Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество. Грядущее постиндустриальное

• Название: Грядущее постиндустриальное
• Анкор: Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
• Дата: 02.02.2017
• Размер: 5.69 Mb.
• Имя файла: Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
• Тип: Книга; #1773
• страница: 37 из 51

Он лишь показывает, какие необходимые данные уже имеются для того, чтобы приступить к подобной оценке, кладет начало разработке социальных индикаторов, которое в будущем может дать нам воз­можность провести соответствующее сравнение происходящих с течением времени изменений.

ВРЕМЕННЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ

Американцам в большей степени, чем иным нациям (это именно национальный стиль, а не индивидуальная особенность), прису­ща нетерпеливость. Возникает проблема — и народ хочет скорее подучить .ответ. Американский характер отличают два упрощен­ческих убеждения: что все проблемы разрешимы и что для их решения нужны только люди и деньги. Хотите полететь на Ауну? Создайте НАСА. Хотите уничтожить трущобы? Начните широ­кую программу жилищного строительства. Тот факт, что не все проблемы одинаковы, что в одном случае имеет место техниче­ское “взаимодействие с природой”, а в другом — “игра между людьми с их различными целями”, не всегда принимается во вни­мание.

В свете множества стоящих перед нами социальных проблем заметен необычный факт, заключающийся в простоте наших под­ходов к их решению. Комитет экономических советников при президенте, имеющий общенациональное значение как исследо­вательский, аналитический и политический институт, был создан нсеги двадцать пять дет назад, и только двенадцать дет, как он стал функционировать в тех пределах, как то было задумано. Метод “затраты-выпуск” и техника линейного программирова­ния возникли столь недавно, что лишь сегодня мы имеем возмож­ность создать адекватную tableau economique и сформировать различные комбинации ресурсов и потребностей в соответствии с различными предпочтениями. И только при наличии подобных инструментов модель экономического планирования становится практически возможной. У нас все еще нет средств экономичес­кого прогнозирования, как краткосрочного, так и долгосрочно­го. Попытки применить эконометрические модели, (предприни­маемые в Институте Брукингса, к квартальным экономическим прогнозам еще только начались; от попыток создать математи­ческую модель для долгосрочного прогнозирования, как предла­гали Дж.Тобин и Р.Солоу, пришлось отказаться как от слишком сложных.

В области социального планирования мы удручающе отстали. Экономические данные, собираемые и распространяемые феде­ральным правительством, как и основанные на них модели, отно­сятся исключительно к экономической политике. К сожалению, они менее применимы к новым проблемам социальных измене­ний. Национальная экономическая статистика и переписи насе­ления в существующем их виде мало говорят о проблемах бедно­сти, о сообществах, находящихся в состоянии депрессии, о боль­ных отраслях промышленности, об обездоленных социальных группах. Усредненные национальные данные слабо раскрывают региональные и локальные проблемы. В ходе неудач программ 60-х годов по борьбе с нищетой федеральное правительство об­наружило отсутствие необходимой информации для принятия эффективных решений, отвечающих возникающим социальным проблемам. Необходимость в получении подобного рода инфор мации весьма назрела. Социально-экономический кризис 30-х годов вынудил правительство создать систему счетов националь­ного дохода и продукта с целью облегчить проведение макроэко­номического анализа и построение экономических моделей на национальном уровне. Принятое несколько десятилетий тому назад решение правительства о характере собираемых сведений, решение, ставшее результатом возникшей необходимости в оп­ределенном типе информации, в значительной мере определило направление развития экономической теории и практики. Но­вый тип сбора социальных данных, так насущно необходимый сейчас, несомненно, повлияет на развитие социальной науки для следующего поколения.

Однако проблемы коммунального и постиндустриального об­щества — это не технические, а политические проблемы; хотя в новых социальных образованиях и занимают важное место эле­менты социальной инженерии, важнейшими вопросами остают­ся вопросы ценностей. Только когда люди поймут, чего именно они хотят, можно будет приступить к решению вопроса о том, каким образом этого достичь. Поэтому основной проблемой постиндустриального общества является отношение технокра­тического решения к политике, и это составляет тему следую­щей главы.
ГЛАВА VI

“Кто будет управлять?”:

политики и технократы в постиндустриальном обществе
Все разумное действительно, все действительное разум­но”, — гласит известное изречение Г.Гегеля. Он не имел в виду, что существующее действительно. Как посткантианский философ, он соглашался с предположением, что эмпирическая реальность пребывает в постоянном изменении и что знание достигается только путем использования априорных категорий, необходимых для его организации. Таким образом, “действительное” представляет собой лишь базу для понятий, при­дающую смысл запутанному пустословию настоящего. Для Г.Ге­геля реальность есть развертывание рациональности как рефлек­тивной активности познающего самого себя разума, давшей че­ловеку возрастающую власть над природой, историей и самим собой.

В фундаментальном смысле понятие рациональности служит также и основной опорой социологической теории. Для Э.Дюркгейма, как он утверждал в работе “О разделении общественного труда”, цивилизация имеет тенденцию становиться более рацио­нальной, что является следствием усиливающейся взаимозависи­мости в мире, а также синкретизма и секуляризации культуры, ведущих к уничтожению разобщенности. В трудах М.Вебера по­нятие рациональности заняло центральное место в социологии. В своих последних лекциях, прочитанных зимой 1919/20 годов, он указывал, что современная жизнь состоит из “рационального расчета, рациональной технологии, рационального права и, на­ряду с ними, рационалистической экономической этики, рацио­нального духа и рационализации в каждом аспекте жизни” 1. Дей­ствительно, как отмечает Т.Парсонс, “концепция закона нарас­тающей рациональности как общего момента, присущего актив-
1.Weber M. General Economic History. L., n.d. P. 354.
ным системам... является фундаментальным обобщением, вытекающим из работы М.Вебера”. И, рисуя занятную параллель (воз­можно, пророческую?), Т.Парсонс в заключение пишет: “Рацио­нальность играет в отношении активных систем роль, аналогич­ную той, какую энтропия играет в физических системах”².

Эти теории рациональности уходят корнями в идеи XIX ве­ка об отношении человека к природе и обществу и представля­ют собой развитие концепций прогресса, возникших в конце XVIII столетия. Какими бы ни были их философские оттенки, эти теории подучили практическое воплощение в развитии про­мышленности и в войнах. Развитие каждого сформировавшего­ся индустриального общества и возникновение общества постин­дустриального зависят от распространения определенных от­тенков рациональности. Однако нас интересует сейчас то пред­ставление о рациональности, которое возникло в настоящее вре­мя, и я попытаюсь проследить, как технократия .— порождение этих представлений — связана с политикой³.

ПАРАДИГМА

Более полутораста дет назад человек блестящего ума, маниакаль­но увлеченный технократией, Клод Анри де Рувруа, граф де Сен-Симон (“последний джентльмен и первый социалист” во Фран­ции), популяризировал слово “индустриализм” для обозначения им возникающего общества, в котором богатство должно соз­даваться путем производства с использованием машинной тех­ники, а не захватываться в результате грабежей и войн. Фран­цузская революция, положившая конец феодализму, по словам А. де Сен-Симона, могла бы возвестить приход индустриального общества, но не сделала этого, так как ею воспользовались мета­физики, законники и софисты, то есть люди, склонные к абст­рактным лозунгам. По мнению А. де Сен-Симона, необходи­мо было воспитать “новых людей” — инженеров, строите­лей, плановиков, — которые обеспечили бы необходимое руко-

² Parsons Т. The Structure of Social Action. N.Y., 1937. P. 752.

³ Напряженность, существующая между технократией и культурой, в рав­ной мере является одной из основных проблем современного общества.
водство. А поскольку такие лидеры требуют особого воодушевле­ния, А. де Сен-Симон незадолго до смерти поручил композито­ру Руже де Аилю, создавшему “Марсельезу”, написать новую, “Промышленную Марсельезу”. Премьера этой “Chant des Indu-striels”, как она была названа, состоялась в 1821 году, на откры­тии А. де Сен-Симоном и его другом, мануфактуристом Терно, новой текстильной фабрики в Сент-Уэне⁴.

Можно относиться к делам А. де Сен-Симона и его посдедователей как к курьезу, но, поскольку он в некотором смысле был отцом технократии, мы можем воспользоваться его стилем для описания постиндустриального общества и его технократичес­ких основ.

Сейчас мы находимся на начальных этапах постиндустриаль­ного общества. Мы стали первой в мировой истории страной, в которой более половины работающего населения не занято не­посредственно производством продуктов питания, одежды, жи­лья, автомобилей и других материальных благ.

Изменился и характер труда. В докладе, прочитанном в Кем­бриджском реформаторском клубе в 1873 году, великий эконо­мист неоклассического направления А.Маршалл выдвинул воп-

⁴ Этот эпизод носит несколько комический характер, особенно если иметь в и иду, что многие приверженцы графа создали новый религиозный культ сен-(имонизма для канонизации его учений. (В монастырском замке, где уединя­лись последователи [новой религии], они носили одежды с застежками на спи­не, чтобы в духе социализма каждый, одеваясь, был вынужден обращаться за помощью к другому; так педагогика подкреплялась ритуалом.) Между тем мно­гие из этих последовательных приверженцев А. де Сен-Симона оказались в чис­ле людей, в середине XIX века перекроивших индустриальную карту Европы.

Достаточно сказать, — писал профессор Ф.Маркхэм, — “что сен-симонисты были основной силой, поддерживавшей широкую экономическую экспансию Второй империи, в особенности в развитии банков и железных дорог”. Анфан-тен, самый эксцентричный из них, создал общество, проектировавшее Суэцкий канал. Бывшие сен-симонисты построили множество железных дорог — в Авст­рии, России и Испании. Братья Эмиль и Исаак Перейра, содействовавшие стро­ительству первой французской железной дороги от Парижа до Сен-Жермена, основали первый во Франции индустриальный инвестиционный банк, “Credit inobilier”, а также крупную судоходную компанию Compagnie General Transatlan-tique (сегодня эксплуатирующую такие суда, как “Франция” и “Фландрия”), которая дала первым своим кораблям имена известных сен-симонистов, вклю­чая и имя самого А. де Сен-Симона, присвоенное судну водоизмещением в 1987 тонн. Подробнее см.: Markham F.M.H. Henri Comte de Saint-Simon: Selected Writings. Oxford, 1952.

рос, отразившийся в самом названии его работы “Будущее тру­дящихся классов”. “Вопрос, — говорил он, — заключается не в том, будут ли в конечном итоге все люди равны — этого, безус­ловно, не будет, — а в том, может ли прогресс неуклонно, хоть и медленно, продолжаться до тех пор, пока, по крайней мере в про­фессиональном смысле, каждый человек не станет джентльменом”. И сам отвечал: “Да, может, и это станет реальностью”.

Маршаддовское определение джентльмена — в более широ­ком, нетрадиционном, смысле — предполагало, что тяжелый, из нуряющий труд, опустошающий душу, должен исчезнуть, а рабо­тающий человек начнет ценить образование и досуг. Не вдаваясь в качественную оценку современной культуры, ясно, что ответ на поставленный А.Маршадлом вопрос вот-вот будет найден. Происходит сокращение класса, занимающегося ручным и не­квалифицированным трудом, тогда как на другом полюсе соци­альной стратификации класс интеллектуальных работников ста­новится доминирующим.

Определяя новую, зарождающуюся социальную систему, важно не только исследовать явные социальные тенденции, такие, как отход от ручного труда иди возникновение новых общественных отношений; важнее определить характер новой системы. Наибо­лее значимым для постиндустриального общества становится не переход от собственности или политических критериев к знанию как фундаменту новой власти, а изменение характера самих зна­ний. Для нового общества становятся характерными доминиру­ющая роль теоретических знаний, господство теории над эмпи­ризмом и кодификация знаний в абстрактные системы символов, которые могут быть применены ко множеству самых различных ситуаций. Сейчас каждое общество живет нововведениями и ро­стом, и их основой являются именно теоретические знания. С прогрессирующим совершенствованием компьютерного модели­рования различных процессов — моделирования экономических систем, общественного поведения или различных вариантов раз­решения проблем — перед нами впервые открылись возможнос­ти широкомасштабных “контролируемых экспериментов” в об­щественных науках. Они, в свою очередь, позволят планировать альтернативные перспективы в различных областях, значительно расширяя тем самым пределы определения и контроля обстоя­тельств, оказывающих влияние на нашу жизнь. И так же, как в

течение последних ста лет коммерческое предприятие играло роль ключевого института, в силу его места в организации массового производства товаров, в ближайшие сто лет ее будет играть уни-нерситет (иди какая-то иная форма института знаний) вслед­ствие его функции источника инноваций и знаний.

Если в предыдущем столетии господствующими фигурами были предприниматели, бизнесмены и промышленные руково­дители, то “новыми людьми” оказываются ученые, математики, экономисты и создатели новой интеллектуальной технологии. Это не значит, что большинство людей станут учеными, инже­нерами, техниками или интеллектуалами; и сегодня большин­ство не представлено бизнесменами, хотя можно утверждать, что мы живем в период “цивилизации бизнеса”. Основные цен­ности общества фокусируются сейчас на институтах предпри­нимательства; крупнейшие прибыли достигаются в сфере биз­неса, а власть находится в руках сообщества деловых людей, хотя в какой-то мере и делится в рамках предприятия с профсо­юзами, а в обществе регулируется на основе определенных по­литических установлений. Однако в основном решения, влияю­щие на повседневную жизнь граждан, — характер имеющейся работы, расположение предприятий, решения об инвестициях в производство новых товаров, распределение налогообложения, профессиональную мобильность — принимаются бизнесмена­ми, а в последнее время и правительством, уделяющим основное внимание благополучию предпринимателей.

В постиндустриальном обществе решения в области произ­водства и предпринимательства будут инициироваться и опреде­ляться другими общественными силами; важнейшие решения от­носительно экономического роста и его сбалансированности бу­дут приниматься правительством, но базироваться на финанси­руемых им исследованиях и разработках, на сравнительном ана­лизе издержек и эффективности, издержек и прибылей; вслед­ствие сложной взаимосвязи результатов принимаемых решений они будут все в большей мере носить технический характер. Ос­новное внимание общества будет сосредоточено на заботливом отношении к таланту, расширении сети общеобразовательных и интеллектуальных учреждений; не только лучшие таланты, но и весь комплекс престижа и статуса оказывается порождаемым интеллектуальными и научными сообществами.
МАШИНА ВРЕМЕНИ

Наблюдать формирование новых институций с самого начала, de novo, удавалось исключительно редко. Социальные изменения были неоднозначными и медленными. Адаптация шла постепен­но и противоречиво, распространение [нововведений] остава­лось сложным. Тридцать пять лет назад, размышляя об истории, Поль Валери, этот типичнейший из французских литераторов, писал: “Нет ничего легче, чем отмечать отсутствие в книгах по истории важнейших явлений, которые прошли незамеченными вследствие своей медленной эволюции. Они не были отмечены

историками потому, что не нашли яркого документированного отражения...

Событие, которое протекает больше столетия, нельзя отыс­кать ни в одном документе или коллекции мемуаров... Так было с открытием электричества и покорением им мира. События тако­го рода, не имеющие равных в истории человечества, проявляют­ся в ней менее заметно, чем некоторые более зрелищные проис­шествия, которые, помимо всего прочего, соответствуют тому, о чем обычно повествует традиционная история. Электричество во времена Наполеона имело не большее значение, чем во времена Тиберия, и могло быть приписано христианству. Между тем се­годня становится все более очевидным, что завоевание мира элек­тричеством чревато большими последствиями и более способно изменить жизнь в ближайшем будущем, чем все так называемые “политические” события, происшедшие со времен Ампера до на­ших дней”⁵.

Сейчас мы не только пытаемся определить процессы перемен (даже если установить их точную дату невозможно), но и уско­ряем “машину времени”, чтобы радикально сократить сроки между зарождением перемен и их претворением в жизнь.

Пожалуй, самое важное социальное изменение нашего време­ни — это процесс непосредственного и сознательного изобрета­тельства. Сейчас люди пытаются предвидеть изменения, опреде­лять их направление и воздействие, брать их под свой контроль и даже вести их к заранее определенным целям. “Трансформация общества” больше не звучит как абстрактная фраза, а представляля-

⁹ Valery P. Reflections on the World Today. N.Y., 1948. P. 16.
ют собой процесс, в котором правительства участвуют активно и на вполне сознательной основе. Индустриализация Японии древ­ним классом самураев представляла собой действие, направленное на перестройку аграрной экономики сверху, и прошла успешно благодаря дисциплинированному характеру общественных отно­шений, отличавшему общество в период, последовавший за рес­таврацией Мэйдзи. Необычайные преобразования в Советском Союзе, более жестокие и более сжатые во времени, чем все изме­нения, когда-либо совершавшиеся в истории, проводились по кон­кретным планам, в которых перемещения населения, как и про­мышленные задачи, были заложены в социальные схемы. Разруше­ние колониальной системы после окончания второй мировой вой­ны привело к возникновению почти пятидесяти новых государств, и многие из них оказались абстрактными приверженцами идеи “социализма”, прокламирующей создание новых индустриальных и урбанизированных экономик в качестве основной задачи новых элит. В старых западных обществах мы наблюдаем развитие пла­нирования в более дифференцированных формах, будь то целевые планы, индикативное планирование, первоначальные инвестиции или просто экономический рост и полная занятость.

ГОДЫ РОЖДЕНИЯ

Было бы безрассудно пытаться точно датировать социальные процессы (с помощью каких критериев можно определить, когда капитализм сменил феодализм, хотя бы в экономической сфе­ре?), но наше представление о времени, которое само по себе есть один из аспектов модернити, вынуждает нас искать какие-то символические точки, которые могли бы ознаменовать воз­никновение нового общественного сознания. А.Уайтхед .однаж­ды заметил, что девятнадцатое столетие закончилось к 1880-м годам, а 1870-е годы были последним десятилетием его расцвета, Можно также считать, что период с 1880 по 1945 год был перио­дом взрывного развития западных идеологий; и кульминацией его стали кошмары фашизма и коммунизма, породивших нового

Левиафана.

Период, наступивший после окончания второй мировой вой­ны, породил новое осознание времени и социальных перемен.

Вполне можно считать, что 1945—1950 годы символически были годами рождения постиндустриального общества.

Вначале превращение материи в уничтожающую энергию в результате создания в 1945 году атомной бомбы отчетливо пока­зало миру силу науки⁶. При этом появились также возможности использования ядерной энергии на благо человека. В 1946 году на государственном испытательном полигоне в Абердине (штат Мэриленд) был создан первый клавишный компьютер ЭНИАК, за ним вскоре последовали МАНИАК и ДЖОННИАК и в тече­ние следующего десятилетия еще десять тысяч других. Никогда в истории изобретений ни одно новое открытие не утверждалось с такой быстротой и не находило такого широкого применения, как компьютер. В 1947 году Н.Винер опубликовал свою “Кибер­нетику”, где изложил принципы действия саморегулирующихся механизмов и самоналаживающихся систем. Если атомная бомба доказала могущество чистой физики, то сочетание компьютера и кибернетики открыло путь новой “общественной физике” — ком­плексу технических средств, позволяющему, при помощи конт­роля и теории коммуникаций, создать tableau entiere для выра­ботки решений и осуществления точного выбора.

⁶ Сравните родь науки во второй мировой войне с ее значением в первой. В журнале “Modern Science and Modern Man” Дж.Б.Конант, который, до того как стать известным просветителем, был выдающимся химиком, рассказывает, как после вступления Соединенных Штатов в первую мировую войну член Амери­канского химического общества предложил правительству в лице Н.Д.Бейкера, который был тогда военным министром, услуги специалистов-химиков. Его по­благодарили и просили прийти на следующий день, когда его и известили о том, что в подобных услугах нет нужды, так как в военном министерстве один хи­мик уже имеется.

Когда президент В.Вильсон создал консультативный совет военно-морско­го флота, возглавлявшийся Т.Эдисоном, это решение получило широкую под­держку, поскольку было воспринято как привлечение лучших научных умов к решению проблем флота. Единственный физик в совете обязан своим назначе­нием тому обстоятельству, что Т.Эдисон, подбирая сотрудников, сказал прези­денту: “Нам бы следовало иметь в составе совета математика на случай, если придется что-нибудь рассчитать”. На самом деле, как указывает Р.Т.Бердж (см.: