Гловели г. Д. История экономических учений
 Скачать 4.2 Mb.
|
ГЛАВА 5. АДАМ СМИТ И ФОРМИРОВАНИЕ СИСТЕМЫ КАТЕГОРИЙ КЛАССИЧЕСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ«Классическое» в науке обычно подразумевает двоякий смысл: как противопоставление «современному» и как собирательное обозначение произведений и концепций, которые имеют непреходящую ценность и вынуждают новые поколения считаться с ними и одновременно предлагать новые толкования, подчас меняющие самый смысл «классичности». «Классикой» в экономической науке считается прежде всего «Исследование о природе и причинах богатства наций» Адама Смита (1723 — 1790), называемое обычно (для краткости и в силу инерции неточного русского перевода) «Богатство народов» (1776). Оно задало направление дальнейшему развитию политической экономии как научной дисциплине с преемственностью предмета и метода исследования и структурой, определённой содержанием пяти книг «Богатства народов»:
Основные категории были изложены в первых двух книгах «Богатства народов». Предмет политической экономии Смит выводил из отношений людей в процессе производительного труда, распределения его продукта между различными классами нации, различном употреблении и накоплении капитала. В методе исследования Смит сочетал обе аналитические традиции, провозглашённые Научной революцией: умозаключение от наблюдаемых фактов (индукцию) и выводы по правилам логики (дедукцию). Сочетание индукции и дедукции позволило Смиту осуществить синтез возвышенного стиля нравственной философии (которая была его профессией) с приземлённым языком деловых расчётов. 5.1. Шотландское Просвещение и мировоззрение А. Смита. Истоки образа «невидимой руки»Природа человека как морального существа. В биографии А.Смита, не слишком богатой событиями, наиболее значительны три детали: вовлечённость в круг философов Шотландского Просвещения; посещение собраний физиократов во время пребывания в Париже (1764—1766); работа в неспешном уединении над главной книгой, снискавшей автору всемирную славу. Шотландское Просвещение известно гораздо менее Французского и охватывало не столь широкий круг философов; ключевыми для них были категории нравственного чувства и здравого смысла, исторической природы и гражданского общества. Ф. Хатчесон (1694 — 1747), занимавший перешедшую позднее к Смиту (1751 — 1764) кафедру нравственной философии в университете Глазго, систематизировал «теорию нравственных чувств», предложенную английским философом лордом Шефтсбери (воспитанником Дж. Локка). Хатчесон отождествил добродетель с «наибольшим счастьем наибольшего числа людей» и предлагал искать её в примирении (гармонии) противоположностей, заложенных в природной сущности волевой жизни человека — ясных «склонностей», включающих эгоизм и инстинктивную симпатию, и тёмных «страстей». Индивидуальные действия и гражданское общество. Ведущие шотландские философы и историки — Д. Юм и А. Фергюссон — были личными друзьями Смита. Юм, разделяя учение Шефтсбери — Хатчесона о важности врождённых «склонностей», свёл сущность добродетели к возбуждению удовольствия, а порока — к возбуждению неудовольствия. Юм подчеркнул значение привычек обыденного сознания для взаимоотношений людей и противопоставил как религиозной вере, так и голосу разума — наслоения здравого смысла. Вера происходит из неудовлетворённых потребностей; разум требует строгих понятий, но человек в силу несовершенства мыслит расплывчатыми образами. Поэтому, с одной стороны, не в религиозном откровении и не в науке, а в чувственной «склонности» к «симпатии» Юм предлагал искать мотивы стремления к «общему благу». С другой стороны, такие объединяющие людей явления, как язык и деньги, возникли не посредством общих решений, а как побочные результаты действий, преследующих индивидуальные цели. Как историк Юм провозглашал, что человеческая природа с распределением в различных пропорциях одних и тех же «страстей» (самолюбие, жадность, тщеславие, щедрость, дружба и т.д.) остаётся одной и той же с начала мира; одни и те же события следуют из одних и тех же причин «во всех ареалах». Поэтому существует «единообразие в действиях людей всех наций и всех времён»; и получить представление о чувствах и образе жизни греков и римлян можно, изучив хорошо темперамент и действия французов и англичан, и перенося на древних сделанные наблюдения. Этот вывод Юма об универсализме законовчеловеческого поведения прямо предшествует экономическому учению его младшего друга Смита. Адам Фергюссон (1723 — 1814), напротив, считал, что человечество надлежит рассматривать «в группах, в которых оно всегда существовало», в изменчивых географических и политических условиях. Человек «заключает в себе самом принцип прогресса», но полезные учреждения являются результатом не исполнения чьего-либо конкретного замысла, а человеческих взаимодействий. В своём «Опыте истории гражданского общества» (1767) Фергюссон утверждал, что мерой достоинства человека как социального существа является участие в производстве жизненных средств. Он первым выделил дикость, варварство и цивилизацию (гражданское общество) как стадии развития народов, определяемые различием преобладающих сфер занятости, форм собственности и распределения продуктов труда. Смит, опираясь на это деление, разграничил примитивное (первобытное) состояние общества от современного, характеризуемого закреплением земли в частную собственность, накоплением капитала и тем, что большинство работников нуждается в хозяине, который авансировал бы им материалы для работы и средства существования до времени её окончания. Истоки образа «невидимой руки». Важное значение для Шотландского Просвещения имела полемика вокруг «Басни о пчёлах» Б. Мандевиля, подвергшего критике «теорию нравственных чувств» лорда Шефтсбери. В этой полемике принял участие и А. Смит своей первой книгой, так и озаглавленной «Теория нравственных чувств» (1759). Смит охарактеризовал философию Мандевиля как «легкомысленную систему», довольно опасную по своим последствиям. Ошибкой её является отождествление всех «страстей» с пороками и нарочитое пренебрежение добродетелью. Смит утверждал, что стремление к жизненным удобствам и личным удовольствиям, комфорту и к более полному удовлетворению своих потребностей само по себе является не пороком, а «низшей добродетелью» — при том, что человеку свойственны и «высшие добродетели», вытекающие из чувства симпатии. Это естественное чувство подсказывает разуму общие нравственные правила, которые позволяют приводить страсти «к такой степени, которая не могла бы приносить людям вред или возмущать и оскорблять общество». Однако именно у Мандевиля Смит заимствовал исходную для своего анализа категорию разделения труда (и даже конкретные примеры). Но в противоположность циничным гимнам расточительству как главному стимулу возвышения потребностей, Смит сделал анализ разделения труда отправным пунктом в развитии концепции бережливости как главного фактора накопления капитала. Отзвуком провоцирующей мысли Мандевиля была и метафора «невидимой руки», направляющей к общему благу частную заинтересованность индивидов в собственной выгоде, в наиболее доходном приложении своего труда и капитала. «Мы ожидаем получить свой обед не потому, что мясник, пивовар и булочник благосклонны к нам, а потому, что они заботятся о собственной выгоде... Каждый индивидуум всё время прилагает усилия к тому, чтобы изыскать наиболее выгодное применение любому капиталу, которым он располагает... он преследует только свою собственную цель, и в этом случае [к общей пользе] его ведет невидимая рука». Так полемика о моральной стороне частных интересов сказалась на превращении Смита-философа в Смита — законодателя экономической науки. 5.2. Факторы роста богатства; меновая стоимость и естественная цена. Труд как источник и «действительная мера» богатстваТруд и бережливость как факторы роста богатства. В хрестоматийной строфе из романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин» говорится, что главный герой благодаря знакомству с трудом Адама Смита «судить умел о том, как государство богатеет». Исходной категорией богатства нации у Смита выступает годичный продукт труда её жителей. Он состоит из продуктов для собственного потребления нации и предметов, приобретаемых в обмен на её продукты у других наций. Также как отдельный товар, годичный продукт труда нации обладает потребительной ценностью (полезностью) и меновой (относительной) ценностью. Он зависит от производительной силы труда, растущей благодаря разделению труда, и от соотношения тех, кто занят производительным трудом и тех, кто таковым не занят. Вследствие разделения отдельный труда человек может сделать сам лишь небольшую долю полезных для него предметов. Поэтому каждый богат или беден, с одной стороны, в зависимости от того, в какой степени он может пользоваться различными полезными вещами — предметами необходимости, удобства и удовольствия; с другой стороны, в зависимости от количества труда, которым он может распоряжаться или которое он может купить. В примитивном обществе работник получал полный продукт своего труда. В современном обществе требуется вычет из продукта труда, составляющий прибыль на капитал хозяина — средства, употребленные на заработную плату и на приобретение сырых материалов; а для продукта земледельческого труда — ещё и другой вычет, составляющий ренту землевладельца. Хотя Смит и отверг трактовку физиократами земледельческого труда как единственно производительного, он считал, что капиталы, вложенные в земледелие, обеспечивают бóльшую производительность труда и тем самым избыток ценности — ренту. Сбережение части годичного продукта для увеличения фонда, предназначенного для производительных работников, в масштабе общества означает накопление капитала.«Трудолюбие создаёт то, что накопляет бережливость. Но чтобы ни создавало трудолюбие, капитал никогда не мог бы возрастать, если бы бережливость не сберегала и не накопляла». Труд как «действительная мера» богатства: трудности определения. Разграничив потребительную и меновую ценность товаров, Смит противопоставил далее номинальную, или денежную цену товаров, выражаемую в золоте и серебре и колеблющуюся под воздействием спроса и предложения, и «действительную цену», мерилом которой является труд. Но в «развитом» обществе действительная цена выступает как «естественная цена», выражающая количество труда, которое можно купить на данный товар, — а именно сумму доходов лиц, участвующих в «добыче, обработке и доставке на рынок», т.е. сумму ренты, заработной платы и прибыли на капитал. Кроме того, указав, что продукты, изготовляемые обычно в течение 2 часов или 2 дней труда, будут иметь вдвое большую меновую ценность, чем изготовленные за 1 день или 1 час, Смит был вынужден признать, что часто бывает трудно установить отношение между двумя количествами труда. Время, затраченное на различные работы, само по себе не всегда определяет это отношение ввиду различий в трудности и искусности, и дело с «грубой справедливостью» решает рыночная конкуренция с помощью денег — исторически выделившегося товара, который можно обменять на любой другой. Непоследовательность теории ценности Смита. Итак, начав с того, что труд — единственный источник и мерило меновой ценности товаров, Смит пришёл к выводу, что обычно она оценивается не в труде, а в деньгах. И, уподобив, с одной стороны, труд остальным товарам с различием его действительной и номинальной цены (количество даваемых за труд «предметов необходимости, удобства и удовольствия», и денежное выражение этого количества), Смит, с другой стороны, в противоречии с собственным же выводом о значимости проблемы разнокачественности труда, пытался обойти эту проблему. Он заявил, что «во все времена и во всех местах» при обычном состоянии здоровья, при обычной степени искусства и ловкости «работник должен пожертвовать одной и той же долей своего досуга, своей свободы и покоя». Получалось, что действительная цена труда неизменна, тогда как изменениямноминальной цены труда — под влиянием изменений меновой ценности благородных металлов, выступающих в качестве денег, — Смит уделил много внимания (включая специальное приложение о колебаниях ценности серебра за 400 лет). Он заключил, что серебро ввиду долгосрочной тенденции к изменению его меновой ценности может быть надёжным соизмерителем относительных количеств труда лишь за период «от одного года к другому». Тогда как для более продолжительных отрезков времени на роль такого соизмерителя больше подходит зерно, которое вследствие зависимости своей меновой ценности от урожая не может, однако, быть мерилом для коротких периодов. Таким образом, вопрос о едином стандарте для определения меновых пропорций между товарами остался нерешенным, что предопределило в дальнейшем существенные различия в отношении к учению Смита как отправному пункту в анализе ценности. Неоднозначность учения Смита о ценности породила две ушедших в противоположность интерпретации: трудовую теорию ценности Д. Рикардо — К. Маркса и факторную теорию Ж.-Б. Сэя. Согласно первой относительное количество общественно необходимого труда является единственной мерой меновой ценности; согласно второй меновая ценность должна обеспечить нормальное вознаграждение владельцам трех факторов производства товара — земли, капитала и труда, соответствующие доли которых образуют три слагаемых естественной цены в условиях свободной рыночной конкуренции. Дальнейшее развитие факторной версии привело к отказу от поиска «действительного мерила меновой ценности» и ретроспективному выводу, что у Смита вообще не было теории ценности22. Трудовая теория ценности в её наиболее разработанном варианте, предложенном К. Марксом, стремилась выйти из «путаницы Смита» посредством концепции двойственного труда — конкретного и абстрактного. Фактически теория Маркса представляет собой развитие положения Смита о «власти над трудом других людей, которую товар при различных условиях даёт лицу, им обладающему», в учение о власти над наёмным трудомлица, владеющего капиталом. 5.3. Капитал: структура и возмещение. «Догма Смита»Основной и оборотный капитал. Смит определяет капитал прежде всего как запас благ, от которых ожидается доход. Индивидуальный владелец капитала рассчитывает на получение прибыли от продажи изготовленных или перемещенных благодаря этому капиталу товаров, и ожидание прибыли пропорционально величине вложенного капитала является для его владельца побудительной причиной заказать труд работнику и употребить в дело скорее больший, чем меньший капитал. Смит первым предложил развернутую характеристику структуры капитала. Он выделил два вида капитала: основной, или постоянный (fixed — «закрепленный») и оборотный («крутящийся» — circulating), каждый из которых состоит из 4 слагаемых. Основной капитал включает элементы, приносящие доход без перемены владельца — 1) машины и орудия, 2) постройки для производства, хранения и продажи товаров, 3) мелиорацию (улучшения земель), 4) приобретённые и полезные способности всех членов общества. Оборотный капитал включает 1) деньги и запасы вещей, которые приносят доход только в случае их продажи: 2) средства существования работников, 3) сырье и полуфабрикаты, 4) готовая продукция. Заработная плата. Особую составляющую оборотного капитала составляет фонд жизненных средств, необходимых для содержания работников. В отличие от меркантилистов Смит не считал, что заработная плата должна оставаться на минимальном уровне. Она может расти с повышением потребностей рабочих и расширять размеры рынка, стимулирующие дальнейший рост производства. Но Смит был против перераспределения части доходов в пользу бедных, так как это уменьшило бы накопление капитала. Он полагал, что повышение зарплаты должно следовать за повышением спроса на труд, обеспечиваемым накоплением капитала. По наблюдениям Смита (пример Северной Америки) наиболее высокой заработная плата является в странах пока не самых богатых, но «движущихся сильнее других к благосостоянию», где быстрое развитие создаёт повышенный спрос на труд. Чистый и валовой доход. «Догма Смита». Издержки по восстановлению основного и оборотного капитала составляют разницу между чистым доходом нации и её валовым доходом. Категории чистого и валового дохода Смит ввёл по аналогии с понятиями валовой и чистой ренты землевладельческого имения, подчеркнув, что в масштабе общества вычетом из чистого дохода является только поддержание элементов основного капитала и денег. Однако Смит не разобрался до конца в различиях между чистым и валовым доходом в масштабе общества и на уровне отдельного предприятия вследствие своего отказа принимать во внимание расходы на возмещение капитала как отдельное слагаемое естественной цены товара. «Может показаться, — подчеркнул он, — что необходима ещё четвертая часть для возмещения капитала». Но цена любого хозяйственного орудия, по мнению Смита, в конечном счёте состоит из долей, соответствующих трем видам доходов — ренте, заработной плате и прибыли, поэтому к этим трём частям сводятся в итоге и цена товара, и меновая ценность годового продукта нации. Этот вывод, который был шагом назад в теории воспроизводства сравнительно с «первоначальными» и «годичными» авансами физиократов, был позднее назван К. Марксом «догмой Смита». 5.4. Полемика о производительном и непроизводительном трудеПроизводительный труд. Безусловный приоритет, отдаваемый Смитом накоплению капитала, предопределил острополемичную трактовку производительного труда. Годичный продукт труда нации, подчеркнул Смит, зависит от производительной силы труда, растущей благодаря разделению труда, и от соотношения тех, кто занят производительным трудом и тех, кто таковым не занят. Противопоставив создание мануфактур с большим количеством рабочих, увеличивающих доход своего хозяина, содержанию большого числа домашних слуг, проедающих доход своего хозяина, Смит отождествил производительный труд с созданием вещи, увеличивающего ценность переработанного материала на величину стоимости содержания изготовившего её работника и прибыли её хозяина. Как и другие определения Смита, определения производительного труда допускают различия в толкованиях. Производителен труд, который обеспечивает «ту или иную прибыль», т.е. производит капитал (в то время как непроизводительный труд немедленно обменивается на доход), — производителен труд, создающий долговременное материальное благо (в то время как плоды непроизводительного труда растворяются в процессе его исполнения). Неоднозначность достигает грани скандала при описании обширного круга непроизводительных работников с уподоблением труда некоторых «самых уважаемых сословий» труду домашних слуг; непроизводительными оказались с одной стороны, содержащиеся на часть годичного продукта труда нации «слуги общества» — государь со всеми своими чиновниками и офицерами, вся армия и флот; с другой стороны, «как некоторые из самых серьёзных и важных, так и некоторые из самых легкомысленных профессий — священники, юристы, врачи, писатели всякого рода, актёры, паяцы, музыканты, танцовщики, певцы всякого рода и пр. » Критика концепции Смита: учение о «внутренних благах» Г. Шторха. Либеральные политэкономы XIX в., ухватившиеся за систему Смита, прежде всего, как за обоснование политики свободной торговли, сочли своим долгом возражать классику за узкое понимание им производительного труда. Наиболее обстоятелен в полемике со Смитом по этому вопросу был первый российский академик по разряду политической экономии, прибалтийский немец по происхождению Генрих (Андрей Карлович) Шторх (1768 — 1835), выпустивший в 1815 г. в Петербурге на французском языке 6-томный «Курс политической экономии». Шторх развил учение о «внутренних благах», фактически сводящее на нет противоположность между производительным и непроизводительным трудом. К «внутренним благам» Шторх отнёс все нематериальные продукты природы и труда, полезные для человека, которые могут составлять его «морально признаваемую собственность». На основе классифицикации «внутренних благ» на первичные (способности и всё, что содействует совершенствованию), и вторичные, формирующие предварительные условия для сохранения и развития способностей, Шторх систематизировал виды услуг, производящих «внутренние блага» как «элементы цивилизации»:
К вторичным «внутренним благам» Шторх отнёс безопасность и досуг. Первую обеспечивают «труд государя и всех его доверенных лиц, гражданских и военных». Второй, представляющий собой для более значительных лиц «избавление от мелких жизненных забот», обеспечивают услуги многочисленных занятий, перечисляемых Шторхом с немецкой дотошностью, — от домашних слуг до тюремщиков и банщиков. Ретроспективно оценка полемики Шторха со Смитом может быть опять-таки двоякой. С одной стороны, Шторх был прав в том, что «внутренние блага» зачастую бывают более долговечными, чем продукты материального богатства, и могут накапливаться как капитал. Этим, а также указанием на значение «внутренних благ» для совершенствования способностей он вскрыл пробел в учении Смита, прошедшего мимо вопроса о возмещении такого элемента основного капитала, как «приобретенные и полезные способности всех членов общества». С другой стороны, в учении Шторха (что неудивительно, учитывая его место по сути придворного политэконома в самодержавно-сословной России) полностью стёрся критический заряд «Богатства народов» против феодального общества с его традиционными иерархиями. Здесь политическая экономия Смита была явно не по нутру тем, кто придавал ей приглаженный академический и кафедральный вид. Не случайно, что наиболее высокую оценку учения Смита о производительном и непроизводительном труде дал революционер К. Маркс. 5.5. Трансформация политэкономии после Смита;значение образа «невидимой руки»Экономический либерализм А. Смита. Понятие «либерализм» получило распространение уже после смерти А. Смита, в начале XIX в., и выражало идею свободы человеческой деятельности от препятствий, налагаемых церковью, сословностью, традицией, полицией и т.д. Наследие Смита стало главным источником обоснования свободы материальной хозяйственной деятельности от стеснений, налагаемых государством. В кредо экономического либерализма вошли три главные идеи, почерпнутые из философской, исторической и политико-экономической аргументации А. Смита:
«Незамысловатая система естественной свободы» и её критика. Категориальным аппаратом своей системы политической экономии Смит укрепил доверие к выдвинутой во Франции формуле laisser faire как лозунгу политики «свободы торговли» (по-английски free trade, отсюда русский термин фритредерство), государственного невмешательства в хозяйство — в противовес политике протекционизма (от лат. рrotection — «защита, покровительство»), государственной поддержки каких-либо отраслей хозяйства и классов общества. Рекомендованная Смитом «незамысловатая система естественной свободы» превратилась в «экономическую ортодоксию», воспринимаемую как благотворная для всех стран, на все времена. Но с этой универсализацией классической политической экономии многие не могли согласиться. Смит, порицавший монополии и ратовавший за устранение препятствий для накопления капитала, явно не предвидел, что свободная конкуренция в промышленности приведёт к кризисам перепроизводства, которые будут сопровождаться невиданными прежде лишениями рабочих масс, скопившихся в городах. Смит застал лишь самое начало внедрения в промышленность механических станков и паровых машин, которые наряду с чудесами производительности привели к массовому обнищанию, смрадной жизни и протесту низов. Интеллектуальная поддержка народного брожения, вызванного тяготами промышленного переворота, привела к критике классической политической экономии и либерализма с позиций идеологий социализма и коммунизма. Центральной фигурой здесь стал К. Маркс, интерпретировавший основы учения Смита как трудовую теорию ценности, не доведённую до конца, поскольку Смит как «буржуазный» экономист не смог занять позицию выразителя интересов рабочего класса. Маркс предлагал своё разрешение противоречий учения Смита с помощью особого метода материалистической диалектики и, отрицая неизменные законы «естественного порядка» накопления капиталов, по-новому определял предмет политической экономии — как исторически подвижные системы производственных отношений. Другая оппозиция классической «системе естественной свободы» также по-новому определяла предмет и метод политической экономии. Предмет — национальные производительные силы, а метод — историко-стадиальный. Принцип свободы торговли хорош лишь для стран с одинаково высоким уровнем экономического развития, находящихся на одной стадии. Для стран же промышленно отсталых требуется «воспитательный» протекционизм, государственная поддержка новых отраслей. В этом суть национальной системы политической экономии, предложенной Ф. Листом. Его критику «смитианства» продолжила германская историческая школа, противопоставляя эгоизму «экономического человека» Смита разнообразие мотивов действий индивида в обществе и интересы нации как особого целого. «Спонтанность» и благотворность — тождественны? К концу ХIХ в. авторы специальных работ по проблемам методологии и истории политической экономии пришли к выводу, что даже те, кто черпает в экономических доктринах аргументы против протекционизма и социализма, отказались от принципа неограниченной свободы торговли; что «естественное», «выгодное» и «справедливое» не могут рассматриваться как синонимы. Было подчеркнуто, что Смит неправильно смешивал идею о спонтанности, самопроизвольности экономических институтов и идею об их благотворности. «Первая мысль усвоена большинством экономистов. Вторая ныне почти всеми отброшена»23. ХХ век принёс с собой мощные потрясения, связанные с широкомасштабными экспериментами социализма и протекционизма, попытками насильственного построения нерыночной модели общества с установлением государственными органами цен на продукты. Реакцией на эти события стало возникновение «нового» экономического либерализма (неолиберализма) с пересмотром наследия А. Смита и возвращением к идее о благотворности «спонтанных порядков», за которыми стоит «невидимая рука». «Невидимая рука», протянутая сквозь века. Современный российский экономист Сергей Губанов показал, что выражение «невидимая рука» уходит корнями в богословие Ж. Кальвина и драматургию У. Шекспира и подразумевает у Смита провиденциальный, предначертанный «рукой Господней» характер экономических институтов24. Американский экономист П. Самуэльсон, автор первого (и самого знаменитого) учебника, объединившего микро- и макроэкономику, в первом издании (1948) писал о «мистическом принципе «невидимой руки» как об опрометчивом высказывании А.Смита, которое принесло за 150 лет «почти столько же вреда, сколько и пользы». Но уже через несколько лет образ «невидимой руки» был признан в западной литературе главной «экономической мудростью» А. Смита и идентифицирован как «автоматический равновесный механизм конкурентного рынка», посредством свободного ценообразования обеспечивающий не только согласование общего и частных интересов, но и наиболее эффективное распределение (аллокацию) экономических ресурсов. Благодаря такому толкованию «невидимой руки» известность А. Смита снова – уже не через 20, а через 200 лет после выхода его монументального труда — вышла далеко25 за пределы круга профессиональных экономистов, где Смит по-прежнему признаётся «отцом-основателем» экономической науки, хотя её предмет и метод в главном течении (mainstream) трактуются по-другому. Метафора «невидимой руки»стала символом веры современного рыночного фундаментализма, отдающего безусловное предпочтение игре частных интересов над какими-либо формами коллективного экономического регулирования независимо от исторических и географических условий. Для крайних сторонников этого направления, сводящих экономические проблемы современных обществ к интервенционизму (вмешательству государства), образ «невидимой руки» отождествляется не только с благотворностью общественного порядка, возникающего как непреднамеренное следствие поступков индивидов, но и с исходным понятием, позволившим Смиту разработать первую всеобъемлющую теорию функционирования экономики как взаимосвязанной общественной системы. Более умеренная позиция состоит в том, что превосходство «спонтанных порядков» не является бесспорным, а свободная конкуренция не создаёт благосостояния для всех. «Хотя рука, без сомнения, действует, она, скорее всего, страдает артритом»26. 5.6. Узкая и широкая трактовка денег: доктрина «реальных векселей» Смита и денежная теория Г. Торнтона. «Косвенный механизм» влияния денежной массыДоктрина реальных векселей А. Смита. Отвергнув отождествление «меркантильной системой» богатства нации с благородными металлами, А. Смит всё же, в отличие от своего друга-скептика Д. Юма, считал, что золотые и серебряные монеты не просто смазка, но «великое колесо обращения» — подобное большому торговому пути, который содействует доставке на рынок товаров по всей стране. Но доход общества состоит в этих товарах, а не в колесе, при помощи которого они обращаются. Рассматривая деньги как часть оборотного капитала общества, А.Смит отметил их отличие от других частей, поддержание которых не берёт никакой доли годового продукта из чистого дохода общества. Деньги в этом отношении сходны с основным капиталом — они, также как машины и прочие орудия производства, требуют вычета из чистого дохода общества, (вместо увеличения запасов для непосредственного потребления), притом вычета весьма ценных материалов и весьма искусного труда. Поэтому удешевление орудия обмена посредством употребления бумажных денег вместо золотых и серебряных увеличивает чистый доход общества. Благоразумные банковские операции, по словам Смита, обеспечивают «воздушную колею, дают стране возможность как бы обратить большую часть её дорог в хорошие пастбища и хлебные поля и таким образом весьма значительно увеличивать годовой продукт ее земли и труда». Благоразумие означает, что общее количество бумажных денег «не может превышать ценности золотой и серебряной монеты, которую они заменяют»; банки должны учитывать только краткосрочные «реальные векселя» (выданные под реальные партии товаров) и воздерживаться от кредитования долгосрочных проектов и спекуляций типа Миссисипской компании Джона Ло и Компании Южных морей. Должна быть всегда возможность обмена банкнот на денежный металл; в этом случае чрезмерный выпуск банкнот вызовет «обратный приток» — возврат их в банки в обмен на золото и серебро. Таким образом, торговля и промышленность страны могут расширяться, когда они подвешены на «дедаловых крыльях» бумажных денег, если эти крылья не отрываются далеко от твердой почвы золота и серебра. Критика доктрины реальных векселей Г. Торнтоном. А.Смит высоко оценивал деятельность Банка Англии, основанного (1694) вскоре после «Славной революции» и ставшего крупнейшим европейским банком. При учреждении Банка было предусмотрено наказание его руководства за предоставление займов королю и правительству без санкции парламента. Однако в 1797 г. в условиях, когда правительство, добившись санкции парламента, требовало всё новых займов для войны с Францией, Банк Англии прекратил обмен банкнот на золото. Критики Банка Англии обвинили его руководство в том, что оно отступило от доктрины А. Смита и поставило под угрозу стабильность цен и обеспечение торговли и кредита страны реальными векселями. В ответ на это банкир Генри Торнтон (1860 — 1915), брат одного из директоров Банка, в книге «Исследование о природе и действии бумажного кредита Великобритании» (1802) подверг критике доктрину Смита. Торнтон утверждал, что: 1) надежды ограничиться только реальными (подтоварными) векселями не оправданы хотя бы потому, что одна и та же партия товаров может служить основой для выдачи более чем одного векселя. 2) Смит не учитывал влияние скорости оборота платёжных средств, которая сильно различается в зависимости от меры доходности ценных бумаг и доверия к ним публики. Приравнивание суммы бумажных средств обращения к количеству замещаемых им металлических денег теряет смысл, когда один вексель обслуживает 10 платежей в день, а другой — одну сделку в 10 дней. Норма процента; узкая и широкая трактовка денег. Смит считал правильным, что законодательно установленная в Англии норма процента (5%) превышает рыночную, которая определяется колебаниями средней прибыли на капитал, но не намного — низшая граница рыночной нормы соответствует ставке (3%), по которой Банк в то время кредитовал правительство. Торнтон провёл различие между рыночной нормой и «естественной» ставкой процента, которая определяется ожидаемой доходностью от вложений капитала: денежные средства выдаются в ссуду, как правило, тогда, когда процент от займа превосходит прибыль, ожидаемую от их помещения в какое-либо предприятие. Торнтон также провёл различие между «реальным капиталом» и «денежным капиталом», включающим в себя вексельный кредит и государственные ценные бумаги. Золото, используемое при расчётах в торговле, он отнёс к реальному капиталу наряду с «физическим капиталом», обеспечивающим производство и торговлю (суда, здание, оборудование и пр.) и товарными запасами. Разграничение Торнтоном в составе денежной массы собственно денег и кредитных инструментов положило начало расширительной трактовке денег, в настоящее время принявшей форму классификации денежных агрегатов, включающих деньги и «квазиденьги». Это разграничение было использовано при анализе вопроса о возможностях манёвра в денежно-кредитной политике Банка Англии. Прямой и косвенный механизмы влияния денежной массы на уровень цен. Торнтон указал, что если дополнительный выпуск банкнот снижает рыночную норму процента ниже «естественной» ставки, становится выгодным брать кредит в расчёте на прибыльные капиталовложения, и в краткосрочном периоде такое расширение кредита даст реальный эффект, усилив хозяйственную активность. Но в долгосрочном периоде расширение кредита повлечёт рост цен, который поведёт к снижению реального уровня нормальной прибыли вплоть до ее уравнивания с рыночной нормой процента при возросшем уровне цен. В эффекте, описанном Торнтоном, относительное и абсолютное изменение цен с временным стимулированием хозяйственной активности опосредовано изменением рыночной нормы процента. Поэтому этот эффект в современной литературе получил название косвенного механизма влияния денежной массы на уровень цен в отличие от прямого механизма воздействия количества денег в обращении, или эффекта «впрыскивания наличности», описанного Р. Кантильоном и Д. Юмом. Принципы политики центрального банка. Торнтон фактически рассматривал возможности денежной массы как активной среды, воздействующей на хозяйство в условиях, когда центральный банк страны становится кредитором последней инстанции («последним прибежищем»). Во введении к своей книге Торнтон подчеркнул, что покажет отрицательные последствия как слишком значительного и неожиданного сокращения, так и излишнего увеличения объёма платёжных средств. А в заключение Торнтон сформулировал принципы разумной политики центрального банка: 1. Ограничивать общую массу банкнот, сдерживая выпуск, когда спрос на кредит велик; но не допускать существенного уменьшения общего числа банкнот, находящихся в обращении, лишь позволяя ему колебаться в заданных пределах. 2. Не препятствовать медленному и осторожному его увеличению числа банкнот, по мере того как растет общий объем торговли в стране. 3. Допускать особое, но лишь временное, увеличение числа банкнот в случае какой-либо чрезвычайной паники или трудностей как лучшее средство предотвратить ажиотажный внутренний спрос на звонкую наличность. 4. Склоняться в сторону сокращения числа банкнот, когда золото утекает за границу и обменный курс долго держится на неблагоприятном для страны уровне. «Поддаваться же на уговоры торговцев или идти навстречу пожеланиям правительства при определении объема эмиссии — значит взять безусловно ошибочный курс поведения». Й. Шумпетер назвал эти принципы «Великой хартией кредита» в свободной экономике частного предпринимательства» РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
|