эта идея легла в ос- нову нового направления — квантовой химии, возникновение кото- рой знаменовало революцию в современной химической науке и появление в ней принципиально новых стратегий исследования. Образцы трансляций парадигмальных установок можно обнару- жить в самых различных науках. Так, развитые в кибернетике и тео- рии систем представления о самоорганизации, транслированные в современную физику, во многом стимулировали разработку идей си- нергетики и термодинамики неравновесных систем. Не менее продуктивным оказался союз биологии и кибернетики, основанный на представлениях о биологических объектах как само- регулирующихся системах с передачей информации и обратными связями. Среди многочисленных примеров, подтверждающих эффектив- ность такого взаимодействия, можно сослаться на создание в 50— 60-х гг. И.И. Шмальгаузеном теории биологической эволюции как са- морегулирующегося процесса. Первым шагом на пути к новой теории стало рассмотрение биоло- гических объектов — организмов, популяций, биоценозов — как са- моорганизующихся систем. «Все биологические системы, — писал И.И. Шмальгаузен, — характеризуются большей или меньшей спо- собностью к саморегуляции, т.е. гомеостазису. С помощью авторегу- ляции поддерживается само существование каждой данной системы, ее состав и структура с ее характерными внутренними связями и зако- номерные преобразования всей системы в пространстве и времени. Гомеостатическими системами являются, конечно, прежде всего от- дельная особь каждого вида организмов, затем популяция как систе- ма особей одного вида, характеризующаяся своим составом и структу- рой с особыми взаимосвязями ее элементов, и, наконец, биогеоценоз, обладающий также определенным составом и структурой со своими, подчас очень сложными взаимосвязями» 33 Трансляция из кибернетики в биологию новой парадигмы потребо- вала определенного уточнения вводимых представлений. Необходимо было учесть специфику биологических объектов, которые принадле- жали к особому типу саморегулирующихся систем. Существенно важ- но было принять во внимание их историческую эволюцию. В резуль- тате возникала проблема: насколько применимы представления о гомеостатических системах, сохраняющих свою качественную устой- чивость, к системам, исторически развивающимся, качественно изме- няющимся в процессе эволюции. Шмальгаузен исходил из того, что основные принципы саморегуля- ции могут быть использованы и при описании исторически развиваю- щихся систем. «Механизмы контроля и регуляции, — писал он, — по- нятно, различны в разных системах. Однако общие принципы регуляции могут во всех этих случаях рассматриваться под одним углом зрения в свете учения о регулирующих устройствах» 34 . В принципе, это был нетривиальный шаг, учитывая, что систематическая разработка в естествознании представлений о механизмах самоорганизации в исто- рически развивающихся объектах началась позднее. Существенными аспектами здесь были исследования динамики неравновесных процес- сов И. Пригожиным, теория катастроф Р. Тома, развитие синергетики (Г. Хакен, М.Эйген, Г. Николисидр.). Идеи И.И. Шмальгаузена о про- цессах регуляции в историческом развитии биологических систем мож- но рассматривать в качестве одного из предварительных вариантов этой, ныне активно разрабатываемой исследовательской программы. Используя идеи самоорганизации при анализе взаимодействий биологических систем и рассматривая эволюцию как автоматически регулируемый процесс, И.И. Шмальгаузен тем самым включает но- вые представления в картину биологической реальности. Взаимодей- ствие основных структурных единиц живого — организмов, популя- ций и биоценозов — было рассмотрено под углом зрения передачи и преобразования информации и процессов управления. Применив идеи информационных кодов и обратных связей к уже сложившейся к этому времени синтетической теории эволюции (С.С. Четвериков, Дж.Б.С. Холдейн, Ф.Г. Добржанский и др.), Шмальгаузен внес в нее существенные изменения и дополнения. Он раскрыл регулирующий механизм эволюции с учетом уровней орга- низации живого, исследовал их как целостность, которая включает прямые и обратные связи организмов, популяций и биогеоценозов. Рассматривая каждую особь в качестве сложного сообщения, пере- кодирующего генетическую информацию молекулярного уровня в набор фенотипических признаков, Шмальгаузен представил ее как целостный информационный блок, а специфическую для каждой особи индивидуальную активность в биогеоценозе — как средство пе- редачи обратной информации. Переводя теорию эволюции на язык кибернетики, он показал, что «само преобразование органических форм закономерно осуществляется в рамках относительно стабильного механизма, лежащего на биогенети- ческом уровне организации жизни и действующего по статистическому принципу» 35 . Это был «высший синтез идеи эволюции органических форм с идеей устойчивости вида и идеей постоянства геохимической 20-959 306 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности Научные революции и междисциплинарные взаимодействия 307 функции жизни в биосфере» 36 . Этот подход позволил сформулировать новый для биологии принцип группового отбора, указал на роль сорев- нования целых популяций друг с другом как условия создания и поддер- жания надорганизменных систем (вида и биогеоценоза) 37 . Теория Шмальгаузена объясняла также многие факты помехоустойчивости пе- редачи наследственной информации и открывала новые возможности применения в теории эволюции математических методов. Другим ярким примером, демонстрирующим результативность трансляции в биологию представлений кибернетики, может служить разработка межклеточного взаимодействия (А. Тьюринг, 1952; М. Цетлин, 1964; Л. Вольтерра, 1968; М. Аптер, 1970). Сопоставление взаимодействия клеток со взаимодействием группы автоматов, в ко- торой отсутствует единый центр, рассылающий команды, позволило обнаружить целый ряд особенностей межклеточной регуляции. Позд- нее выяснилось, что эта модель применима к описанию процессов ре- гуляции не только на уровне клеток, но и на организменном и попу- ляционном уровнях 38 Можно констатировать, что транслированные в биологию пред- ставления затем возвращались в кибернетику и теорию систем в обо- гащенном виде. Выяснение особенностей регуляции биосистем при децентрализованном управлении привело к дальнейшему развитию модели межклеточной регуляции и подготовило ее дальнейшее ис- пользование в других областях (применительно к системам развитой рыночной экономики, к некоторым социальным системам и др.). В XX столетии значительно усилился обмен парадигмальными уста- новками не только между различными естественнонаучными дисцип- линами, но также между ними и социально-гуманитарными науками. Можно, например, констатировать, что многие успехи современной лингвистики обязаны применению в этой области образов кибернети- ки, идей теории информации и представлений генетики. Взаимосвязь лингвистики, биологии и теории информации, характерная для разви- тия этих дисциплин в XX столетии, была во многом обязана развитию семиотики и новой трактовке лингвистики как части семиотики. Языкознание было своеобразным полигоном утверждения идей семиотики как науки о знаках и знаковых коммуникациях. Дисцип- линарная онтология языкознания (картина языка как особого пред- мета исследования) была модернизирована, когда естественные язы- ки стали рассматриваться в качестве варианта семиотических систем. Тогда лингвистика предстала в качестве особой части семиотики и включила в себя исследование не только естественных, но и искусст- венных языков. Такая модернизация предметного поля языкознания, в свою оче- редь, открыла новые возможности его взаимодействия с другими на- уками, в которых применялись идеи и понятия семиотики. Все эти обменные процессы парадигмальными установками, по- нятиями и методами между различными науками предполагают, что должно существовать некоторое обобщенное видение предметных об- ластей каждой из наук, видение, которое позволяет сравнивать раз- личные картины исследуемой реальности, находить в них общие бло- ки и идентифицировать их, рассматривая как одну и ту же реальность. Такое видение определяет общенаучная картина мира. Она интег- рирует представления о предметах различных наук, формируя на ос- нове их достижений целостный образ Вселенной, включающий пред- ставления о неорганическом, органическом и социальном мире и их связях. Именно эта картина позволяет установить сходство предмет- ных областей различных наук, отождествить различные представле- ния как видение одного и того же объекта или связей объектов и тем самым обосновать трансляцию знаний из одной науки в другую. На- пример, применение в биологии представлений физики об атомах, перенесенных из физики в общую научную картину мира, предвари- тельно предполагало выработку общего принципа — принципа ато- мистического строения вещества. Р. Фейнман в своих лекциях по физике писал, что если бы в резуль- тате мировой катастрофы научные знания оказались уничтоженными и к грядущим поколениям перешла только одна фраза, несущая наи- большую информацию об исчезнувшей науке, то это была бы фраза «все тела состоят из атомов» 3 * 5 Однако для использования этого принципа в биологии нужно при- нять еще одно представление — рассмотреть биологические организ- мы как особый вид тел (как живое вещество). Это представление так- же принадлежит общенаучной картине мира. Но если бы какой-либо исследователь выдвинул гипотезу, что по- средством представлений об атомах и их строении, развитых в физи- ке, можно объяснить, например, феномены духовной жизни челове- ка — смыслы художественных текстов, смыслы религиозных и этических принципов, — то эта гипотеза не нашла бы опоры в совре- менной научной картине мира, поскольку духовные феномены она не включает в класс тел и не считает веществом. Таким образом, общая научная картина мира может быть рассмот- рена как такая форма знания, которая регулирует постановку фунда- ментальных научных проблем и целенаправляет трансляцию пред- ставлений и принципов из одной науки в другую. Иначе говоря, она 308 Глава 6. Научные революции и смена типов научной рациональности Глобальные научные революции как изменение типа рациональности 309 функционирует как глобальная исследовательская программа науки, на основе которой формируются ее более конкретные, дисциплинар- ные исследовательские программы. По аналогии с уже рассмотренным процессом внутридисципли- нарной интеграции знаний можно предположить, что его междис- циплинарная интеграция неразрывно связана с эвристической ролью общенаучной картины мира и обеспечивается процессами трансля- ции идей, принципов и представлений из одной науки в другую с по- следующим включением полученных здесь новых, наиболее фунда- ментальных результатов в общенаучную картину мира. Высокая степень обобщения таких результатов и стремление пост- роить целостную систему представлений о мире, включающую чело- века, его природную и социальную жизнь, делают эту картину тем особым звеном развивающегося научного знания, которое наиболее тесно контактирует со смыслами универсалий культуры и поэтому об- ладает ярко выраженным мировоззренческим статусом. Глобальные научные революции как изменение типа рациональности |