Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество. Грядущее постиндустриальное

• Название: Грядущее постиндустриальное
• Анкор: Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
• Дата: 02.02.2017
• Размер: 5.69 Mb.
• Имя файла: Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
• Тип: Книга; #1773
• страница: 45 из 51

го процесса познания”. Образование — это утверждение принци­па интеллектуального и художественного порядка посредством поиска взаимосвязей в дезорганизованном мире знаний⁶⁵.

II

ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ РАВЕНСТВА

Проблемы образования, доходов и статуса попали в сферу соци­альной политики, ибо равенство всегда представляло собой одну из основных ценностей американской политической системы. Но никогда не существовало четкого представления о равенстве, и первая форма интерпретации этой идеи, восходящая к XVII веку, заметно отличалась от того расхожего мнения, которое сложи­лось к третьему десятилетию XIX столетия. Те, кто основал ко­лонии — по крайней мере в Новой Англии, начиная с первых переселенцев, заключивших договора на борту судна “Мейфлауэр” [1620 год], — считали себя “сообществом достойных личнос­тей, связанных священными узами”. Это было равенством, но в пуританском понимании равенства избранных. Строй мысли твор­цов американской Конституции определяла идея добродетели как избранности по способностям (а не по милости божьей). Стран­ная смесь римских представлений о республиканском строе и локковских элементов мышления — поскольку и те и другие подчер­кивали роль аграрных добродетелей и сельского труда — наполня­ла их язык. Центральной проблемой были независимость и те ус­ловия, при которых человек мог быть свободным. Но само обра­щение к языку Локка уже предполагало в неявной форме приня­тие идеи иерархичности -- иерархичности интеллекта. Поскольку на первое место выдвигалось мышление, то предполагалось, что некоторые люди “мыслят” лучше, чем остальные, они более спо­собны, более интеллигентны, и, таким образом, образуют есте­ственную аристократию.

⁶⁵ Эти мысли я раскрыл в более широком историческом и философском ра­курсе в книге: Bell D. The Reforming of General Education. N.Y., 1966 (см., в частности, главу 4 — “Необходимость реформы: некоторые философские предпо­сылки” и главу 6 — “Новая внутренняя логика”). Цитата содержится в: Bell D. The Reforming of General Education. N.Y., 1968. P. 151.
Единственное исключение было представлено “вероисповеда­нием Джексона” (говоря словами М.Мейера). В нем мысль заме­нена на мнения и чувства, и настроения каждого человека рас­сматривались как равноценные чувствам остальных людей. Именно это и было поразительно отмечено А. де Токвилем. Начальные строки его “Демократии в Америке” гласят: “Ни одно новшество в Соединенных Штатах не поразило меня в течение моего пре­бывания больше, нежели равенство условий. Легко увидеть ог­ромное влияние этого основополагающего факта на развитие всего общества. Он придает особую роль общественному мнению и особую силу законам, накладывает новые ограничения на тех, кто управляет, и прививает особенные привычки управляемым”. И, размышляя о значении этого нового принципа, А. де Токвидь заключает: “Поэтому постепенный прогресс равенства является чем-то неизбежным. Основные черты этого прогресса сводятся к следующему: он является универсальным и непрерывным, проте­кающим ежедневно вне пределов человеческого контроля, и каж­дое событие и каждый человек помогают его движению. Являет­ся ли обоснованным предположение о том, что этот процесс, осу­ществлявшийся в течение столь долгого времени, может быть остановлен одним поколением? Можно ли представить себе, что­бы демократия, которая разрушила феодальную систему и побе­дила королей, пала бы перед средними классами и богатейшими сдоями? Остановится ли она сейчас, когда стала столь мощной, а ее противники — такими слабыми?”⁶⁶.

В Америке девятнадцатого века, однако, концепция равенства никогда не была точно определена. В своих общих утверждениях она сводилась к представлению о том, что каждый человек так же хорош, как и любой другой, и ни один человек не лучше про­чих. На практике это означало, что никто не должен был стре­миться стать аристократом и повелевать другими людьми. В этом смысле идея представляла собой ответную реакцию на сильно стратифицированное европейское общество, и посетители Аме­рики в то время именно так ее и понимали. В позитивном плане равенство означало шанс вырваться вперед, который не зависел от происхождения человека, предполагало, что на этом пути не существует формальных барьеров или строго очерченных рамок.

⁶⁶ Tocqueville A., de. Democracy in America. N.Y., 1966. P. 3, 5-6.
Именно подобное сочетание качеств — отсутствие почтительно­сти и акцент на личные достижения — и придало Америке девят­надцатого века ее революционную притягательность, такую силь­ную, что, когда туда приехали немцы, участвовавшие в револю­ции 1848 года, включая даже членов марксова Социалистическо­го рабочего клуба Криге и Видлиха, они отказались от европей­ского социализма и стали республиканцами.

Сегодня на повестке дня стоит пересмотр понятия равенства. Принцип, который был средством изменения огромной социаль­ной системы — принцип равенства возможностей, — в настоя­щее время, кажется, ведет к возникновению новой иерархии, и требование момента сводится к тому, что “справедливая система старшинства”, по выражению Дж.Локка, требует преодоления всех * видов неравенства, иди создания равенства результатов — в до­ходах, статусе и власти — для всех членов общества. Этот воп­рос является основной проблемой ценностной ориентации пост­индустриального общества.

Принцип равенства возможностей проистекает из фундамен­тального положения классического либерализма о том, что чело­век — а не семья, община иди государство — является единствен­ной ячейкой общества и что цель социального устройства состоит в том, чтобы обеспечить человеку свободу реализации его собствен­ных целей —благодаря своему труду обретать собственность, пу­тем обмена удовлетворять свои потребности, в соответствии с вер­тикальной мобильностью достигать положения, соответствующе­го его талантам. Предполагалось, что люди отличаются друг от друга — по своим естественным способностям, энергии, устрем­лениям и мотивации, в их представлениях о желаемом, — и соци­альные институты должны установить правила справедливого ре­гулирования конкуренции и обмена, необходимые для воплоще­ния этих различающихся желаний и способностей.

Как принцип, равенство возможностей отрицает приоритет рождения, семейственности и покровительства, как и любого дру­гого критерия определения общественного положения, кроме справедливой конкуренции, равно открытой талантам и амбици­ям. По определению Т.Парсонса, такое равенство утверждает универсализм над партикуляризмом, достижения над предписа­нием. Оно является идеалом, унаследованным непосредственно от эпохи Просвещения, как он сформулирован И.Кантом в виде принципа индивидуальных достоинств, доведенного до степени категорического императива.

Социальная структура современного общества — в его бур­жуазной форме универсализма денег, в его романтической фор­ме напора амбиций, в его интеллектуальной форме приоритета знаний — основывается на этом принципе. Традиционные обще­ства (восемнадцатого века и более ранние) отдавали “почетный” приоритет земле, армии, церкви, и только права рождения иди наследования могли обеспечить доступ к этим институтам. Даже в тех случаях, когда номинально существовала мобильность — своды Красного и Черного уложений, — наборы в армию (как, например, в Англии вплоть до середины XIX столетия) были до­ступны только благодаря покупке соответствующих прав, а сан священника в церкви открывался через семейные связи. Наступ­ление эпохи модернити означало выкорчевывание этого страти­фицированного порядка с помощью принципа открытости, из­менчивости и социальной мобильности. Капиталист и предпри­ниматель заменили помещичью аристократию, правительствен­ные чиновники получили власть над армией, интеллектуалы при­шли на место священнослужителей. И, в принципе, все эти новые посты оказались открыты для одаренных людей. Таким образом произошла настоящая социальная революция: совершилась пере­мена в. базе статуса и власти, и возникла новая форма доступа к общественно значимым позициям и привилегиям.

Постиндустриальное общество добавляет новый критерий к определениям базы и доступа: технические навыки становятся ус­ловием оперативной власти, а высшее образование — средством их получения. В итоге имеет место сдвиг в распределении власти, в результате которого в ключевых институтах общества определя­ющим фактором становится техническая компетентность: в про­мышленности семейный капитализм заменяется управленческим; в правительстве покровительство вытесняется государственной службой и бюрократизацией; в университетах монополия старых социальных элит, формировавшихся обычно из американцев анг­лосаксонского происхождения и протестантского вероисповеда­ния, окончивших старейшие университеты Новой Англии, нару­шается другими этническими группами, особенно евреями. Все в большей степени представители новых профессий, особенно ин­женеры и экономисты, начинают играть решающую роль в принятии общественных решений. Постиндустриальное общество в этом разрезе статуса и власти является логическим продолжением меритократии; оно узаконивает новое социальное устройство, осно­вывающееся, в принципе, на приоритете образованного таланта.

В реальности меритократия представляет собой, таким обра­зом, замену одного принципа стратификации другим; предписа­ний достижениями. В прошлом — и в этом проявлялся прогрес­сивный характер либерализма — этот новый принцип считался справедливым. Люди должны были оцениваться — и вознаграж­даться — не в зависимости от происхождения иди родственных уз, а благодаря индивидуальным достоинствам. Сегодня этот принцип превращается в новый источник неравенства и социаль­ной — если не сказать психологической — несправедливости.

ВОЗРАЖЕНИЯ ПРОТИВ МЕРИТОКРАТИИ

Социологические и философские возражения против меритокра-тии носят противоречивый и перекрывающий друг друга харак­тер.

1. Генетика и интеллект. Если предположить, что меритокра­тия формируется исключительно на основе интеллекта, а сам ин­теллект зависит от унаследованных генетических различий, то оказывается, что человек попадает в привилегированное положе­ние на основе генетической лотереи, и это является весьма про­извольной основой для социальной справедливости.

2. Социальный класс. Никогда не может существовать чистой меритократии, ибо обладающие высоким статусом родители не­избежно будут пытаться передать детям свои позиции, либо ис­пользуя свое влияние, либо просто в силу культурных преиму­ществ; таким образом, уже через одно поколение меритократия превратится в замкнутый привилегированный класс.

3. Роль случая. В Соединенных Штатах имеет место значи­тельная социальная мобильность, но она меньше зависит от обра­зования, способностей иди семейного происхождения, чем от не­материальных и случайных факторов, таких, как удача и компе­тентность, приобретаемые на конкретном рабочем месте. К.Дженкс и его соавторы, анализируя воздействие семьи и образования на социальную мобильность, заключают: “Бедность не является по преимуществу наследственной. Хотя дети, рожденные в бедности, имеют в среднем больше шансов остаться бедняками, в этой среде по-прежнему присутствуют значительные экономические отличия между поколениями. Между братьями, выросшими в одном доме, существует почти такое же экономическое неравенство, как и сре­ди населения в целом... Существует также экономическое нера­венство среди тех, кто получает высокие оценки на экзаменах, и оно не меньше среднего для всего общества. Выравнивание отме­ток по чтению не привело бы к уменьшению числа экономических “неудачников”... Наше исследование приводит к выводу, что мно­гие широко распространенные объяснения причин экономическо­го неравенства являются в значительной мере ошибочными. Мы не можем возложить ответственность за экономическое неравен­ство исключительно на генетические различия в способностях лю­дей к абстрактному мышлению, поскольку среди людей с одинако­вым уровнем интеллектуального коэффициента имущественное не­равенство столь же распространено, как и среди населения в це­лом. Мы не можем считать, что экономическое неравенство явля­ется исключительно следствием того, что родители передают де­тям свои недостатки, поскольку среди людей, чьи родители имеют сходный экономический статус, неравенство присутствует почти в тех же размерах, как и среди населения в целом. Мы не можем относить экономическое неравенство на счет различий между шко­дами, поскольку они, кажется, имеют очень незначительное воз­действие на любые поддающиеся оценке качества людей, которые их посещали. Экономический успех, скорее всего, зависит от соче­тания удачи и компетентности на своем рабочем месте, которые лишь весьма условно связаны с семейным происхождением, полу­ченным образованием и экзаменационными оценками”⁶⁷.

Таким образом, существует некая ситуация неравенства, ко­торая имеет оправдание на основе принципов достижений иди меритократии, но не порождается таковыми, и поэтому вознаг­раждения за мобильность иди, по крайней мере, степень их нера­венства, не являются оправданными.

4. Принцип — иди иллюзия — того, что меритократия приви­вает обществу чувство конкуренции, наносящей ущерб тем, кто преуспевает, но еще более тем, кто терпит неудачи. Как пишет

⁶⁷ Jencks С., et al. Inequality. N.Y., 1972. P. &.
Дж.Карабел, “меритократия более конкурентна, нежели ярко ныраженное классовое общество, и эта безудержная конкурен­ция требует платы как от проигравших, чье самоуважение под­рывается, так и от победителей, которые могут относиться более ханжески к своему элитарному статусу, чем иные традиционные правящие группировки. Помимо возросшей эффективности, весь­ма сомнительно, чтобы маниакально конкурентное неэгалитарное общество было большим шагом вперед по сравнению с обще­ством предписывающим, которое по крайней мере не побуждает свои беднейшие сдои замыкаться в их жизненных неудачах”⁶⁸.

5. Принцип равенства возможностей,, даже полностью реали­зованный на основе таланта, лишь воссоздает неравенство в каж­дом новом поколении и становится, таким образом, консерватив­ной социальной силой⁶⁹. В своей наиболее вульгарной форме этот аргумент сводится к тому, что равенство возможностей является средством для отдельных групп (например, евреев) вывести “сво­их” в верхи общества и лишить опоздавших (например, черноко­жих) справедливой доли благ. Именно этот аргумент применялся, например, в Нью-Йорке, где было выдвинуто обвинение, согласно которому евреи в свое время использовали системы оценки спо­собностей для отсева католиков, которые традиционно воспиты­вались в условиях системы покровительства, при поступлении в колледжи, а в настоящее время такая система стада средством ди-

⁶⁸ Karabel J. Perspectives on Open Admissions. P. 42.

¹⁶⁹ Таково было сделанное более шестидесяти дет назад утверждение У.Х.Маллока, англичанина, скептически относившегося к демократии и, веро­ятно, наиболее способного консервативного мыслителя конца XIX века. В кни­ге “Пределы чистой демократии” (1917) он утверждал, что цивилизация разви­вается только благодаря способностям немногих творческих личностей и что полное равенство означало бы конец экономического прогресса и культуры. Исходя из этого, У.Х.Малдок писал: “Требование равенства возможностей, хотя и имеет определенную революционную форму, является в реальности — и это заложено в самой его природе — симптомом умеренности иди скорее Ненаме­ренного консерватизма, от которого массы обычных людей не в состоянии, даже если бы они и захотели, отречься... Жажда равных возможностей — жажда иметь право возвыситься — является стремлением к занятию позиции или ус­ловий, которые не являются равными, но которые в противоположность им представляются лучшими по сравнению с любыми позициями или условиями, достигаемыми путем совместного приложения талантов всех [членов общества]” (цит. по кн.: Williams R. Culture and Society. L., 1958. P. 164-165).
шения афроамериканцев высокого уровня образования. В своей чистой форме данный аргумент сводится к тому, что социальная справедливость должна означать равенство не в начале гонки, а в ее конце; равенство не возможностей, но результатов.

Эта перемена в настроениях общественности — недоверие к меритократии — произошла в основном в течение последнего десятилетия. Администрации президентов Дж.Ф.Кеннеди и Л.Б.Джонсона в результате ответа как на революцию в граждан­ских правах, так и на стремление к высшему образованию как “пути к лучшим местам в обществе” превратили равенство в цен­тральную проблему социальной политики. Но внимание, однако, было почти полностью обращено на расширение равенства воз­можностей, в основном в сфере школьного образования: через бес­платное обучение, программы дошкольного образования, перепод­готовку рабочей силы с целью повышения уровня квалификации, ингеграцию школьной системы, доставку детей из гетто в приго­родные школы, свободный доступ к сфере образования и т.п. Было ясно, что дети чернокожих и бедняков с культурологической точ­ки зрения находятся в ущемленном положении, которое необхо­димо устранить. Предполагалось, что упомянутые программы ре-шаг эту задачу. Для их оправдания президент Л.Б.Джонсон, про­возглашая политику квотного набора учащихся, использовал об­раз скованного бегуна: “Вообразите себе забег на сто ярдов, в котором у одного из двух бегунов ноги опутаны оковами. Он едва покроет десять ярдов, в то время как другой бегун убежит на пять­десят. В этот момент судьи решат, что соревнование проводится в неравных условиях. Каким образом они могут исправить ситуа­цию? Следует ли просто снять оковы и позволить соревнованию продолжаться? В этом случае можно сказать, что “принцип рав­ных возможностей” наконец восторжествовал. Но один из бегу­нов по-прежнему находится на сорок ярдов впереди другого. Не быдо бы справедливее позволить ранее скованному бегуну преодо­леть этот разрыв иди даже начать соревнование заново? Это и составляет содержание политики квот для обеспечения равенства”⁷⁰.

Перемены в настроениях, однако, начались с осознания того факта, что школьное образование имеет небольшое воздействие

⁷⁰ Исполнительный указ президента за № 11246 (сентябрь 1965) (цит. по: Raab Е. Quotas by Any Other Name // Commentary. January, 1972. P. 41).
на рост успехов иди на преодоление отчаянного отставания не­гритянских детей по сравнению с белыми. В 1966 году профес­сор Дж.Коулман из Университета Джонса Гопкинса во исполне­ние положения Закона 1964 года о гражданских правах провел обстоятельное исследование 4 тысяч школ и 600 тысяч учащихся. Управление образования, под эгидой которого проводилось это обследование, да и сам профессор Дж.Коулман ожидали обнару­жить огромное неравенство в средствах, выделяемых на содер­жание школ для чернокожих и белых, и использовать этот ре­зультат для обоснования массированных федеральных расходов с целью выравнивания этого дисбаланса. Но доклад, озаглавлен­ный “Равенство возможностей в системе образования”, признал, что между школами, в которых обучались дети чернокожих и белых, существовали лишь небольшие отличия по таким показа­телям, как размер учебных помещений, преподаваемые дисцип­лины, и другим критериям, которые могли быть количественно измерены. Исследование также обнаружило, что значительный разрыв между черными и белыми детьми наблюдался уже в пер­вых классах и что, вопреки сходным условиям обучения, он рас­ширялся к моменту окончания начальной школы. Единственной устойчивой переменной, хорошо объяснявшей различия внутри каждой расовой иди этнической группы, была степень образова­тельного уровня и экономического положения родителей. Про­фессор Дж.Коулман отмечал: “Во-первых, в рамках каждой ра­совой группы тесная корреляция образовательного и экономи­ческого уровня семьи и подученных оценок не уменьшалась в те­чение обучения в шкоде, и даже имела тенденцию к увеличению по сравнению с начальными классами. Во-вторых, большие вари­ации в достижениях учащихся отмечаются в пределах одной школы и меньшие — среди учеников разных школ. Вывод из этих результатов очевиден: различия в семейном положении объясня­ют большую часть различий в получаемых оценках, нежели разли­чия в качестве школ”. Однако не было обнаружено переменной, которая хорошо объясняла бы различия между расовыми группа­ми, включая даже измеряемые семейные характеристики, — и по­этому многие опять обратились к генетическим объяснениям.

Выводы доклада Дж.Коулмана привели в смущение бюрокра­тию и поначалу подучили небольшой резонанс. Опубликованный в июле 1966 года, доклад был лишь вскользь упомянут в “Нью-Йорк тайме” и некоторых еженедельных журналах. Но по мере того, как взрывной характер его результатов становился все бо­лее известен, он оказался в центре самой широкой дискуссии по вопросам социальной политики в истории американских социо­логических исследований и стад источником взаимных обвине­ний по таким вопросам, как принудительная интеграция, пере­возки школьников и т.п.⁷¹

Большая часть споров относительно исследования Дж.Коулмана велась вокруг проблем интеграции: некоторые авторы, в том числе и сам автор доклада, интерпретировали его результаты ча­стично как указание на необходимость [образования смешанных] шкод и слияния черных учащихся из беднейших сдоев с белыми учащимися из семей среднего класса для формирования более сильных и однородных групп ради повышения успеваемости;

⁷¹ Этот документ официально известен как “Equality of Educational Opportunity. Report of the Office of Education to the Congress and the President”. U.S. Printing Office. July 1966.

Первое обсуждение доклада состоялось на страницах журнала “The Public Interest” (Summer 1966), где профессор Дж.Коулман обобщил результаты сво­его исследования в статье “Equal Schools or Equal Students”. По мере расшире­ния дискуссии он рассмотрел вытекающие из доклада следствия в статье “Toward Open Schools” (Coleman J. Toward Open Schools // The Public Interest. Fall 1967), где выступил в пользу интеграции школ по следующим соображениям:

“Результаты показывают, что ученики лучше успевают, когда обучаются в шко­лах, где их одноклассники происходят из семей, в которых ценится сильная ориентация на получение образования. Можно утверждать, что образователь­ные возможности, обеспечиваемые одноклассниками ребенка, имеют более важ­ное значение для его достижений, нежели потенциал преподавательского со­става. Этот эффект с наибольшей силой обнаруживается среди учащихся, кото­рые являются выходцами из семей, лишенных больших возможностей для полу­чения образования. Например, среди негров он вдвое выше, чем среди белых”. Но, хотя положение семьи играет такую важную роль, Дж.Коулман предупреж­дает: “Задача повышения успеваемости учащихся младших классов не может быть полностью решена с помощью школьной интеграции, даже если она и бу­дет осуществлена в полном объеме, а степень концентрации рас и классов в крупных городах говорит о том, что и это, вероятно, не будет скоро воплощено в жизнь” (Coleman J. Toward Open Schools. P. 21-22).

Наиболее полное обсуждение доклада Дж.Коулмана произошло в рамках трехгодичного семинара в Гарвардском университете, организованного по ини­циативе Д.П.Мойнихена. Различные статьи, анализирующие доклад, и ответ профессора Дж.Коулмана его критикам собраны в книге: Mosteller F., Moynihan D.P. (Eds.) On Equality of Educational Opportunity. N.Y., 1972.
поборники прав негров расценили доклад как основание для ус­тановления контроля афроамериканцев над шкодами для черно­кожих детей, чтобы дать черному ребенку возможность “распо­ряжаться собственной судьбой”; некоторые же пришли к выводу, что дополнительное расходование фондов на школьное образо­вание является пустой тратой денег, поскольку школы оказались неэффективным средством уменьшения разрыва в степени успе­ваемости представителей различных рас или социальных сдоев.

Но в долгосрочном плане более важным аспектом доклада оказались не эти результаты, а тезис о необходимости пересмот­ра концепции равенства возможностей⁷². Директива Конгресса предписывала Дж.Коулману определить степень неравенства в ресурсах, направляемых на обучение черных и белых детей; при этом предполагалось, что социальная политика должна выровнять “затраты” на образовательный процесс. Но профессор Дж.Коудман взял в качестве критерия успеваемость, иди резуль­тат. В действительности он переформулировал равенство воз­можностей, перенеся акцент с равного доступа к одинаково хоро­шо оснащенным школам (затраты) на одинаковую успеваемость на стандартных экзаменах (результаты). Как он отметил в за­головке своей статьи в “Public Interest”, фокус должен сместить­ся с “равных шкод на равных учащихся”.

Дж.Коудман утверждал, что общественные шкоды — или сам процесс образования — не были в американском обществе тем инструментом равенства, которым, как предполагалось, они дол­жны были быть. Дети успевали лучше или хуже в зависимости от семейного и социально-классового происхождения, и именно на эти факторы следовало бы обратить главное внимание. Равен­ства нельзя достичь до тех пор, пока средняя общественная шко­да в Гардеме не выпустит такого же числа отличников, как и шкода в Скарсдейде.

Данный аргумент был развит К.Дженксом. Поскольку фокус внимания сосредоточивался на “равенстве учащихся”, то про­блема не сводилась к различию между Гарлемом и Скарсдейдом. Вновь проанализировав данные Дж.Коулмана, К.Дженкс обна-

⁷² Я многое почерпнул из проницательного анализа книги Ф.Мостелдера и Д.П.Мойнихена, предпринятого Д.Равич, статья которой была опубликована в: Change. May 1972.
ружил, что учащиеся, которые получали наивысшие отметки на экзаменах, “зачастую учились в тех же школах, где и наименее успевающие”, и этот вывод, по его мнению, был потенциально наиболее революционным откровением доклада. “В краткосроч­ном плане справедливо, что наиболее неотложным политическим вопросом является разрыв в степени успеваемости между Гарлемом и Скарсдейдом. Но в долгосрочном плане представляется, что первоочередная проблема сводится не к различию между Гарлемом и Скарсдейдом, а к разнице между лучшим и худшим классов как в Гарлеме, так и в Скарсдейле”.

В качестве логического шага можно распространить этот вы­вод на различия детей из одной семьи. И, как отмечает К.Дженкс, на практике “между братьями, выросшими в одном доме, суще­ствует почти такое же экономическое неравенство, как и среди остального населения. Это означает, что неравенство вновь со­здается в каждом новом поколении, даже среди людей, которые начинают жизнь в практически одинаковых условиях”. Для К.Дженкса неравенство не является наследственным. Не суще­ствует единой переменной, удовлетворительно объясняющей, кто преуспевает в жизни и почему. Это зависит как от счастливой случайности, так и от действия многих других факторов.

Это рассуждение было развито К.Дженксом в его книге “Не­равенство”. Никто не может добиться равенства возможностей, но если даже оно было достигнуто, это не привело бы к заметно­му сокращению неравенства результатов. К.Дженкс совершенно прямолинейно заключает: “Вместо попыток уменьшения способ­ности индивидов к получению конкурентных преимуществ по отношению друг к другу нам следует изменить правила игры с тем, чтобы уменьшить награды за успех и издержки неудач. Вме­сто того, чтобы сделать всех одинаково счастливыми или одина­ково успевающими на работе, мы должны создать системы стра­хования, нейтрализующие воздействие случая, и системы распре­деления доходов, которые разорвут связь между профессиональ­ными успехами и жизненными стандартами”⁷³. Целью социаль-

"Jencks С., et al. Inequality. N.Y., 1972. P. 8-9. Ключевой аргумент К.Дженкса, следует повторить, сводится к тому, что “экономический успех, кажется, зави­сит от сочетания случая и компетентности на рабочем месте, которые лишь относительно связаны с семейным происхождением, образованием иди результатами стандартных тестов”. И, как он заключает, “никто, кажется, не может точно сказать, что означает понятие "компетенция", включая работодателей, платящих за нее большие деньги; между тем она, очевидно, не является неиз­менной для разных видов работ. Это практически исключает разработку стра­тегии выравнивания подобной компетенции. Стратегию же выравнивания дей­ствия факторов случая еще труднее себе представить”.

Поскольку факторы, способствующие жизненному успеху, по К.Дженксу, являются непостоянными по своей природе, не существует морального оправ­дания большому разрыву в уровне доходов и статуса, а поскольку нельзя урав­нять случайности с тем, чтобы создать равные возможности, следует попробо­вать уравнять результаты.

Хотя идеи К.Дженкса важны с точки зрения критики вульгарного марксист­ского представления о том, что наследование социально-классовых позиций яв­ляется решающим фактором при определении социального положения ребенка — поскольку в США существует социальная мобильность, то около трети всех де­тей к концу жизненного пути занимают худшее положение по сравнению с их родителями, — тем не менее они опровергают расхожий американский миф о том, что каждый талантливый человек находит в жизни место, соответствующее его дарованиям; неспособность определить устойчивую систему факторов приве­ла К.Дженкса к выделению “удачи” в качестве основной переменной. Но в его анализе “удача” выступает остаточным фактором, привлекательным потому, что остальные переменные не обнаруживают высокой степени корреляции. Сама по себе “удача” не может быть измерена в качестве позитивной переменной. Хотя, возможно, справедливо (как показывают результаты нескольких исследований), что существует низкая степень корреляции между карьерой, к которой готовит себя человек, и реальными результатами и что существует фактор “удачи” в на­хождении рабочего места в зависимости от индивидуального таланта, фактом
ной политики, таким образом, должно скорее явиться равенство результатов — достигаемое путем политики участия, — нежели равенство возможностей.

Если равенство результатов является главной целью социаль­ной политики — а оно также составляет основу популистских возражений против меритократии, — то это требует совершенно новой политической программы для индустриально развитых стран. Но никакое подобное политическое требование не будет иметь шансов на успех — если только оно не будет внедрено посредством грубой силы, — не имей оно корней в некоторой системе морально-нравственных ценностей, и поэтому концеп­ция равенства результатов стала архимедовым рычагом для но­вой решительной попытки создать философское обоснование коммунального общества — концепции справедливости, понима­емой как честность.

По самой природе человеческого сознания совокупность пред­ставлений о моральной справедливости является необходимым базисом любого социального порядка; для своего существования власть должна быть оправданной. В конечном счете именно мо­ральные представления (концепция того, что является желатель­ным) определяют ход истории, проявляющийся через человече­ские устремления. Западное либеральное общество было “скон­струировано” Дж.Локком, А.Смитом и И.Бентамом на утверж­дении индивидуальных свобод и права удовлетворения частных потребностей; таковы аксиомы, последствия которых находят свое воплощение в рынке, а позже — в демократической политиче­ской системе. Но эта доктрина переживает упадок, а политиче­ская система нацелена на реализацию скорее не индивидуальных целей, а групповых и общинных потребностей. Социализм вот уже в течение столетия политически привлекателен не столько вследствие моралистического описания черт будущего общества, сколько по причине материальных лишений ущемленных клас­сов, ненависти к буржуазному обществу со стороны многих ин­теллектуалов и эсхатологических видений “завершения” истории. Но нормативная этика всегда лишь подразумевалась; она никог­да не была артикулирована и обоснована⁷⁴. Требование “равен-

остается, тем не менее, то, что для успешной работы, особенно предполагаю­щей высокую профессионализацию, требуются одаренность и напряженный труд.

Подчеркнув родь “удачи”, К.Дженкс попытался использовать принцип ру-детки для минимизации заработанного успеха. И вполне возможно, что гораздо большую роль в системе выбора профессий играет случай, нежели это согласны признать марксисты или поборники меритократии. Однако “общие наблюде­ния” (еще один "остаточный" принцип анализа) указывают на то, что —опять-таки по крайней мере на профессиональном уровне — интенсивная работа яв­ляется необходимым условием успеха и что если примерное равенство возмож­ностей позволяет одному человеку продвинуться дальше другого, он заработал это неравное — в категорях дохода, статуса и влияния — вознаграждение, которое сопровождает этот успех. Важный элемент справедливости — как я показываю в дальнейшем — реально сводится к тому, “насколько” неравны вознаграждения, по каким признакам они определяются и за что.

⁷⁴ Классический марксизм всегда тщательно избегал задачи создания нор­мативной этики социализма. Например, К.Каутский в своей работе “Этика и материалистическое понимание истории” утверждал, что социализм является “необходимым” результатом человеческой эволюции, который не требует оп­равдания с моральной точки зрения. Несогласие с этим воззрением привело еще до первой мировой войны ряд философов-социалистов, особенно М.Адлера, к выдвижению неокантианского тезиса — наивысшего использования Разу­ма в социалистическом миропорядке — как основы его желательности. Победа большевизма в 1917 году и распространение марксизма-ленинизма вновь утвер­дили значение эсхатологических представлений как основы социализма.

ства результатов” есть форма социалистической этики (как ра­венство возможностей является разновидностью этики либераль­ной), и как моральная основа общества оно может преуспеть в завоевании симпатий человечества не с точки зрения материаль­ных наград, но вследствие своей философской оправданности. Действия в сфере политики должны иметь философское обосно­вание, и попытки создать таковое сегодня весьма активны.

III.

РУССО И ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ТЩЕСЛАВИЕ

Отправным пунктом вновь вспыхнувших дебатов о неравенст­ве — как и многого другого в современной политике — стал Ж.-Ж.Руссо. В своем “Рассуждении о происхождении и основа­ниях неравенства между людьми” (“Втором трактате”) он пы­тался показать, что гражданское общество неизбежно порождает неравенство.

Естественное состояние являлось для Ж.-Ж.Руссо психологи­ческой конструкцией, которая показывала, в каком состоянии бу­дет пребывать человек вне общества. В природе и обществе суще­ствуют два вида зависимости. Как он писал в книге “ Эмиль, или О воспитании”, существует “зависимость от вещей, коренящаяся в самой природе, и зависимость от людей, порождаемая обществом. Первая, не заключая в себе ничего морального, не вредит свободе и не порождает пороков; вторая, не будучи упорядоченной, по­рождает все пороки; через нее-то именно и развращают друг дру­га и господин, и раб”⁷⁵. Движение от природы к обществу пред­ставляет собой изменение в характере этой зависимости.

Существуют, как считал Ж.-Ж.Руссо, и две формы неравен­ства: одна является естественной, или физической (ее определя­ют возраст, здоровье, сила); другая — моральная, иди подити-
⁷⁵ Rousseo M. J.-J. Emile. P. 49 [перевод этой цитаты приводится по: Руссо Ж.-Ж. Педагогические сочинения. М., 1981. Т. 1. С. 85].
ческая, — основывается на обычае и устанавливается путем со­глашения между людьми. По мере развития общества первая не­избежно порождает вторую: “Каждый начал присматриваться к другим и стремиться обратить внимание на себя самого, и неко­торую цену приобрело общественное уважение. Тот, кто лучше всех пел или плясал, самый сильный, самый красивый, самый ловкий, самый красноречивый становился наиболее уважаемым, и это было первым шагом одновременно и к неравенству, и к поро­ку”⁷⁶. Поскольку разум, красота, физическая сила, навыки, дос­тоинства и таланты определяют статус и судьбу человека, то не­обходимо обладать всеми этими качествами, в противном случае личность деградирует: “...стало выгоднее притворяться не таким, каков ты есть на самом деле. Быть и казаться — это отныне две вещи совершенно различные, и следствием этого различия яви­лись и внушающий почтение блеск, и прикрытая обманом хит­рость, и все те пороки, что составляют их свиту... Наконец, нена­сытное честолюбие, страсть к увеличению относительных разме­ров своего состояния, не в силу действительной потребности, а для того, чтобы поставить себя выше других, внушают всем лю­дям низкую склонность взаимно вредить друг другу, тайную за­висть, тем более опасную, что, желая вернее нанести удар, она часто рядится в личину благожелательности...”.

Тщеславие, таким образом, является одним из источников не­равенства. Другой связан с материальным неравенством, кореня­щимся в собственности. Собственность сама по себе полезна и продуктивна. Труд дает человеку право на землю, а постоянное пользование ею переходит в собственность, и появляются “пер­вые уставы правосудия”. При таком положении вещей “равен­ство могло бы сохраниться, если бы люди обладали одинаковыми дарованиями... но соответствие... было вскоре нарушено: самый сильный производил своим трудом больше, чем другие; самый искусный извлекал большие выгоды из своей работы; самый изоб­ретательный находил способы сократить затраты труда...”. И та­ким образом один человек имел больше другого. “Так незаметно обнаруживает свое возрастающее значение естественное нера-

76. Masters R.D. (Ed.) The First and Second Discourses [of J.-J.Rousseau]. N.Y.i 1964. P. 101 [перевод этой цитаты приводится по: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М.,1969, с. 77].
венство наряду со складывающимся неравенством, и различия между людьми, углубляясь в силу различия внешних обстоятельств, делаются более ощутимыми, более постоянными в своих прояв­лениях и начинают в той же мере влиять на судьбы отдельных лиц... Таким образом, самые могущественные или самые бедству­ющие обратили свою силу или свои нужды в своего рода право на чужое имущество, равносильное в их глазах праву собствен­ности, и за уничтожением равенства последовали ужаснейшие

смуты...”.

Неравенства различного типа становятся формализованны­ми, но “богатство, знатность или ранг, могущество или личные достоинства остаются главными различиями, на основании кото­рых судят о месте человека в обществе”. Из этих четырех видов неравенства “личные качества являются причиною появления всех остальных, все эти виды, однако, сводятся в конце концов к бо­гатству, ибо оно самым непосредственным образом определяет благосостояние, его легче всего передавать и поэтому с его помо­щью можно легко купить все остальное; наблюдение это дает воз­можность довольно точно судить о степени удаления народа от его изначального устройства и о том, далеко ли он ушел по пути к крайнему пределу разложения”. Таким образом, “из крайнего неравенства положений и состояний... появились сонмы пред­рассудков, равно противных разуму, счастью и добродетели”. Именно этого нельзя не замечать, рассматривая “забытые и за­терянные пути, которые должны были привести человека из со­стояния естественного в состояние гражданское”⁷⁷.

Поскольку человек не может жить в естественном состоя­нии, проблема заключается в том, как уменьшить зависимость одного человека от другого, одновременно превращая его из примитивного существа в социализированную личность. Ответ Ж.-Ж.Руссо, конечно же, сводился к идее общественного дого­вора, с помощью которого человек отвергает как природную,

⁷⁷ Masters R.D. (Ed.) The First and Second Discourses... P. 149, 155-156, 157, 155, 174, 176, 178 [перевод этой цитаты приводится по: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. С. 81—82, 93—96]. Ср.: комментарии Ж.-Ж.Руссо о богатстве с высказываниями К.Маркса о власти денег в “Экономическо-фидософских рукописях [1844 года]”: “Извращение и смешение всех человеческих и природных качеств, братание невозможностей, — эта божественная сила денег — кроется в сущности денег как отчужденной, отчуждающей и отчуждающейся родовой сущности человека. Они — отчужденная мощь человечества.

То, чего я как человек не в состоянии сделать, т.е. чего не могут обеспечить все мои индивидуальные сущностные силы, то я могу сделать при помощи денег. Таким образом, деньги превращают каждую из этих сущностных сил в нечто такое, чем она сама по себе не является, т. е. в ее противоположность” (Marx К. Economic-Philosophical Manuscripts [of 1844]. Moscow, 1969. P. 139 [пере­вод этой цитаты приводится по: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е издание. Т. 42. С. 149]).
так и условную свободу для того, чтобы обрести свободу мо­ральную. Индивид отрицает самого себя — свое тщеславие и стремление доминировать над другими, — становясь членом сообщества; само же оно выступает в роди “единого субъекта”, частью которого является каждый гражданин. “Эти статьи [об­щественного договора], если их правильно понимать, сводятся к одной-единственной, именно: полное отчуждение каждого из членов ассоциации со всеми его правами в пользу всей общины, ибо, во-первых, если каждый отдает себя всецело, то создаются условия, равные для всех, а раз условия равны для всех, то ник­то не заинтересован в том, чтобы делать их обременительными для других”. Таким образом, ценой равенства является то, что “ни одному из членов ассоциации нечего больше требовать”, у него нет больше индивидуальных прав, а его личность и его силы растворены в общей воле⁷⁸. Равенство в обществе возможно толь­ко вследствие подавления индивидуального “я” в общине. Та­ким образом Ж.-Ж.Руссо прокладывает одну логическую линию в трактовке равенства⁷⁹.
⁷⁸ Rousseau J.J. The Social Contract. L., 1948. P. 109-110 [перевод этой ци­таты приводится по: Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969. С. 161 ]. В этом контек­сте можно рассматривать “Рассуждения о происхождении и основаниях нера­венства между людьми” и “Общественный договор” в качестве единой социаль­ной космологии, которая содержит и Аркадию, и Утопию, основанные на про­шлом, настоящем и будущем человечества:



⁷⁹ Любые односторонние выводы, сделанные из трудов столь многогранно­го, сложного и противоречивого мыслителя, каким был Ж.-Ж.Руссо, являются заведомо неверными. Здесь представлено одно из прочтений его работ, то, ко­торое давалось различными авторами после Великой французской революции. Оно изложено во многих работах и подтверждено историческим опытом.