Главная страница

Гловели г. Д. История экономических учений


Скачать 4.2 Mb.
НазваниеГловели г. Д. История экономических учений
Анкор1_Gloveli_G_D_Istoria_ekonomichesky_ucheny_U.doc
Дата31.12.2017
Размер4.2 Mb.
Формат файлаdoc
Имя файла1_Gloveli_G_D_Istoria_ekonomichesky_ucheny_U.doc
ТипДокументы
#13552
страница6 из 47
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   47

1.6. Экономическая мысль римских аграриев


Римское право — закрепление собственности. Как отмечал К. Ясперс, духовные достижения Осевого времени для западной мысли передали македонцы и римляне — народы грубые, но способные к завоеваниям и управлению. Они создали две величайшие по территориальному охвату державы Древнего мира, распространившие традицию эллинистической образованности.

Величайший полководец древности — Александр Македонский (356 — 323 до н.э.), расширивший кругозор учёбой у Аристотеля, провел свои победоносные фаланги на восток до края Ойкумены (круга известных грекам земель) — до Индии. Обширное царство Александра распалось после его смерти на несколько меньших, но достаточно мощных государств, на территории которых сформировался общегреческий (эллинистический) язык — койне. В столицах и торговых центрах эллинистических царств была налажена чеканка золотых и серебряных монет, ставших первыми мировыми деньгами; учёные в этих городах, особенно в Александрии Египетской, завершили выделение из философии точных наук — математики, астрономии, картографии.

На языке народа, создавшего другую великую державу, охватившую со временем и Македонию, и Александрию Египетскую, была впервые осуществлена систематизация прав граждан (включая правá собственности) отдельно от религиозных норм — римское право. Римское государство, «окольцевав» всё Средиземное море, превратило его в обширную область свободной торговли и приложения активности «людей с серебром» («аргентариев»), занятых денежными операциями. Важнейшим товаром были рабы, оставленные за скобками римского права непосредственные производители.

Хрематистика рабовладельческого хозяйства: эффект масштаба и специализация. Римские писатели по экономическим вопросам вслед за Аристотелем считали рабов «первым предметом владения» и изложили принципы рациональной организации частного рабовладельческого хозяйства, сложившегося в форме обширных поместий (латифундий) и менее крупных вилл. Три наиболее известных автора сочинений такого рода — Катон Цензор (ок. 234 — 149 до н.э.), Варрон (ок. 116 — 27 до н.э.) и Колумелла ( I в. н.э.). Тематика и сами заглавия их трактатов — «О земледелии», «Сельское хозяйство», «О сельском хозяйстве» — дают основание объединить этих авторов под общим наименованием аграриев. В центре их внимания — доходность рабовладельческого поместья. Катон излагает опыт определения наилучшего сочетания площади имения и количества рабов, каждому из которых дано максимально напряженное задание при минимуме довольствия; приводит набор культурных растений и домашних животных, оптимальный с точки зрения самообеспеченности и выгодной продажи излишков. Варрон, современник знаменитого восстания Спартака, называл рабов «говорящими орудиями», но при этом рекомендовал господам прибегать не к бичу, а к поощрению лучшей пищей и одеждой, отдыхом и наделению собственным скотом. Наиболее выгодной Варрон считал специализированную виллу, близкую к городскому рынку и не только продающую излишки, но и прикупающую необходимые продукты. Колумелла уже приходил к выводу об ограниченных возможностях рабского труда, хотя рекомендовал глубже проводить специализацию в хозяйстве, не скупясь на приобретение более искусных рабов и на опыты по искусственному улучшению плодородия почвы. Но он осознавал незаинтересованность рабов в прилежании и «тонкостях» земледелия и рекомендовал сдавать землю внаём мелким лично свободным производителям — колонам.

В то время, когда Колумелла жаловался на нерадивость рабов, а знаменитый автор «Естественной истории» Плиний Старший (23 — 79) отмечал, что рабовладельческие латифундии «погубили Италию», на восточных окраинах Римской империи началась запись (на языке койне) текстов Нового Завета, повествующих об искупительной крестной смерти Богочеловека Иисуса Христа ради спасения человечества.

1.7. Экономические нормы в Новом Завете


«Сокровища на небесах». Иисус Христос учил о Царствии не от мира сего, о «сокровищах на небесах». Но уверовавшие в Него оставались в мире сем с текущими заботами о хлебе насущном, о «безопасности имения» и прочих материальных ценностях. Превращение христианской церкви в силу, мощную не только духовно, но организационно, привело к неизбежным разноречиям в толкованиях Нового Завета, к столкновениям между брожением социальных низов и интересами установившейся иерархии.

Не раз было сказано Им «не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6: 24; Лк. 16: 13)4, бесплодно слово Божие для тех, кто обольщается богатством и наслаждениями (Мф. 13:22; Мк. 4:19; Лк. 8:14). Были записаны история об изгнании скототорговцев и менял из храма (Мф. 21: 12; Ин. 2: 14—16), назидание о том, что легче верблюду (канату?)5 пройти в игольное ушко, чем богатому в царствие небесное (Лк. 18: 25), предостережение «берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от его имения» (Лк. 12: 15).

Апостол Павел, внесший своей миссионерской деятельностью решающий вклад в перерастание христианства из секты в мировую религию спасения, внушал последователям: «Имея пропитание и одежду, будь доволен тем». Желающие разбогатеть попадают в сеть безрассудных и пагубных похотей и бедствий, ибо корень всех зол — сребролюбие, источник многих скорбей и уклонение от веры (1-е послание к Тимофею 6: 9—10).

Стать непосредственным учеником Христа мог только тот, кто «отрешится от всего, что имеет» (Лк 14: 33). Вступавшие в первоначальную христианскую общину продавали земли и дома, приносили цену проданного и «полагали к ногам апостолов, и каждому давалось, в чём кто имел нужду» (Деяния святых апостолов 4: 34, 35). Изобличённые апостолом Петром за утайку части вырученной суммы от продажи своего имения, от позора испустили дух Анания и жена его Сапфира (Деяния 5: 1—10).

«Антихрематистика» Отцов церкви. Обобществление имущества в апостольской общине и многократные евангельские призывы раздавать милостыню определили направление христианского вероучения, которое, пользуясь термином Аристотеля, можно назвать антихрематистическим. Оно ярко проявилось в сочинениях Отцов церкви, сформировавших христианский канон и догматику, — Тертуллиана (ок. 165 — 240), Амвросия Медиоланского (ок. 340 — 397) на латинском западе, Иоанна Златоуста (ок. 347 — 407) и «великих каппадокийцев» на греческом востоке.

Тертуллиан был категоричен в том, что Царствие Божие — удел не богатых, но бедных, и следует «презирать деньги». Вселенские святители-сподвижники родом из малоазийской Каппадокии — Василий Великий, Григорий Назианзин и Григорий Нисский — порицали причины отчуждения людей друг от друга: «неровность кичения в общественной жизни», «различные наименования званий» и право наследования. «Кто любит ближнего, как самого себя, тот ничего не имеет у себя излишнего перед ближним», — писал Василий Великий, обвиняя тех, кто умножает своё богатство среди окружающей его нищеты и дожидается голода, чтобы открыть свои амбары. Григорий Назианзин считал, что поскольку всякий христианин только раздаятель принадлежащего Богу как собственнику всего, уместно отказаться от имущества.

Несколько особую позицию среди раннехристианских богословов занимал Климент Александрийский (ок. 150 — 213). Он разъяснял, что не бедность ради неё самой благословляет Господь, а лишь ту, что пренебрегает мирскими сокровищами и почестями из-за любви к правде; и не богатство само по себе плохо, а чрезмерное сосредоточение на нём. «Доброе здравие и обладание всеми вещами, которые необходимы для поддержания телесной жизни, развивают в душе свободу и независимость, если только она разумно пользуется земными благами». Своей аргументацией в пользу образа жизни, свободного от крайностей «роскоши и скряжничества», Климент повторял учение Аристотеля о добродетельной середине.

Предназначение труда. В проповедях апостола Павла о воздаянии Господом каждому за сделанное добро содержались две важнейших для христианства экономические нормы: взаимоувязанные санкции на труд и на благотворительность. «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь»; «не унывайте, делая добро» (2-е послание к Фессалоникийцам 3: 10, 13); «лучше трудись, делая своими руками полезное, чтоб было из чего уделять нуждающемуся» (послание к Ефесянам 4: 28); «богатых в настоящем веке увещевай, чтобы они не высоко думали о себе и… чтобы они благодетельствовали, богатели добрыми делами, были щедры и общительны» (1-е послание к Тимофею 6: 17—18). В позднейшем христианском богословии эти мысли получили разнообразные толкования. С одной стороны, труд оценивался как врéменная, неведомая праведникам на небесах тягота. По словам св. Ансельма Кентерберийского (1033 — 1109), «посредством трудов сей жизни Спаситель наш решил привести избранных своих к жизни будущего блаженства, той, которая не знает труда». С другой стороны, появилась трактовка труда как средства самообеспечения мирян и одновременно их обязанности материально поддерживать церковнослужителей. По словам Петра Ломбардского (ок. 1095—1160), апостол желал, чтобы рабы Божии жили за счёт труда рук своих, «не понуждаемые бедностью выпрашивать того, что необходимо».

Грех ростовщичества. Отношение Нового завета к взиманию процентов однозначно — явно отрицательное. Оно было провозглашено многочисленными церковными съездами (начиная от раннехристианского собора в Эльвире, Испания, 305) и сочинениями богословов, константинопольскими законодательными сводами и указами римских пап. Категоричен был Амвросий Медиоланский: «Если кто стяжает прибыль, дав деньги в рост, он совершает грабёж». Каппадокиец Григорий Нисский полагал одинаково греховным и отказ в займе, и требование «лихвы» (процента); поскольку даяние взаймы есть второй (после милостыни) вид надлежащего для христиан дарения. Спустя тысячу лет Николай Кавасила (1322 — ?) из Фессалоники в двух трактатах осуждал ростовщичество, основываясь на положении «не следует получать доход тем, кто не трудится»: ведь «процента никто не получает трудом».

Древнерусский протест против ростовщичества («резоимства») получил наиболее яркое выражение в легенде о новгородском посаднике Щиле (начало ХV в.). «Великий резоимец» Щил нажил себе громадное состояние. Перед смертью захотел «замолить грехи»; построил за свой счёт большую церковь и пригласил для её освящения архиепископа, у которого спросил совета о полном очищении грехов. Архиепископ посоветовал лечь посреди церкви в саване в гроб и отпеть себя. Но когда совет был исполнен, земля разверзлась, и гроб вместе с живым мертвецом канул в пропасть…

Евангелие — источник социального протеста. Каппадокиец Григорий Назианзин, сознавая труднодостижимость добровольного отказа от имущества, допускал смягчение должного: «Если не хочешь оставить всё, то отдай большую часть. Если же и того не хочешь, по крайней мере, излишек употребляй благочестиво». В более поздние века, когда церковь нарастила своё «тело Христово» монастырским землевладением и иерархией доходных мест с привилегиями (от лат. privius legus — «особые законы»), а военная знать и торговцы стали падки на роскошь, к примеру апостольской бедности не раз взывали христианские еретические секты и движения (богомилы, катары, вальденсы и др.). В итоге, на Западе римско-католическая церковь прямо воспретила (1321) прибегать к Евангелию с целью идеализировать равенство и общность имущества.

Однако попытки изобразить Христа революционером — не только утешителем, но и освободителем угнетённых, причём не в потустороннем, а в этом мире, — не прекращались. Опровержение такой трактовке найти нетрудно, хотя бы в известной притче о талантах, где ленивый раб противопоставлен расторопным (Мф. 25: 14—30). Знаменитая фраза Его «отдайте кесарю кесарево, а Богу божие» (Мф. 22: 21) была подкреплена наставлениями апостола Павла «всякая душа да будет покорна высшим властям» (Послание Римлянам 13:1) и угрозой апостола Петра тем, кто презирает начальство и не страшится злословить высших (Второе послание Петра 2:10). Однако это не мешало евангельской оболочке движений социального протеста и попыткам приспособления христианства к революционным идеологиям, вплоть до коммунизма в начале ХХ в. и современной «теологии освобождения» в Латинской Америке.

1.8. Экономическая мысль православия. Русский «Домострой»


Особенности восточного христианства. Судьбы православного, или ортодоксального христианства (русское слово «православие» соответствует греческому «ортодоксия», буквально — «истинная вера») в истории оказались теснейшим образом связаны с судьбой двух мировых евроазиатских держав — Великой Ромеи, «Византии», и выступившей её преемницей Великой России.

Великая Ромея — это империя (330 — 1453) со столицей в Константинополе, городе на обоих берегах пролива Босфор, разделяющего Европу и Азию. Город был основан (324) первым римским христианином-императором Константином на месте ранее разрушенного римлянами греческого торгового города Византий, и после распада Римской империи остался столицей её упрочившейся восточной части и главным центром международной торговли. Жители подвластных Константинополю территорий назывались ромеями (т.е. римлянами), хотя основным их языком стал греческий (койне). Потому для воспринявших от ромеев восточное христианство славянских народов оно стало «греческой верой православной». Южные и восточные славяне называли Константинополь Цареградом, а их правители принимали титул царъ, восходящий к римскому «цезарь». Православные царства балканских славян исчезли в средневековых войнах, как и древняя Киевская Русь. Исчезла и сама Великая Ромея, которую после падения (1453), ретроспективно и тенденциозно, стали в Европе именовать «Византийской империей».

Когда русская государственность восстановилась как самодержавное Московское царство, она осознала себя преемницей традиции православных ромейских императоров, в соответствии с которой неотделимы Царство и Церковь. Эта традиция восходит к последнему императору единой Римской империи Феодосию I (346 — 395) и отличается от западной традиции отделения духовной власти от светской.

Другое отличие — отсутствие на православном востоке схоластической традиции «учителей церкви». На католическом западе она сменила Священное предание (патристику) — учение «Отцов церкви», завершённое на западе Исидором Севильским и на востоке — Иоанном Дамаскином. Восточная представлена богословами Великой Ромеи, иногда включая тех из них, кто жил значительно позже, например, святителя Григория Паламу.

Православные деятели о деньгах. Со времён Константина в городе его имени был налажен чекан высокопробной золотой монеты — солида(от лат. solidus — «крепкий», «массивный»), или номисмы (общегреческое название денег). Она почти на тысячелетие стала наиболее ценимым средством обмена в международной торговле, способствуя закреплению Константинополя в роли «золотых ворот» между Западом и Востоком и «мастерской великолепия» с высокоразвитым ремеслом. Купец-писатель Косьма Индикоплов («Плававший в Индию») в своей «Христианской топографии» (VI в.) поведал о том, как царь далёкого острова Тапробана (Шри Ланка) признал номисму (солид) лучшей монетой в мире, отдав ей предпочтение перед серебряной монетой иранских шахиншахов.

Император Великой Ромеи Лев VI Мудрый (886 — 912) был, по-видимому, первым, кто назвал устойчивую полновесную монету «нервом всех дел». А выдающийся богослов святитель Григорий Палама (1296 — 1359) показал природу денег как средства обмена при общественном разделении труда: с их помощью и «с выгодой для жизни и избыток устраняется, и недостаток восполняется».

Торговля древнерусских земель с Константинополем-Цареградом по водному пути «из варяг в греки» была экономической предпосылкой обращения Руси в православие, а упадок этого пути после разорения Константинополя западными крестоносцами стал одной из причин распада Киевской Руси и натурализации хозяйства русских земель. В итоге само понятие «деньги» появилось в русском языке уже в период владычества ордынских ханов под влиянием татарской серебряной монеты «тенге». Установление московского самодержавия сопровождалось централизацией монетного чекана, но обширная страна осталась бедной деньгами, и основу экономической силы государства составило распоряжение землёй и трудом прикреплённых к ней людей.

Иосифляне и нестяжатели. Отождествление в русском языке основной хозяйственно-сословной категории населения с вероисповедной характеристикой — крестьяне (хрестьяне) — отразило прямую связь распространения православия по северо-восточной Руси с монастырской колонизацией («христиане монастырские») и выдающуюся роль церковного землевладения (треть всей государственной территории) в русском хозяйстве ко времени образования Московского царства. Первой экономической «дискуссией» в России можно считать спор между сторонниками игумена Волоколамского монастыря Иосифа Волоцкого (1440 — 1519) и группой «заволжских старцев» во главе с Нилом Сорским (1435 — 1508).

Размах землевладения монастырей, труд зависимых от них крестьян, крупные пожертвования знатных людей на «помин души» позволяли монастырской братии не только делать храмы более благолепными, но и накапливать богатства, вести прибыльную торговлю и зазорный образ жизни. «Заволжские старцы» представляли меньшинство монахов-иноков, которые вели аскетический образ жизни в лесных скитах и пустынях, кормились трудом рук своих и во внешнем богатстве монастырей видели источник падения нравов.

Нил Сорский проповедовал отказ от внешнего богатства и «особное» (уединённое в скитах и пустынях) жительство монахов, посвящённое изучению и испытанию божественных писаний, и самообеспечение своим рукоделием. Он также утверждал, что иноку «не подлежит творить милостыню»: «нестяжание» не позволяет иметь лишних средств, которые к тому же под видом «милостыни» могли использоваться для выдачи займа с требованием «лихвы» (процента).

Нил критиковал монастырское владение сёлами и украшение церквей золотыми и серебряными сосудами и другой роскошью. Он утверждал, что в монастырях должно иметь только «повсюду обретаемое и удобопокупаемое», и Бог не осудит человека за то, что тот не украшает храмов.

Иосиф Волоцкий, напротив, доказывал необходимость украшения храмов красивыми росписями, богатыми икономтасами и образами, и оправданность крупного монастырского землевладения как способа расширения материальных возможностей Церкви для совершения дел милосердия. Иосиф не считал физический труд обязательным для монаха, но требовал сурового поддержания дисциплины и неукоснительного повиновения. Он истолковал монастырское общежитие как коллективное (не индивидуальное) стяжание, позволяющее заниматься благотворительностью за счёт ресурсов, накопленных от владения сёлами и пожертвований имущих.

Монастырское землевладение для Иосифа Волоцкого — это норма «Божьего тягла», возложенного на Церковь, единую с Царством в исполнении вселенской миссии Православия. Иосиф был нетерпим к «еретическим» мнениям и, взяв верх над «нестяжателями» на соборе 1503 г., в следующем году добился их осуждения как еретиков. Иосифляне не только отстояли крупное монастырское землевладение, но и определили дальнейшую идеологию единства вселенской церкви и российской государственности, в которую вписалась формула «Москва — третий Рим». В настоящее время (с декабря 2009 г.) преподобный Иосиф Волоцкий объявлен небесным покровителем православного предпринимательства и хозяйствования.

Русский «Домострой». Одновременно с утверждением в православной церковности иосифлянства, определившего нормы быта русского монашества (расширенная редакция «Устава» Волоколамского монастыря) складывался корпус текстов, предписывающих нормы быта православным-мирянам — «Книга, называемая «Домострой». «Домострой» — калька греческого слова «ойкономия», непосредственно заимствованного из сочинений Иоанна Дамаскина (ок. 675 — 753), завершителя святоотеческого периода (патристики) в православии.

Иоанн Дамаскин, выделив в круге христианского знания практическую философию, разделил её на этику, экономику и политику. В русском восприятии эти учения были определены как «обычайное», «домостроительное» и «градное», связанные в «деятельное от добродетелей». «Домострой» обобщил сложившиеся этические бытовые нормы и нравоучения, став плодом коллективного труда русских авторов XV — XVI вв. Окончательная рукописная редакция «Домостроя» была составлена в середине XVI в., протопопом Сильвестром, приближённым царя Ивана Грозного; обновлённая печатная — педагогом и типографом иеромонахом Карионом Истоминым в конце XVII в.

«Домострой» — нормативный уклад крупного хозяйства в его повседневности. Хозяйства самодовлеющего, но в то же время явно отошедшего от антихрематистического понимания экономии. Среди рекомендаций: соразмерять расходы с доходами, но запасаться излишками, чтобы их можно было выгодно продать; ради той же цели покупать дёшево, «хотя и не надобе». Одновременно «Домострой» — отражение раздаточного подхода к съестному и прочим материальным благам, сложившегося в русском государстве и закреплённого в лексике: кормилец — «тот, кто дает есть», но также «благодетель, покровитель»; кормитель — то же, что кормилец, но также—«кормчий, правитель»; «дворцовый корм» и «денежный корм» — жалованье аппарата государственной власти и служилых людей и т.д. Хозяин любого состоятельного дома приказывал готовить больше, чем могла потребить его семья, а русский царь вёл себя подобно отцу большого семейства, наделяя «кормом» по старшинству и оказываемой чести. Православные цари рассматривали своё государство как личное имение, «вотчину».

1.8. От схоластики к Реформации: понятие о «справедливой цене»

и отношение к ссудному проценту в западном христианстве


Особенности западного христианства. Российский историк и философ Лев Карсавин (1882 — 1952) отметил, что лесистая природа Западной Европы скорее, чем какие-либо душевные особенности, направила католическое сознание на «посюсторонность», породившую отличия от сознания восточнохристианского. Эти отличия были усугублены существовавшей только на Западе схоластикой — дополнением богооткровенного обоснования веры логическими доводами.

Логика как особая наука о способах доказательств и опровержений был основана Аристотелем, а слово «схоластика», буквально означающее «школьный, учебный», ввели его ученики. В настоящее время оно употребляется в негативном смысле, подразумевающем оторванное от реальной жизни догматическое умствование. Но в средневековом западном богословии схоластика, соединив с авторитетом Священного писания и святоотеческой литературы авторитет Аристотеля, сыграла роль школы логического мышления, оттачиваемого для анализа новых явлений, наблюдаемых в окружающей жизни, в том числе в хозяйстве.

Хронологические рамки схоластики примерно соответствуют векам между утверждением двух католических догматов, отвергаемых православной церковью, — об исхождении духа Святого от Бога-Отца «и от Сына» (Аахенский собор, 809) и о чистилище (Флорентийский собор, 1439, подтверждено в 1562). Историки полагают, что в этих догматах отразилась присущая западному мышлению тенденция к расширению области естественного между сверхъестественным и противоестественным.

На схоластику влияли не слишком быстрые, но значительные перемены на христианском средневековом Западе XI — XV вв. Окончательно сформировалось духовное и светское феодальное землевладение («нет земли без сеньора») как основа сословной триады; но из массы закрепощённых поселян выделились городские торгово-ремесленные слои («городской воздух делает человека свободным»). Ожесточенные крестовые походы и погромы (1096 — 1270) сопровождались расширением торговых и культурных контактов с Востоком и заимствованием достижений арабской научно-философской мысли (особенно искусства расчётов) и через неё — античного наследия (прежде всего философии Аристотеля и Платона). Религиозный пыл порождал не только новые ордена и мистический экстаз, доходящий до стигматизма (появлений на теле кровавых пятен в местах, соответствующих ранам распятого Христа) и флагеллантства (шествий с самобичеванием), но и университеты — в Болонье, Париже, Оксфорде и т.д., где готовили, главным образом, образованное духовенство.

Образованность начала расти и среди горожан, и борьбе за их души католическая церковь вынуждена была уделить особое внимание. С одной стороны, наращивание объёмов товарооборота и денежных сделок не только привело к понятию капитала -«главного» (лат. capitalis) имущества, но и заставляло всё болееприбегать к осужденным Священным писанием и Отцами церкви ссудам под проценты, изыскивая способы оправдания греха ростовщичества. С другой стороны, протест городских низов против растущего неравенства отразился в народных движениях за возврат к апостольской бедности, из которых наиболее популярным стало братство Франциска Ассизского.

Папство, снова и снова воспрещая взимание сверх одолженного, в итоге приравняло к греху и проповедь равенства и нищеты со ссылками на Евангелие; зато широко развернулась продажа церковных должностей и бумаг об отпущении грехов (индульгенций), а духовное рвение нового ордена францисканцев решено было направить на проведение судов над еретиками (инквизицию). Затем эта функция была передана специально созданному для её осуществления и подготовки грамотных католических проповедников и миссионеров ордену доминиканцев.

Реализм и номинализм. Доминиканцы и францисканцы составили основной корпус университетских преподавателей, развивавших аргументацию в поддержку веры. Обоснование богооткровения разумом достигло вершины в «Сумме теологии» доминиканского монаха Фомы Аквинского (1225 — 1274), стремившего с максимальной полнотой приспособить наследие Философа, т.е. Аристотеля, к христианскому богопознанию.

Фома стал виднейшим представителем понятийного реализма в противоположность номинализму (от латинского nomen — «имя») в схоластическом споре об универсалиях, возникшем из различий в толковании догмата о Святой Троице. Зачинатель номинализма французский богослов Росцеллин, отрицая реальность существования универсалий — общих понятий, относимых в словесных именованиях к множеству сходных единичных вещей, договорился до того, что каждое из Лиц триединого Бога нужно признать отдельным Богом. Приверженцы реализма решительно выступили против таких взглядов, настаивая на том, что универсалии реально существуют как «первообразные» идеи и формы и предшествуют существованию единичных вещей.

Реалисты, построившие доказательства бытия Бога, исходя из представлений о постижении человеческим разумом божественного закона как высшего разума, в XI — XIII вв. взяли верх. Учение Фомы Аквинского — томизм — было принято католической церковью в качестве официальной доктрины. Однако номинализм, ранние выразители которого (Росцеллин, Пьер Абеляр) подверглись гонениям, смог перейти в наступление в учениях таких богословов, как Иоанн Дунс Скот(ок. 1266 — 1308) и Уильям Оккам (ок. 1285 — 1349), выдвинувшихся из числа францисканцев, нередко противопоставлявших себя доминиканцам. Номиналисты отводили притязания человеческого разума на постижение веры, доступной лишь в мистическом откровении, и признавали общие понятия не сущностями, а умственными конструкциями, полезными в наблюдениях за единичными явлениями.

Схоластическая полемика номиналистов и реалистов привлекла в ХХ в. внимание экономистов, выступавших с критикой марксизма как учения о познаваемости и сознательном использовании исторических и экономических законов для строительства социализма как научно-планируемого общества. В интерпретации этих теоретиков и историков экономической мысли социализм был «пагубной самонадеянностью разума» и прямым продолжением средневекового понятийного реализма в своей уверенности о существовании таких «универсалий», как «классы», «трудовая ценность», «производительные силы», «производственные отношения». Развитие рыночной экономики и традиции либерализма эти авторы связывают с «номиналистической революцией» в западном мышлении XIV — XVII вв.

Заметим также, что первым проследить влияние номинализма и реализма на «формативные мотивы экономического мышления» пытался известный российский экономист и политик Пётр Струве (1870 — 1944), сначала марксист, а потом ярый противник социализма.

Учение Фомы Аквинского. В «Сумме теологии» Фомы Аквинского учение Аристотеля о справедливости при обмене было положено в основу нормативного экономического анализа в соотнесении с божественным законом.

Фома следовал Аристотелю в характеристике двух видов обмена, один из которых естествен и состоит в приобретении на деньги необходимых для дома вещей, другой нуждается в порицании, поскольку «заперт» в обмене денег на деньги и представляет собой удовлетворение не знающей преград жажды прибыли. Справедливая цена в толковании Фомы подобна «правосудности» Аристотеля: она должна покрыть издержки производства и доставки продукта, но также соответствовать образу жизни, определённому сословной иерархией. Нарочитую продажу вещей по более высокой цене, чем справедливая, в ожидании более выгодных условий спроса, и покупку по более низкой цене в случае предоплаты Фома приравнивал к ростовщичеству, которое категорически отвергал, считая одинаково греховными действия и заимодавцев, и тех, кто под проценты берёт или хранит у них деньги.

Таким образом, виднейший схоласт-реалист укреплял нетерпимость к взиманию процентов, которую разделяли и номиналисты — например, Пётр Ломбардский. Первым выступил против такого мнения в самом начале XIV в. Дунс Скот, рассматривавший процент как допустимую разновидность прибыли, получаемой с капитала — суммы средств, вкладываемых в какое-либо дело. Но сразу же последовали новые папские запреты (Вьеннский собор, 1311), и флорентиец Бальдуччи Пеголотти в своём «Справочнике купца» (около 1340), описывая выгоды торговли с разными странами вплоть до Китая, рекомендовал «сторониться» ростовщичества, хотя уже открыто признавал извлечение прибыли из разницы покупной и продажной цен.

Гуманизм: оправдание денежного богатства. Понадобился расцвет культуры Возрождения, обязанной своим блеском меценатству богатейших купеческих домов, и Реформация западнохристианской церкви, чтобы ссудные операции перестали считаться греховными.

Флорентийцы Медичи первыми из воротил банковского дела в Западной Европе стали вровень с папами и королями, сделав свой город центром итальянского гуманизма и побудив своими щедротами духовных деятелей и светских писателей оправдывать денежное богатство. Этим занялись в своих сочинениях высшие должностные лица Флоренции при первом правителе из рода Медичи (Козимо Старшем) — канцлер Поджо Браччолини (1380 — 1459) и архиепископ Антонин (1389 — 1459). Поджо в диалоге «Об алчности» провозглашал жажду денег естественной и полезной для общества, которому она даёт возвышение потребностей и великолепие памятников. «Деньги — это нужнейший нерв государства, а корыстолюбцы должны считаться его фундаментом и опорой»6. Антонин Флорентийский призывал вкладывать деньги в деловые предприятия и, наполняя товарами склады и лавки, приносить пользу своему городу. Такое употребление денег Антонин трактовал как капитал, оспаривая суждение Аристотеля о том, что деньги «бесплодны».

В Германии, выдвинувшей своих банковских воротил, Габриэль Биль (ок. 1418 — 1495), последователь схоластического номинализма У. Оккама и профессор богословия в Тюбингенском университете, оправдывал партнёрство, при котором один компаньон ссужал деньгами другого для какого-нибудь дела и получал процент; с оговоркой, что кредитор должен тогда нести и возможные убытки.

Протестантизм: санкция на деловитость и ростовщичество. На католических соборах первым возвысил голос против нетерпимости к ростовщичеству французский богослов Жан Шарлье из Жерсона (1363 — 1429), канцлер Парижского университета. Он заявил на Констанцском соборе 1415, что лучше одалживанием под умеренные проценты оказывать помощь бедным, чем видеть, как бедность вынуждает их воровать, растрачивать своё добро и продавать своё имущество.

Но религиозную санкцию на выдачу займов под проценты как норму деловитости, согласуемую с требованиями благочестия, дал лишь протестантизм, хотя его зачинатель немец Мартин Лютер (1483 — 1546) поначалу выступил как яростный антипроцентщик (и при этом свирепый антисемит), обличая католический престол в Риме за сплетение с крупнейшим германским банкирским домом Фуггеров. Однако франко-швейцарец Жан Кальвин (1509 — 1564) стал утверждать, что изменившиеся жизненные условия оправдывают взимание процентов в принципе, ограничение которых может быть связано лишь с должным снисхождением к «бедным братьям» и с «пользой государства». Кальвин опровергал схоластический аргумент о бесплодности денег, считая, что деньги не отличаются от недвижимого имущества в смысле «плодоносности»: доход от их использования также законен, как доход от дома (крыша и стены которого, сами по себе, бесплодны) или от возделывания поле. Если должник на занятые деньги покупает участок земли и получает из него доход, то тем самым он извлекает доход из одолженных денег, а потому справедливо заставлять его уплачивать процент. Праздные деньги, конечно, бесплодны, но у заёмщика они праздно не лежат.

Как показал германский социолог М. Вебер (см. гл. 11), учениеЛютераи Кальвина о предопределении, обязывающее христианина совершенствовать профессиональное мастерство и расширять масштабы дела, не расточая полученные доходы в роскоши и праздности, а обращая их на дальнейшее накопление капитала, сформировало новую этику «мирского аскетизма», приравнивающую приобретательство посредством мирного обмена к религиозному призванию.

Отрицание схоластики — оправдание процента. Реформация ввергла Западную Европу в затяжной конфликт, последствия которого были часто чудовищны, но способствовали «европейскому чуду» экспансии — хозяйственной и интеллектуальной, сомкнувшейся с геополитической экспансией Запада после Великих географических открытий рубежа XV — XVI вв. Результатами хозяйственной и геополитической экспансии стали мировой рынок и экономический рост; интеллектуальной — современная наука.

На лидирующие экономические и интеллектуальные позиции в Западной Европе, совершившей рывок к доминированию над остальным миром, выдвинулись страны, в которых достиг господства (Нидерланды, Англия, Швейцария, Швеция) или сильного влияния (Франция) протестантизм.

Жёсткое и часто жестокое противостояние разделившихся христианских государств, светских и церковных власте содействовало выделению в автономные сферы как товарно-денежной экономики, так и науки, обратившейся от сличения текстов к опытному познанию, открытому бесконечности.

Зачинатели Реформации — ЛютериКальвин — в отношении к науке были мракобесами, но их вызов духовному всевластию католической церкви породил мощное движение к обмирщению знания и эмансипации западного мышления от прежних авторитетов. Французский учёный Пьер де ла Раме (1515 — 1572) дошёл до утверждения «всё, сказанное Аристотелем, — ложно» (1536). А знаменитый английский философ и политик лорд Френсис Бэкон (1561 — 1626), провозгласивший могущество знания, основанного на опыте («знание — сила»), объявил всю схоластику бессмысленными словопрениями.

Такое отношение к Аристотелю и схоластике, пробивавшееся через ожесточённое сопротивление их ревнителей7, опрокидывало и прежние каноны, касавшиеся экономики, прежде всего — запрет на взимание процентов. С развернутой критикой канонической догмы о порочности ростовщичества выступил парижский юрист Шарль Дюмулен (1500 — 1566) в «Трактате о контракте» (1546). Ф.Бэкон же был краток: ввиду того, что люди, принужденные хозяйственной необходимостью давать и брать взаймы деньги, «так жестокосерды, что не желают безвозмездно ссужать, то не остаётся ничего иного, как просто разрешать взимание процентов».

Подобные суждения ещё не были экономическим анализом, но готовили почву для него.

1.10. Ислам и экономическая мысль Арабского востока. Ибн-Хальдун


Ислам — исполнение воли Аллаха. Ислам (по-арабски «предание себя Богу»), возникший позже других монотеистических вероучений, оказался наиболее стремительным из них по распространению и стал религией, которая в наибольшей степени:

  • отразила всемирно-исторический конфликт между осёдлыми земледельческо-ремесленными и кочевыми скотоводческими народами;

  • поощряла торговлю при одновременном строгом воспрещении ссудного процента («Аллах позволил прибыль в торговле, а рост запретил»);

  • систематизировала вопросы собственности и налогообложения.

Оплот мусульманства — Арабский Халифат — появился и укрепился, использовав геополитические и экономические противоречия между христианской Восточно-Римской империей и зороастрийским Ираном шахиншахов Сасанидов. Завоевав (полностью, как в случае с Ираном, или частично) территории этих держав, мусульманское государство получило в своё распоряжение развитую культуру поливного и богарного земледелия и доступ к дальним торговым путям, включая идущий из Китая Великий шелковый. Оно также переняло традицию монетного чекана.

Священные книги ислама — Коран и Сунна — сложились во время мощной экспансии (VII — VIII вв.) арабов-мусульман на запад до Атлантического океана и на восток до оазисов Средней Азии. Коран и Сунна легли в основу шариата (от арабского «шариа» — «надлежащий путь») — свода мусульманских норм, провозглашённого «вечным и неизменным» установлением, чтобы не отклоняться от пути «истинной веры», указанного Аллахом — верховным хозяином того, «что на небесах и на земле, и что находится между ними, и что под землей» (Сура 20:6).

Экономические нормы шариата. Суры (главы) Корана и хадисы (предания) Сунны внушали, что Аллах даровал людям плодородие земли; подчинил им орошающую влагу и плывущие по морям по Его воле корабли, предоставил возможности приобретения имущества и «украшения здешней жизни» богатством и детьми; требует верности в мере и деловых расчётах. Пророк Мухаммед изрёк, что наилучшие способы получения богатства — плоды «труда рук своих» и «добрая торговля». Он порицал тех, кто скупает и придерживает товар, чтобы продать его по возросшей цене, но отверг просьбу ограничить рост цен силой своей власти: «только Аллах устанавливает цены».

Опираясь на слова пророка Мухаммеда «тот, кто возделал никому не принадлежащую землю, обладает наибольшими правами на приобретение её в собственность», мусульманские законоведы разработали в VIII в. учение об условиях перехода «пустопорожней» земли («мават») в собственность всякого, кто её «оживит». В то же время в соответствии с заветом пророка «люди — сотоварищи в пользовании тремя вещами: пастбищами, водой и огнём», эти три «вещи» не допускались в частное владение и подлежали коллективной или государственной собственности.

Наконец, от мусульман требовалось поклонение Аллаху посредством расходования нажитого имущества и справедливого раздела военной добычи (ганимы). Её пятая часть подлежала употреблению на содержание семьи пророка, вспомоществование путникам, беднякам и сиротам (8: 42); на эти же цели каждый мусульманин стал обязан к ежегодной очистительной милостыне — закяту.

Мусульманская доктрина налогообложения. Территориальная и административная экспансия Арабского Халифата неизбежно усложняла характер имущественных и фискальных отношений. Росли земельные пожалования вельмож (икта) и имущество (движимое и недвижимое), предоставленное в распоряжение духовенства на богоугодные цели (вакф). К взиманию поземельного налога (хараджа) с покорённого населения были добавлены подушные налоги с мужчин — немусульман (джизийа) и мусульман (ушр, по-арабски «десятина»). В 711 г. мусульманское войско под предводительством Тарика ибн-Сеида захватило Гибралтарский пролив, который своим современным названием напоминает об арабском завоевателе (искаженное «Джебр-ал-Тарик» — «гора Тарика»). На южной оконечности Европы арабы основали поселение Тарифа и стали взимать с проходивших через пролив кораблей пошлины в размере десятой части ценности груза. Так возникло понятие тариф — ставки, взимаемой за провоз товара через границы.

Верховный судья знаменитого багдадского халифа Харуна ар-Рашида Абу Йусуф Йакуб ибн Ибрахим аль-Ансари (731 — 798) составил «Книгу подати» («Китаб аль-Харадж»), где обобщил представления мусульманского права о налогообложении. Русский перевод этого классического труда недавно издан в Санкт-Петербурге. Абу Йусуф порицал чрезмерность поборов с населения и распространившуюся практику отдачи налогов на откуп богатым купцам; рекомендовал принимать во внимание платежеспособность налогоплательщика.

Мусульманский взгляд на денежное обращение. В мусульманскую культуру выдающийся вклад внесли писавшие на арабском языке мыслители различных стран Средней Азии, Ближнего и Среднего Востока. Одним из них был иранец аль-Газали (1058—1111), автор «Воскрешения наук о вере». Он подробнее других исламских авторов рассмотрел вопросы обращения и накопления денег.

Арабская монетная система, смешавшая римско-константинопольские и эллинистическо-иранские образцы, была наиболее развитой в средневековье. Серебряными дирхемами (от «драхм» греков и Сасанидов) уплачивались налоги; медяки служили для повседневных покупок, а золотые динары (от римских и константинопольских «денариев») — для крупных торговых сделок. Наивысшим успехом у арабских купцов считалось уехать в Китай с тысячей дирхемов и вернуться с тысячей динаров.

Аль-Газали рассматривал золото и серебро как дары Аллаха, выполняющие роли судей, определяющих цену любой вещи, и посредников, с помощью которых можно приобрести все товары в мире. По существу, описывая функции благородных металлов как меры стоимости и средства обращения, аль-Газали порицал накопление денег как сокровища, сравнивая их с зеркалом, которое «само по себе не имеет ценности, но его ценность заключается в том, что оно отражает любые вещи». Поэтому накопление денег ради них самих противоречит воле Аллаха, а ростовщичество является крайним выражением этого греха.

Ибн-Хальдун. Крупнейшим социально-экономическим мыслителем стран ислама стал уроженец Туниса Ибн-Хальдун (1332 — 1406), жизнь и деятельность которого были связаны с мусульманским Средиземноморьем: Испанией (где шла жестокая борьба между христианскими королями Кастилии и мусульманскими эмирами Гранады), Марокко (где власть захватили правители берберского происхождения) и Каирским халифатом (где Ибн-Хальдун стал верховным судьёй). Прославившая Ибн Хальдуна в веках «Книга назидательных примеров по истории арабов, персов, берберов и народов, живших с ними на земле» содержала введение (по-арабски «Мукаддима»), которое стало первой в истории концепцией экономической обусловленности общественных изменений.

Ибн-Хальдун создал свою концепцию в период очевидного могущества мусульманских династий кочевнического происхождения — захватов османского султана Баязида «Молниеносного» в Европе (Балканы, Венгрия) и ещё более внушительных завоеваний в Азии узбекского эмира Тимура («Железного Хромца»), с которым Ибн-Хальдун был знаком.

Ибн-Хальдун стремился выяснить закономерности состояний «обустроенности» жизни у разных народов в зависимости от различий в способах добывания пищи и изготовления орудий труда и боя. Он использовал для обозначения главного различия арабские антонимы «бадáва» — жизнь на открытых пространствах (от «бáдийа» — «пустыня») и «хадáра» — жизнь на огороженных пространствах (буквально — «присутствие» («закрепление») за стенами жилищ). «Обустроенность» — «умран» — зависит от таких факторов, как материальные потребности, разделение и затраты труда, противоположность между осёдлостью и кочевничеством, а также между городом и деревней, избыточный продукт, предметы роскоши, власть-владение и налогообложение.

Наука об «обустроенности». Ибн-Хальдун исходил из того, что разделение труда необходимо ведёт к оживлённому обмену, но также и к общественному неравенству, воплощенному в городской жизни и государственности. Сельское хозяйство — как кочевое скотоводство, так и осёдлое земледелие и пчеловодство обеспечивает только необходимый продукт. Избыточный продукт создаётся развитым ремеслом в городах. Источником стоимости ремесленного продукта являются затраты труда, которые часто включают затраты другого труда, добавляя стоимость к более простым изделиям (плотничество — к дереву, ткачество — к пряже и т.п.). Ибн-Хальдун проводил различие между долей заработка на средства существования и долей прибыли в стоимости товаров, а также между стоимостью и продажной ценой, колеблющейся под воздействием спроса. Он понимал функции благородных металлов как меры «всего, что образует богатство», как средства обмена и средства сохранения ценности.

Экономическую основу государственности Ибн-Хальдун усматривал в присвоении избыточного продукта господствующей верхушкой, служащей у царской власти. Власть захватывает родственно-племенная группа с наиболее сильным чувством сплочённости («асабийей») и основывает династию.

Царская власть-владение («мульк») располагает средствами, чтобы насильственно заставить других выполнять свои решения, и требует предметов роскоши и знаков отличия. Вначале правящая династия, обеспечивая рост численности и благополучия поддерживающих её семейств, собирает только налоги, предписанные шариатом и в умеренных размерах. Низкие налоги вселяют надежду в податное население и стимулируют увеличение его численности и экономической активности. Но, с ростом количества приспешников династии и их привычек к роскоши, расходы (в том числе на наёмную армию и «клиентов»), начинают превышать доходы. Тогда правительство начинает «измышлять» новые налоги и вмешиваться в ценообразование. Разные поборы разоряют население и влекут хозяйственную вялость. Слабость народа ведёт к ослаблению династии, которая клонится к «бессилию, протекающему от изнеженности», стремясь при этом заполучить средства существования любыми способами, в том числе — насильственным изъятием имущества у зажиточных людей и порчей монеты. Чрезмерность налогов и разницы навязанных цен ведут в итоге к упадку рынков и самогό государства: средний срок его существования Ибн-Хальдун оценивал как сумму «возрастов» трех поколений (100—120 лет).

Несмотря на достигнутый высокий сан и авторитет учёного, его рассуждения об ограниченном сроке любой династии были «не ко двору». Понятие «асабийи» у Ибн-Хальдуна отождествлялось с групповым чувством, которое возникает как вспышка и без рассуждений ведёт к активным действиям и жертвам во имя целей, возможно, бессмысленных и вредных. Поэтому исламская традиция, толковавшая поступки правоверных как продуманные и направленные к благим целям, отвергла концепцию «асабийи»8, и идеи Ибн-Хальдуна не получили распространения на Востоке. А на Западе о них впервые стало известно лишь в самом конце XVII в., когда Европа и её наука в своём развитии уже оставили мусульманский мир позади.

Ибн-Хальдун — предшественник западных экономических теорий. Об Ибн-Хальдуне на Западе узнали незадолго до того, как немец Х. Келлер (1637 — 1707) установил деление истории на древнюю, средневековую и новую, а итальянец Дж. Вико (1670 — 1744) обосновал циклическую модель развития обществ («исторический круговорот»). Публикация текстов Ибн-Хальдуна началась лишь в XIX в. по почину востоковеда Сильвестра де Саси (1758 — 1838), генерального комиссара Французского монетного двора и затем ректора Парижского университета.

С тех пор известность Ибн-Хальдуна как крупнейшего социального мыслителя не только исламского, но и всего Средневековья возрастает. Но оценка его трудов осложняется восприятием их в западных терминах уже Нового времени. Это проявилось в переводах заглавия «Мукаддима» как «Пролегомены» (по аналогии с трактатом основателя немецкой классической философии И. Канта), а понятия «умран» («обустроенность») — как «цивилизация» или «культура»; в обнаружении сходства между идеями арабского мыслителя и западными концепциями «исторического круговорота» и «географического детерминизма».

В ХХ в. Ибн-Хальдун был признан предшественником чуть ли не всех основных версий классической политической экономии и современной макроэкономики:

  • трудовой теории ценности Рикардо — Маркса, поскольку Ибн-Хальдун склонялся к мысли, что торговля основывается на приравнивании в обмене количеств затраченного труда;

  • теории экономического роста, так как Ибн-Хальдун указывал на взаимосвязь экономического развития и роста населения, подчёркивал значение совершенствования ремесленных умений и орудий («человеческого капитала и технологий»);

  • кейнсианской «общей теории», поскольку Ибн-Хальдун указывал на кратность увеличения производства («мультипликатор») благодаря стимулам к дополнительному труду от спроса на предметы роскоши, а также на «недостаток побуждения к инвестированию» как ключевую проблему застойной экономики;

  • экономики предложения, резюмированной в кривой Лаффера, которая показывает, что увеличение налоговых ставок сначала увеличивает налоговые поступления, но, в конечном итоге, вызывает их снижение ввиду снижения активности производителей. «Изобретатель» кривой А.Лаффер ссылался на Ибн-Хальдуна как на своего предшественника, указавшего, что в начале династии налогообложение даёт большие доходы при небольших поборах, а в конце династии — незначительные доходы при больших поборах.

Наконец, уже в XXI в. идеи Ибн-Хальдуна нашли применение при обосновании математических моделей циклической динамики обществ, учитывающих демографические, классовые и финансовые аспекты9.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА





  1. Мировая экономическая мысль сквозь призму веков. Том 1. Отв. ред. Г. Г. Фетисов. —  М. :  Мысль, 2004. Раздел I.

  2. Переломов, Л. С. Конфуцианство и современный стратегический курс КНР. — М : УРСС, 2007.

  3. Поланьи, К. Аристотель открывает экономику // Истоки. Вып. 5. Экономика в контексте истории и культуры. — М. : ИД ГУ-ВШЭ, 2005.

  4. Смирнов, А. В. Ибн-Хальдун и его новая наука // Историко-философский ежегодник. 2007. — М. : Наука, 2008.

  5. Христианство и ислам об экономике. / Под ред. М.А.Румянцева, Д. Е.Раскова. СПб. : изд-во НПК «РОСТ», 2008.

  6. Шумпетер, Й. А. История экономического анализа. Том 1. СПб. : Экономическая школа. 2001. Часть II, главы 1, 2.


1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   47


написать администратору сайта