Гловели г. Д. История экономических учений
 Скачать 4.2 Mb.
|
2.2. Доктрина торгового баланса: проекты и практика. Меркантилизм и камералистикаТипы экономических доктринёров. Истории деятелей, относимых к меркантилизму, подобны приключенческим романам. Доктринёров активного торгового баланса можно разделить на два главных типа. Первый — это практики управления государством или крупной торговой компанией. Второй — представители выдвинутых Научной революцией прожектёров,изобретателей-приобретателей (далеко не всегда удачливых). Это искатели различных новшеств, способных обогатить государство, будь то механические конструкции, алхимический «философский камень», открытие полезных ископаемых, внедрение новых сельскохозяйственных культур или организационное усовершенствование. Примером первого типа может служить знаменитый кардинал Ришельё (1585 — 1642), фактический правитель Франции (с 1624), назначивший сам себя (1627) на пост «генерального суперинтенданта торговли и навигации». Примером второго типа — нормандский дворянин Антуан де Монкретьен де Ватвиль (1575 — 1621), автор «Трактата политической экономии» (1615). Французский меркантилизм. Монкретьен, рано осиротевший и получивший образование в коллеже иезуитов в городе Кане, начинал как драматург, поэт и… дуэлянт. За убийство соперника был вынужден эмигрировать; увидел успехи торговли и промышленности в Англии и Голландии, по возвращении основал металлообрабатывающее предприятие по заграничным образцам. Своё сочинение Монкретьен написал специально к созыву Генеральных Штатов и адресовал юному королю Людовику XIII. Структура трактата задана приоритетами экономической политики, целью которой должно стать противодействие наплыву во Францию импортных товаров за счёт их внутреннего производства: 4 части — 1) «О механических искусствах», 2) «О торговле»; 3) «О навигации» 4) «О примере и главных заботах Принца». Верноподданнический посыл был оценен назначением Монкретьена губернатором в провинцию Шатильон. Туда Монкретьен перенёс своё предприятие, расширил его, обзавелся торговым кораблём, но тщетно ждал от слабохарактерного короля, более всего интересовавшегося дрессировкой птиц, содействия своим обширным рекомендациям. Монкретьен ввязался в мятеж гугенотов и бесславно погиб. У кардинала Ришельё было гораздо больше возможностей для претворения своих идей. Он возлагал особые надежды на перепродажу мехов из открытой французами Канады, поддержал «Компанию ста» для её освоения и заселения, а также «Компанию островов Америки», захватившую при его жизни Гваделупу и Мартинику в Карибском море. В своём «Политическом завещании» (1639) Ришельё очерчивал горизонты внешней торговли Франции, чтобы добиться активного торгового баланса — превышения экспорта над импортом. Кольбертизм. Как синоним практического меркантилизма с конца XVIII в. используется термин кольбертизм, по фамилии знаменитого государственного деятеля Франции Жана-Батиста Кольбера (1619 — 1683). На посту генерального контролёра финансов (1665 — 1683) он внедрил систему развернутого протекционизма (защиты национальной промышленности) для замещения импорта внутренним производством (особенно предметов роскоши) и повышения конкурентоспособности французских товаров на внешних рынках. Система Кольбера включала: высокие таможенные пошлины на вывоз продовольствия и сырья и ввоз готовой продукции; насаждение крупных «королевских мастерских» (мануфактур); приглашение лучших иностранных мастеров для налаживания внутреннего промышленного производства; жёсткость технологических инструкций и контроля качества изделий. Зарплата наёмных работников была установлена на уровне прожиточного минимума, а ради сохранения их покупательной способности правительство установило максимум цен на зерно и запретило его вывоз. Кольбер гордился тем, что благодаря его политике французы в течение одного поколения превзошли прежних лидеров — венецианцев, фламандцев и голландцев — в производстве зеркал и стекла, разнообразных шелковых и тонкосуконных материй. Однако оборотной стороной этих достижений стало угнетённое состояние сельского хозяйства Франции. Английский меркантилизм. Доктрину активного торгового баланса проводили деятели знаменитой, учрежденной в 1600 г. Английской Ост-Индской компании. Многолетний член её совета директоров лондонский купец Томас Ман (1571 — 1641) был автором сочинения с характерным заглавием: «Богатство Англии во внешней торговле, или Баланс нашей внешней торговли как регулятор нашего богатства». Показательно, что книга Мана, составленная (1631) почти за 10 лет до начала Английской революции, а изданная уже после реставрации королевской власти (в 1664), выдержана в том же духе, что и Навигационный акт (1651) монархоубийцы и революционного диктатора О. Кромвеля, заложивший основы британского могущества на океанах. Ссылаясь на пример морских торговых республик — Венеции, Генуи, Голландии — Ман доказывал, что наиболее выгодна транзитная,посредническая торговля. И Англии, расположенной очень удобно, надлежит стать складом дальнепривозных «колониальных товаров» (пряностей, индиго, шелка-сырца, хлопка), чтобы с выгодой перепродавать их в места, где в них нуждаются. Т. Ман обосновал ошибочность запрета на вывоз благородных металлов из страны, поскольку денежные операции за границей могут расширить сферу влияния британской торговлю и обеспечить приток золота и серебра в большем количестве. Можно и нужно вывозить благородные металлы, покупать на них товары в Азии и перепродавать в Европе с удорожанием в несколько раз. Ман отвергал формулу Гроция «свободное море», заявляя, что вопросы о морских богатствах должны решаться силой оружия, а не слова. Агрессивный настрой английского меркантилизма проявился в трёх торговых войнах с Голландией (1652 — 1654, 1666 — 1667, 1672 — 1674), склонивших-таки чашу весов в пользу Британии. Среднеевропейский меркантилизм. В государствах Средней Европы — Австрии и германских княжествах — на меркантилизм наложила отпечаток практика подготовки образованных правительственных чиновников, способных наилучшим для казны образом управлять отдельными отраслями: извлекать доходы из природных ресурсов, совершенствовать ремесла, упорядочивать состояние финансов. Круг изучаемых будущими администраторами предметов получил название камеральных наук (от лат. сamera — «казна»), а порядок регламентации государственного хозяйства — камералистики. Иоганн Иоахим Бехер (1635 — 1682), часовых и многих других дел мастер, автор «Политического рассуждения о том, как сделать страну богатой и густонаселенной» (1668), стремился использовать для улучшения торгового баланса могущество знания. Бехер первым рекомендовал насаждать картофель для более «приличного питания» народа. Он ввёл в обиход термин мануфактура (от лат.“manus” — “рука” и “factura” — изготовление) и основал «Мануфактурный дом» (1673) при императорском дворце в Вене. Это было большое предприятие с разнообразными мастерскими и алхимической лабораторией, предназначенное для производства шерстяных и шелковых тканей, венецианского стекла, фаянсовой посуды и т.д. Бехер изобретал различные станки и даже якобы получил путем «алхимической трансмутации» унцию серебра из свинца, о чём выбил памятную медаль (хранится в Музее истории искусств в Вене). Алхимия тоже была для него способом улучшения торгового баланса страны! Бехер также предлагал учредить Коммерц-коллегию для того, чтобы пресекать три зла в торговле: монополию, спекулятивную скупку товаров в ожидании роста цен («прополию») и разорительную конкуренцию («полиполию»). Венский юрист Филипп фон Хорник (1638 — 1712), сановник императора Священной римской империи германской нации, уповал на регламентацию всех основных отраслей хозяйства. В памфлете «Австрия превыше всего, если она того пожелает» (1684) фон Хорник сформулировал 9 правил, 7 из которых касались поощрения внутреннего производства и экспорта ремесленно-промышленной продукции — и, напротив, ограничения покупки и потребления импортных продуктов, особенно заграничных предметов роскоши. Он особо подчеркнул, что выручка от продажи мануфактурных изделий может превзойти ценность сырья в 2, 3, 10, 20 и даже 100 раз. 2.3. Меркантилистские дилеммы. Роль государства и внутренний спросДилемма фонда звонкой наличности. Ф. фон Хорник и его родственник В. Шредер, сменивший И. И. Бехера во главе Мануфактурного дома, подчеркивали важность не только привлечения звонкой монеты активным торговым балансом, но и удержания её в обращении. Одно из 9-ти правил фон Хорника гласило: «Золото и серебро, раз полученные страной из собственных рудников или посредством обмена с заграницей, ни при каких обстоятельствах не должны быть похоронены в сундуках и ящиках, но должны всегда оставаться в обращении». Таким образом, было зафиксировано противоречие между двумя видами спроса на деньги: для потребностей товарных сделок (средство обращения) и для сохранения запаса ценности (сокровище). Накопление золота и серебра в казне могло сдерживать товарооборот на внутреннем рынке. На другое противоречие наткнулся Т. Ман. Он указывал, что изобилие денег в королевстве удорожает местные товары, что сокращает объём внутренней торговли и экспорт и делает выгодным импорт. Однако своей позиции по привлечению в страну возможно большего количества золота и серебра английский купец не изменил. Подмеченные меркантилистами противоречия можно назвать дилеммой фонда звонкой наличности в стране. Её разрешение в виде формулировки взаимосвязи между потребностями торговли и количеством денег в обращении дал в «Трактате о налогах и сборах» (1662) Уильям Петти (1623 — 1687): «для того, чтобы нация могла осуществлять торговые операции, необходимо наличие… подобающей пропорции, превышение или недостижение которой приносит одинаковый урон». Дилемма структурных сдвигов. Итальянца Антонио Серра, о котором известно лишь то, что он написал «Краткий трактат о средствах снабдить в изобилии золотом и серебром королевства, лишённые рудников драгоценных металлов» (1613), сидя в неаполитанской тюрьме (по одной из версий, за попытку освободить из заточения бунтаря-утописта Томмазо Кампанеллу), трудно отнести к какому-либо из выше названных типов авторов-меркантилистов. Неаполь, где жил Серра, веками был крупнейшим городом Западной Европы и притом портовым, был окружен плодородными землями, но его жители оставались бедными, тогда как генуэзцы с их бесплодной почвой разбогатели. Отсюда Серра заключил, что изобилие денег зависит не от плодородия, а от характера населения и умелой политики правителя. Серра предложил классифицировать источники богатства на «естественные» и «искусственные», причём его классифицикация совсем не похожа ни на разграничение Аристотелем естественной и искусственной хрематистики, ни на будущие рассуждения физиократов и А. Смита о естественном порядке. Естественное богатство — это золотые и серебряные рудники. Искусственные источники богатства подразделяются на «специфические» и «обычные»; к первым относятся те, что обусловлены природой: избыток продуктов сельского хозяйства и местоположение государства относительно других государств и частей света. Эти источники могут иметь место не во всякой стране — в отличие от обычных, к которым Серра отнёс прежде всего количество и уровень развития ремесёл. Именно в ремёслах главный источник увеличения богатства страны, поскольку сравнительно с сельским хозяйством они не зависят от погодно-климатических условий и могут давать продукцию 1) быстро умножаемую в количестве; 2) более надёжную в сохранности; 3) более дорогую. Развитие ремёсел является предпосылкой экспортной торговли, приносящей стране изобилие денег. Серра четко выразил подход, доминирующий в предложениях и практике последующих меркантилистов: корректировка государством структуры хозяйства — наращивание объёма ремесленной и промышленной продукции, более выгодной для экспорта и активизации торгового баланса. Политикой именно такого изменения структуры хозяйства был кольбертизм. Но усилия государства ради увеличения своей доли на внешнем рынке перешли в насилие над сельским хозяйством и привели к оскудению большинства населения Франции и к ущербу для внутреннего рынка. Дилемма богатства и бедности. Ратуя за обогащение монархического государства, меркантилисты не только не гнушались политики завоеваний и грабежей в отношении других государств, но и были, как правило, убеждены в целесообразности пребывания в бедности большинства населения своей страны. «Одни люди более бедны, чем другие, это всегда было и всегда будет», — констатировал У. Петти. Он разделял общее мнение, что бедные люди склонен к праздности, и лишь нужда может побудить их работать, а низкая заработная плата способствует снижению издержек производства и тем самым цен отечественных товаров, делая их более конкурентоспособными на внешних рынках. Аналогичную позицию долгое время занимал и прожектёр Даниель Дефо (1660 — 1731) — делец, разведчик, памфлетист, сумевший талантливым пером без всякой должности влиять на короля и правительство и заслужить литературную славу романом о Робинзоне Крузо. Но на склоне лет Дефо пришёл к другим выводам, а именно, для торговли важна широта покупательного спроса — и не только внешнего, но и внутреннего. При «жалкой» заработной плате население мало тратит, и это препятствует торговле; богатство и мощь всего королевства будет расти или падать в зависимости от того, становятся выше или ниже доходы большинства населения. Так в экономической мысли появились проблески идеи эффективного спроса. Геоэкономическая дилемма. А. Серра, отмечая на сравнении Неаполя и Генуи, что богатство отнюдь не определяется местоположением, в то же время объяснял превосходство Венецианской республики в средиземноморской торговле тем, что большинство итальянских рек «впадают в море близ Венеции». Т. Ман считал островное положение Англии главным её преимуществом в конкуренции на международных торговых путях и выражал удовлетворение тем, что голландцы, первыми захватившие лидерство в товарообмене по Атлантическому океану, не могут обойтись без прохождения через Ла-Манш. Это даёт возможность задерживать их суда и препятствовать их лучшей торговле (вскоре реализованную Англией через Навигационный акт). Французский меркантилизм был пронизан завистью к вездесущести многочисленных кораблей Голландии и желанием иметь свой мощный флот и свои заокеанские колонии. А.де Монкретьен призывал поторопиться со строительством новых кораблей и портов, с основанием заокеанских «Новых Франций», поиском пути к Китаю и Индии с западного побережья Северной Америки. Ришельё и Кольбер на практике усиленно занимались созданием французского флота, поощрением колонизации в Америке, улучшением внутреннего судоходства для облегчения экспорта и реэкспорта товаров. Кольбер поддержал инженера Рике в сооружении Лангедокского канала между средиземноморским и атлантическим побережьями Франции и авантюриста Ла Саля в экспедиции по всему течению реки Миссисипи, объявленной владениями французского короля. Хотя число кораблей у Франции осталось на порядок меньше, чем у Голландии, последней был нанесён тяжелый урон французской интервенцией по инициативе Кольбера. На фоне всей этой устремлённости к морской торговле мы не находим упоминаний ни о флоте, ни о море в 9 правилах Ф. фон Хорника или в рекомендациях И. И. Бехера, скрупулёзно перечисляющих меры достижения активного торгового баланса. Это не удивительно, ибо Австрия, где они жили, не имела выхода к морю. Хотя её столица Вена расположилась на крупнейшей реке Европы — Дунае, но торговое судоходство по нему не получило развития из-за природной преграды (теснина «Железные ворота») и захвата черноморского устья Османским султанатом. Поэтому в Австрии и в большинстве мелких княжеств, входивших в Священную римскую империю германской нации, меркантилизм приобрёл своеобразный «континентальный» отпечаток. Упор был сделан не на заморскую торговую экспансию, а на государственное заведывание различными отраслями хозяйства, управляемыми чиновниками, обученными камеральным наукам. 2.4. Западные влияния и проникновение идей меркантилизма в РоссиюЗападные влияния и российский меркантилизм. Доктрину активного торгового баланса можно считать первой перенесённой на российскую почву «передовой» западной экономической идеей. О ней царь Алексей Тишайший и его ближайшее окружение в 1651 г. узнали от некоего француза (кондотьера де Грона), рекомендовавшего развить производство товаров, пользующихся спросом на европейском рынке. А именно — выжигать леса, чтобы изготовлять из древесной золы поташ для экспорта, а выжженные пространства засевать хлебом и потом также вывозить ещё и зерно. Размах поташного производства (быстро ставшего третьим по значению в стране промыслом после пушного и соляного) отметил приехавший в 1659 г. в Москву хорват Юрий Крижанич (1618 — 1683), католический миссионер, одержимый идеей собрать «растерянных» славян, которые «совершенно не умеют вести дальней торговли» и отстают от Запада в ремёслах. Ю. Крижанич главной причиной слабости ремёсел в Московском царстве считал то, что оно хотя и «безмерно велико», но со всех сторон закрыто для морской торговли, тогда как в западных государствах торжища и ремёсла процветают благодаря флотам и удобным пристаням. Крижанич призывал к завоеванию Крыма, наполнению Каспийского моря русскими кораблями, поиску пути к Китаю и Индии по Ледовитому и Восточному (Тихому) океану в обход Сибири. Крижанич тщетно пытался склонить православного царя к перемене веры, чтобы самодержавное Русское государство могло стать оплотом панславизма. Алексей Тишайший предпочёл отправить настойчивого иноземца в почетную ссылку в Тобольск, где Крижанич провёл 15 лет, написав «Политичны думы» (опубликованы в 1859) с изложением рекомендаций по подъёму русского хозяйства, включая развитие ремёсел и достижение активного торгового баланса. Учёный советовал, например, развивать дубление кож в Сибири на берегах Солёного озера Ямаш и расширять на этой основе торговлю с Китаем и Средней Азией. После смерти царя Крижанич был выпущен в Европу и через несколько лет пал в победоносном для католиков сражении с турками под Веной. «Литература проектов» петровского времени. Сочинение Крижанича осталось, по-видимому, неизвестным Пётру I, который возвёл усвоение западного опыта в ранг государственной политики. После «Великого посольства» в Голландию и Англию (1697—1698), в ходе борьбы со Швецией за выход к Балтийскому морю и восточными империями (Турцией и Ираном) за побережья южных морей, Пётр создавал обширный флот и монопольные «кумпанства»; обновлял монетную систему; насаждал мануфактуры и протекционизм для наращивания экспорта промышленных изделий (грубый текстиль, железо). На сознательное стремление к активному торговому балансу первого русского императора ориентировали «Размышления о государственной экономии Русского царства» (1717) саксонского дворянина, шотландца по происхождению А.-Х. Любераса (ок. 1640 — 1722). Эта записка вошла в круг «литературы проектов» петровского времени, включающей различные доклады царю по экономическим вопросам. В том числе — присланные молодыми аристократами, отправленными учиться за границу. Например, боярский сын корабельных дел мастер Ф.Салтыков (ум. в 1715) прислал из Лондона «Пропозиции» (1713) и «Изъявления прибыточные государству» (1714), а молодой князь дипломат И. Щербатов(1696 — 1761) из Парижа — предложение (1720) о выпуске в России «банковых писем» (бумажных денег). Не вполне ясно, насколько Пётр I прислушивался к мнениям своих «птенцов», но отражение в его реформах многокрасочной палитры европейского меркантилизма заметно, причём иногда «краски» были довольно почтенного возраста. Например, введение десятичного принципа в монетную систему отразило идею, выдвинутую С. Стевином за столетие до посещения Петром столь полюбившейся ему Голландии. Пётр учился химии по трактату И. И. Бехера, но отвергал алхимию как способ обогащения, а вот идею Коммерц-коллегии воплотил. 2.5. «Книга о скудости и богатстве» И.ПосошковаРусский прожектёр. Пётру I не довелось прочитать самое значительное произведение из «литературы проектов» своих подданных. Убежденный сторонник и участник преобразований новгородец Иван Тихонович Посошков(1652—1726) после трёх лет работы над своим экономическим сочинением передал в 1724 г. рукопись новгородскому архиепископу в расчёте, что она будет вручена самодержцу как негласный свод рекомендаций от «всеусердного желателя» блага России. Но император вскоре умер, а престарелый Посошков неожиданно был арестован летом 1725 г. и заточен в Петропавловскую крепость, где менее чем через полгода окончил свои дни. Его «потаённая» книга, возможно, сыгравшая свою роль в мрачном жизненном финале, увидела свет лишь в 1842 г., хотя в середине XVIII в. с неё снимал копию М. В. Ломоносов. «Книга о скудости и богатстве» Посошкова отразила его богатый жизненный опыт, включая участие в изыскании минеральных ресурсов (сера, нефть), корабельном и питейном («водочном») делах, и грандиозной монетной реформе Петра. Как и его повелитель (и в противоположность Ю. Крижаничу, скрупулёзно перечислявшему в «Политичных думах» ресурсы, которых России не хватает — от всех известных тогда 7 металлов до грецких орехов), Посошков был убеждён в обилии в России естественных богатств (например, разнообразных материалов для производства красителей). Ещё более убеждён он был в могуществе «его пресветлого величества слова», монаршей воли «попечения нескудного». Отсюда твёрдая вера в действенность увещевания царя относительно «вкоренения правды», чтобы силой указов самодержца исправить многочисленные «нестроения» в государстве и добиться благосостояния и по-христиански любовного согласия всех чинов. Подчинение интересов купечества царскому интересу. Младшие современники Посошкова из числа обученных за границей русских родовитых аристократов в своих проектах во главу угла ставили интересы самодержавного государства и дворянства, но в свете западного опыта находили, что преуспеяние национальной торговой прослойки соответствует этим интересам. «Купечество есть твердое основание богатства всех государств, как ныне цветет в Англии и Голландии» (Ф. Салтыков); «когда рукоделие и купечество благополучно идут, тогда вотчинников доход исправно платится» (И. Щербатов). Посошков, сам купец со стажем в несколько десятилетий, также подчёркивал, что «купечеством всякое царство богатится» и «купечество и воинству товарищ: воинство воюет, а купечество помогает». Посошков предполагал троякую защиту интересов национального купечества: 1) от иноземцев; 2) от «иночинцев», требуя запрета торговать дворянам, крестьянам и представителям духовного сословия; и 3) от раздоров между самих русских купцов, которые «между собою союзства никакого не имеют, друг друга едят и тако все погибают». Но Посошкову чужда была мысль об ограничении ради интересов купечества интереса «властительного и всецелого монарха». Посошков прямо противопоставлял российскому самодержавию европейские страны, где короли «не могут по своей воле что сотворити, но самовластны у них подданные их, а паче купеческие люди», и называл не иначе, как «бесчестием» такой порядок, где купеческая цена сильнее указов монарха. Поскольку «царь не купец, но самодержавный повелитель», то его волей и интересом (в сборе пошлин) определяются и цены на товары. Надо установить, чтобы какова цена на товар «в первой лавке, такова была и в последней», а за всякую излишнюю копейку с торговца следует «взять по гривне или по две и высечь батогами ли плетьми, чтоб впредь так не делал». Ценам на хлеб подобает быть равными и неизменными и в урожайном году, и в недородном. Домашний скот Посошков предлагает «пятнать» клеймами-ценами, чтобы при перепродаже сохранялось постоянство цены и пошлины в казну. Наконец, царь волен налагать цену на товары, привезенные иностранцами, «а буде им нелюбо, то… на сухом берегу места не дать; либо назад вези, либо в корабле держи». Рьяная защита Посошковым указной цены показывает, что нелепо считать его предшественником классической политической экономии (с её учением о «естественном порядке»), как это сделали первый публикатор «Книги о скудости и богатстве» известный идеолог «официальной народности» М. П. Погодин (1842), а затем советский историк Л.М. Мордухович. Но едва ли можно согласиться и с утверждением автора первого очерка развития русской экономической мысли В. В. Святловским (1923), что Посошков «типичный» меркантилист с «русским колоритом». Посошков действительно выдвигает меркантилистские требования ограничения или запрета ввоза тех товаров (длинный список), условия для производства которых есть в России. Он считает само собой разумеющимся расширение торговли как в западном, так и восточном (Иран, Китай) направлениях, в том числе по морю. Но в отличие от сугубо светской доктрины торгового баланса, Посошков не думал отделять экономическую выгоду от нормативной оценки соответствия государственного порядка началам христианской правды в её русском православном толковании. «Христианская правда» Посошкова в трактовке экономических вопросов. Искание пути воплощения христианской правды в российском государственном и хозяйственном устройстве приняло у Посошкова своеобразную форму. Евангельское высказывание о невозможности служения сразу двум господам (Матф. 6: 24) стало аргументом о недопущении иночинцев к занятиям торговлей, которую надлежит сделать монополией купечества. «Свободная» торговля русского купечества в понимании Посошкова — это прежде всего отсутствие конкуренции со стороны иночинцев; дворянам надлежит самим не прикасаться ни к какому торгу и «пасти» своих крестьян, что бы те также «ни малым торгом отнюдь не касались бы». Но Посошков полагал дозволительным и одновременно обязательным запись в купеческий чин — с аккуратной уплатой пошлин — представителей других сословий, если они решили заняться торговлей, но тогда они должны оставить земледелие и службу (военную, церковную). Из ортодоксальной убежденности, что православная вера самая чистая, никакой «еретической примеси» не имеющая, Посошков вывел, что и русские монеты должны быть самые чистые, без всяких примесей и тщательно (мастеровито) отчеканенные. Зато для их номинала «не вес значение имеет, но царская воля». Если государь велит золотниковой медной монете положить рублевое начертание, то «она бы за рубль и ходить в торгах стала во веки веков неизменно». Поэтому Посошков рекомендовал перечеканить старые серебряные копейки в рубли и полтинники (по номиналу), а из каждого золотника меди чеканить одну 10-копеечную монету (гривенник) или 4 копеечных. Золотые же червонцы, по его мнению, предназначены не ради «торгу или приобретения богатства», а ради славы государя (прокламативная, а не экономическая функция денег). Посошков отличался от тех прибыльщиков или вымышленников, которые в петровские времена выискивали новые источники государственного дохода в виде новых предметов обложения. Перечислив некоторые из этих мелочных сборов, Посошков с горечью заметил, что ими казны не наполнить, а только людям «турбация великая». Все «многоплодные» старые и «нововымышленные» пошлины Посошков предложить заменить единым налогом «по гривне с рубля». Этот царственный праведный «десятинный» сбор, иже «до христова воплощения уставленный», Посошков считал реализацией своей идеи о «прямом и здравом» собирании царского сокровища таким образом, чтобы «обиды ни на кого не навести», поскольку «худой тот сбор, аще кто царю казну собирает, а людей разоряет». Идея единого 10%-го налога представляет «параллельные линии» во взглядах Посошкова и писавших несколько раньше в условиях другой абсолютной монархии — французской — маршала Вобана («Королевская десятина», 1707) и судьи Буагильбера («Рассуждение о природе богатства, денег и налогов», 1707). Буагильбер во Франции, также как Посошков в России проводил мысль, что богатство государства неотделимо от благополучия народа. Но французский мыслитель развернул при этом критику государственного вмешательства в торговлю, промышленность и ценообразование, вредящего установлению равновесия в хозяйстве. Был сделан шаг к анализу «естественного порядка» вещей. Русский обличитель «худого и непорядочного» в православном отечестве остался при вере в свыше вдохновляемую государственную власть и её административные ресурсы как во всемогущую силу национального устроения. 2.6. «Система Ло»: эксперимент и урокиКарьера игрока. Крайним типом прожектёра-меркантилиста и одновременно ярким типом новоевропейского карьериста, сочетавшего азарт игрока с одержимостью большой идеей14 — в области искусства, науки, промышленности или банковского дела — был шотландец Джон Ло (1671 — 1729). Сын богатого золотых дел мастера и банкира, одарённый красивой внешностью, физической ловкостью и острым расчётливым умом, Ло с 20 лет блистал франтом в Лондоне. Он выходил победителем в разных играх — в мяч, в карты, со смертью. Убив соперника на дуэли, был вынужден уехать в Голландию (в 1694 г.) и, подобно многим другим визитёрам, впечатлился яркой картиной процветания этой страны. Главную причину торгово-промышленных успехов Голландии Ло усмотрел в широкой доступности кредита благодаря низкому уровню ссудного процента. С этим выводом, ознакомившись с деятельностью прославленного Вексельного Банка Амстердама, Ло отправился далее в Италию, на родину банковского дела, изучая его постановку в Риме, Венеции, Флоренции и Неаполе. Одновременно Ло достигает такого искусства в азартных играх, что, когда в 1708 г. он впервые появился в Париже, уже через несколько месяцев был выслан по распоряжению генерал-лейтенанта полиции. Хотя никто не мог обвинить новоявленного «Жана Ласса» в нечестности, он настолько превосходил всех в умении комбинировать, хладнокровии и удачливости, что его участие в игре оказывалось слишком разорительным для остальных. Шанс. Однако личное обогащение не стало главным для Ло, у которого уже созрела большая идея, изложенная в книге «Деньги и торговля, рассмотренные в связи с предложением об обеспечении нации деньгами» (1705), изданной в Эдинбурге: банки составляют «лучшее средство для увеличения количества монеты». Вызывавший уважение всей Европы Вексельный Банк Амстердама, опыт которого изучал Ло, был основан на принципе равновесия металлических резервов и вкладов. Ло же считал, что кредитные обязательства банка вовсе не обязательно должны полностью обеспечиваться содержимым его сейфов. Процент резервирования может быть незначительным, поскольку ценность денег определяется масштабом обслуживаемого ими хозяйственного оборота. Чем больше банк раздает ссуд, тем «больше увеличивает он количество монеты, приносящей доход стране, потому что при этом дается занятие большему числу рук, торговля расширяется, займы становятся легче и дешевле». Своей проект оживления национальной экономики бумажными деньгами Ло предложил сначала парламенту родной Шотландии. Идея не встретила сочувствия; отклонили её также Генуэзская республика и герцог Савойский. Доложили о проекте Ло и потускневшему «королю-солнце» Людовику XIV, на склоне лет ввергшему Францию в изнурительную «войну за испанское наследство»; тот не захотел слушать. Но зато Ло познакомился с герцогом Орлеанским, который после смерти короля стал регентом французского престола и предоставил Ло шанс. Исторический контекст. Война за испанское наследство» (1701 — 1714) окончательно опустошила Францию, и без того десятилетиями дорого платившую за честолюбие Людовика XIV. Итогами его правления стали бедственное положение большинства селян и горожан; пустая казна (наличность не более  млн ливров, ожидаемые за год доходы не более 4—5 млн ливров) и огромный государственный долг (свыше 2000 млн ливров). Сельские постройки оставались без самых необходимых поправок, поля — без обработки, так как земледелец не имел ни скота, ни удобрения, ни орудий; голодовки были обычным явлением. Достатка не было и у основной части дворянства и чиновничества, за исключением верхушки знати и откупщиков. Дошло до того, что власть изъяла из рук духовенства ведение метрических книг и отдала на откуп компании, вымогательства которой были столь жестоки, что вызвали восстание крестьян в некогда цветущей области Перигор. Благодаря счастливой случайности последнему генеральному контролёру финансов при Людовике XIV Демарэ (племяннику Кольбера) удалось провести перечеканку золотых и серебряных монет, подвергнутых до этого королевской порче. Однако инерция недоверия к королевской монете осталась: кроме того, заёмщики и арендаторы, взявшие ранее долгосрочные обязательства из расчёта в худшей монете, теперь были обязаны платить лучшей.И в этот момент появился Джон Ло с его идеей замены звонкой наличности бумажной «монетой» — банковским билетом. Ло утверждал, что бумажные деньги сравнительно с металлическими удобнее и в расчетах (быстрее), и в делимости (обмен крупных единиц на мелкие без каких-либо потерь), и в хранении (компактность), и в пересылке (причём без отклонений ценности в различных местностях). Но главное — выпуском банковских билетов можно довести количество денег в обращении до той полноты, которая необходима для внутренней торговли, направления средств в отрасли, наиболее выгодные для страны, и обеспечения занятий большему числу людей с выплатой зарплаты. Кроме того, отпадёт необходимость в контроле за вывозом наличности и прекратится зависимость от стран-обладателей запасов благородных металлов. «Довольно безрассудно ограничивать производительные силы нации, ставя их в зависимость от тех материалов, которые не в нашей власти», — писал Ло, подразумевая употребление бумажных денег вместо металлических. В 1716 г. Ло было разрешено основать Всеобщий банк с правом выпуска бумажных денег; в 1717 г. — акционерную компанию для колонизации долины Миссисипи, объявленной владения французского короля (Луизианой) ещё при Кольбере. Банк Ло в 1718 г. был преобразован в Королевский, а Миссисипская компания — в Западное общество, которое переросло в 1719 г. в компанию Всех Индий, поглотившую Ост-Индскую и Китайскую компании. Она получила право монопольной торговли на всех морях. Джон Ло был избран членом Парижской академии наук. В январе 1720 г. он стал генеральным контролёром финансов Франции, которыми фактически уже не первый год управлял. Ажиотаж. Уставный капитал основанного Ло Всеобщего банка (6 млн ливров — 1200 акций по 5000 ливров каждая) был лишь на четверть обеспечен металлическими резервами. Но правительство не только признало банкноты Ло законным платежным средством, но и обязало принимать их в уплату всех видов налогов и других платежей в пользу государства, а провинциальных чиновников — пересылать в Париж налоговые сборы исключительно этими банкнотами. Снискав популярность демонстрацией удобства бумажных денег, Банк Ло начал выдавать ссуды промышленным и торговым фирмам под низкие проценты. Однако Ло не остановился на выпуске банкнот, подзадоривая публику покупать акции Миссисипской компании (Западного общества). В 1718 г. выпущено 200 тыс. акций по 500 ливров каждая, целиком оплаченных облигациями государственного долга, — всего на 100 млн ливров. Акции предназначались для широкого круга покупателей и активного обращения на бирже. Их первоначальная котировка была вдвое ниже номинала, но сам Ло купил 200 акций «на срок», обязуясь через полгода уплатить по номиналу за каждую акцию независимо от котировки. А банк Ло, преобразованный в Королевский, стал выдавать банкноты в ссуду на покупку акций компании. Чтобы повысить курс акций компании, Ло прибегнул к массированной рекламе. Было объявлено об основании в устье Миссисипи города Нового Орлеана, растиражированы «известия» об изобилии золота и драгоценных камней в тех краях и т.д. Весной и летом 1719 компания Всех Индий выпустила дважды выпустила по 50 тыс. акций. На этот раз платить нужно было серебряной монетой или банкнотами, при этом желающие приобрести новую акцию («дочку» номиналом 550 ливров) должны были предъявить 4 старых («матери»), а следующую «новую» (1000 ливров — «внучку») — то же самое плюс одну акцию-«дочку». Осенью 1719 последовало ещё три 100-тысячных выпуска акций номиналом уже по 5000 ливров. Разогретый Ло ажиотажный спрос на акции привел к отчаянной спекуляции ими с ростом курса, доходившим до 15—18 тыс. ливров. Ло реализовал свой план превратить Париж в крупнейший в мире рынок ценных бумаг. Биржевой бум привлёк в столицу Франции многих иностранцев, а также изобилие предметов роскоши для продажи новоявленным миллионерам, смекнувшим, что они не вкладывают капитал для получения процентов, а приобретают товар для перепродажи с барышом. Разбогатевшие спекулянты стали обзаводиться поместьями, шикарными особняками, роскошной мебелью, сервировкой и т.д. Была польза для местных торговцев, ремесленников, наёмных рабочих, чьи заработки значительно выросли. Крах. Сумма, вырученная от продажи акций, позволила погасить государственный долг; компания Всех Индий получила в своё распоряжение королевскую монополию чеканки (монетную регалию) и генеральный откуп; последнее означало ликвидацию должностей генеральных сборщиков прямых налогов и генеральных откупщиков косвенных налогов и многочисленных более мелких взимателей поборов. Но, чтобы обеспечить сделки с акциями, Королевский банк Ло вынужден был выпускать всё новые (и всё более небрежно исполненные) банкноты — всего на сумму около 900 млн ливров в течение 1719 г., при вдвое большей номинальной стоимости выпущенных акций. Операции с ценными бумагами в итоге стали вытеснять торговую деятельность; вопреки взглядам самого Ло, нарушилась соразмерность между суммой средств обращения и существующей в них потребностью. Самоуверенный финансист упустил момент, когда лихорадочную куплю-продажу акций заменил вопрос о доходности этих бумаг, а владельцы банкнот стали требовать их размена на металлические монеты. Поскольку запаса наличности Королевского банка явно не могло хватить, Ло и регент ввели ограничения на владение звонкой наличностью (500 ливров), выдачу количества монет в одни руки (не более 10 ливров), размер платежей золотом и серебром. Однако это привело к исчезновению из обращения мелкой разменной монеты, что подрывало розничную торговлю. Население стало избегать банкнот; началось и падение акций компании Всех Индий. В мае 1720 г. Королевский банк прекратил размер банкнот, возобновившийся лишь после отставки Ло и сопровождавшийся давками, драками и выдачей медяков вместо серебра; в октябре банкноты были аннулированы; вскоре рухнула и компания, а Джон Ло вынужден был под улюлюканье французов убраться из страны. Джон Ло и Россия. Примечателен факт переговоров Джона Ло на посту генерального контролёра финансов Франции с посланником русского царя. Пётр I хотел обратить энергию Ло на русско-армянскую колонизацию побережья Каспийского моря. Господина «Жана Ласса», как называли Ло в Париже, интересовали прежде всего возможности торговли Франции с Ираном, Китаем, Японией через Балтийское море, Россию и Ледовитый океан (!). Переговоры шли недолго — дело Ло вскоре потерпело крах. Уроки эксперимента: мошенничество и пророчество. Эксперимент Ло вошёл в историю как «наиболее безумное банковское и биржевое предприятие, какое когда-либо видел свет» (А. Смит), величайший финансовый «мыльный пузырь» в истории Франции, на века оставшийся для государственных деятелей пугалом «бумажного змея» неконтролируемой денежной эмиссии. Одновременно с крахом «системы Ло» по ту сторону Ла-Манша также лопнул «мыльный пузырь» — акционерная «компания Южных морей». Однако в отличие от Франции, где биржевой бум подпирался эмиссией банкнот Королевского банка, а компания Всех Индий поглотила прочие торговые компании, Банк Англии и могучая Английская Ост-Индская компания дистанцировались от спекулятивной лихорадки, в которой было замешано немало высокопоставленных лиц (включая престарелого директора Монетного двора сэра Исаака Ньютона, «погоревшего» в итоге на 20 тыс. фунтов стерлингов и признавшегося, что может рассчитать движение небесных светил, но не людское сумасшествие). Поэтому для банковского дела и торговли Англии крушение аферы «компании Южных морей» оказалось не столь глубоким потрясением, как финансовый обвал во Франции. Ближайшим следствием авантюры Ло для экономической мысли стала смена приоритетов: проблемы денежного обращения отступили на второй план относительно сферы производства, а благотворность государственного вмешательства в экономику была поставлена под сомнение. К. Маркс находил в деятельности Ло «приятную помесь мошенника и пророка». Своеобразная «реабилитация» Ло имела место дважды: в период становления системы долгосрочного промышленного кредита и роста промышленных акционерных обществ (вторая половина XIХ в.) и в период утверждения денежно-кредитной политики как необходимого слагаемого макроэкономического регулирования (середина XХ века). Экономист и статистик И. Э. Горн (1825 — 1875) в своей книге об эксперименте Ло, вышедшей во Франции в 1858 г., пришёл к выводу, что Ло в пылу увлечения и от избытка самоуверенности чересчур понадеялся на могущество открытых ими принципов и переступил границы их применения — что вообще свойственно «изобретателям и распространителям великих идей». Имеющиеся в виду принципы — это значение кредита в стимулировании того, что сейчас называют «реальным сектором» экономики, и возможности «ассоциации» (централизации) относительно небольших капиталов в акционерных компаниях. К этому можно добавить использование возможностей центрального (государственного) банка и системы частичного резервирования. Все эти принципы требуют особой осторожности в их применении, и её нарушение чревато финансовыми «пирамидами» и потрясениями, в дни которых неизменно вспоминают Ло. 2.7. Меркантилизм в ретроспективе«Меркантильная система»: приговор и пересмотр. Критика французской традиции государственной поддержки торговли и промышленности «экономистами»-физиократами (см. гл. 4), а затем суровая характеристика «меркантильной системы» А.Смитом определила дальнейшее отношение к меркантилизму как к ложной государственной мудрости, набору ошибочных представлений (протекционизм; отождествление национального богатства с золотом и серебром, а международной торговли с «игрой с нулевой суммой»), противоречащих «естественному порядку» вещей и «экономической свободе». Однако немецкие политэкономы XIX в. пересмотрели эту осуждающую оценку. Ф. Лист (см. гл. 8) в «Национальной системе политической экономии» (1841) взял под защиту радение меркантилистов о мануфактурной промышленности нации, хотя и упрекал их за переоценку внешнего рынка. Позднее специальную работу «Меркантильная система и её историческое значение» написал Г. Шмоллер (см. гл. 9), глава исторической школы в политэкономии. Он рассматривал меркантилизм как необходимую для своего времени политику государственного строительства, устремившуюся за тесный круг мелкой территории к широкому географическому разделению труда, а приоритет денежной сферы — как осознание потребности в достаточном количестве хорошей звонкой монеты для расширяющегося торгового оборота в пределах крупных территориальных единиц. К. Маркс и Ф. Энгельс оценивали XVI — XVIII вв. как период первоначального накопления капитала и выхода на историческую арену в Западной Европе нового господствующего класса — буржуазии, а меркантилизм — как выражение интересов торгового капитала и первое проявление буржуазной политической экономии. Маркс выделил из круга меркантилистов У. Петти как родоначальника классической буржуазной политической экономии, преодолевшего аналитическую ограниченность поиска источника богатства в сфере денежного и товарного обращения. Интерпретации ХХ века. В историко-экономической литературе ХХ в. сохранилось противостояние «линии Смита» и «линии Листа-Шмоллера» в оценках меркантилизма. Углублением первой стала концепция общества с рентоориентированным поведением (rent-seeking society)15. Она исходит из того, что доктрина активного торгового баланса прикрывала взаимодействие абсолютной монархии, предоставляющей привилегии ради удовлетворения интересов казны, и различных прожектёров в их стремлении к монопольному доходу — ренте — благодаря исключительным правам на производство и вывоз конкретных (особо прибыльных) товаров. Концепцию меркантилизма как исторически целесообразной политики поддерживал автор широко известного, переведённого на русский язык, учебника экономической истории американец Р. Камерон. Он назвал «меркантилизм» в трактовке, идущей от А. Смита, «термином с неправильным содержанием» (a misnomer) 16. Особую трактовку меркантилизма предложил основатель современной макроэкономики Дж. М. Кейнс в специальной главе своей книги. По его мнению, некоторые меркантилисты достигали большей практической мудрости, чем классическая политическая экономия в её абстрактных схемах преимуществ международного разделения труда. «Зерном научной истины» в доктринах меркантилистов Кейнс считал «интуитивное ощущение» ими связи между обилием звонкой наличности в стране, достигаемым посредством активного торгового баланса, и снижением (благодаря росту предложения денег) процентных ставок, что стимулировало капиталовложения. Геоэкономическая интерпретация. Современная глобализация вызвала появление нового научного направления — геоэкономики, изучающей особенности национального экономического роста в зависимости от географического положения страны, её политического «веса» и характера включенности в международные «игры обмена» и «силовые игры». Геоэкономисты не упоминают меркантилистов как своих отдалённых предшественников; между тем, как было показано в этой главе, в проектах и практике меркантилизма было зафиксировано существенное для современной геоэкономики (и её предшественницы — геополитики ХХ в.) различие между стратегическим местоположением и хозяйственными особенностями приморских и континентальных стран. Поэтому меркантилизм можно считать не только «экономическим протоанализом», как называл его Й. А. Шумпетер, но и геоэкономическим (и геополитическим) «протоанализом». РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
|