Главная страница

пособие Болдырева. Е. М. Болдырева


Скачать 226.39 Kb.
НазваниеЕ. М. Болдырева
Анкорпособие Болдырева.docx
Дата18.04.2018
Размер226.39 Kb.
Формат файлаdocx
Имя файлапособие Болдырева.docx
ТипУчебное пособие
#18207
страница12 из 12
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12

  1. Андрей Белый,

  2. Федор Сологуб,

  3. Вересаев,

  4. Скиталец,

  5. Серафимович,

  6. Саша Черный,

  7. Черубина де Габриак,

  8. Игорь-Северянин,

  9. Ахматова,

  10. Ирина Одоевцева,

  11. Максим Горький,

  12. Эллис.



4. Вставьте пропущенные фамилии поэтов:

1) “.......................... смотрит на мир сквозь закопченное стекло”.

2) “...................... – это самый недовоплотившийся символист”.

3) “............................. бормочет, будто чувствуя, что в логически внятных стихах он сам себя обкрадывает”.

4) “Женщины стихотворений... .. похожи одна на другую: это потому, что он ни одной не любил, не отличил, не узнал.”

5) “Очарования зла, порока, уродства, дьявола, смерти наполняли его (...) душу восторгами”.

6) “В лирике... к слиянию с окружающим миром стремятся люди, вещи – все в жизни и природе”.

7) “...... – существо, обменявшее корни на крылья”.

8) “Перед духами игры он (...) пасовал. Ее мистика была ему недоступна, как всякая мистика. В его игре не было вдохновения.
5.Назовите адресатов следующих пародий:
1. Сегодня ты как-то печально глядишь на ковры и обои

И слушать не хочешь про страны, где вечно ласкающий май.

Послушай, огни погасим, и пригрезится пусть нам обоим,

Как жрец, разозлившись на пса, смертоносный схватил ассегай.

Помчалось копье, загудя, убегавшей собаке вдогонку,

И, кровью песок обагрив, повалился наказанный пес.

Послушай, – на озере Ньянца, под звуки гудящего гонга,

Жил сеттер голодный и быстрый, и мясо жреца он унес...
2. Я бедный попик убогий,

Живу без улыбок и слез.

Ах, все исходил дороги

Со мною немощный пес.
Обветшала грустная келья,

Скуден мяса кусок.

И его в печальном веселье

Куда-то пес уволок.
И смерть к нему руки простерла...

Оба мы скорбь затаим.

Не знал я, как хрупко горло

Под ошейником медным твоим.
3. В искрах лунного сиянья

сквозь лучей его мерцанье

вижу смутно очертанья

я старушки и козла.

Пьют любви до края чашу

все слияннее и краше,

но козла в лесную чащу

злая сила увлекла.
Волки мчат во мраке ночи,

это искрятся их очи,

в час глубокий полуночи

козлик в жертву принесен.

На траве белеют ножки,

козьи ножки, козьи рожки,

и старушка по дорожке...

.. . Старый, милый детский сон.
4. У старушки колдуньи,

крючконосой горбуньи,

козлик был дымно-серый, молодой, как весна.
И колдуньино сердце

в тихо грезовом скерцо

трепетало любовью, как от ветра струна.
На газоне ажурном

златополднем пурпурным

так скучающе-томно козлик смотрит на лес.
Как мечтать хорошо там,

сюпризерным пилотом

отдаваясь стихийно тишине его месс.
Ах, у волка быть в лапах

и вдыхать его запах –

есть ли в жизни экстазней, чем смертельности миг.
И старушке колдунье,

крючконосой горбунье,

подарить импозантно лишь рогов своих шик.
5. Царь всех земных царей, властитель Веверлей

торжественно грядет к священному Мериду.

Царь плавать не умел. И пару пузырей

дает ему жена, избранница Изиды.
И, тело обнажив под сенью пирамиды,

он погрузился в пруд, творя молитву ей.

Но мудрая глава ног царских тяжелей –

осталась голова в объятьях Нереиды.
Той вести гибельной довериться не смея,

спешит на озеро царица Доротея

и, к озеру придя, окаменела вдруг.
С тех пор прошли года тягучей вереницей.

Но до сих пор песок хранит скелет царицы

и над водою тень костей берцовых двух.
6. Где дамы щеголяют модами,

где всякий лицеист остер,

над скукой дач, над огородами,

над пылью солнечных озер –
там каждый вечер в час назначенный,

среди тревожащих аллей

со станом, пузырями схваченным,

идет купаться Веверлей.
и, медленно пройдя меж голыми,

заламывая котелок,

шагами скорбными, тяжелыми

ступает на сырой песок.
Такой бесстыдно упоительный,

взволнован голубой звездой,

ныряет в воду он стремительно

и остается под водой.
Вздыхая древними поверьями,

шелками черными шумна,

под шлемом с траурными перьями

идет на пруд его жена.
И ноги милого склоненные

в ее качаются мозгу,

и очи синие, бездонные

цветут на дальнем берегу.
И, странной близостью закована,

глядит на темную вуаль

и видит берег очарованный

и очарованную даль.
И в этой пошлости таинственной

оглушена, поражена,

стоит над умершим единственным

окаменевшая одна.
6.Исправьте ошибки в приведенных литературоведческих суждениях.

  1. Иннокентий Анненский – талантливый поэт-младосимволист. Его стихам присущи культ своего “я”, ставка на импровизацию, трагическое начало, разъединенность человека с вещным миром, естественность в использовании непоэтических слов.

  2. Стихотворения В.Брюсова чрезвычайно музыкальны и архитектурны, его любимые эпитеты: серый, скучный, злой; цветовая гамма – золото и лазурь; его символы близки аллегориям.

  3. Поэзию О.Мандельштама отличает склонность к культурным ассоциациям (мир Древнего Востока), философия мгновения, вещи для него – знаки психологических состояний людей.

  4. Андрея Белого (настоящая фамилия Тетерников) можно назвать неоклассицистом, для него весь мир – тюрьма, а люди – плененные звери, постоянно звучит нота истерического юмора. Символизм Белого – “земной”, психологический символизм.


7. Соотнесите текст программной статьи и направление 20- годов, которому она посвящена.

а) Признак присущий этому направлению «сознательно выраженный художником параллелизм феноменального и ноуменального; гармонически найденное созвучие того, что искусство изображает как действительность внешнюю, и того, что оно провидит во внешнем как внутреннюю и высшую действительность, ознаменование соответствий и соотношений между явлением и его умопостигаемою или мистически прозреваемою сущностью, отбрасывающею от себя тень видимого события».

б) Ненависть к искусству вчерашнего дня, к неврастении, культивированной краской, стихом, рампой, ничем не доказанной необходимостью выявления крошечных переживаний уходящих от жизни людей, заставляет меня выдвигать в доказательство неизбежности признания наших идей не лирический пафос, а точную науку, исследование взаимоотношений искусства и жизни.

в) <Пропущено название направления>- для тех, кто, обуянный духом строительства, не отказывается малодушно от своей тяжести, а радостно принимает ее, чтобы разбудить и использовать архитектурно спящие в ней силы. Зодчий говорит: я строю - значит, я прав.

г) Средневековье дорого нам потому, что обладало в высокой степени чувством граней и перегородок. Оно никогда не смешивало различных планов и к потустороннему относилось с огромной сдержанностью. Благородная смесь рассудочности и мистики и ощущение мира как живого равновесия роднит нас с этой эпохой и побуждает черпать силы в произведениях, возникших на романской почве около 1200 года.

д) Спящих мы не будим, дураков не вразумляем, пошляков клеймим этим именем в глаза и готовы всегда активно защищать свои интересы.
Презираем и клеймим художественными холуями всех тех, кто вертится на фоне старого или нового искусства, обделывая свои мелкие дела. Нам ближе простые, нетронутые люди, чем эта художественная шелуха, льнущая, как мухи к меду, к новому искусству.
В наших глазах бездарность, исповедующая новые идеи искусства, так же не нужна и пошла, как если бы она исповедовала старые.

е) в намечающемся самоопределении поэта не как художника только, но и как личности - носителя внутреннего слова, органа мировой души, ознаменователя сокровенной связи сущего, тайновидца и тайнотворца жизни.

ж) Немудрено, что темы космические стали главным содержанием поэзии; что мимолетные и едва уловимые переживания приобрели отзвучие <мировой скорби>; что завещанное эстетизмом утончение внешней восприимчивости и внутренней чувствительности послужило целям опыта в поисках нового миропостижения, и само познание призрачности явлений предстало как мировая трагедия уединенной личности.

з) Мы, Лучисты и Будущники, не желаем говорить ни о новом, ни о старом искусстве и еще менее о современном западном.
Мы оставляем умирать старое и сражаться с ним тому «новому», которое кроме борьбы, очень легкой, кстати, ничего своего выдвинуть не может. Унавозить собою обеспложенную почву полезно, но эта грязная работа нас не интересует.
Они кричат о врагах, их утесняющих, но на самом деле — сами враги и притом ближайшие. Их спор с давно ушедшим старым искусством не что иное, как воскрешение мертвых, надоедливая декадентская любовь к ничтожеству и глупое желание идти во главе современных обывательских интересов.

и) Для того, чтобы успешно строить, первое условие - искренний пиетет к трем измерениям пространства - смотреть на них не как на обузу и на несчастную случайность, а как на Богом данный дворец. В самом деле: что вы скажете о неблагодарном госте, который живет за счет хозяина, пользуется его гостеприимством, а между тем в душе презирает его и только и думает о том, как бы его перехитрить. Строить можно только во имя "трех измерений", так как они есть условие всякого зодчества.
8. Определите по стихотворению, представителем какой поэтической группировки 20-х годов оно написано, и докажите это, обнаружив её черты в стихотворении:
Купался грозный Петр Палыч
закрыв глаза нырял к окну
на берегу стояла сволочь
бросая в воздух мать одну
но лишь утопленника чистый
мелькал затылок над водой
народ откуда-то плечистый
бежал на мостик подкидной
здесь Петр Палыч тонет даже
акулы верно ходят там
нет ничего на свете гаже
чем тело вымыть пополам. 

Еще не расцвел над степью восток,

Но не дождаться утра

И рупор сказал, скрывая восторг:

"Внимание, трактора!"

Громак переходит лужу вброд,

Оттер от грязи каблук, Сел. Сейчас он двинет вперед

"С-80" и плуг.

У этого плуга пять корпусов,

По сталям сизый ручей. Сейчас в ответ на новый зов

Пять упадут секачей.

Уже мотор на мягких громах,

Сигнала ждут топоры... Так отчего же, товарищ Громак,

Задумался ты до поры?

Степь нахохлила каждую пядь,

Но плуг-то за пятерых! Ее, бескрайнюю, распахать

Как новый открыть материк;

Она покроет любой недород,

Зерно пудовое даст. Громак! Тебе поручает народ

Первый

поднять

пласт.

Какая награда за 1000 прежний труд!

Но глубже, чем торжество, Чует Громак: история тут...

И я понимаю его.

В постели она.
Она лежит. Он.
На столе телефон. "Он" и "она" баллада моя. Не страшно нов я. Cтрашно то,
что "он" - это я, и то, что "она"
моя. При чем тюрьма?
Рождество.
Кутерьма. Без решеток окошки домика! Это вас не касается.
Говорю - тюрьма. Стол.
На столе соломинка.
По кабелю пущен номер
Тронул еле - волдырь на теле. Трубку из рук вон. Из фабричнон марки две стрелки яркие омолниили телефон. Соседняя комната.
Из соседней
сонно: - Когда это?
Откуда это живой поросенок? Звонок от ожогов уже визжит, добела раскален аппарат. Больна она!
Она лежит! Беги!
Скорей!
Пора! Мясом дымясь, сжимаю жжение. Моментально молния телом забегала. Стиснул миллион вольт напряжения. Ткнулся губой в телефонное пекло. Дыры
сверля
в доме, взмыв
Мясницкую
пашней, рвя
кабель,
номер пулей
летел
барышне. Смотрел осовело барышнин глаз под праздник работай за двух. Красная лампа опять зажглась. Позвонила!
Огонь потух. И вдруг
как по лампам пошло куролесить, вся сеть телефонная рвется на нити. - 67-10! Соедините! В проулок!
Скорей!
9. По фрагменту текста определите произведение и автора, которому оно принадлежит.
Производитель работ медленно отошел. Он вспомнил свое детство, когда под праздники прислуга мыла полы, мать убирала горницы, а по улице текла неприютная вода, и он, мальчик, не знал, куда ему деться, и ему было тоскливо и задумчиво. Сейчас тоже погода пропала, над равниной пошли медленные сумрачные облака, и во всей России теперь моют полы под праздник социализма, — наслаждаться как-то еще рано и ни к чему; лучше сесть, задуматься и чертить части будущего дома.
Женская часть "Вороньей слободки" сплотилась в одну кучу и не сводила глаз с огня. Орудийное пламя вырывалось уже из всех окон. Иногда огонь исчезал, и тогда потемневший дом, казалось, отскакивал назад, как пушечное тело после выстрела. И снова красно-желтое облако выносилось наружу, парадно освещая Лимонный переулок. Стало горячо. Возле дома уже невозможно было стоять, и общество перекочевало на противоположный тротуар.
Загадочный господин наклонился к псу, сверкнул золотыми ободками глаз и вытащил из правого кармана белый продолговатый сверток. Не снимая коричневых перчаток, размотал бумагу, которой тотчас же овладела метель, и отломил кусок колбасы, называемой "особая краковская". И псу этот кусок. О, бескорыстная личность! У-у-у!
Мальчик был гораздо сложнее и серьезнее, чем думали о нем остальные. Он резал пальцы, истекал кровью, сорил стружками, пачкал клеем, выпрашивал шелк, плакал, получал подзатыльники. Взрослые признавали себя абсолютно правыми. А между тем, мальчик действовал совершенно по-взрослому, больше того: он действовал так, как может действовать только некоторое количество взрослых: он действовал в полном согласии с наукой. Модель строилась по чертежу, производились вычисления, мальчик знал законы. Он мог бы противопоставить нападкам взрослых объяснение законов, демонстрацию опытов, но он молчал, потому что не считал себя вправе показаться более серьезным, чем взрослые.

Вокруг мальчика располагались резиновые жгуты, проволока, планки, шелк, легкая чайная ткань шелка, запах клея. Сверкало небо. Насекомые ходили по камню. В камне окаменела ракушка.
Перед вечером, отдыхая от работы, я любил, вытянувшись на кровати, с увесистым томом Сервантеса в руках, прыгать глазами из эпизода в эпизод. Книги не было; я хорошо помню - она стояла в левом углу нижней полки, прижавшись своей черной кожей в желтых наугольниках к красному сафьяну кальдероновских ауто. Закрыв глаза, я попробовал представить ее здесь, рядом со мной - меж ладонью и глазом (так покинутые своими возлюбленными продолжают встречаться с ними - при помощи зажатых век и сконцентрированной воли). Удалось. Я мысленно перевернул страницу-другую; затем память обронила буквы - они спутались и выскользнули из видения. Я пробовал звать их обратно: иные слова возвращались, другие нет; тогда я начал заращивать пробелы, вставляя в межсловия свои слова. Когда, устав от этой игры, я открыл глаза, комната была полна ночью, тугой чернотой забившей все углы комнаты и полок.
Вдруг она увидела, что стоит па краю канавы, вода в канаве лиловая, стеклянная от заката, и туда же, в канаву, выброшен весь мир, небо, сумасшедше быстрые тучи, а за спиной у «...» тяжелый мешок, и что-то такое под пальто придерживает рука, «...» не могла понять - что. Но рука вспомнила, что это -лопата, снова стало все просто. Она перешла через канаву, отдельно от себя, одними глазами, огляделась кругом: никого, она была на Смоленском поле одна, быстро темнело. Она выкопала яму и свалила туда все, что было в мешке.


1 Все тексты критических статей – в хрестоматии «Русская литературная критика конца Х1Х – начала ХХ века» (сост. А.Г.Соколов и М.В.Михайлова) – М., 1982.

2 В качестве дополнительного материала можно использовать другие стихотворения Андрея Белого, где резким диссонансом озаренному мистическим светом миру мечты и молитвы начинает звучать нота иронии, едкой насмешки над тем, что дорого самому поэту, а высокая тема богоизбранного пророка заменяется темой «чудака», «безумца», «сумасшедшего» («Безумец», «Жертва вечерняя», «Блоку»).

3 Молчание! (лат.)

4 Пушкинский строгий силлабо-тонический размер -- четырехстопный амфибрахий – расшатывается до неурегулированного дольника.
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12


написать администратору сайта