Гловели г. Д. История экономических учений
 Скачать 4.2 Mb.
|
ГЛАВА 3. НАКОПЛЕНИЕ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЗНАНИЙ:ОТ НОРМАТИВНОГО К ПОЗИТИВНОМУ АНАЛИЗУВ истории экономических учений сложилась хрестоматийная последовательность: меркантилисты — физиократы — «классическая политэкономия». Но целый ряд значительных мыслителей XVII в. и первой половины XVIII в. в эту привычную схему не умещается. Поэтому становится уже традицией выделять отдельно круг «критиков меркантилизма» или «предшественников» либо даже «основателей» (см. гл. 6.1) классической экономической теории (понимаемой по-разному). Круг этих авторов довольно разнообразен, хотя ограничен двумя странами: Англией и Францией. Одни разделяли доктрину торгового баланса, другие отвергали её; одни пришли к экономическим обобщениям от философии и литературы, другие — от административного или коммерческого опыта. Но за каждым из них признаётся первенство в одном или нескольких достижениях, существенных в движении от нормативного к позитивному экономическому анализу:
Всех перечисленных авторов можно отнести к предклассическому экономическому анализу. 3.1. Политическая экономия как теория богатства и теория рынка: вклад У. ПеттиВлияние Научной революции на предклассический экономический анализ. Как указывалось в главе 2, Научная революция XVII в. создала точное естествознание, сделавшее математику языком «прочтения» книги природы («естества»). Наивысшие достижения были связаны с познанием неживой природы (небесная механика, оптика, гидро- и аэростатика) и именами Г. Галилея, И. Кеплера, Р. Декарта, Б. Паскаля, Х. Гюйгенса, Г. В. Лейбница, И. Ньютона. Однако огромный шаг вперёд был сделан и в изучении человеческого тела: созданная в эпоху Возрождения анатомия была дополнена физиологией благодаря открытиям английского врача Уильяма Гарвея, описавшего (1628) большой и малый круг кровообращения. Развитие механики служило ориентиром для новых медицинских исследований, которые, в свою очередь, давали импульс для поиска и осмысления закономерностей функционирования общественного или политического «тела». Ведущие политические философы, соотечественники У. Гарвея — Ф. Бэкон, Т. Гоббс — проводили параллель между человеческим и государственным организмом, искусством поддерживать тот и другой во здравии и крепости, сообразуясь с естественными процессами. А из числа людей, сведущих в медицине, стали выходить исследователи экономических проблем общества. Наиболее ярким из них был Уильям Петти (1623 — 1687), профессиональный врач и землевладелец, член-соучредитель Лондонского Королевского общества, изобретатель и приобретатель. Он сравнивал купечество с «венами и артериями, распределяющими вперёд и назад кровь и соки питательные государственного тела, а именно продукцию сельского хозяйства и промышленности», а деньги — с «жиром политического тела, избыток которого столь же часто мешает его активности, как часто недостаток влечёт за собой болезнь». Усвоив достижения медицины, математики и философии своего времени, Петти интерпретировал политическую экономию как политическую анатомию и политическую арифметику. В область нормативных суждений и рекомендаций по обогащению государства Петти ввёл, по его словам, «язык чисел, мер и весов» — количественный подходНаучной революции. Хотя его расчёты были подчас слишком упрощёнными, он очертил круг проблем, в котором вращалась экономическая мысль на пути к развернутой системе категорий: факторы создания богатства; закономерности естественных цен; принципы налогообложения; соответствие денежного обращения потребностям торговли; сравнительные экономические преимущества наций и т.д. И если даже не соглашаться с оценкой К. Марксом У. Петти как основателя «классической» политической экономии, в предклассическом экономическом анализе этот учёный и делец занимает самое видное место. Карьера «политического арифметика». Сын ремесленника-суконщика из южноанглийского захолустья, У. Петти в 14 лет ушёл из дома и нанялся юнгой на морской корабль. Через год сломал ногу и был высажен в Нормандии, где расположил к себе знанием латыни местных иезуитов, принявших его в свой коллеж в Кане (тот самый, где полувеком ранее учился А. де Мокретьен). Приобретенные навыки в прикладной математике дали возможность вернуться в английский флот уже навигатором. Затем Петти уехал в Голландию, где получил хорошее медицинское образование, проштудировав знаменитый труд основателя научной анатомии Андрея Везалия (1514 — 1564) «О строении человеческого тела», иллюстрированный художником Стефаном Калькаром, учеником гениального Рафаэля Санти. Петти успел также побывать в Париже секретарём видного философа Томаса Гоббса (1588 — 1679), который ввёл в общественную мысль представления о естественном состоянии общества как «войне всех против всех» и необходимости сдерживать раздор частных интересов государством-«Левиафаном». Научная квалификация У. Петти помогла его карьере. Будучи профессором анатомии в Оксфордском университете, он стал главным медиком карательной армии революционного диктатора О. Кромвеля при подавлении католически-монархического восстания в Ирландии и как сведущий в математике взялся за «обзор» земель, конфискованных у разгромленных ирландцев. Солдаты и офицеры карательной армии получали особые чеки, удостоверявшие их права на участки земли, но должны были ждать завершения «обзора» и поэтому недорого продавали свои чеки тем, кто располагал наличностью. В результате ирландского перераспределения сложился новый слой крупных английских землевладельцев, включая и самого Петти, присвоившего значительные денежные суммы, частью вложенные в недвижимость (в том числе и в Лондоне). Ловкий махинатор стал влиятельной фигурой, членом парламента; после реставрации королевской власти неплохо ужился с ней, получив титул баронета (1661). Как крупный землевладелец, не стремившийся к политическому влиянию при дворе, Петти располагал временем для научных занятий, включая техническое изобретательство (проект яхты-катамарана). Он не спешил с публикацией своих сочинений, увидев при жизни изданными только «Трактат о налогах и сборах» (1662) и несколько «Опытов по политической арифметике» (1680-е гг.), а также, как сказали бы сейчас, «пиратское» издание трактата «Политическая арифметика», рукопись которой Петти в 1683 г. преподнёс королю. В течение 10 лет после смерти Петти его труды были опубликованы его сыном, получившим баронский титул и сопроводившим издание главного труда отца — «Политической арифметики» (1690) — посвящением новому королю. Это был Вильгельм Оранский, возведённый на престол в результате государственного переворота, названного в Англии «Славной революцией». Он приехал из Голландии, всегда восхищавшей У. Петти, и ограничил королевскую власть прерогативами парламента по принятию и отмене законов, установлению налогов и смете государственных расходов, решениям об объявлении войны и заключении мира. А объединенный англо-голландский флот вскоре (1692) нанёс сокрушительное поражение французам, подтвердив правоту вывода «Политической арифметики», что Франция никогда не сможет превзойти Голландию и Англию на море. Петти и меркантилизм. Достижения Голландии с её огромным флотом (больше флотов Англии, Франции, немецких и скандинавских городов, вместе взятых) привлекали Петти не только как бывалого моряка, но и как сторонника доктрины активного торгового баланса. Петти считал, что опорой всякого государства являются моряки, земледельцы, ремесленники, купцы и солдаты. Но профессия моряка наиболее важна, ибо «каждый опытный и прилежный моряк является также купцом и солдатом». Господство на море и изрезанность территории Голландии судоходными водами, вблизи которых расположены все промышленные предприятия этой страны, обусловили резкое снижение трат на перевозки (расходы на водную транспортировку, по расчётам Петти, составляют лишь 1/15 или 1/20 от сухопутной). Это позволило голландцам наладить «самым решительным и отменным образом» доставку иноземных товаров для их переработки и обратный вывоз мануфактурной продукции17, добившись высокой конкурентоспособности и активного торгового баланса. Петти обобщил и прочие факторы преуспеяния Голландии: 1) веротерпимость, привлекавшую гонимые в других странах предприимчивые религиозные меньшинства, которые во всех государствах наиболее энергичны в торговле; 2) гарантии прав собственности; 3) налаженное банковское дело; 4) избавление своих граждан от рядовой военной службы за счёт найма иностранных солдат; 5) выгодное международное разделение труда, позволившее переложить наиболее трудоёмкую и малоприбыльную отрасль — сельское хозяйство — на соседние страны. Считая бессмысленным запрещение вывоза благородных металлов из страны, Петти, однако, видел в жадном стремлении к золоту, охватившем общество его времени, мощный стимул к завоеванию рынков. Петти оставлял требование активного торгового баланса как критерий национального экономического процветания, и с удовлетворением отмечал, что в Англии таковой значителен и может стать ещё больше, поскольку у неё достаточно шансов для усиления флота и для того, чтобы приводить в движение торговлю всего мира. Формула Петти и «задача Петти». Самая знаменитая формула Петти — «труд есть отец богатства, земля его мать». Она стала итогом размышления о природе источника различных доходов в связи с проблемой их обложения. Получателями основной части доходов были лорды-землевладельцы и арендаторы, обрабатывавшие их землю. Называя доход первых «остатком хлеба», Петти объяснял его природным плодородием с помощью такого условного примера, что «остатком» выглядела скорее доля арендаторов-работников, употребляемая ими на пропитание и обмен на одежду, ряд других насущных предметов и семенной фонд. Если земельный участок, возделываемый работником в течение года, приносит жатву в 60 дневных «пайков», а, будучи отданным под пастбище, обеспечивает откорм телёнка, мясо которого через год составит 50 дневных «пайков», значит, из продукта, производимого трудом, ценность 50 дневных «пайков» составляет «годичную ренту земли», а остальное — зарплату работника, которая, по мнению должна обеспечивать лишь минимум средств существования рабочего. Естественная цена и естественный уровень процента. Из «естественного уравнения между землёй и трудом» Петти стремился вывести сопоставление ценностей всех остальных предметов. Здесь ключевой была проблема благородных металлов. Относительно них Петти не выработал окончательного решения. С одной стороны, он считал, что серебро и золото, в отличие от хлеба, сами по себе бесполезны и задают «искусственный стандарт обмена». С другой стороны, он выделял благородные металлы по причине их долговечности и обмениваемости на любой продукт «из всякой страны во все времена». Поэтому Петти склонился к выводу, что сопоставление издержек производства благородных металлов с затратами труда на производство жизненных средств определяет относительные «естественные цены», вокруг которых под влиянием моды и других случайных факторов колеблются рыночные цены. «Если кто-нибудь может добыть из перуанской почвы и доставить в Лондон одну унцию серебра в то же самое время, в течение которого он в состоянии произвести один бушель хлеба, то первая представляет собою естественную цену другого». К. Маркс, усмотрел в этих рассуждениях Петти зачатки трудовой теории ценности. Маркс считал Петти также первопроходцем в учении о дифференциальной ренте как чистом доходе с земли. Петти показал, что величина этого дохода зависит от удобства местоположения и различий в плодородии участков (естественном или искусственном). Доход с обладания звонкой наличностью Петти отождествлял с процентом и называл денежной рентой. Он делал вывод, что рента землевладельца, выраженная в деньгах, равняется такому их количеству, «которое в течение одинакового времени приобретает за вычетом своих издержек производства кто-нибудь другой, если он всецело отдаётся производству денег». «Естественный уровень» процента должен быть как минимум равен «ренте с такого количества земли, которое может быть куплено на те же данные в ссуду деньги при условии полной общественной безопасности». «Закон Петти». Реализуя свой метод количественного анализа, Петти вводил в теорию богатства и рынка всё новые подсчёты: цена земли, выраженная в годичных рентах; количество человек, пропитание которых способен обеспечить один земледелец при надлежащем использовании плодородия почвы; примерная величина национального дохода и национального богатства Англии. Но Петти не только верно определил тенденцию к лидерству Англии, но и зафиксировал закономерность перемещения по ходу экономического развития общества основного числа занятых из сельского хозяйства в промышленность, а затем в торговлю и сферу услуг. Английский экономист и статистик ХХ в. Колин Кларк, обобщивший эту тенденцию в теории «трёх секторов производства» (1940), предложил назвать ее «законом Петти». Тем самым признано, что Петти был первым теоретиком, отразившим цивилизационный процесс замещения индоевропейской триады новой системой общественных отношений, укоренённой в делении экономики на три главных сектора: аграрно-добывающий, перерабатывающий и торгово-сервисный. Эта схема окончательно «вступит в действие» после Французской революции и промышленного переворота XVIII — ХIХ вв. 3.2. Дж. Локк: предыстория экономического либерализма.Трудовая теория собственностиФилософия естественного права. Понятие «либерализм» как концептуальное оформление приоритета интеллектуальной, политической и экономической свободы индивидов возникло на рубеже XVIII — XIХ вв., но его истоки уходят к более ранним временам истории Западной Европы. Идейное сопротивление религиозному «папизму» и политическому абсолютизму породило категорию естественного, прирожденного права личности, которое, будучи обособленным от божественного, должно определять всякое законодательство и быть поставлено над властью для обеспечения безопасности общества от чьего-либо произвола. Основатель доктрины естественного права Г. Гроций утверждал, что основой общежития должно быть уважение к тому, что принадлежит отдельным лицам; с позиций естественного права в трактате «О свободном море» (1609) Г. Гроций отстаивал свободное пользование морскими путями против монопольных притязаний какой-либо отдельной страны. Самым влиятельным из теоретиков естественного права стал английский философ Джон Локк (1632 — 1704). Он обосновал принципы главенства закона, противодействующего властному диктату отдельных лиц, и конституционных гарантий естественных прав граждан, свободных в своих действиях и согласных в отказе от властных полномочий в пользу правительства. Верховенство закона обеспечивается разделением властей и призвано обеспечить защиту прав индивидов на жизнь, безопасность, собственность, результаты своего труда и веротерпимость. Член Лондонского Королевского общества, Локк несколько лет провёл в эмиграции в Голландии, где снискал уважение Вильгельма Оранского и вернулся в Англию, когда тот получил английскую корону. Локка называют «самым удачливым из философов», поскольку при его жизни его идеи были воплощены «Славной революцией», вдохновив принятый сразу Билль о правах, а позднее были закреплены мощной просветительской и конституционной традицией. Трудовая теория собственности. Напомним, что У. Петти в «Политической арифметике», указывая на благодетельные для коммерческого процветания мероприятия Голландской республики, на два первых места поставил веротерпимость и обеспечение законом прав собственности на недвижимость. Дж. Локк, будучи в Голландии, написал «Послание о веротерпимости» (1686) и «Два трактата о правлении» (изданы по возвращении в Англию, 1689). В первом из этих сочинений Локк определяет государство как «общество людей, установленное единственно для сохранения и приумножения гражданских благ». А гражданские блага — это жизнь, свобода, здоровье и владение такими вещами, как земли, деньги, утварь и т.д. В «Двух трактатах о правлении» Локкизложил трудовую теорию собственности, которая, по сути, «разворачивает» формулу У. Петти «труд есть отец богатства, земля его мать».Каждый человек с момента рождения наделён правом на собственную личность и результаты своего труда; прикладывая труд к земле, человек делает собственностью своё прибавление к тому, что «природа, общая мать всего, сотворила». Труд создает различия в ценности различных вещей; закрепление в частную собственность создает «разницу между этими вещами и общим». Но, кроме этого, есть избыток ценности, являющийся даром природы; он переходит в частную собственность с расширением её рамок вследствие появления денег, которые возникли по согласию людей как средство сохранения ценности, чтобы предотвратить её потери. Право собственности на землю и движимое имущество закрепляет в личное пользование результаты труда индивидов, но также позволяет им сочетать свой труд с не принадлежащими им ресурсами и посредством денег переносить «прибыль, которая была вознаграждением за труд одного человека, в карман другого». Теория переложения налогов. После «Славной революции», окончательно закрепившей за английским парламентом исключительное право утверждать смету государственных расходов и собираемых налогов, появилось понятие бюджет (отангл. «budget» — кожаный мешок, находившийся в руках казначея). Локк, ставший во главе Торговой палаты парламента, ввёл классификацию налогов на прямые, взимаемые с имущества и дохода, и косвенные, взимаемые с потребления. Локк пришёл к выводу, что косвенные налоги «перелагаются» в итоге на собственника земли. Торговцы и посредники повышают цены на продукты и вынуждают рабочего требовать повышения зарплаты от арендатора, который, в свою очередь, требует уменьшения арендной платы от собственника земли. Если зарплата рабочего не увеличивается, то он не в состоянии прокормиться, в этом случае содержать его придётся церковному приходу, черпающему свои доходы от обложения земель. Следовательно, налоговая тяжесть ляжет на собственника земли или в открытой форме поземельного налога, или в скрытой форме уменьшенной арендной платы. Локк считал целесообразным заменить все налоги одним поземельным, поскольку находил его менее обременительным, чем множество косвенных налогов. 3.3. Б. Мандевиль: апология частного интересаКрайности в отношении к частной собственности: апологетика и утопизм отрицания. В сочинениях Дж. Локка и его современника немецкого ученого С. фон Пуффендорфа (1632 — 1694) доктрина естественного права приобрела характер оснований всеобщей науки об обществе — подобно тому, как схоластика была всеобъемлющей «христианской наукой». И также как апология (от греч. ἀπολογία, защитительная речь) христианской веры включала в себя апологетику сословной иерархии, также и локковская доктрина естественного права предоставляла аргументы для апологии, или апологетики неравенства в обществе, основанном на частной собственности. Между тем, остроконфликтные формы, в которых исторически происходило формирование в Англии частной собственности на землю, отраженные в многочисленных балладах и памфлетах, породили традицию утопий (от греч. υ-τοπος — «место, которого нет») как литературных произведений и социальных проектов, отрицающих частную собственность. Гуманист Томас Мор (1478 — 1535), современник жестоких захватов лордами общинных земель под овечьи пастбища, написал «Золотую книгу о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия» (1514) с картиной идеального общества без частной собственности и имущественного неравенства, где золото и серебро идут только на утварь. В XVII в. утопия получила продолжение не только как род литературы, но и как этическое основание общественных движений, особенно во время Английской революции. Республиканец Джерард Уинстенли (1609 — 1676) возглавил выступление диггеров («копателей»), которые требовали передать общинные пустоши беднякам для коллективной обработки. В сочинениях «Новый закон справедливости» (1649) и «Закон свободы» (1652) Уинстенли очерчивал контуры общества без частной собственности и денег; с обязательным всеобщим трудом и уравнительным распределением; с самыми строгими наказаниями для уличённых в купле и продаже. Диктатура Кромвеля не только разгромила «копателей», но и прямо содействовала образованию нового слоя крупных землевладельцев, который стал базой реставрации монархии (см. раздел об У. Петти). Проекты реформ «справедливого общества» без нищеты и денег продолжали появляться вплоть до «Славной революции» и после неё. Причём к концу XVII в. главной нацеленностью этих проектов стало решение проблемы бедного населения посредством предоставления ему занятости; наибольшую известность получили «Предложения по организации промышленного колледжа» (1695) Джона Беллерса. Утописты, начиная с Т. Мора, порицали роскошь и расточительность богатых («Анатомия меланхолии» (1621) известного священника-писателя Р. Бёртона; «Нова Солима» (1648) некоего С. Готта). Со своих позиций приобретение роскошных импортных товаров осуждали меркантилисты. Однако У. Петти, не склонный одобрять расточительность в целом, подчёркивал значение прихотливых вкусов, увеселений и тщеславия для поощрения промышленности и торговли, считая также, что «излишества богатых дадут работу бедным». Эту мысль в резкой и эпатирующей форме выразил Бернар Мандевиль (1670 — 1733), изобразивший тщеславие, мотовство и другие личины частного интереса (до мошенничества) основным стимулом экономического процветания. Антиутопия: пороки частных лиц — благо для общества. Мандевиль был потомком гугенотов, эмигрировавших из Франции во время ожесточенных религиозных войн XVI в. Он родился и получил медицинское образование в Голландии и с 1700 как практикующий врач жил в Лондоне, где и выпустил 6 изданиями (1705 — 1732) свою аллегорию «Басня о пчёлах, или Частные пороки — общественные выгоды». Скандальную известность книга получила после 3-го издания (1723), снабжённого подзаголовком «Исследование о природе общества». Последовательно проводя точку зрения на эгоизм, как основную пружину человеческой деятельности, Мандевиль настаивал на том, что не добро, а зло — от показной роскоши до бедствий вроде Лондонского пожара 1665 г. — делает людей общественными существами; является «крепкой основой, животворящей силой и опорой всех профессий», стимулирует занятость и оживлённую торговлю. Мандевиль язвительно обрисовал полный упадок пчелиного улья после того, как Юпитер повелел устранить трутней и искоренить пороки. Мораль: «да будет всем глупцам известно, что улей жить не может честно».
Поэма Мандевиля вызвала полемику не только среди его современников, но и среди экономистов последующих веков и разных идеологических пристрастий. К. Маркс назвал Мандевиля «честным человеком с ясной головой», сатирически разоблачившим ханжество буржуазии, которая, по оценке самого Маркса, «не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного «чистогана». Экономист-антрополог ХХ в. К. Поланьи, напротив, возмущался «дешёвыми парадоксами», которыми Мандевиль подменил историческую драму превращения людей традиционного общества в эгоистов рыночного обмена. Российский биограф Мандевиля А. Субботин не без оснований предложил рассматривать «Басню о пчёлах» как антиутопию. Предвосхищение идеи «невидимой руки». Два противоборствующих направления современного либерализма возводят к «Басне» Мандевиля истоки своих ключевых идей: реформаторская доктрина (Дж. М. Кейнс) — принцип эффективного спроса для достижения полной занятости ресурсов; неоконсерватизм (Ф. Хайек) — трактовку общественной пользы как непреднамеренного результата действий, предпринимаемых по соображениям частной выгоды. Последнюю позицию разделяет современный словарь экономической теории «Новый Палгрейв». В нём указано, что А.Смит, раскритиковав Мандевиля как моралист, как экономист заимствовал у «легкомысленного» доктора исходную идею о разделении труда как великом двигателе экономического прогресса18. Более того, Мандевиль предвосхитил смитовский образ «невидимой руки» указанием на «взаимные услуги» в обмене, ожидать которые даром неразумно. Наконец, из аргументов Мандевиля можно вывести то, что из самопроизвольных, «спонтанных» действий, продиктованных эгоистическими соображениями, и не требующих регулирования со стороны правительственных чиновников, может возникнуть жизнеспособный общественный порядок, поскольку устанавливается и сохраняется наилучшим образом («именно тогда, когда никто не вмешивается») «пропорция между количеством занятых каждым делом». Следует, однако, сказать, что идеи об обоюдной выгоде, связывающей все профессии, и о естественной пропорциональности без государственного вмешательства были ранее Мандевиля и в более глубокой форме высказаны французом Буагильбером, увязавшим их со свободным ценообразованием. 3.4. П. де Буагильбер: laissezfaire, пропорциональные цены и равновесиеФранция: от меркантилизма к антимеркантилизму. Пьер Ле Пезан де Буагильбер (1646 — 1714) происходил из «дворянства мантии» — зажиточных французских семей, наделённых фамильными званиями за гражданскую службу королю и прикупавших чиновные должности и поместья для передачи по наследству. Родом он был из Нормандии, как и «дворянин шпаги» А. де Монкретьен, автор «Трактата политической экономии», причём оба земляка, апеллировавшие в своих экономических проектах к высшим властям абсолютистско-католической Франции, при этом симпатизировали религиозным уклонистам (Монкретьен — гугенотам, Буагильбер — янсенистам). Оба также видели, что североморское — как у Нидерландов и Англии! — положение их родной области несёт богатый потенциал для подъёма хозяйства Нормандии: близость к международным торговым потокам и благоприятные природные условия для усовершенствования земледелия (Монкретьену было важнее первое, Буагильберу — второе). Однако Монкретьен застал лишь самое начало французского абсолютизма; жизнь же Буагильбера совпала с правлением (1643 — 1715) «короля-солнца» Людовика XIV, стремившегося главенствовать над всей Европой блеском Версаля и силой оружия. Потребностям армии и придворной роскоши была подчинена и политика меркантилизма, установленная Кольбером и наносившая ущерб сельскому хозяйству страны налогами, принудительным максимумом цен на зерно и запретом хлебного экспорта. После смерти своего великого министра Людовик XIV, не сдерживаемый в своей налоговой политике и дипломатии ограничителем в виде парламента (как в Англии), не только продолжал воевать и усиливать налоговый пресс, но и отменил (в 1685) Нантский эдикт своего деда Генриха IV о веротерпимости, вынудив предприимчивых гугенотов к массовой эмиграции. Дальний родственник Буагильбера, прославленный военный инженер маркиз де Вобан, обустроивший приграничными крепостями всю страну, пришёл к неутешительному взгляду на неё: половина населения на грани нищеты, 1/10 уже за этой гранью в полной нищете, ещё 3/10 — в очень стеснённом положении. И лишь верхняя 1/10 зажиточна, включая несколько тысяч роскошествующих. В предсмертном сочинении «Королевская десятина» Вобан предлагал проект не военно-инженерный, а совсем иного рода: единый налог для снижения общего бремени налогоплательщиков. Буагильбер, издавший свои главные сочинения время разорительной «войны за испанское наследство» (1701 — 1714), шёл дальше в своих выводах. Он отверг в целом систему административного перераспределения ресурсов в пользу крупной промышленности и в ущерб сельскому хозяйству, и порицал резкое расслоение всего населения на два класса:
«Истинное богатство» и «тирания денег». В «Рассуждениях о природе богатств, денег и налогов» (1707) Буагильбер определял «истинное богатство» как изобилие продукции для удовлетворения человеческих потребностей (от простых вещей до утончённых предметов роскоши), производимое щедростью земли и ремёслами, разделёнными на 200 связанных обоюдовыгодным обменом профессий. Вся эта продукция является результатом постоянного труда и издержек, выраженных в деньгах. Деньги — «поручитель» обмена, они приводят богатство в оборот, но не производят его; поэтому вожделение денег, превращающее благородные металлы «из слуг общества в тирана», трояким образом нарушает равновесие между предметами, присущее естественному порядку:
Принцип «laissez faire». Называя себя «адвокатом сельского хозяйства», Буагильбер подчеркивал, что недополучение земледельцами доходов из-за препятствий, чинимых меркантилистским государством (низкие цены на зерно и высокие налоги), приводит к ущербу и для других (городских) групп населения, поскольку сокращение расходов земледельцев влечёт сокращение спросы на продукты и услуги ремесленников, врачей, актёров и т.д. Поэтому повышение цен на зерно и частичное перераспределение доходов в пользу земледельцев восстановит равновесие между различными видами товаров, позволяющее каждому производителю получать выгоду от продажи своей продукции соразмерно издержкам производства. Буагильбер первым в истории экономической мысли пришёл к выводу о взаимосвязи необходимых пропорций общественного производства с ценами рыночного равновесия. Такое равновесие, по мнению Буагильбера, достигается, если на рынке господствует свободная конкуренция без монополий и государственного вмешательства; налоги распределены между подданными пропорционально общему достоянию каждого; а количество денег достаточно «для поддержания цен, сложившихся на средства существования», но не более. Свои многословные рассуждения Буагильбер резюмировал формулой «laissezfairela nature et la liberté» — «надо предоставить действовать природе и свободе». В несколько изменённом виде, но с той же первой частью, — laissezfaire et laissez passer, — эта формула была пущена в оборот в середине XVIII в. физиократами, полувеком позже Буагильбера подвергшими критике французский меркантилизм, а к середине XIХ в. стала лозунгом экономического либерализма. 3.5. Пересмотр доктрины торгового баланса. Теория торговли и денег Д. ЮмаЗарождение идеи о саморегулировании денежного обращения. В английской экономической мысли идея об экономическом равновесии, устанавливающемся без вмешательства государства, пробивала себе дорогу через пересмотр доктрины активного баланса. Негоциант Дадли Норт (1641 — 1691), имевший скверную репутацию высокопоставленного прислужника свергнутой королевской династии, оставшись после «Славной революции» не у дел, написал два трактата, один из которых — «Рассуждения о торговле» — был издан сразу после его смерти, а другой — «Соображения об Ост-Индской торговле» — через 10 лет (1701). Норт слыл малокультурным аристократом, но в своих предсмертных трудах сделал оригинальную попытку построения концепции денег методом логической абстракции на «ясных и очевидных истинах» механики. Проанализировав основные функции денег, Норт пришёл к выводу, что хотя внешняя торговля стимулирует богатство, т.е. «великолепие, изысканность и т.п.», её регулирование для притягивания большей денежной массы не имеет смысла, поскольку количество денег в стране зависит от потребностей товарооборота. Когда золота и серебра имеется в избытке, они переплавляются в предметы роскоши, когда их не хватает в обращении, золотые и серебряные вещи превращаются в звонкую монету. «Эти отливы и приливы денег регулируются сами по себе, без помощи со стороны политиков». Номиналистическая и количественная теории денег. Первые годы ограниченной монархии в Англии сопровождались многообразием реформ и проектов, созданием новых экономических институтов (таких, как Банк Англии и Аллея обмена — по существу, биржа ценных бумаг, отделившаяся от Королевской биржи) и дискуссиями, в которых всё чаще звучали мнения о неправомерности отождествления богатства с драгоценными металлами. Так, например, прожектёр Джон Беллерс (1654—1725), призывая парламент к организации специальных предприятий для занятия бедных трудом (промышленным), подчеркивал, что «деньги полезны только для приобретения чего-нибудь более ценного»; «земля — главная основа, а регулярный труд — величайший множитель богатства — торговля только распределяет его, когда оно выросло». Наметившийся подход к деньгам не как к самоцели, а как орудию-посреднику в обмене, породил две концепции природы денег, получившие название номиналистической и количественной теорий денег. Сторонником первой выступил Николас Барбон (1650—1698), основатель компании страхования от пожаров. Он считал, что «деньги есть ценность, созданная законом», творение государственной власти. Обоснование количественной теории денег предпринял Дж. Локк. В трактате «Опыт о человеческом разумении» (1690) Локк проанализировал деньги как особый товар, отличный от всякого другого. Отличием является способность сохранять ценность: если прочие товары по своей природе потребляемы и потому нельзя особенно полагаться на богатство, состоящее из них, то деньги являются «неизменным другом» и представляют собой самую существенную часть движимого богатства нации. Поэтому умножение золота и серебра посредством активного торгового баланса необходимо. Анализ особого характера денег Локк продолжил в двух памфлетах, написанных по поводу развернувшейся полемики о целесообразности законодательного установления английским парламентом верхней границы ставки ссудного процента для стимулирования торговли, поскольку пример опять-таки Голландии свидетельствовал о более успешном экономическом развитии при низкой процентной ставке, облегчающей кредит. Локк в «Некоторых соображениях о последствиях снижения процента и повышения ценности денег» (1691) и «Дальнейших соображения о повышении ценности денег» (1695) пришёл к выводу, что регулировать процентную ставку (ограничивая её 6% или 4%) смысла нет, поскольку не она определяет ценность денег, а их количество в пропорции к объёму товарооборота. Таким образом, деньги не имеют ценности сами по себе, но выступают как счётные единицы в товарообороте, и рост их количества ведёт к повышению уровню цен. Кроме того, в отличие от других товаров, отдельные единицы которых, повседневно обмениваемые на деньги, исчезают с рынка и заменяются другими единицами, денежные единицы продолжают обращаться с той или иной скоростью, увеличение которой равнозначно росту денежной массы. Количество денег относительно объёма продаж определяет естественную ценность денег, влияющую на ставку процента (а не зависимую от неё). Локк зафиксировал тенденцию снижения ставки ссудного процента вследствие притока серебра и золота из Америки, полагая, что и впредь количество звонкой наличности в мировом масштабе будет возрастать относительно объёмов торговли, позволяя странам с наибольшим денежным запасом к выгоде для себя снижать ставку процента. Д. Юм: механизм денежного перелива и бесполезность меркантилистской политики. Если Локк, отрицая «внутреннюю ценность» денег, тем не менее всё же продолжал отстаивать доктрину торгового баланса, то философ и историк Дэвид Юм (1711—1777) в эссе «О деньгах» (1752) положил количественную теорию денег в опровержение целесообразности регулирования денежных потоков ради активного торгового баланса. Если уровень цен определяется количеством денег (подразумеваемого как золотые и серебряные монеты) в стране, то рост денежной массы (в результате активного торгового баланса или добычи драгоценных металлов) ведет к росту внутренних цен. Но это означает удорожание отечественных товаров сравнительно с иностранными, и последние становятся привлекательными для импорта. Покупка заграничных товаров вызывает отток денег из страны. Уменьшение в ней денежной массы снижает внутренние цены и повышает конкурентоспособность отечественных товаров и объём экспорта, приток денег в страну возобновляется. Но тогда какой резон в искусственных мерах по привлечению золота и серебра в страну? Выяснение механизма автоматической корректировки количества денег в торгующих странах за счёт роста/снижения внутренних цен легло в основу сравнения Юмом денег не с колесами торговли, а лишь со смазкой, благодаря которой движение колес становится более плавным и свободным. Но Юм всё же не отрицал возможностей положительного воздействия роста денежной массы на национальное производство. Он отметил, что с увеличением количества денег цены сначала растут неравномерно: на одни товары больше, на другие меньше. Пока цены в целом не достигнут должного соответствия с возросшим уровнем денежной массы, удорожание отдельных товаров сравнительно с прочими стимулирует расширение выпуска этих относительно подорожавших товаров. «Увеличение количества золота и серебра благоприятно для промышленности только в этом интервале, или промежуточном состоянии, между притоком металлов и увеличением цен». Этот эффект стимулирования производства благодаря изменению структуры цен вследствие роста денежной массы в «промежуточном» (краткосрочном) периоде, или эффект «впрыскивания наличности», был ранее Юма и обстоятельнее описан бизнесменом и теоретиком Р. Кантильоном в «Очерке о природе торговли» (1755). Но в силу обстоятельств, можно сказать, детективного характера сочинение Кантильона увидело свет 3 годами позже эссе Юма. 3.6. «Очерк о природе торговли» Р.Кантильона: логика и основные идеиР. Кантильон: превратность богатства. Ричард Кантильон (ок. 1680 — 1734) является, по-видимому, единственной фигурой в истории экономических учений XVII — XVIII вв., чья известность в ХХ в. намного возросла сравнительно с XIХ в. Причём фигурой, сопоставимой со всеми крупнейшими фигурами экономической мысли в течение столетия до и после него. Кантильон считал себя учеником У. Петти и был непосредственным продолжателем П. Буагильбера и прямым предшественником физиократов (опубликовавших его трактат) в «общей идее пропорциональности». Он был также предшественником А. Смита в построении целостной экономической теории, Д. Рикардо в анализе международной торговли и Ж.-Б. Сэя в концепции предпринимательской функции; наконец, критиком «системы» Дж. Ло, благодаря которой сам Кантильон как предприниматель сколотил миллионное состояние. В биографии Кантильона авантюрный элемент зашкалил в уголовную хронику. Банкир ирландского происхождения, Кантильон обосновался с 1708 г. в Париже и во время компании Всех Индий предоставлял клиентам ссуды на покупку её акций при условии, что такие акции послужат вкладами в его банке. Когда курс акций достиг спекулятивной высоты, Кантильон продал их без ведома клиентов, а когда произошло падение, восстановил вклады, купив за бесценок необходимое количество акций. Подвергнутый судебному преследованию за мошенничество, он уехал из Франции, сохранив состояние, позволившее ему купить особняки в семи (!) городах Европы и попутешествовать ещё и по Америке. Особняк Кантильона в Лондоне сгорел в 1734 г. — то ли из-за неосторожности, как утверждали слуги; то ли по злому умыслу расправившегося с хозяином убийцы; есть и версия, что Кантильон инсценировал собственную гибель, дабы скрыться от кредиторов. Детективные обстоятельства обогащения Кантильона и его смерти получили продолжение в тёмной истории с печатанием его труда — неизвестным издателем по-французски, то ли с рукописи, то ли в переводе с какого-то английского анонимного издания и т.п. В отличие от Ло, которого ругали или «реабилитировали», Кантильона почти забыли, чтобы вспомнить в конце XIХ в. (У. С. Джевонс) как повод для споров о «национальном происхождении» политической экономии. И лишь в ХХ в. эта тёмная фигура получила признание как центральная в линии развития предмета и метода политической экономии от У. Петти до Ф. Кенэ с достижениями, превосходящими в двух моментах всё, что было найдено в экономической мысли не только XVII — XVIII вв. и XIХ в.; — эти моменты есть теория предпринимательства и эффект «впрыскивания наличности». Земельная теория ценности. Предмет исследования в «Опыте» Кантильона — богатство нации, определяемое, как «продукты, необходимые для питания, обмена и развлечения». Земля признаётся источником, или «материей» богатства, человеческий труд придаёт ему форму. Кантильон более чётко, чем Петти, провёл различие между внешней, или относительной, рыночной ценностью богатства, регулируемой спросом и предложением, и «внутренней ценностью» продуктов, определяемой необходимыми для их производства затратами земли и труда. В отличие от Петти, в качестве единой меры богатства Кантильон предлагал землю. От её количества и плодородия, соединяемых в определённых пропорциях с трудом, зависит богатство всех жителей государства. Движущей силой хозяйственных процессов являются решения собственников земли о характере её использования. Выбор резиденции сеньора, особенно монарха, и тип потребления землевладельцев задают рамки направления труда и количества тех, кого земля кормит. При привычном типе потребления земля используется как пашня, и сельские жители находят достаточно работы и средств для своего содержания. При типе потребления землевладельцев, ориентированном на роскошь, земля начинает использоваться как кормовые угодья для чистокровных лошадей; ремесленные товары производятся не на местном сырье, а покупаются за границей; в результате образуется избыток незанятого населения. Хотя Кантильон и бросил скандальную фразу «люди множатся, как мыши в чулане», чем предвосхитил Мальтуса и Рикардо в формулировке жёсткой зависимости между количеством людей и количеством средств для их содержания, он не считал рост народонаселения биологически предопределённым, указывая на изменения численности населения вследствие сознательных брачных решений. Земельную теорию ценности Кантильон применил для анализа сравнительных выгод в международной торговле. Например, Фландрия ввозит во Францию кружева, а Франция во Фландрию — шампанские вина. Кто остаётся в выигрыше? Кантильон предлагает соизмерить кружева и вино с земельными единицами и находит, что виноделие требует большего количества земли, чем выделка кружев. Поэтому в данном случае Фландрия экономит землю, получая в обмен большее количество продуктов земли, и выигрывает; а Франция — проигрывает. Классовая структура общества и теория «трёх рент». Кантильон вслед за Петти считал необходимым количественный метод анализа. Однако из его расчётов сохранилась лишь схема пропорционального распределения общественного продукта между тремя классами общества и количества денег, необходимого для обслуживания товарооборота. Кантильон использовал троякий критерий классового деления: собственность, отношение к труду на земле, постоянство дохода. В соответствии с первыми двумя критериями выделены три основных класса: 1) владельцы земли; 2) фермеры; 3) горожане и владельцы транспортных средств, доставляющие продукты из сельской местности в город. Фермеры уплачивают 1/3 произведенной на земле продукции как ренту («первую») собственникам, которую те тратят в городе на приобретение товаров; оставшиеся 2/3 фермеры распределяют между поддержанием своего предприятия и всех, кто живёт в сёлах («вторая» рента), и обменом на городские ремесленные товары. «Третью» ренту получают горожане благодаря спросу, предъявляемому на их товары собственниками и фермерами. Но Кантильон подчеркивал, что фермеры — это предприниматели, которые ведут дело без уверенности в прибыльности своего предприятия. Они уплачивают собственникам ренту как фиксированную сумму денег (приравниваемую к 1/3 ценности всех продуктов земли) и своим рабочим определённую контрактом зарплату; свою же продукцию они продают по неопределённым ценам. Функция предпринимателя. Предпринимательство характеризуется нефиксированнымдоходом — не только у фермеров, но и большинства городских жителей — мануфактурщиков, оптовых и розничных торговцев, домовладельцев, ремесленников, трубочистов и т.д., которые все «существуют в неопределённости и подстраиваются к покупателям». Таким образом, ещё одно классовое деление отличает тех, кто живёт на жалованье (офицеры, чиновники, слуги) или зарплату; и тех, кто «суть предприниматели» с капиталом или живущие только собственным трудом в неопределённости, сюда же Кантильон относил нищих и воров. Он отмечал, что в Европе движением и обменом продуктов, а также их производством «занимаются неопределённость и случай». Функция предпринимателя, принимающего решения в условиях неопределённости, состоит в уравновешивании цен на рынках различных товаров и услуг. Эффект «впрыскивания наличности». Нейтральность и не-нейтральность денег. В деньгах Кантильон видел товар, обладающий, как и другие, «внутренней» ценностью и относительной, меновой ценностью. Внутреннюю ценность денег Кантильон вслед за У. Петти выводил из продуктивности золотых и серебряных рудников и занятых на них работников; меновая ценность зависит от соотношения количества денег и потребности в них. Анализируя кредитное дело на материале Банка Англии и опыта «мыльных пузырей», Кантильон отнёс к деньгам только звонкую наличность, имеющую «внутреннюю ценность» золота и серебра. Он пришёл к выводу, что для нормального обеспечения товарных сделок с учётом возможностей кредита требуется количество золота и серебра, соответствующее примерно 1/3 ренты, уплачиваемой собственникам земли, или 1/9 общественного продукта. Кантильон ввёл в анализ денежного обращения динамический, исторический подход, предложив объяснение того, почему «владычица рудников» Испания пришла в состояние экономического упадка. Это результат чрезмерного количества денег, которое в первый момент способствует увеличению могущества государств, а потом незаметно, но неуклонно ведёт к застою и бедности. Причина в том, что обильный прилив золота и серебра из рудников стимулирует потребление жителей страны, но не производство; внутренние цены растут и делают неконкурентоспособными отечественных предпринимателей; становятся выгодными покупки заграничных товаров. Более благоприятной является ситуация, когда прилив золота и серебра в страну является результатом активного торгового баланса, отражая расширение её промышленности; но и в этом случае со временем могут появиться те же трудности, что и в первом варианте. Критикуя формулу Дж. Ло «деньги стимулирую торговлю», Кантильон ограничивал стимулирующий эффект роста денежной массы ситуацией, когда вследствие «впрыскивания наличности» меняется структура относительных цен: спрос, предлагаемый обладателями больших денег на отдельные товары, возвышает в цене эти товары и способствует расширению их предложения, пока не установится новый более высокий общий уровень цен. Проанализированный Кантильоном (и независимо от него Юмом) дифференциальный эффект воздействия возросшей денежной массы на цены, а через них — на структуру и объём производства — в «промежуточном состоянии» в терминах современной денежной теории называется не-нейтральностью денег в краткосрочном периоде. Под нейтральностью денег подразумевается, что в долгосрочном периоде изменение их количества не оказывает влияния на реальные показатели производства и занятости, а ведёт только к росту цен. 3.7. Политическая экономия как отражение формирования капиталистической мир-системыМир-системный анализ. Наиболее влиятельная из современных интерпретаций всемирной истории — международная школа мир-системного анализа, сложившаяся под влиянием идей французского историка Ф. Броделя (1902 — 1985), — определяет период XVI — XVIII вв. как время утверждения глобальной системы торговых связей и международного разделения труда — капиталистической мир-системы, или мир-экономики. Возникнув в XVI в., капиталистическая мир-система в XVII в. одержала решающую победу, а в XVIII в. структурировала весь земной шар на страны центра (ядра), периферии и полупериферии. Политика ответила на складывание мир-экономики явлением, которое назвали европейским равновесием; но экономически над Европой стал доминировать её северо-западный центр — Голландия, Франция и Англия, причём позиция сильнейшего — гегемона — в течение выделенного периода перешла от Соединённых провинций Нидерландов к Великобритании, раньше всех осуществившей «революцию национального рынка» (Ф. Бродель). Франция, будучи сравнительно с Голландией и Великобританией более крупным и мощным государством, экономически не преуспела в соперничестве за место гегемона, но появившаяся именно в ней политическая экономия отразила формирование капиталистической мир-системы. Эволюция политической экономии. Представительный орган политической власти во Франции сложился в форме созываемых королём Генеральных Штатов. К первому созыву Генеральных Штатов при династии Бурбонов (1614) А. де Монкретьен составил проект, который потом опубликовал как «Трактат политической экономии» (1615). Следующий раз Генеральные Штаты были созваны лишь в 1789, и их депутаты стали «заводилами» развернувшейся Французской революции. После неё появился новый «Трактат политической экономии» (1803), написанный Ж.-Б. Сэем, французским систематизатором учения А. Смита. Если «Трактат» Монкретьена выразил направление, названное Смитом меркантилизмом, то «Трактат» Сэя излагал иное понимание политической экономии — как науки, обособившейся от политики как таковой и рекомендующей невмешательство государства. Если Монкретьен, как и многие меркантилисты после него, ссылался на положительный пример Голландии, то Сэй представлял как универсальные экономические порядки в Англии, в том числе новую общественную триаду — владельцев факторов производства (земли, труда и капитала). Из систематизации экономической политики национальных европейских государств (меркантилизм) политическая экономия развилась в науку о «естественных» экономических законах, справедливых для всего мира, для любой страны и эпохи («классическая» школа А. Смита). Это превращение можно рассматривать и как отражение перехода к Англии (первой совершившей прорыв в индустриальную цивилизацию и к современному экономическому росту) гегемонии в капиталистической мир-системе. РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
|