Главная страница

Гловели г. Д. История экономических учений


Скачать 4.2 Mb.
НазваниеГловели г. Д. История экономических учений
Анкор1_Gloveli_G_D_Istoria_ekonomichesky_ucheny_U.doc
Дата31.12.2017
Размер4.2 Mb.
Формат файлаdoc
Имя файла1_Gloveli_G_D_Istoria_ekonomichesky_ucheny_U.doc
ТипДокументы
#13552
страница19 из 47
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   47

10.2. «Новая» историческая школа Г.Шмоллера:

этическая экономия и катедер-социализм


«Старая» и «новая» исторические школы. В. Рошер, Б. Гильдебранд и К. Книс остались разрозненными представителями «исторического метода» в политической экономии. Их «задним числом» объединили в «старую» историческую школу после того, как профессор Страсбургского университета Густав Шмоллер (1838 — 1917) собрал вокруг себя «новую», или «молодую» историческую школу, выдвинувшую на передний план социальный (рабочий) вопрос.

Из «старой» исторической школы ближе других к «новой» подошёл Карл Книс (1821 — 1898), чья книга «Политическая экономия с точки зрения исторического метода» переиздание (1853; переиздание в 1883) обозначила преемственность между двумя школами в двух главных пунктах:

  • отрицание универсальных экономических законов как таковых;

  • акцент на множественности мотивов и этической составляющей хозяйственного поведения.

Критикуя экономический индивидуализм классической школы, Книс выдвинул формулу тройственной структуры хозяйственных мотивов:

  • частная заинтересованность;

  • общественное (в том числе государственное) принуждение;

  • каритативные отношения (благотворительность).

Релятивизм (исторически относительное понимание категорий) в политической экономии Книс довёл до полного их отрицания экономических законов.

Г. Шмоллер занимал сходные позиции, формулируя двоякую цель политической экономии как нормативнойнауки, а не «голого учения о рынке и обмене»:

  • скрупулёзное описание фактического хозяйственного поведения;

  • формирование этических предпочтений в хозяйственной деятельности и обоснование социальных реформ.

Шмоллер ориентировал своих сторонников на эмпирические историко-хозяйст­венные монографии — изучение истории отдельных сфер и институтов хозяйства, конкретных стран и периодов. Он требовал сбора и обработки фактических данных об экономике в контексте истории, географии, психологии, этики, юриспруденции. Междисциплинарный подход должен был содействовать уяснению «общего этоса» разных народов — налагаемых национальностью и культурой особых черт, оказывающих влияние на все поступки человека, в том числе и на хозяйственную деятельность тоже.

Отвергая дедуктивные построения Рикардо и «экономический детерминизм» Маркса, Шмоллер считал двумя главными методологическими заблуждениями в политэкономии:

  • предпосылку о неизменной, без учёта времени и места, «нормальной» форме организации народного хозяйства как некоей константе «естественного порядка»;

  • идею об обусловленности организации народного хозяйства внешними природными и техническими предпосылками экономического развития.

По мнению Шмоллера, этические и культурные факторы, образующие общность языка, истории, обычаев и идей, глубже связывают отдельные хозяйства, чем что-либо другое (товары, капитал, государственность).

Эйзенах против Манчестера. В 1872 г. на съезде в городе Эйзенахе, где ранее (1869) образовалась партия немецких социал-демократов, немецкие университетские политэкономы создали реформистский «Союз социальной политики» во главе со Шмоллером. Социал-демократы объединились в 1875 г. с Всегерманским рабочим союзом, организованным ещё в 1863 г. в Пруссии революционным журналистом, философом и политиком-агитатором Фердинандом Лассалем (1825 — 1864). В политэкономии Лассаль стал известен тем, что переформулировал учение Рикардо об ограниченности доходов рабочих прожиточным минимумом как «железный закон заработной платы».Единственным способом избавления от гнёта этого «закона» Лассаль считал уничтожение разницы между предпринимательской прибылью и заработной платой в форме «неурезанного продукта труда», достигаемое преобразованием фабрик в производительные ассоциации рабочих под контролем государства и с кредитом от него. Лассаль был также главным критиком германского манчестерства, но, несмотря на блеск его памфлетов, позиция фритредеров в стране осталась довольно сильной и выражавшая её Национально-либеральная партия после объединения Германии была самой влиятельной в рейхстаге. Известный историк Трейчке отвергал какие-либо социальные реформы с позиций манчестерства и аристократического индивидуализма.

«Союз социальной политики» поднял новую волну критики манчестерства в Германии. Шмоллер признавал выводы Маркса и Лассаля о классовом антагонизме предпринимателей и рабочих, но рассматривал монархию и государственное чиновничество как нейтрализующую силу в классовой борьбе, способную проводить государственные реформы с целью постепенного улучшения положения низших классов.

Шмоллер и его сторонники приняли пущенное в оборот их идейными противниками наименование «катедер-социалистов», т.е. социалистов на кафедрах. Исследователь истории возникновения капиталистической промышленности Адольф Гельд (1844 — 1880) подчеркнул в книге «Социализм, социал-демократия и социальная политика» (1878):

«Катедер-социализм» выдвинул в противовес как радикальной приверженности манчестерства к принципу laissez faire, так и радикальному стремлению социал-демократии к перевороту — самостоятельный принцип примирения порядка и свободы. Упрямому консерватизму и социальной революции он противопоставил законную, шаг за шагом продвигающуюся вперед положительную реформу».

Профессор Бреславльского университета Луйо Брентано (1844 — 1931), считал, что в задачи политической экономии должно войти разрешение «вопросов, возбужденных агитацией». Основное условие социального прогресса Брентано видел не в государстве, а в самодеятельности организованного в профессиональные союзы рабочего класса; он обосновывал заинтересованность предпринимателей в росте заработной платы, так как это является стимулом к повышению производительности труда.

Идеология «государственного социализма». Близким к катедер-социализму считался профессор Тюбингенского университета Альберт Шеффле (1831 — 1903), который уделял много внимания истории развития народного хозяйства и форм государственного устройства и был автором первой в истории экономических учений книги с противопоставлением в заглавии: «Капитализм и социализм» (1870). Капитализм Шеффле характеризовал, как общественный строй, впервые поставивший народное хозяйство в зависимость от чисто экономических условий, освободив его от старинных сословно-правовых стеснений и пут. Капитализм необычайно развил разделение труда и технику производства, но одновременно породил явную неравномерность в распределении имущественных благ, безработицу и класс праздных рантье. Однако государство в силах исправить положение: фабричным законодательством, деятельным санитарным надзором, обязательным страхованием рабочих, отменой косвенных налогов и государственных займов, упразднением постоянной армии. В последующих книгах «Квинтэссенция социализма» (1875) и «Строение и жизнь социальных тел» (4 тт., 1875 — 1878) Шеффле пытался наметить, сопровождая многочисленными оговорками, пути мирного преобразования капиталистического строя в строй социализма или коллективизма, с обобществлением средств производства, таксацией цен и выдачей зарплаты в форме трудовых квитанций, выражающих процентную долю общей суммы производства.

Шеффле, однако не вошёл в «Союз социальной политики»; Шмоллер критиковал Шеффле за аналогии между биологическими и социальными явлениями, а слово «капитализм» считал подходящим для газетных статей, а не научных монографий.

Профессор Берлинского университета Адольф Вагнер (1835 — 1917), вышел из «Союза социальной политики» вследствие своей более консервативной политической позиции. Вагнер, как и Шеффле, стоял на позициях «государственного социализма». Он сформулировал исторический закон-тенденцию к «постоянному возрастанию государственных расходов» по трём основным причинам:

1) расширение социально-страховых функций государства (пенсии, помощь населению при стихийных бедствиях и катастрофах);

2) увеличение государственных ассигнований на науку и образование;

3) выпуск государственных займов для финансирования непредвиденных расходов и роста размера государственного долга и процентов по нему.

10.3. Ш. Жид и французский солидаризм


Ш. Жид и социальная экономия. Признание социального вопроса неотъёмлемой частью предмета экономической науки вызвало появление концепций, выделивших в особое направление социальную экономию. Её самым известным представителем во Франции стал Шарль Жид (1847 — 1932), один из основателей «Общества народной экономии» в городе Ниме, профессор политической экономии Парижского университета. В своём классическом учебнике по истории экономических учений он едва ли не половину места отвёл различным доктринам утопического социализма, государственного социализма, социального христианства и т.д.

Главной предпосылкой концепции самого Ш. Жида стало уподобление политической экономии «социальной медицине». Обозревая становление классической школы Жид отметил, что А. Смит, рассматривая экономические явления как натуралист, оставался прежде всего врачом, тогда как Сэй уже захотел быть просто натуралистом, не касаясь врачевания общественных болезней. Такую Жид позицию счёл неприемлемой с учётом опыта не только экономического и социального развития XIX в., но и потрясающего открытия микробиологии: самые смертоносные недуги — результат передачи от одного человека к другому инфекций, вызванных бациллами. Жид уподоблял этот факт экономическим кризисам и массовому эмоциональному заражению (в толпе или под влиянием прессы) и делал вывод о неверности отождествления «естественного» и «благотворного». Естественная взаимозависимость, или солидарность всех людей как биологических существ, оказалась источником опаснейших болезней. Так и естественный порядок в обществе, дифференцированном разделением труда и частной собственностью, позволяет одним получать незаслуженные выгоды, другим терпеть незаслуженный ущерб.

Но как человек сумел «утилизировать» для своих целей природные стихии, против которых он борется, так социальная экономия, по мнению Ш.Жида, может «утилизировать разумную солидарность для исправления грубой солидарности».

Категория солидарности и потребительская кооперация. Жид в своей концепции «солидарности» имел весьма различных предшественников:

1) сен-симониста П. Леру, пропагандировавшего исключительно мирный переход к трудовым ассоциациям;

2) манчестерца Ф. Бастиа, считавшего, что политическую экономию следует рассматривать с точки зрения потребителей;

3) французскую социологическую традицию, в которой были популярны «органицистские» теории дифференциации общества.

Социология как отдельная дисциплина, призванная, по замыслу её основателя О. Конта (1798 — 1860), завершать ряд естественных наук, возникла именно во Франции. Лидер французской социологической школы Э. Дюркгейм (1858 — 1917) противопоставил «механическую» солидарность неразвитых индивидов, выполняющих одинаковые функции, «органической» солидарности, складывающейся с ростом общественного разделения труда. Выполнение индивидами функций всё более разнородных, но взаимодополняемых подобно частям сложного живого организма, единственно соответствует, по мнению Дюркгейма, тенденциям прогресса и демократии.

Ш. Жид возразил на это, что исторически самыми жестокими конфликтами были столкновения между людьми, разнородными и чуждыми — по происхождению, религии, воспитанию, культуре. Но наблюдается тенденция к сглаживанию кастовых и родовых различий, различий в правах, в одежде и т.д. И поскольку наиболее общим свойством, присущим всем людям, является «свойство потребителя», то «преимущественное право на реализацию солидарности» принадлежит потребительской кооперации.

Жид детализировал идею солидаризма на основании своего опыта деятельности во главе Нимской школы потребительской кооперации. Он отмечал, что распространение потребительских обществ породило два противоположных типа. Один был приближением к акционерному коммерческому предприятию («Общество гражданских служащих государства и города Парижа»). Другой становился сетью учреждений, помогающих рабочему на всём протяжении его профессиональной жизни вплоть до пенсии, и рассматривался как подготовка общества, основанного на принципах коллективизма. Кооперативы Нимской школы стремились к средней линии. Они распределяли минимум чистой прибыли между участниками, чтобы предоставить возможно большую её долю производству: на создание фабрик с правом участия рабочих в прибылях или на образование кооперативных производственных союзов, которые оставались бы автономными, но получали бы от потребительских обществ и необходимые капиталы, и заказы, и общее управление. Общее направление деятельности таких товариществ Жид характеризовал как подготовку строя «правления потребителей». Особое значение он придавал потребительской кооперации как средству преодоления упёртого индивидуализма мелкого крестьянина-собственника.

Солидаризм как «средняя линия» между капитализмом и социализмом. Если как практик Ш. Жид стремился вести среднюю линию в потребительской кооперации, то как идеолог он рассматривал солидаризм как среднюю линию между экономическим либерализмом и социалистическими доктринами. Потребительская кооперация в рамках солидаризма должна быть дополнена мерами «принудительной государственной солидарности», схожими с требованиями «государственного социализма» и, прежде всего, прогрессивным налогообложением наследств и доходов.

Жид критиковал марксистский лозунг «освобождение рабочих есть дело самих рабочих», поскольку история свидетельствовала о том, что освобождение угнетённых классов почти всегда было «делом классов, стоявших выше их по социальному уровню». Но он критиковал и социальное безразличие laissez faire, считая, что справедливость выражается в уплате теми, кто «собрал плоды с древа цивилизации» и составил себе богатство, «социального долга» тем, кто не преуспел в «солидарности» свободной конкуренции. Социальные расходы должны быть употреблены на три основные статьи:

  • гарантированный минимум средств существования для каждого, устройство дешёвых домов;

  • гигиеническое содержание заводских и городских помещений, профилактика инфекционных болезней, страхование рабочих от несчастных случаев, страхование для больных и неимущих стариков;

  • бесплатное образование, учреждение столовых для школьников.

Первый опыт законодательного внедрения идей солидаризма предприняло во Франции в 1896 г. правительство во главе с премьер-министром Леоном Буржуа, обосновавшим свою программу в книге «Солидаризм» (1896). Обоснование социальной экономии было сделано Ш. Жидом во многих книгах и публичных выступлениях, включая доклад на Всемирной выставке в Париже 1900 г.

10.4. Г. Джордж: проблема справедливости, богатства и прогресса


Протест против земельной ренты. Если для социальной политики и социальной экономии в Европе кооперация и государственное вмешательство вплоть до государственного социализма были способом исправления негативных последствий свободной конкуренции, то американец Г. Джордж считал свою программу реформ направленной на устранение единственной, по его мнению, помехи для реализации всех выгод свободной конкуренции и справедливого распределения богатства. Эта помеха — земельная рента, растущая с вовлечением в оборот новых земель.

Генри Джордж (1839 — 1897), уроженец первой столицы США Филадельфии, после нескольких лет юношеских скитаний поселился на противоположном берегу страны, в Сан-Франциско, заделавшись журналистом. Джордж стал свидетелем бурного роста Сан-Франциско, обустроенного наиболее удачливыми из старателей, притянутых на Дальний Запад калифорнийской «золотой лихорадкой» (1848 г. и после), давшей также мощный стимул сельскохозяйственной эксплуатации окрестных плодородных территорий. Джордж наблюдал стремительное возвышение ценности земель и лихорадочную спекуляцию ими, а также нараставшую пропасть между богатыми и бедными в «городе миллионеров» и вокруг него. В своём сочинении «Прогресс и бедность» (1879) Джордж ставил вопрос о причинах одновременного роста крайнего богатства и крайней бедности и находил одну причину: частная собственность на землю. Вопреки Мальтусу, богатство растёт быстрее, чем количество рабочих рук. Но весь доход, доставляемый обществу ростом народонаселения и повышением производительности, присваивают землевладельцы. «Вот перед нами небольшое село; через 10 лет оно станет большим городом; ещё через 10 лет железная дорога заменит здесь дилижанс, а электричество вытеснит свечу; машины, детища прогресса наводнят его и до чудовищных размеров поднимут мощь труда. Но поднимется ли через 10 лет норма процента? Нет. Увеличится ли заработная плата? Нет. Что же увеличится? Рента, ценность земли».

В соответствии с теорией дифференциальной ренты Рикардо Джордж выводил, что вследствие конкуренции среди рабочих и владельцев капиталов величина зарплаты и норма процента устанавливаются на уровне, определяемом отдачей труда и капитала на наименее плодородном из обрабатываемом участков. Аналогично марксистской теории относительного обнищания рабочего класса Джордж доказывал, что заработная плата рабочих по сравнению со всей совокупностью продуктов богатства уменьшается. «Труд не может собирать плодов, приносимых прогрессивной цивилизацией, потому что их перехватили. Земля необходима для труда, но если она захвачена частными собственниками, то всякий рост производительной мощи труда ведёт лишь к повышению ренты». Неравным распределением земель и спекуляцией ими обусловлены искусственная редкость, низкая заработная плата и безработица; незаработанный прирост дохода снижает престиж мастерства и квалификации.

Джордж предложил изымать дифференциальную ренту посредством высокого налога на лучшие по местоположению земельные участки, и только за счёт этого «единого налога» финансировать правительственные расходы, отменив косвенные налоги, налоги на фонд заработной платы и прибыль с капитала.

Международный резонанс концепции Г. Джорджа. Идея Джорджа оказалась семенем, брошенным на подходящую почву. Быстрое капиталистическое развитие в США сопровождалось важными особенностями сравнительно с Европой: наличие больших пространств колонизуемых земель в западных штатах и высокая заработная плата позволяли развивать крупную промышленность без создания постоянного класса фабричных рабочих. Наёмный труд на фабрике оказывался переходным состоянием к приобретению участка земли (условия были облегчены знаменитым Гомстед-актом 1862 г.) и самостоятельному земледельческому занятию. Как писал российский экономист В. П. Воронцов, в Америке наёмный фабричный рабочий, часто приехавший из Европы, остаётся в этом положении несколько лет, после чего, накопив, достаточную сумму денег, приобретает участок земли и становится земледельцем, очищая таким образом сцену наемного труда для своих преемников.

Но в последней четверти XIX в. резерв свободных земель, этот, по выражению знаменитого американского историка Ф. Дж. Тернера, «предохранительный клапан» от обнищания и классовых конфликтов, был исчерпан. Рабочие, желавшие приискать для себя свободные участки, сталкивались с тем, что земли были захвачены спекулянтами и железнодорожными обществами; в результате «социальный вопрос» дал о себе знать и в США. В конце 1870-х гг. по стране прокатилась волна стачек рабочих, а в центре металлургической промышленности страны Питтсбурге взбунтовавшиеся рабочие захватили город, сожгли всё имущество местной железнодорожной компании и грабили товарные поезда.

Одновременно в Англии бывший батрак Джозеф Арч (1826 — 1919) организовал «Лигу сельскохозяйственных рабочих», требовавшую восстановления мелкой собственности на землю под лозунгом «три акра и одна корова», а великий биолог Альфред Рассел Уоллес (1823 — 1913) основал «Общество национализации земли». Оно предлагало государству выкупить всю частную земельную собственность, выплатив владельцам пожизненную ренту (но без наследования), оставив обрабатываемые поля в пользовании арендаторов и предоставив любому безземельному гражданину раз в жизни выбрать в своё владение участок земли от 1 до 5 акров.

На этом фоне книга «Прогресс и бедность» снискала читательский успех, которого не знал ни один экономический трактат XIX в. Во многих городах США прошли митинги в поддержу «единого налога», а сам Джордж с триумфом посетил в 1880-е гг. Англию, где возникло движение его последователей «За возвращение к земле», и Австралию. Публика внимала риторике Джорджа, не обращая внимания на критику его аргументов такими экономистами, как А. Маршалл в Англии и главный специалист по теории, истории и практике налогообложения в США Э. Селигмен. По возвращении в США Джордж поселился в Нью-Йорке, сформировал там Объединенную рабочую партию и баллотировался на пост мэра (1886). Проиграв выборы, он отошёл от активной политики, но его идея «единого налога» оказала влияние на муниципальное законодательство в США, Канаде и Австралии, положив начало практике прогрессивного налогообложения для перераспределения богатства.

Влияние Джорджа не ограничилось англоязычными странами. Вдохновлённое его идеями движение «Союз земельной реформы» возникло в Швейцарии. В России пропагандистом единого государственного земельного налога стал Лев Николаевич Толстой (1828 — 1910), написавший предисловия к русским переводам книг Джорджа и изложивший его концепцию устами своего героя Нехлюдова в романе «Воскресение». Последователем Г. Джорджа был также Андрей Владимирович Журавский (1882 — 1914), геолог, растениевод и этнограф, основатель первого научного учреждения в русском Заполярье — Печорской опытной (научно-исследовательской) станции (ныне носящей его имя) — и разработчик первой программы комплексного экономического освоения Севера России. Журавский полагал, что только государственная собственность на земли Русского Севера позволит обеспечить приложение там капитала — «богатства в разработке и обмене» — без ущерба для сельскохозяйственной колонизации и интересов коренного промыслового и оленеводческого населения.


10.5. Российское народничество: В. Воронцов, Н. Даниельсон, А. Чупров


Журнал «Отечественные записки» и истоки экономического народничества. Хотя «великие реформы» 1860-х в России положили конец «крепостному рабству» и сдвинули национальное хозяйство в сторону индустриально-капиталистического развития (железнодорожное строительство, акционерное учредительство), основной массой трудового населения оставалось крестьянство, скованное пережитками и последствиями крепостного права. Поэтому социальный вопрос в России, в отличие от Запада, выступал прежде всего как вопрос о судьбе крестьянства, хотя публицист Н. Флеровский (В. В. Берви, 1829 — 1918) выпустил книгу «Положение рабочего класса в России» (1869), ради чтения которой К. Маркс выучил русский язык.

Другой особенностью России, важной для её экономической мысли, было интеллектуальное влияние «толстых журналов», выходивших в Петербурге и объединявших публикацию литературных и литературно-критических произведений и критики с анализом проблем экономики, политики, истории. С 1868 г. ведущее место занимал журнал «Отечественные записки», редактируемый публицистом Г. З. Елисеевым вместе с классиками русской литературы Н. А. Некрасовым и М. Е. Салтыковым-Щедриным. Один из ведущих сотрудников журнала социолог Николай Константинович Михайловский(1842 — 1904) приветствовал перевод на русский язык «Капитала» Маркса (1872), а Григорий Захарович Елисеев (1821 — 1891) ещё до этого перевода ссылался на Маркса в своей нашумевшей статье «Плутократия и её основы» (1872). Но если введённое Елисеевым в русский язык слово плутократия (буквально по-гречески «власть богатых») осталось просто щекотливым выражением, то введённое в русский язык экономическим обозревателем «Отечественных записок» Василием Павловичем Воронцовым (1847 — 1918) понятиекапитализм имело судьбоносное значение для страны.

Перевод первого тома «Капитала» довольно быстро снискал имени К. Маркса в России значительный авторитет. Появилась даже брошюра со стилизованным изложением экономического учения Маркса для революционной пропаганды в народе («Сказка о копейке» С. М. Степняка-Кравчинского). В далёком Иркутске выдающийся историк Афанасий Прокофьевич Щапов(1831 — 1876), автор не доведённой до конца «Истории цивилизации в России», опирался на марксов анализ капиталистического накопления в статье «Что такое рабочий народ в Сибири?» (1874). Однако почитатели Маркса в России не спешили соглашаться с категоричным обобщением авторского предисловия к первому тому «Капитала», что «страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину её собственного будущего». Более того, редакция «Отечественных записок» выразила сомнения по этому поводу в письме к самому Марксу, и тот (хотя и не отправил ответ!) признал, что его «очерк возникновения капитализма в Западной Европе» не является «историко-философской теорией о всеобщем пути, по которому роковым образом обречены пойти все народы».

Н. К. Михайловский и приглашённый им уже как редактором (с 1877) в «Отечественные записки» В. П. Воронцов были особенно настойчивы в том, что Россия может миновать «роковой путь» отделения непосредственных производителей от средств производства, поскольку большинство её сельского населения сохранило владение (пусть недостаточным) земельным наделом, сочетаемое с домашними кустарными промыслами.

Михайловский ввёл различие между «ступенью» и «типом» экономического развития по социологическому критерию «цельности» работника. Европейское фабричное производство по «ступени» развития, конечно, выше русского земледельческо-кустарного хозяйства. Но оно, считал Михайловский, ниже по типу, так как раздробило человеческую личность до «частичного работника», придатка машины.

«Цельность» работника Михайловский считал главным экономическим признаком грядущего социалистического строя, между которым и старым феодализмом капитализм составляет (на Западе) «средние стадии». Возможность для России «миновать» эти стадии, избежать пролетаризации населения, опираясь на сельскую поземельную общину, — исходная предпосылка экономической концепции народничества.

В.В. и Николай-он: «капиталистический пессимизм». Главным экономистом-идеологом народничества стал Воронцов, врач по образованию, печатавший свои статьи и книги под псевдонимом В.В. Наибольшую известность получил сборник статей В.В. «Судьбы капитализма в России» (1882). Ближайшим идейным соратником В. П. Воронцова стал Николай Францевич Даниельсон (1844 — 1918), бухгалтер (с 1877 г. — главный контролер) Петербургского Общества взаимного кредита; переводчик (1-го тома в соавторстве, а 2-го и 3-го единолично) и издатель «Капитала» Маркса. Именно Даниельсон перевёл стержневой в теории Маркса понятийный ряд Werth, Gebrauchswerth, Tauschwerth, Mehrwerthкак «стоимость» (а не «ценность»), «потребительная стоимость», «меновая стоимость», «прибавочная стоимость». Единственной книгой собственных работ Даниельсона стали «Очерки нашего пореформенного хозяйства» (1893), напечатанные, как и его статьи, под псевдонимом Николай-он. Даниельсон много лет переписывался с Марксом и Энгельсом, посылал им материалы по экономическому развитию России. Но сам полагал, что в России можно было бы избежать «дуалистического антагонизма» (т.е. классовой поляризации) западноевропейского типа, если бы царское правительство действовало в интересах крестьян, привыкших распределять рабочее время между сельским хозяйством и промыслами.

Введение своеобразия геоэкономических условий России в контекст трудовой теории «стоимости» и теории воспроизводства стало решающим аргументом Даниельсона и Воронцова в их оценке экономической бесперспективности капитализма в России, а его этическую непривлекательность они объясняли, прибегая к аргументации исторического и социокультурного характера.

Воронцов и Даниельсон разработали своеобразную трактовку искусственного (и потому особенно обременительного для населения) взращивания капиталистического способа производства в России:

  1. Западная буржуазия организовала труд в форме, непригодной для работников. Но она исполнила цивилизаторскую миссию, создав крупную промышленность и возглавив борьбу за просвещение и институты политической свободы. Но в России с её историческим недоразвитием «третьего сословия» нет либеральной образованной буржуазии западного типа, а только типы, подобные сатирическим образам Салтыкова-Щедрина (Разуваевы, Деруновы и т.п.). Крупная промышленность в России возбуждается и «водворяется» правительством в основном ради военных потребностей, а российский капитал выступает не как производительный, а как спекулятивный, ростовщический, «кулацкий» (от «кулак» — монополист-перекупщик).

  2. Чем позже начнёт какая-либо страна развиваться в промышленном отношении, тем труднее ей конкурировать с опытными соперниками в международной торговле. Запоздавшая страна может заимствовать технологии из стран, ушедших вперёд, но стеснённость рынков создаст проблему реализации товаров и особенно проблему реализации особого товара рабочая сила, поскольку будет расти не число новых рабочих, а производительность труда уже занятых. Возникнет перенаселение, чреватое голодом, если нет возможностей массовой эмиграции.

  3. В добавление к предыдущему аргументу применительно к России с её суровым климатом, огромными пространствами и бездорожьем, которыми обусловлены повышенные затраты на воспроизводство рабочей силы (тёплая зимняя одежда, обогрев жилья и т.д.) и чистые (транспортные) издержки обращения. Таким образом, российские товары, если их продавать по ценам соответственно их стоимости, не будут конкурентоспособны на внешних рынках. В то же время крупная промышленность в России, не имея доступа на захваченные капиталистами передовых стран внешние рынки, имеет возможность пользоваться передовыми технико-организационными формами, выработанными на Западе. Но внутренний рынок для неё слишком узок из-за народной бедности, только усугубляемой разорением мелких производителей и вытеснением рабочей силы из-за концентрации производства. «Полёту капитализма положены у нас довольно тесные пределы» (Воронцов).

  4. Поощряя в отрыве от внутреннего спроса капиталистические условия процесса обращения (железнодорожное учредительство, хлебный экспорт, банковское дело), правительство содействует отделению производителей от средств производства и отдалению продукта от производителя. Обременённое денежными налогами крестьянство принуждено с каждым годом отчуждать возрастающее количество продуктов земледельческого труда в ущерб собственному потреблению, поэтому растёт число «упалых хозяев» (Даниельсон).

Утопия «народного производства». Шансы России избежать «извращенного направления» крупнопромышленного развития Воронцов и Даниельсон связывали с «институтами, унаследованными от нашей прошлой истории» — прежде всего с сельской общиной, и с тем, что в головах русской интеллигенции сложились представления о «формах, более идеальных» (Воронцов), чем реальный капитализм на Западе. Согласно этим представлениям, «народное производство» может сложиться благодаря:

1) опоре на общинные и артельно-промысловые традиции;

2) обеспечению интеллигенцией (экономическая составляющая «долга перед народом») крестьянского мелкого земледелия и кустарничества доступным кредитом, техническими знаниями и сбыто-снабженческими аппаратом;

3) государственному(«казённому») управления машинной индустрией до тех пор, пока не удастся изменить сельскую общину таким образом, чтобы она была в состоянии вместить формы крупной промышленности.

«Иной путь промышленного прогресса» (Воронцов) не был только умозрением — активный сотрудник «Отечественных записок» С. Н. Кривенко (1847 — 1906), например, обладал практическим опытом участия в земледельческо-промышленной артели, основанной на юге России выдающимся изобретателем-электротехником А. Н. Лодыгиным (1843 — 1923) и прекратившей существование в 1878 г. из-за восстания кавказских горцев во время русско-турецкой войны. Однако осталось непонятным, как можно вовлечь самодержавное государство в содействие перерастанию общинного строя в «крупное обмирщённое производство» (Даниельсон) без борьбы за политические свободы и представительного правления, как полагали идейные борцы с «капитализмом на русской почве».

Университетское народничество: А. Чупров. Едва ли о ком из русских экономистов с такой теплотой отзывались современники, как об Александре Ивановиче Чупрове (1842 — 1908), профессоре политэкономии и статистики Московского университета (1878 — 1899). Разночинец, убеждённый сторонник идеи служения народу, Чупров в молодости вместе с выдающимся физиком Н. А. Умовым организовал Общество распространения технических знаний для помощи крестьянам и кустарям, а позднее сформировал школу земской статистики. Магистерская и докторская диссертации (1875 — 1878) принесли ему репутацию крупнейшего специалиста по экономике железнодорожного хозяйства; как эксперт и публицист влиятельной газеты «Русские ведомости» Чупров посвятил себя деятельности за обеспечение государственного контроля над российской железнодорожной сетью (её создание на основе раздачи частным лицам прибыльных концессий сопровождалось многочисленными злоупотреблениями). В старости, уехав за границу в лечебных целях, Чупров обратился к сравнительному изучению земледелия и сельскохозяйственной кооперации в странах Западной Европы. В начале ХХ в. он преподавал в основанной известным социологом Максимом Ковалевским Русской Высшей школе общественных наук в Париже, где сблизился с приглашённым туда для чтения лекций Шарлем Жидом.

Чупров был сторонником историзма, но не отвергал теоретического вклада рикардианства; высоко ценил «Капитал» (но не революционные выводы) К.Маркса. Однако для решения аграрного вопроса и английская классическая политэкономия, и марксизм оказались непригодны. Первая, по словам Чупрова, обобщила пример «пышного развития» крупной фермерской системы как «прочного оплота высокого чистого дохода»; второй предрекал неизбежное падение мелкого сельского хозяйства. На крупное земледелие была ориентирована и сельскохозяйственная экономия, созданная в Германии в первой половине XIX в. А. Теэром и Й. фон Тюненом и насаждавшаяся в России в учебных заведениях, учреждённых после отмены крепостного права, — Петровской академии (Москва) и Ново-Александрийском институте (Варшава).

Чупров, систематизировав отличия промышленного труда от земледельческого, определяющие ограниченное действие в сельском хозяйстве закона концентрации производства, поставил вопрос об устойчивости мелкого земледелия и даже о его возможном перевесе над крупным — при «планомерном проведении кооперативного принципа в соединении с организованной агрономической помощью». Основанием для такого вывода были успехи, достигнутые в континентальных странах Европы (Италии, Франции, Германии и особенно Дании) вопреки мировому аграрному кризису 1874 — 1895 гг. и благодаря «солидарной ответственности» в сельском хозяйстве (земледельческие синдикаты, кооперативные товарищества). Своего рода экономическим завещанием А. И. Чупрова стал его аграрный проект, изложенный в книге «Мелкое земледелие и его основные нужды» (1907) и отрицавший отождествление русской сельской общины с институтом, тормозящим агротехнический прогресс. Чупров рассчитывал на организацию разветвлённой помощи крестьянству со стороны интеллигенции и правительства — от агрономических рекомендаций до кредита — для перехода от архаичного трёхполья к плодосменному земледелию и кооперативному объединению.

10.6. Ревизионизм в социал-демократии и этико-социальное направление. С. Булгаков



Э. Бернштейн: ревизионизм, оппортунизм, реформизм. В канун ХХ и и в рядах социал-демократии возникло течение, призывавшее изменить направленность стратегии рабочего движения в Европе с революционной на реформистскую. Это течение вызвал Эдуард Бернштейн (1850 — 1932), один из лидеров II Интернационала, призвавший к пересмотру — ревизии — основ марксизма. Бернштейн предлагал заменить марксистский радикализм, основанный на «теории неизбежного крушения» капитализма под бременем внутренних противоречий и лозунге ««диктатуры пролетариата», оппортунизмом (от лат. «оpportunus» — удобный, выгодный, возможный) — развитием экономического и политичес­кого влияния рабочего класса в пределах капиталистического общественного порядка. Бернштейн обосновал свою позицию в книгах «Предпосылки социализма» (1899) и «Возможен ли научный социализм?» (1901), содержавших развёрнутую критику взглядов Маркса и Энгельса — противоречий между их разными утверждениями, оценок экономи­ческих и социальных тенденций, прогнозов будущего.

Бернштейн считал необходимым отказаться от положений «Коммунистического манифеста» о том, что пролетарии не имеют отечества и им «нечего терять, кроме своих цепей». Он констатировал, что во 2-й половине XIX в. в крупнейших странах Западной Европы материальное положение рабочих масс улучшалось, а классовая поляризация ослабевала; росла численность промежуточных слоёв, и сам рабочий класс представляет собой не однородное образование, а дифференцированную совокупность групп. С расширением политических прав и возможностей роста благосостояния пролетарий всё больше становится гражданином, заинтересованным не только в борьбе, но и в сотрудничестве классов, в эволюционном пути развития, ведущем к постепенной социализации.

Бернштейн указал, что Маркс и Энгельс, проводя грань между утопическим и «научным» социализмом, ошиблись в перспективах производительных товариществ (кооперативных фабрик) как прообразов социалистической организации производства и, напротив, явно недооценили значение потребительской кооперации для рабочих. Бернштейн призвал «брать рабочих такими, как они есть», и не возлагать на них «историческую миссию», которая, вероятнее всего, выродится в «диктатуру клубных ораторов и учёных», поскольку самая жестокая революция в состоянии лишь весьма медленно изменить всеобщий уровень большинства нации.

Учитывая полемику вокруг философской и политэкономической составляющих учения Маркса, Бернштейн рекомендовал отказаться от понятия «научный социализм» ввиду неизбежных расхождений между научным познанием и человеческими интересами, и различать социализм «критический» (анализ современного общества) и «практический». Для «практического социализма», по мнению Бернштейна, не было необходимости настаивать на материалистическом понимании истории и теории прибавочной ценности. Он не должен был быть скован концепциями и проектами, но опираться на интересы — не только экономические, но и моральные, «идеалистические» (социального характера). Постановка Бернштейном вопроса о «практическом» — в противоположность «научному» — социализме вела к интерпретации эволюционного рабочего движения как продолжения «дела либерализма», а социал-демократии — как демократической партии социальных реформ.

Выступление Бернштейна (с 1902 — депутата германского рейхстага) раскололо европейскую социал-демократию на два крыла — «ортодоксальное» и ревизионистское; наиболее решительными «ортодоксами» стали российские марксисты во главе с В. Улья­новым-Лениным.

С. Булгаков: аграрный ревизионизм. Бернштейн оказал поддержку ревизионизму в аграрном вопросе, распространившемуся среди французских социалистов и части австрийских и германских социал-демократов. Затяжное падение мировых цен на хлеб в 1874 — 1895 гг., вызванное наплывом дешёвого заокеанского зерна вело к массовому разорению капиталистических фермеров в Европе; напротив, мелкие хозяйства, ориентированные прежде всего на удовлетворение собственных потребностей, обнаружили живучесть и приспособляемость. Эти факты, противоречившие категоричным выводам К. Маркса о крестьянском хозяйстве как историческом пережитке, обреченном на неизбежное вытеснение крупным капиталистическим производством, способствовали концепции устойчивости мелкого крестьянского хозяйства.

Разобраться в аграрном вопросе как наименее прояснённом в марксизме попытался русский марксист С. Булгаков. Ожидая сравнительно-историческим исследованием аграрных отношений подтвердить «всеобщую приложимость закона концентрации производства и вообще тождественность эволюции промышленности и земледелия», он получил обратный результат.

Булгаков признал ошибочным подход Маркса к капитализму в Англии как типичному и к эволюции крестьянского хозяйства под общим капиталистическим знаменателем. Основные выводы книги Булгакова «Капитализм и земледелие» таковы:

  1. Не существует универсальной тенденции капиталистического накопления. Бедствия «первоначального накопления» и ранней стадии капитализма были связаны с предкапиталистическим перенаселением, обусловленным «распрямлением пружины» размножения народной массы после отмены крепостного права и насильственной экспроприацией крестьянства. Избыточный прилив из деревни рабочих сил с низким уровнем навыков и потребностей, без способности к сопротивлению, позволял удерживать на минимуме заработную плату и удлинять рабочий день (господство абсолютной прибавочной ценности).

Но к периоду «полного расцвета капитализма» (господство относительной прибавочной ценности) устанавливается тенденция «к постепенному отмиранию самых тяжелых и грубых форм эксплуатации человека человеком». Сокращение рабочего дня, поднятие заработной платы, успешное развитие рабочих организаций всякого рода «врачуют» раны, оставленные прошлыми эпохами; причём в сельском хозяйстве усиливаются позиции крепкого крестьянского хозяйства за счёт крупного капиталистического предприятия.

  1. Крупное производство в земледелии было самой ранней формой капиталистического предприятия, но оно было «наследием средних веков» — результатом насильственного обезземеливания мелких производителей в Англии (XVI — XVIII вв.), а затем в Пруссии (первая половина XIX в.). Крупное товарное земледелие некоторое время оно шло во главе хозяйственного прогресса, но не вследствие технических преимуществ, а за счёт самой грубой эксплуатацией нищенского населения. А после «перелома цен» вследствие экспансии дешёвого заокеанского хлеба крупное землевладение в Германии стало дробиться, не удерживая рабочей силы, и уступать место — где относительно, а где и абсолютно — крестьянскому хозяйству.

3. Крестьянское же хозяйство имеет особую природу и более, чем любая другая форма, отвечает интересам общества, так как не претендует даже на среднюю прибыль и довольствуется тем, что развитие неземледельческой сферы облегчает крестьянам доступ к благам цивилизации.

От ревизионизма к «христианской политэкономии». Сергей НиколаевичБулгаков(1872 — 1944) был сыном священника, но в отрочестве предпочёл «принудительному благочестию» нигилизм. Бросив семинарию, поступил в Московский университет, где изучал политэкономию под руководством А. И. Чупрова, а затем «обратился» в марксизм и принял активное участие в полемике с народничеством. Двухтомная работа «Капитализм и земледелие» (1900) принесла ему должность профессора политэкономии в Киевском политехническом институте (1901), но этот внешний успех сопровождался внутренним надломом.

Булгаков прочувствовал в своём исследовании, сколь болезненны «великие перемены в хозяйственной жизни народов», совершаемые «под давлением жестокой необходимости, а не свободного выбора». Насильственное лишение мелких производителей земли с сопровождавшими его бедствиями оказалось необходимым условием «создания теперешней цивилизации», «перехода к высшей форме производства». Франция благодаря Великой революции не знала позора экспроприации. Революционное и послереволюционное аграрное законодательство позволило стране, распространив мелкую земельную собственность, избежать массовой пролетаризации населения, а заодно и покончить в XIХ в. с теми голодовками, которыми было отмечено XVIII столетие. Но именно в замедленной пролетаризации — корни экономического отставания Франции от Англии и Германии к началу ХХ в.

Удручённый тем, что «история не знает справедливости», а «цена экономического прогресса» слишком велика, Булгаков пришёл не только к ревизии марксизма, но и к разрыву с гуманистической теорией прогресса — «основной верой XIХ века», которая в марксистском варианте трактует неизбежные страдания капитализма как цену будущей гармонии социализма. Булгаков отрёкся от марксизма как от «суеверия», которое, отвергая буржуазные идеологии, сходится с ними в экономическом материализме, сводящем прогресс к сфере материальных жизненных благ, и представляет собой разновидность «языческой политической экономии».

Настаивая после перехода «от марксизма к идеализму» на возможности и необходимости «христианской политэкономии» как прикладной этики, в которой даны общие религиозные основания для воплощения в практическую жизнь христианских заветов, Булгаков так переформулировал постановку вопросов об экономическом и социальном прогрессе:

  • народное богатство как «достигнутую мощь человеческого гения» в борьбе с «принудительной властью природы» не следует смешивать с личным богатством;

  • рост народного богатства может явиться средством как высшего утверждения человечества на пути добра, так и глубочайшего падения в духовное забытьё и грубые плотские соблазны;

  • аскетический корректив, вносимый в оценку экономического прогресса и связанного с ним роста потребностей, предостерегает от «хозяйственного ослепления», духовного пленения богатством;

  • социальному прогрессу противоречит сосредоточение богатств в руках немногих и порабощение остальных.

Последний пункт отнюдь не означал призыва к антикапиталистическому уравнительному распределению; напротив, Булгаков подчёркивал и необходимую роль предпринимателей как организаторов промышленности, и «отчуждение части трудового продукта в пользу лиц, не участвующих непосредственно производительном процессе, получение прибыли», как предпосылку культурного развития. Однако он указывал, что чрезмерное накопление личного богатства, освобождая от необходимости труда, искушает «небывалой роскошью, которую может создать техника капитализма». Интересна характеристика Булгаковым моды и связанной с ней рекламы как карикатуры на то спасительное и «необходимое объединение человечества, которое достигается в историческом процессе».

В своём последующем опыте развития «философии хозяйства» Булгаков уточнил своё понимание прогресса:

  • экономический прогресс есть создание народного богатства как направление индивидуальных усилий, соответствующих христианскому требованию отказа от личного богатства, на рост материальной культуры общества в целом;

  • социальный прогресс есть такой рост народного богатства, при котором увеличение количества создаваемых материальных благ не сопровождается увеличением неравенства в их распределении.

Булгаков защитил в Московском университете докторскую диссертацию по политэкономии «Философия хозяйства» (1912), однако в целом его «христианская политэкономия» не нашла одобрения у экономистов-современников. Гораздо больший интерес она вызывает в вековой ретроспективе: с 1999 выходит журнал «Философия хозяйства» под редакцией профессора МГУ, руководителя лаборатории философии хозяйства Ю. М. Осипова.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА





  1. Бернштейн, Э. Возможен ли научный социализм? // Полис, 1991, № 4.

  2. Воронцов, В. П. Экономика и капитализм. Избранные сочинения. Вст. ст. и предисловие А. И. Кравченко. — М. : Астрель, 2008.

  3. Даниельсон, Н. Ф. Очерки нашего пореформенного хозяйства // Народническая экономическая литература. — М. : Соцэкгиз, 1958.

  4. Джордж, Г. Прогресс и бедность: исследование. Причины промышленных застоев и бедности, растущей вместе с ростом богатства. Средство избавления. — М. : РИЦ «Татьянин день», 1992 .

  5. Жид, Ш., Рист Ш. История экономических учений. — М. : Экономика, 1995. Кн. 5, гл. II—III.

  6. Чупров, А. И. Россия вчера и завтра. — М. : Русскiй мiръ, 2009.

  7. Гловели, Г. Д. Геополитическая экономия в России: от дискуссий о «самобытности» к глобальным моделям (XIX — начало ХХ вв.). — СПб. : Алетейя, 2009. Ч. 1, гл. 5.

  8. Зверев, В. В. Н. Ф. Даниельсон, В. П. Воронцов: два портрета на фоне русского капитализма. — М. : Русское книгоиздательское товарищество. 1997.


ЧАСТЬ 3. КОНЦЕПЦИИ СТАДИАЛЬНЫХ И ЦИКЛИЧЕСКИХ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИЗМЕНЕНИЙ



Историю политической экономии ХIХ в. можно считать развёрнутыми критическими комментариями к положениям, выдвинутым классической школой; комментариями, в которых задавали тон марксизм и историческая школа, и направление которых можно свести к двум главным пунктам:

  • критика исходной абстракции «экономического человека», преследующего свой эгоистический интерес («самоинтерес», как переводили в России «self-interest» А. Смита);

  • критика представлений об универсальности и неизменности законов производства, обмена и распределения.

Критика способствовала тому, что к началу ХХ в. понятие «экономическая система» стало чаще обозначать не доктрину какого-либо экономиста или школы, а тип общественно-экономического устройства, причём, как правило, речь шла о «капитализме» как типе, распространившемся из Западной Европы по всему миру.

Во внедрении в научный и обыденный язык понятий «капитализм», «капиталистический строй», «капиталистический способ производства» главная роль принадлежала марксизму и исторической школе в политэкономии, и эти же направления в основном определили продолженные в ХХ в. тенденции исследований:

  • капитализма как экономической системы, развивающейся по определённым стадиям и подверженной циклическим колебаниям (см. гл. 11 и 14);

  • социализма как экономической системы (формации), ожидаемой (а после 1917 г. — практически воплощаемой в России — СССР) как антитеза капитализму (см. гл. 12).

Марксизм и историческая школа были различны по времени и пространству идейного и практического влияния (у первого несравнимо больше), но в концептуальной ретроспективе сопоставимы. Они различались также в характеристиках изменений капиталистической системы и её (возможной) замены социалистической: эволюционное понимание — у исторической школы; обоснование революционности — у марксизма. С эволюционным подходом в экономической мысли начала ХХ в. выступили также российская аграрно-кооперативная теория (см. гл. 13), столкнувшаяся с марксизмом, и американский институционализм (см. гл. 15), «родственник» исторической школы.

Общим для всех перечисленных направлений является их альтернативность маржиналистской парадигме, определившей рассматриваемую в части 4 историю формирования основного течения (мэйнстрима) экономического анализа ХХ в.

1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   47


написать администратору сайта