Главная страница

Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество. Грядущее постиндустриальное


Скачать 5.69 Mb.
НазваниеГрядущее постиндустриальное
АнкорД. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
Дата02.02.2017
Размер5.69 Mb.
Формат файлаdoc
Имя файлаД. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
ТипКнига
#1773
страница41 из 51
1   ...   37   38   39   40   41   42   43   44   ...   51

ние любых видов политического анализа. К тому же, кто говорит от лица “бизнеса”, или “афроамериканцев”, иди “бедноты”? В американской политической системе лишь отдельные группы яв­ляются “корпоративными” в том смысле, что выбранный ими представитель действует в интересах всех — за исключением, быть может, рабочего класса, где единый орган, Исполнительный совет АФТ-КПП, формулирует всю политику, а Дж.Мини выра­жает его мнение. Однако общим правилом является расплывча­тость границ коалиций и существование представляющих их лиц лишь как персон влияния. Говорят ли Р.Герстенберг (“Дженерал моторс”), Р.Джонс (“Дженерал электрик”), Ф.Кэри (“Ай-би-эм”) иди Дж.Д.Дебаттс (“AT и Т”) от лица бизнеса? Вероятнее все­го, нет: никто не выбирал их для этой миссии. Но когда они говорят как бизнесмены, их мнения учитываются правительством в силу занимаемых ими влиятельных позиций. Кто говорит от лица афроамериканцев? Не один конкретный человек и не одна организация. Но М.Л.Кинг и У.Янг имели вес, а Р.Уилкинз и Дж.Джексон имеют влияние в силу позиций, которые они зани­мают, иди благодаря возможности мобилизовать своих привер­женцев.

В этом отношении наука сама стала политической системой с определенными центрами мнений и своими представителями. Чтобы определить это сообщество и его лидеров, можно счесть его члена­ми всех, кто публично называет себя учеными, или тех, чьи инте­ресы представлены научными организациями. Эта система состо­ит из трех групп. Первую, используя жаргонное выражение, обра­зует научный истеблишмент. В него входят в различных конфигу­рациях выдающиеся представители ведущих университетов, руко­водители и крупнейшие ученые основных государственных науч­ных лабораторий (Брукхейвенской, Оукриджской, Аргонской, Ливерморской), руководители исследовательских подразделений таких промышленных компаний, как “Белл телефон” иди “Ай-би-эм”, редакторы ведущих научных журналов и главы таких круп-нейших ассоциаций, как Национальная академия наук и Амери­канская ассоциация содействия развитию науки. Это политиче­ская элита, которая не обязательно является сплоченной, и зачас­тую играет посредническую роль между государством и наукой. Имеется и вторая группа, “профессиональное общество”, состоя­щее из более чем 1800 отраслевых ассоциаций, таких, как Американское физическое общество, Американское химическое обще­ство, Американский институт биологических наук, Объединенный инженерный совет, Институт радиоинженеров и т.д. Сосредото­ченные на решении таких проблем, как публикация и распростра­нение исследований, а также на стандартизации, образовании и подготовке кадров, они действуют все больше и больше как “проф­союзы” соответствующих групп ученых, особенно в отношении правительственных фондов и государственной политики.

И наконец, существует небольшая группа, моральный автори­тет членов которой обусловлен их местом в “харизматическом сообществе” и чей высокий статус основан на их интеллектуаль­ном вкладе, — А.Эйнштейн, Н.Бор, Э.Ферми, Дж. фон Нейман и в широком смысле все те, кто отмечен Нобелевскими премиями иди другими знаками интеллектуального отличия. Когда люди этой категории философствуют о науке и обществе или высказывают­ся по моральным или политическим вопросам, они символически воспринимаются как говорящие от имени всей науки.

При этом, однако, смешиваются два совершенно различных круга социологических проблем. Первый затрагивает роль науки в суждениях по поводу нравственных и политических проблем, встающих перед обществом. Следует ли выступать во имя науки? Должна ди наука пытаться стать независимой от государства или развиваться под его эгидой? Если ее интересы совпадают с госу­дарственными, то какую роль она должна играть и что выражать? Как язвительно заметил Л.Сцидард, должны ли ученые верхово­дить всеми иди же должны прислуживать всем? Второй крур воп­росов связан с проблемой государственной политики б отноше­нии науки: степенью контроля иди направлением научных иссле­дований, уровнем финансирования и распределением средств между областями знаний и т.п. На протяжении первого послево­енного десятилетия, с 1945 по 1955 год, доминировал первый круг вопросов, в следующее десятилетие — второй.

Сразу же после второй мировой войны новая научная элита оказалась вовлеченной в решение вопросов, связанных с нацио­нальной мощью, причем таким непосредственным образом, кото­рый не имел прецедента в истории науки. Были люди, верившие, что ученые станут новыми жрецами власти; были и склонные к утопическим взглядам, рассматривавшие ученых в качестве про­роков, указывающих путь к новому мировому сообществу. В ко­нечном счете эти представления развеялись, а роль ученых как членов властвующей элиты снизилась. И тем не менее именно этот опыт был решающим для определения политической судьбы науки и решения вопроса о том, какую роль она способна играть в постиндустриальном обществе.

В период второй мировой войны наука оказалась связанной с властью совершенно новым образом. В Соединенных Штатах (как и почти в каждой стране) каждый крупный ученый (в первую очередь физики и химики) был вовлечен в процесс создания ору­жия23. Это особенно относилось к старейшинам “научного сооб­щества”. Хотя ученые были вовлечены в сотни исследовательс­ких программ, основным усилием, как фактически, так и символичеки, стало создание атомной бомбы.

23 Организация науки для военных целей была возложена на Управление на­учных исследований и разработок, возглавлявшееся В.Бушем, бывшим профессо­ром электротехники, известным своими работами по прикладной математике, особенно в области дифференциальных исчислений, которая стала одной из ос­нов создания компьютера. В.Буш ранее являлся вице-президентом Массачусетс­ского технологического института, а к моменту начала войны был президентом престижного научно-исследовательского Института Карнеги в Вашингтоне.

В.Буш возглавлял Национальный комитет военных исследований, в кото­рый входили К.Комптон, президент Массачусетсского технологического инсти­тута, Дж.Б.Конант, президент Гарвардского университета, Р.С.Толман, декан аспирантуры Калифорнийского технологического института, Ф.Б.Джуэтт, пре­зидент Национальной академии наук, С.П.Коу, верховный уполномоченный США по патентам, и некоторые другие. Каждый из этих ученых возглавил одно из пяти подразделений, занимавшихся определенной группой проблем; Дж.Б.Ко­нант занял пост председателя “Управления Б”, разрабатывавшего бомбы, топ­ливо, отравляющие газы и занимавшегося решением химических проблем, и в этом своем качестве стал эффективным связующим звеном между лаборатори­ями, занятыми созданием атомной бомбы, и Вашингтоном.

В первых экспериментальных работах по созданию расщепляющихся мате­риалов физики были разделены на три группы, возглавлявшиеся Нобелевскими дауретами А.Комптоном, Э.Лоуренсом и Г.Юри. Работа над управляемой цеп­ной реакцией велась в Чикагском университете под руководством Э.Ферми. Окончательная сборка бомбы осуществлялась в Лос-Аламосе под руководством Р.Оппенгеймера группой, в которую входили такие ученые, как Г.Бете, Дж.Кистяковски, Р.Бахер и Э.Теддер, при консультации и помощи таких светил, как Н.Бор, Ю.Вигнер, И.А.Раби и др.

Краткая официальная история Управления научных исследований и разра­боток приводится в: Baxter J.P., 3rd. Scientists Against Time. Boston, 1946.
Люди, сотворившие новые виды оружия, быстро заняли клю­чевые позиции во власти, став не только научными консультан­тами правительства, но и проводниками и выразителями полити­ки, особенно в вопросе использования “супероружия”, которое само было властью. Редко когда еще новая правящая элита воз­никала так быстро (вспомним ограниченную роль ученых в пер­вой мировой войне).

Ученые заняли авангардные позиции по двум причинам. Одер­жав победу над силами природы, они пробудили глубинные ми­фологические и атавистические опасения —страхи перед апока­липтическим разрушением мира — и таким образом стали все­лять ужас как люди, пробудившие эту мощь. На более приземлен­ном уровне современное оружие требовало технических знаний, накного превышающих уровень компетентности военных, и они стали в значительной степени зависеть от науки. Но военные и сами приобрели статус новой элиты. Впервые у Соединенных Штатов появился широкомасштабный военный истеблишмент, который, как стало очевидно, будет существовать перманентно. Но военным не нравилась их зависимость от ученых. С 1945 по 1955 год в бюрократических лабиринтах Вашингтона велась скры­тая война между этими двумя элитами, которая закончилась по­литическим поражением науки24.

Для ядерных физиков исторический передом произошел в то утро, когда первая атомная бомба была испытана на полигоне Аламогордской авиабазы, известном как Jomada del Muerte (“До­лина смерти”). Известие об этом было официально сообщено в невероятно помпезном стиле в заявлении военного министерства:

“Успешное вступление человечества в новую, атомную эру со­стоялось 16 июня 1945 года на глазах возбужденной группы

24 Понятно, что это соперничество было не просто отражением вражды между “учеными” и “военными”. Ученые не представляли собой монолитный блок; по мере развития “холодной войны” ряд известных фигур, таких, как Дж. фон Нейман, Ю.Вигнер и Э.Теллер, заняли жесткую политическую линию, которая зачастую делала их союзниками военных. Однако, как свидетельствуют прохо­дившие в то время дискуссии — было ли это обсуждение вопросов о контроле над ядерной энергией, об установлении международного контроля, о водород­ной бомбе, развитии системы гражданской обороны иди стратегического авиа­ционного командования, — происходило символическое размежевание ученых, даже несмотря на то, что среди них не было единства взглядов, с военными, представлявшими традиционную форму политического контроля.
прославленных ученых и военных, собравшихся в пустынных рай­онах штата Нью-Мексико, чтобы стать свидетелями первых ре­зультатов своих усилий, обошедшихся в 2 млрд. долларов...”25.

Парадоксально, но некоторые из людей, стоявших у истоков этого “скачка”, в то время уже прилагали отчаянные усилия, что­бы не допустить завершающего шага. “Они были уверены, — пи­сал Ю.Рабинович десять лет спустя, — что человечество безогляд­но вступает в новую эпоху, наполненную непредсказуемой опас­ностью разрушения. Весной 1945 года эта убежденность привела некоторых ученых к попытке — вероятно, первой в истории --вмешаться в качестве ученых в политические и военные решения нации”26.

Эта группа возглавлялась Нобелевским лауреатом Дж.Франком, одним из выдающихся ученых Гёттингенского университе­та в 20-е годы, и включала Л.Сцидарда, Г.Сиборга, Ю.Рабинови­ча и других. Комитет Дж.Франка представил меморандум воен­ному министру Г.Л.Стимсону, в котором утверждалось, что глав­ной причиной создания бомбы был страх перед тем, что Герма­ния сделает свою собственную бомбу, не имея при этом никаких моральных факторов, сдерживающих ее применение. Они пре­дупреждали, что с окончанием войны в Европе любые военные преимущества и сохранение жизни американских солдат в ре­зультате применения бомбы против Японии будут перевешены последующей “потерей доверия и водной ужаса и отвращения”, которые охватят остальной мир27.

25 Это сообщение было перепечатано в приложении № 6 к “Докладу Смита” (Smyth H.D. Atomic Energy for Military Purposes. P. 247) — официальному док­ладу о Манхэттенском проекте.

26 Rabmmvitch E. Ten Years That Changed the World // The Bulletin of Atomic Scientists. January 1956. Это издание стадо выходить благодаря в значительной степени усилиям первой группы ученых-ядерщиков из Чикагского университе­та с целью предоставить открытую трибуну для выражения взглядов ученых.

27 Меморандум Комитета Франка (“Доклад военному министру. Июнь 1945”) был опубликован в: The Bulletin of Atomic Scientists. May 1946. Первоначальная военно-политическая цель Соединенных Штатов в послевоенном мире, — утвер­ждали авторы, — должна состоять в предотвращении гонки ядерных вооруже­ний, что может быть осуществлено только с помощью международного контроля над атомной энергией. С этой целью, если международный контроль окажется возможным, США следует произвести лишь показательные испытания атомной бомбы; если же он окажется невозможным, Соединенные Штаты должны
Г.Л.Стимсон переправил докдад группе научных экспертов — Р.Оппенгеймеру, Э.Ферми, Э.Лоуренсу и А.Комптону, и впос­ледствии Р.Оппенгеймер сообщил об их ответе: “Мы сказали, что не считаем, что, будучи учеными, мы должны занять особую позицию по вопросу о том, должна ли бомба быть использована иди нет; наше мнение разделилось, как это произошло бы и среди других людей, если бы они знали об этом”.

Но для ученых, которые работали над созданием бомбы, ре­зультаты взрывов в Хиросиме и Нагасаки стали настоящим экзи­стенциальным кошмаром, вынудив многих из них живо воспри­нимать случившееся как недоброе знамение, преследовавшее их на протяжении всех лет дальнейшей работы. Эти чувства выра­зились в спонтанном движении, направленном на установление гражданского контроля над использованием атомной энергии28,

отказаться от любых преимуществ, которые они могут подучить, вытекающих из “непо:редственного использования первых и сравнительно неэффективных бомб”, чтобы предотвратить послевоенную гонку ядерных вооружений.

28 Данная кампания проходила на двух “уровнях”. В условиях оказания давления на Конгресс и информирования общественности под руководством молодых ученых, принимавших участие в проектах в Лос-Аламосе и Чикаго, был образован ряд организаций (Федерация ученых-ядерщиков, Чрезвычайный комитет ученых-ядерщиков и Национальный информационный комитет по ядер­ной энергии). Лидеры научного сообщества, которые составляли “директорат” исследований военного времени, — Р.Оппенгеймер, И.А.Раби, Дю Бридж, Дж.Б.Кодант и другие — занимали важные посты в правительстве и представ­ляли голоса ученых в исполнительной власти.

Но это не было скоординированной кампанией. Среди более молодых уче­ных возникли настроения недовольства в связи с тем, что “директорат”, нахо­дясь в непосредственной близости к администрации, не желает открыто всту­пать в конфликт с военными. Это породило нечеткое размежевание среди поли­тически активных ученых на тех, кто был “вхож” в правительство, и тех, кто не имел к нему “доступа”; размежевание носило частично возрастной характер, а частично произошло между теми, кто работал в основном в Чикаго, и теми, кто трудился в Кембридже, Лос-Аламосе и Вашингтоне и в скором времени соста­вил истеблишмент. Как это часто случается, те, кто не принимал участия в выработке решений, заняли более “принципиальную” позицию, чем те, кто был интегрирован в политическую систему, тогда как “директорат” апеллировал к “реализму” и “ответственности” для оправдания своего приспособленчества и компромиссов с противостоящими ему силами в правительстве. По первому вопросу, о будущем атомной энергии, инициатива была захва­чена молодыми, не связанными с правительством учеными. Администрация пред­ставила законопроект, подготовленный в основном Военным министерством, который предусматривал сокращение государственной роли в деде мирного раз­вития атомной энергии, передав его в значительной степени частному сектору промышленности, и сосредоточивал деятельность правительства на военном направлении. Этот документ, известный как законопроект Мэя-Джонсона, стад мишенью неистовой кампании ученых, возглавляемой в основном Чикагской группой, которые “с миссионерским западом” стекались в Вашингтон, чтобы лоббировать Конгресс, присоединиться к хору “апокалиптических радиоголо­сов” и донести основы ядерной физики до читателей массовых журналов. В , конечном итоге правительственный законопроект провалился, и вместо него был принят закон Мак-Магона, учреждавший независимую Комиссию по атом­ной энергии, которой вменялись задачи как по созданию ядерных вооружений, так и мирному использованию атомной энергии. История этой кампании де­тально освещена в: Smith A.K. A Peril and a Hope: The Scientists' Movement in America 1945 - 1947. Chicago, 1965.

и достижение международных соглашений, запрещающих любое дальнейшее использование ядерного оружия.

Принятая на вооружение стратегия, однако, была осмотри­тельной. Ее сторонники понимали, что их предложение — час­тичный отказ от суверенитета США в пользу международного органа — будет трудно “протолкнуть” в Конгрессе, а многие из них начали сталкиваться с открытой враждебностью военного руководства, которое считало, что его прерогативы в формули­ровании стратегической доктрины подрываются новой возника­ющей элитой. Ученые по этой причине решили приглушить мо­ральную сторону своей аргументации, стали отрицать, что они являются сторонниками исключительно политического решения этого вопроса, и сконцентрировали внимание на “технических” его сторонах.

Американская позиция по проблеме международного контро­ля над атомной энергией была разработана при самом активном участии ученых, в основном Р.Оппенгеймера29. Она была сфор-
29 Р.Оппенгеймер, помимо разработки своих идей, выполнял в группе разра­ботчиков роль “научного арбитра”. Комментируя свою роль, он заметил: “Я де­лал работу учителя. Я должен был выйти к доске и сказать, что вы можете поду­чить энергию из этого элемента периодической таблицы, из этого или из этого. Вот каким образом можно создать бомбу, а вот каким — реактор. Другими сло­вами, я прочитал им курс лекций. Вечерами, в неформальной обстановке, я час­тично ознакомил с ним Д.Ачесона и Макклоя” (In the Matter of J.R.Oppenheimer. // Transcript of Hearing before Personnel Security Board, United States Atomic Energy Commission. 1954). Этот том, составляющий почти тысячу страниц, — бесценный источник по проблемам научной политики в стадии ее становления и основам бюрократической борьбы между учеными и военными.
мулирована группой под руководством Д-Ачесона и Д.Лилиента-дя и представлена на рассмотрение ООН в 1946 году Б.Барухом. План Б.Баруха предлагал создать международное Агентство по атомной энергии, которое обладало бы монополией на все накоп­ленные в мире “опасные” расщепляющиеся вещества и заводы по их производству. Ни одна страна не имела бы права создавать свое собственное атомное оружие, а против нарушителей долж­ны были бы быть применены санкции. Агентство по атомной энер­гии также должно было способствовать мирному ее использова­нию в интересах развивающихся стран30.

Но план Б.Баруха стал вязнуть в запутанных переговорах с СССР, который выдвигал одно возражение за другим против создания единого фонда ядерных вооружений. В октябре 1949 года США объявили о том, что Советский Союз испытал свою первую атомную бомбу. Этот единственный взрыв перечер­кнул все надежды на установление международного контроля над атомной энергией. Это был сигнал, свидетельствовавший о том, что “холодная война”, набиравшая силу с 1947 года, когда Со­единенные Штаты вступили в конфронтацию с СССР по таким вопросам, как партизанская война в Греции и советское давле­ние на Турцию, а также тупик в переговорах о воссоединении Германии, стада реальностью.

Единство среди ученых также было нарушено. Страх перед Россией со стороны многих представителей научного мира (осо­бенно Э.Теддера, Ю.Вигнера и Э.Аоуренса) и усиливающееся влияние Стратегического авиационного командования порож-

30 Как отмечал Р.Гидпин: “...План Баруха также подразумевал установле­ние открытого научного сообщества, в котором все научно-исследовательские лаборатории, действующие под эгидой Агентства, где бы они ни находились, были доступны для ученых любых стран, а физики-ядерщики могли бы свобод­но общаться с другими учеными. Политическое значение такой свободы обще­ния состояло бы в том, что государствам был бы поставлен заслон на пути секретного использования новых открытий. Научные прорывы, которые позво­лили бы какой-либо стране нарушить систему контроля, устанавливаемую в рамках этого плана, становились бы известны всем, а система контроля могла бы быстро совершенствоваться по мере получения новых знаний. Каждая стра­на, таким образом, была бы уверена, что ни одно другое государство не сможет под покровом секретности совершенствовать технологию производства ядер­ного оружия” (Gilpin R. American Scientists and Nuclear Weapons Policy. Princeton (N.J.), 1962. P. 54).
дали самые разные проблемы. Расхождения мнений ученых пе­рестали быть связанными только с “техническими” оценками. Ученые, которые начинали занимать стратегические позиции, должны были также заняться и политическим самоопределе­нием.

Испытание советской атомной бомбы перевело обсуждение политических вопросов из открытой области в закрытую, что было обусловлено соображениями безопасности. В результате с 1949
1   ...   37   38   39   40   41   42   43   44   ...   51


написать администратору сайта