Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество. Грядущее постиндустриальное

• Название: Грядущее постиндустриальное
• Анкор: Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
• Дата: 02.02.2017
• Размер: 5.69 Mb.
• Имя файла: Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
• Тип: Книга; #1773
• страница: 34 из 51

ГЛАВА V

Общественный выбор и общественное планирование:

адекватность имеющихся теорий и методов.

Однажды Уильям Джеймс заметил, что “интеллектуальная жизнь человека почти полностью заключается в замеще­нии системы понятий, в рамках которой происходит об­ретение первичного опыта, системой теорий и представлений” 1. Концептуальная схема представляет собой ряд взаимосогласован­ных условий, группирующих различные свойства и качества пред­метов или впечатлений, возводя их на более высокий уровень абстракции, чтобы связать их или отличить от других предметов или впечатлений. В определенной мере наши интеллектуальные или политические проблемы проистекают из того, что мы пользу­емся представлениями и парадигмами, которые сформировались как результат обобщения ранее накопленного опыта. В экономи­ческой науке имеется “теория фирмы”, однако современная кор­порация — не просто фирма в увеличенном виде, и у нас нет теоретической модели, позволяющей предсказать ее поведение. Мы все еще рассматриваем человека как источник общественно­го выбора (ив таких вопросах, как планирование количества детей или рыночные предпочтения, он действительно может счи­таться таковым), но в решении большинства вопросов, воздей­ствующих на распределение ресурсов или меняющих социальный облик страны, подобной единицей является группа людей или правительство, и у нас нет адекватной теории общественных благ и социального выбора. Все мы знаем, что масштаб явлений спо­собен полностью изменить облик общества, но все же, обсуждая наши правительственные структуры, пользуемся языком, а зача­стую и представлениями двухсотлетней давности.

Поэтому одним из первостепенных вопросов является соот­ветствие наших представлений задачам текущего момента. Гово-
1. См.: James W. Some Problems of Philosophy. N.Y., 1916. P. 51.
ря о происходящих в США изменениях, я намерен выдвинуть некоторые положения, ставящие под сомнения прежние формулировки, и предложить ряд новых, возможно, более подходящих для понимания некоторых сложных проблем жизни американ­цев.

Эти вопросы, отчасти риторические, отчасти двусмысленные (каковыми являются все истинные вопросы), преподносятся здесь в виде “замечаний”. Для читателя такая форма часто бывает слож­ной. Он ожидает плавного изложения (идеально — с некоторой элегантностью выражений), постепенно приходящего к опреде­ленному заключению. Любопытно, что это типично “американ­ское” требование. Предполагается, что каждая проблема имеет решение, к которому можно идти прямым путем. Отклонение раздражает. Оно предполагает двойственность и сложность, что в американском диалекте понимается как уклончивость и колеба ние. Американская жизнь основана на опыте, а не на чувствен­ности, и это одна из сторон “национального стиля”.

ОБЩЕСТВЕННЫЙ ВЫБОР И СОЦИАЛЬНЫЕ ЦЕННОСТИ:

НЕОБХОДИМОСТЬ НОВОГО ИСЧИСЛЕНИЯ²

Понятие “большое общество” имеет долгую историю формиро­вания и восходит, пожалуй, к А.Смиту. В “Исследовании о при­роде и причинах богатства народов” он писал: “Согласно систе­ме естественной свободы, государю надлежит выполнять только три обязанности, правда, три обязанности весьма важного зна­чения, но ясные и понятные для обычного разумения: во-первых, обязанность ограждать общество от насилий и вторжения дру­гих независимых обществ; во-вторых, обязанность ограждать, по мере возможности, каждого члена общества от несправедливос­ти и угнетения со стороны других его членов; и, в-третьих, обя­занность создавать и содержать определенные учреждения, со­здание и содержание которых не может быть в интересах отдель-

² В этом и некоторых последующих разделах я обращаюсь к памятке, под­готовленной мною для Национальной комиссии по технологии, автоматике и экономическому прогрессу и для Комиссии 2000 года Американской академии гуманитарных и точных наук.
ных лиц или групп, потому что прибыль от них не сможет никог­да возместить издержки отдельному лицу или небольшой группе, хотя и сможет зачастую с излишком возместить их большому обществу”³.

Понятие “большое общество” в контексте того, каковы же, По мнению А.Смита, законные функции правительства, а по су­ществу — рамки его компетенции, — производит ошеломляющее впечатление в свете проблем сегодняшнего дня. Именно А.Смит был одним из тех людей (другим был Дж.Локк), которые “за­программировали” Соединенные Штаты Америки. Я использую этот термин, звучащий здесь весьма нелепо, вполне намеренно. Как А.Смит, так и Дж.Локк на основе некоторых конкретных философских предпосылок заложили условия для функциониро­вания общества, которому было предназначено возникнуть в США.

Основным тезисом для А.Смита было, несомненно, то, что каждый индивидуум, стремясь к определенным целям, помогает и обществу в целом. Он утверждал: “Поскольку каждый отдель­ный человек старается по возможности... употреблять свой ка­питал на поддержку отечественной промышленности и так на­правлять эту промышленность, чтобы продукт ее обладал наи­большей стоимостью, постольку он обязательно содействует тому, чтобы годовой доход общества был максимально велик. Разумеется, обычно он и не имеет в виду содействие обществен­ной пользе и не сознает, насколько он содействует ей... Направ­ляя промышленность таким образом, чтобы ее продукт обладал максимальной стоимостью, он преследует лишь собственную

³ Smith A. The Wealth of Nations. N.Y., 1937. P. 651; термин “большое обще­ство”, по моим прикидкам, появляется в трех местах работы Смита (на с. 651, 681 и 747). Но его значение следует искать в заключении первой главы V кни­ги, где речь идет о доходах государя или Содружества, и в данном контексте термин “большое общество” означает “общество в целом”. Этот момент име­ет существенное отношение к обсуждавшемуся выше. Словосочетение “боль­шое общество” стало названием книги Г.Уолдаса. Эта книга (опубликованная в 1914 году) возникла на основе курса лекций, прочитанных им в 1910 году в Гарвардском университете, и хотя первоначально тема сводилась к растущей взаимозависимости народов и вытекающим отсюда изменениям в социальной системе, задача работы заключалась не в выявлении источников или результа­тов происшедших изменений, а в том, чтобы использовать достижения социаль­ной психологии для рационального решения общественных проблем.
выгоду, причем в этом случае, как и во многих других, он неви­димой рукой направляется к цеди, которая совсем и не входила/ в его намерения. При этом общество не всегда страдает оттого,/ что данная цель не входила в его намерения. Преследуя свои интересы, он часто более действенным образом служит интерес сам общества, чем тогда, когда сознательно стремится служить им”⁴.

Если говорить коротко и на современном жаргоне, то уста­новленные А.Смитом условия, при которых общество может быть свободным и продуктивным, предполагают индивидуализм, ра­циональность, совершенную информацию и рациональный вы­бор; благом общества выступает совокупность индивидуальных подезностей. В данном случае А.Смит выдвинул абсолютно но­вое в истории гражданского общества положение: при свобод­ном обмене обе стороны, участвующие в сделке, могут оказаться в выигрыше. В прежние времена считалось, что богатство приоб­ретается главным образом путем эксплуатации; завоеваний, при­нуждения, обложения данью и т.п. Таким образом, экономиче­ская жизнь была игрой с нулевой суммой (zero-sum game), а вы­игрыш одной стороны был возможен только за счет другой. В заданных же А.Смитом условиях экономическая жизнь могла стать игрой с ненулевой суммой (non-zero-sum game)⁵.

Мы подошли к проблеме, поднятой в двух приведенных ци­татах из А.Смита: экономические блага существуют не в одном, а в двух видах — как индивидуальные и общественные. Инди­видуальные блага делимы, и каждый человек или семья покупа­ют определенные предметы иди услуги на основе свободного потребительского выбора. Общественные блага неделимы на объекты индивидуального владения, а представляют собой часть общественных служб (например, национальная оборона, про­свещение, украшение окружающего ландшафта, контроль за на-

⁴ Smith A. The Wealth of Nations. N.Y., 1937. P. 423.

⁵ В действительности предпосылкой роста производительности является не свободный обмен, а наличие технологии, давшей экономике возможность вый­ти за пределы “игры с нулевой суммой”. Примером ценных размышлений о путях, с помощью которых технология стала основным средством обеспечения социального равенства, может служить книга Жана Фурастье (см.: Fourastie J. The Causes of Wealth. Glencoe (111.), 1960).
воднениями и т.д.). Эти блага и услуги не продаются отдель­ным потребителям и не приспосабливаются к индивидуаль­ным вкусам. Их характер и объем должен устанавливаться еди­ным решением, применимым в равной степени ко всем людям. Таким образом, общественные блага являются объектом ско­рее социального иди политического, нежели индивидуального, спроса⁶.

Примечательно то, что в “большом обществе” все больше благ неизбежно будет покупаться коллективно. Не говоря об обороне, планирование городов и рационализация транспортной системы, проблемы космоса и расширение зон отдыха, ликвидация загряз­нения окружающей среды и очистка рек, решение проблем обра­зования и медицинской помощи — все эти задачи не могут быть решены отдельными индивидами, но их решение “сторицей воз­дается большому обществу”.

В настоящее время люди обладают шкалой ценностей, позво­ляющей им соотносить полезности и издержки и на этой основе осознанно совершать покупки. И все же, как я указывал в преды­дущей главе, не существует механизма, который в терминах из­держек и выгод дал бы нам возможность рассмотреть различные комбинации частного потребления и общественного приобрете­ния благ.

Все это насущные политические проблемы. Но тут возникает и теоретическая загвоздка, ибо в недавние годы экономисты и математики могли представить “рациональное обоснование” мо­дели индивидуальных предпочтений, но не функциональной мо­дели благосостояния группы. Вернемся к тому, что может быть названо “Адамом Смитом № I”. В знаменитом начале “Исследо­вания о природе и причинах богатства народов” он отмечает, что только человеческой природе свойственна склонность к об­мену и торговле. Когда животное хочет обратить на себя внима­ние, оно старается снискать расположение. Человек делает то же самое, но в большинстве случаев он предпочитает совершить сдел­ку. (“...Тщетно человек будет ожидать помощи от своих ближ-

⁶ Изложение одного из первых обсуждений этой проблемы можно найти в статье Говарда Боуэна: Bowen H. The Interpretation of Voting in the Allocation of Economic Resources // Quarterly Journal of Economics. Vol. LVIII. November 1943. P. 27-48.
них, надеясь только на их расположение. Он скорее достигнет своей цеди, если обратится к их эгоизму и сумеет доказать, что в их собственных интересах сделать для него то, чего он от них требует...”)

Человек предлагает другому рационально исчисленную выго­ду. Но как она рассчитывается? Какова ценность предмета иди услуги для субъекта и на основании чего он сравнивает один пред­мет с другим? Чтобы можно было сделать рациональный выбор, должна существовать мера ценностей, способная служить соизме-рителем альтернативных вариантов. Грубым и всегда имеющимся наготове мерилом служат деньги. Однако по мере увеличения их количества ценность денег снижается. Десять долларов для милли­онера стоят неизмеримо меньше, чем для бедняка. (Такая же слож­ность возникает и в применении теории равенства при вынесении наказания. Два человека могут быть оштрафованы за превышение скорости на 100 долларов. Но для богача эта сумма имеет несрав­нимо меньшее значение, чем для рабочего, платящего тот же штраф. В таком случае заключается ли равенство в одинаковом наказании или в равной возможности понести наказание?) И.Бентам пред­ложил понятие “полезности” как элемента модели рационального выбора, в которой люди ранжируют предметы, которым они отда­ют предпочтение. Но это не обеспечивает в полной мере сравне­ния подезностей (то есть того, насколько человеку один предмет требуется больше, чем другой) и не помогает определению опти­мального сочетания потребностей разных людей в тех или иных благах. Полезность, как и стоимость, приходится рассматривать как метафизическое понятие, и только цена может служить пока­зателем обмена и соизмеримости.

Опубликование в 1944 году работы Дж. фон Неймана и О.Моргенштерна “Теория игр и экономическое поведение”, рассмот­ревших условия выбора и принятие решений в сочетании с рис­ком, реабилитировало понятие полезности. Человеку не извест­ны в полной мере все последствия предполагаемого выбора, но известны альтернативы; поэтому некоторая неопределенность оказывается встроенной в систему выбора, где возможность вы­игрыша соизмеряется с возможностью проигрыша. ( Простейшая игра: в условиях риска вы в случае успеха можете выиграть “ка­диллак”, в случае проигрыша — велосипед; если вы решаете не играть — получаете “фольксваген”. Если шансы определены как

50 на 50, станете ли вы рисковать или примете утешительный приз? А если шанс будет составлять 40 на 60, 30 на 70, 20 на 80, 10 на 90? В какой момент вы воздержитесь от риска?) В этих условиях возникает возможность сопоставить количественные величины ценностей и полезности (наподобие температурной шкалы, а не только ранжированного ряда), что позволяет изме­рить индивидуальные предпочтения⁷. Кроме того, используя раз­личные способы линейного программирования, можно вырабо­тать “оптимальные” решения при определении сочетания ресур­сов, максимизации полезности и т.п.

Но, переходя от индивидуальных решений к групповым, мы сталкиваемся с проблемой, состоящей, если процитировать Д.Луса и Г.Райффу, “в возможно лучшем сочетании несогласующихся предпочтений членов общества для определения компромиссного предпочтения общества в целом” и, по-видимому, оказываемся в тупике. В ходе первой значимой попытки сформулировать дан­ную проблему К.Эрроу в изданной в 1951 году работе “Обще­ственный выбор и индивидуальные ценности” показал, что пять требований, предъявляемых к обеспечению социального благосо­стояния, несовместимы (иными словами, не существует функции благосостояния, удовлетворяющей всем этим требованиям)⁸. Даже принцип права большинства, удовлетворяющий трем, а возмож­но, и четырем условиям, не выходит за рамки сформулированно­го Ж.-Д. де Кондорсе логического противоречия парадокса цик­лического большинства.

Парадоксально то, что ныне, когда действительно стало воз­можным создать рациональную модель задуманного А.Смитом и И.Бентамом мира, главные условия социальной рациональности все менее управляют “игроками” в коммунальном обществе.

Доказательством может служить элементарная теорема. Пред­положив, что имеются три избирателя — А, В и С, преимущества

⁷ См.: Neumann J., van, Morgenstern 0. The Theory of Games and Economic Behaviour. Princeton (N.J.), 1953. По вопросам чисто математического доказа­тельства возможности ранжирования потребностей см.: Marschdk J. Scaling of Utilities and Probabilities // Shubik M. (Ed.) Game Theory and Related Approaches to Social Behavior. N.Y., 1964. Бодее широкая дискуссия о теории полезности, решениях в условиях надежности, риска и неопределенности изложена в: Luce D., Raiffa H. Games and Decisions. N.Y., 1958. Chap. 2.

⁸ Переработанное издание вышло в свет в 1963 году в Нью-Йорке.
которых по вопросам х, у, z распределяются следующим обра­зом, мы получаем:


Ясно, что большинство (избиратели А и В) отдают предпочтение х перед у; в то же время большинство (избиратели А и С) отдают предпочтение у перед z; на основании принципа транзи­тивности (если человек предпочитает х, а не у, и у, а не z, то мы считаем, что он предпочтет х, а не z) следует утверждать, что х получит преимущество и перед z и, таким образом, станет выбором большинства. Но фактически избиратели В и С оказали пред­почтение z перед х. Таким образом, из этих трех положений нельзя вывести простое большинство⁹.

Предпринимались многочисленные попытки как для того, чтобы усовершенствовать первоначальные условия, считавшиеся К.Эрроу необходимыми для построения формулы группового благосостояния, так и для разрешения парадокса голосования (с помощью концепций оказания взаимных услуг, сделок или созда- ] ния того, что Э.Даунс назвал “пассионарным большинством”). Однако до сих пор, насколько я могу судить по специальной ли-

⁹ Наиболее исчерпывающая попытка разрешения этой проблемы подучила отражение в работе: Black D. The Theory of Committees and Elections. Cambridge, 1958. Кроме того, этот вопрос рассматривается также в книге Дж.Быокенена и Г.Талдока (Buchanan ]., Tullock G. The Calculus of Consent. Ann Arbor (Mi.), 1962 [см.: русский перевод: Бъюкенен Дж., Таллок Т. Расчет согласия. Логичес­кие основания конституционной демократии // Нобелевские лауреаты по эко- \ нолике. Т. 1. М., 1997. С. 31 —206]). Несколько ранее данная проблема обсуж­далась в книгах: Dahl R.A., Lindblom Ch.E. Politics, Economics and Welfare. N.Y., 1953, и Downs A. An Economic Theory of Democracy. N.Y., 1957. Материалы симпозиума, посвященного “теореме невозможности” Эрроу, представлены в сборнике: Hook S. (Ed.) Human Values and Economic Policy. N.Y., 1967.
тературе, удовлетворительного решения этого вопроса не пред­видится¹⁰.

Проблема выработки единого социального установления из разных вариантов общественного выбора, соответствующего ин­дивидуальным стремлениям, — проблема чисто научная, в самом лучшем смысле слова. В “реальном” мире проблемы социальных приоритетов, максимального увеличения общественных полезно-стей, развития коммунальных предприятий и выведения их на политическую арену регулируются “политическими критериями”, иными словами, их решение зависит от веса и давления различ­ных заинтересованных групп, балансирующих между нацио­нальными потребностями и общественными интересами. Но имен­но в этом вопросе могут появиться теоретические сложности. Одной из проблем большого общества, которое стремится осоз­нать свои цели, является взаимодействие, если не столкновение, между “рациональностью” и “политикой”. Многие современные теоретические исследования посвящены поиску рациональных моделей человека, где оптимизм, максимализм и минимализм оп­ределяли бы нормы его поведения. Однако создать “групповую теорию” экономического выбора мы, по-видимому, не в состоя­нии. На этом этапе перехода к коммунальному обществу теоре­тический тупик в осмыслении проблемы социального благососто­яния представляет собой определенную опасность.

Я выдвинул проблему — отсутствие механизма, управляюще­го социальным выбором, — и немедленно возвел ее на уровень абстракции, бессмысленной для людей практических 11. Для тео-

¹⁰ См.: Arrow К. Social Choice and Individual Values. N.Y., 1951. В приложе­нии к новому изданию своей книги (New Haven, 1963) К.Эрроу попытался исправить некоторые ошибки, обнаруженные им в прежних доказательствах, изменив формулировки условий, и показать, что несогласованность сохраняет­ся даже в этом случае и потому не существует логических обоснований завер­шенной функции социального благосостояния.

¹¹ Но иногда теория ставит в тупик людей практического склада, У.Райкер проиллюстрировал релевантность скрытых парадоксов голосования на примере анализа правил принятия поправок к законопроектам в комиссиях Палаты пред­ставителей. Он обнаружил ранее неизвестный факт, что в полном соответствии с рядом правил могут быть приняты и те поправки, которые не были одобрены большинством. Так, например, когда параграф, содержащий поправку, и по­правка к поправке ставятся на рассмотрение комиссии, то сначала голосуются поправки. Если принимается поправка к параграфу, она заменяет первоначаль-

ретиков это очень важно, ибо такие логические головоломки вра­зумляют тех, кто полагает, что общая воля возникнет по необхо­димости из самого хода демократических обсуждений, а также рационалистов (какими мы все можем оказаться), считающих, будто общественный интерес проявляется в простой сумме инди-видуальнык предпочтений. Практичные люди могут воспрянуть духом, поскольку теоретически подкрепляется интуитивная идея, согласно которой расхождения между людьми, как и многие дру­гие разногласия, лучше всего улаживаются при помощи перего­воров. Как отмечал Р.Даль, “многие граждане часто тревожатся по поводу их парадоксов; но при этом лишь немногие американ­цы, внимательно наблюдающие за политическим процессом, спо­собны время от времени подавлять в себе разочарование и раз­дражение по поводу системы, которая внешне кажется беспоря­дочной и хаотичной. Да, эта система явно децентрализована.

ный вариант параграфа без дальнейшего голосования. В связи с тем, что Пала­та голосует только дважды по трем вопросам, непереходность остается незаме­ченной, и избранный вариант может стать законом, будучи одобрен лишь мень­шинством. У.Райкер в заключение пишет, что подобные ситуации на практике могут возникать чаще чем в 10 процентов случаев, что должно поставить неко­торых деловых людей в затруднительное положение.

Это не значит, что “голосование большинством” невозможно. Если обра­титься к первоначальному примеру циклического большинства, то очевидно, что отсутствие транзитивности предпочтений выявляется только при третьем голосовании. Таким образом, чтобы обнаружить ее, следует провести круговое голосование, сравнивания каждое предложение с любым другим, но, как отме­чает У.Райкер, ни в одном законодательном собрании подобная процедура не применяется к списку из более чем трех поправок. Если же отсутствие транзи­тивности выявляется, тогда, как показал Д.Блэк, может быть применено “ис­черпывающее голосование”, когда голосуются каждый кандидат против каждо­го или любое решение против любого иного, чтобы в каждом случае можно было добиться решения большинства. Сравнивая предпочтения графически, как показали К.Эрроу и Д.Блэк, можно получить одномерные изображения каждо­го из голосующих; и когда все они объединяются в графическую модель, вы­полненную в определенной системе координат, может быть четко указан выбор большинства — если при этом число голосующих оказывается нечетным, реша^ ющим становится голос председательствующего. Но практическим людям понятно, что в случае возникновения подобной неопределенности сил и предпочтений начинается процесс взаимных уступок и торга, и тогда, как отмечали Дж.Быокенен и Г.Таллок, такая процедура как раз и может быть отнесена к разряду избирательных парадоксов. Все это оставляет открытым, следует отметить еще раз, теоретический вопрос о рациональном определении функции социального благосостояния. Голосование большинством предпочтительнее потому, что оно удовлетворяет трем, а возможно, и четырем из пяти условий, выдвинутых К.Эрроу в качестве необходимых для легализации решения, и, таким образом, оказывается самым разумным из “компромиссов”. Однако в некоторых случаях в опасении “тирании большинства” может воз­никнуть желание применить более сложные пути, такие, например, как предло­женные Д.Бдэком и К.Эрроу. И наконец, может возникнуть ситуация, когда любое решение — по крайней мере из предложенных — не может полностью удовлетворить логическим условиям достижения истинного общественного вы­бора.

Более подробно этот вопрос рассмотрен в: Rifler W.H. The Theory of Political Coalitions. New Haven (Ct.), 1962.
Решения принимаются путем нескончаемых переговоров; пожа­луй, ни в одной другой стране мира переговоры не занимают такого важного места в политическом процессе... [И все же], несмотря на все ее недостатки, она обеспечивает высокую веро­ятность того, что на определенной стадии процесса принятия решений любая политически активная и законно организованная группа может заставить себя выслушать. А это в политике нема­ловажно”¹² .

Вероятно, так и должно быть. Но если мы будем строить наши решения на легитимности групповых интересов — а именно та­ков был первоначальный тезис А.Ф.Бентли, — некоторые, пусть и менее утонченные, теоретические вопросы все же возникнут¹³.
¹² Dahl Е.Д. A Preface to Democratic Theory. Chicago, 1956. P. 150.

¹³ В заключение этого раздела мне все же хотелось бы вернуться к уточнению теоретической проблемы, ибо даже такой прагматик, как я, вынужден признать необходимость некоей рациональной системы (пусть даже только в качестве кри­терия) того, каким мог бы быть социальный выбор. Пожалуй, сегодня с помо­щью математических моделей и высокоскоростных компьютеров можно создать гдиный для страны экономический план, который при помощи матриц “ввода-выхода” показал бы оптимальное распределение ресурсов с учетом реальных эко­номических издержек производства каждого из товаров. Однако административ­ные трудности претворения в жизнь такого плана на деле могут оказаться столь велики, что для приведения экономики в действие придется прибегнуть к помо­ги рынка или какой-то квазидоговорной системы. И все же ценность такого теоретического построения заключается в том, что оно может быть принято за некий критерий, с помощью которого можно было бы создать “неявные оценки” или “неявные цены” внутри системы и дать нам возможность вмешиваться на тех направлениях, где становятся заметными отклонения. Аналогичным образом, для создания оптимальной функции общественного благосостояния может потребоваться и теоретическая модель социального выбора.
ПОЛИТИКА ГРУПП И ЛИДЕРСТВО ЛИЧНОСТИ

Если идеи рациональности и индивидуального выбора, воплощен­ные в рыночном механизме, представляли собой основной вклад экономистов XVIII века, то в XIX столетии они были дополнены идеями представительства и интересов; в результате сформиро­валась социальная теория свободного общества. Наиболее исчер­пывающую формулировку ее политической идеи предложил, по­жалуй, Дж.Ст.Милль в своем эссе “Представительное правление”. Он писал: “Представительное правление означает, что весь на­род, иди значительная его часть, осуществляет через периодичес­ки избираемых им депутатов высшую контролирующую власть, предусмотренную любыми конституциями...

Собрание, где может проявиться, пусть даже в страстной форме, любой интерес или оттенок мнения, где перед лицом пра­вительства и всех остальных интересов и мнений он может за­ставить себя выслушать, принимая обращенные к нему доводы иди добиваясь ясных ответов, почему с ним не соглашаются, — такое собрание само по себе является одним из наиболее важных существующих ныне. политических установлений, одним из наи­более ценных приобретений свободного правительства”.

Теория представительного правления отражала картину об­щества как равновесия сил. Она предполагала, что законодатель­ный орган должен состоять из выходцев из различных социальных слоев и представлять все классовые интересы в стране, ибо, как отмечал Дж.Ст.Милль, защищая право рабочего класса быть пред­ставленным в парламенте, “при отсутствии естественных защит­ников интересы исключенных классов всегда подвергаются рис­ку остаться в пренебрежении”. Дж.Ст. Милль был столь горячим сторонником идеи представительства меньшинств, что с готов­ностью поддержал предложение Т.Хэйр о пропорциональном пред­ставительстве, “схеме, которая не имеет себе равных по достоин­ству, ибо доводит великий принцип управления почти до идеаль­ного совершенства...”¹⁴.

14.Mill D.St. Utilitarianism, Liberty and Representative Government. N.Y., 1936. P. 209, 228, 240, 261. Следует отметить, что теория представительства и интере­сов является нормативной. Одной из задач теории Дж.Ст.Милля, в частности, являлось определение “наилучшей формы правления”. Реальность же может оказаться совершенно иной. Дж.Ст.Милль писал: “Говоря политическим языком, значительная часть любой власти заключена в воле... Мнение само по себе есть одна из наиболее влиятельных общественных сил. Один человек, обла­дающий убеждением, представляет собой социальную силу, равную силе девя­носта девяти других людей, руководствующихся только интересами” (Mill J.St. Utilitarianism, Liberty and Representative Government. P. 183).
С целью ее приспособления к описанию эмпирической полити­ческой реальности данная нормативная теория была усовершен­ствована тем направлением, которое можно назвать “реалисти­ческим” течением в политической мысли, идущей от А.Ф.Бентkи (следует отметить, что формулировки, первоначально предложен­ные им в 1908 году, в течение многих лет игнорировались и только спустя три десятилетия были восстановлены в работах В.Кея, Д.Трумэна и Э.Лейтема). Если “теория групп” и отсутствовала в экономической теории, то она в полной мере проявила себя в аме­риканской политической мысли XX века. В.Кей отметил это наи­более ярко. “Групповые интересы, — писал он, — являются си­лой, вдыхающей жизнь в политический процесс... Какими бы ни были основы групповых интересов, изучение политики должно ба­зироваться на анализе целей и состава заинтересованных групп внутри общества... Основными средствами выражения подобных интересов являются политические партии и группы давления. Че­рез эти официальные механизмы люди с общими интересами дают о себе знать в общем балансе политических сил”¹⁵.

Политик же играет роль посредника: “Задача политического или государственного деятеля в демократическом обществе сво­дится к поддержанию равновесия между требованиями конкури­рующих интересов и ценностей... В определенных пределах... в демократическом обществе носители любых интересов могут сво­бодно выражать свои требования и свое несогласие... Политичес­кий деятель в демократическом обществе... чтобы удержать власть, должен быть способен манипулировать существенной частью этих интересов: в одном случае он должен уступить, в другом — про­явить твердость, где-то проявить медлительность, а где-то дей­ствовать энергично... Политик... должен играть роль арбитра и посредника, подвергаясь критике со всех сторон. Ради избежа­ния иди смягчения конфликта он идет на компромисс”¹⁶.
¹⁵ Key V.O. Politics, Parties and Pressure Groups. N.Y., 1942. P. 23-24.

¹⁶ Ibid. P. 10-11.
Несмотря на совершенство этой модели для описания дей­ствительности XIX столетия¹⁷, она удивительно устарела приме­нительно к политике второй половины XX века, ибо в ней не учитываются три важнейшие особенности, три основополагаю­щих элемента современной государственной политики: влияние внешней политики, ориентация общества на будущее и возраста­ние роди “технического” принятия решений.

Внешняя политика не формируется как непосредственная ре­акция на требования и стремления влиятельных кругов внутри страны (хотя, если решения приняты, некоторые изменения на основании таких требований могут быть внесены; например, стро­ить военные самолеты на юго-западе страны иди на северо-запа­де). Внешняя политика проводится в соответствии с идеологи­ческими и экономическими интересами великой державы и выс­тупает реакцией на возможную угрозу со стороны других вели­ких держав иди идеологических сил. Но ее следствием в условиях “холодной войны” является мобилизация всего общества, укреп­ление чувства национального единства, централизация принятия решений и сосредоточение огромных ресурсов в руках прави­тельства.

Приверженность экономическому росту и новые масштабы социальных перемен — их стремительно проявляющиеся шоко­вые эффекты, постоянная необходимость предвидеть социальные изменения и в определенной степени направлять их — обостря­ют внимание к планированию, к более точному определению на­циональных приоритетов и к оценке альтернативных вариантов развития, которые могут открыться перед уверенно развиваю­щейся страной (следует заметить, что ежегодный трехпроцент­ный рост означает удвоение валового национального продукта за двадцать четыре года). “Процесс нововведений, — пишут Р.А.Дадь и Ч.Э.Линдблом, — является и научным, и политиче­ским. Недостаточно открыть новые социальные технологии, надо применить их. Изобретение и открытие суть только начало про-

¹⁷ Следует отметить, что “групповая политическая теория” оспаривалась с теоретической точки зрения М.Одеоном, который, применяя к природе общего выбора “экономический анализ”, утверждает, что интерес группы не является наиболее адекватным отражением интересов ее членов. См.: Olson М., Jr. The Logic of Collective Action: Public Goods and the Theory of Groups. Cambridge (Ma.), 1965.
цесса, следующим шагом которого и становится нововведение — задача политики. Тот факт, что весь этот процесс в целом прохо­дит сегодня необычайно быстро, представляет собой, пожалуй, величайшую политическую революцию нашего времени”¹⁸.

Сочетание этих двух элементов повышает роль технического аспекта принятия решений. Разработка разумного курса, будь то во внешней политике, обороне или экономике, выдвигает на пер­вый план людей, обладающих знаниями, необходимыми для пред­видения стоящих на пути сложностей, и способных детально раз­работать политическую линию, характер ее воплощения в жизнь и просчитать последствия того или иного альтернативного выбора. Революции в военной технологии (открытие ядерной энергии, замена управляемых человеком самолетов реактивными снаряда­ми) были инициированы учеными. Развитие системного анализа, метода соизмерения затрат и результатов, революционировавших как стратегический процесс, так и управленческую структуру Пен­тагона, было предложено математиками и экономистами¹⁹. Руко­водство национальной экономикой, с его пристальным вниманием к правительственным расходам, требует людей, искушенных в этой области, а решение таких важных политических проблем, как со­кращение или рост налогов, направления их использования, поиск оптимального соотношения заработной платы и цен, во все боль­шей степени требует соответствующих технологий²⁰.

Однако самым важным политическим следствием всего этого следует считать (почти во всех политических системах) переход реальной власти от законодательных и совещательных органов к исполнительным и возрождение того, что Бертран де Жувенель

¹⁸ Olson М., }r. The Logic of Collective Action: Public Goods and the Theory of Groups. P. 8.

^l9 См.: Hitch Ch.J., McKean R.N. The Economics of Defense in the Nuclear Age. Cambridge (Ma.), 1960; Quade E.S. (Ed.) Analysis for Military Decisions:

The Rand Lectures on Systems Analysis. Chicago, 1964.

²⁰ Как искренне утверждал один бывший бюрократ, “развитие на протяже­нии длительного периода социальной политики и ее методов менее влияет на конфликты между политическими партиями и социальными или экономически­ми лоббистами, нежели способствуют объективным процессам исследований и дискуссий в рамках групп профессионалов” (Price D.K. Government and Science. N.Y., 1962). Это написано спустя немногим более десяти дет после работы В.Кея и, пожалуй, отражает отличие подходов социальных аналитиков довоенного и послевоенного периодов.
элегантно назвал “принципатом”. Да и как может быть иначе, если в силу самого характера современной жизни внешняя политика перестала быть “дипломатией” и превратилась в нескончаемый круговорот стратегических маневров, где жизненно важные реше­ния должны приниматься незамедлительно, и если новые модели социальных изменений делают необходимость планирования по­литики даже более насущной, чем принятие законов, что требует инициативы именно со стороны исполнительных органов?

В Соединенных Штатах в течение последних 25 дет мы стали свидетелями трансформации института президентства в испол­нительную администрацию президента с возникновением новых институтов, таких, как Управление бюджета, Комитет экономи­ческих советников, Совет национальной безопасности, и некото­рых других, непосредственно входящих в президентскую адми­нистрацию. В конечном счете это означает не столько укрепле­ние яичной власти и престижа президента (что тоже важно), сколько закрепление важнейших контрольных и руководящих фун­кций за исполнительной ветвью власти, осуществляемых, напри­мер, Управлением бюджета и Комитетом экономических совет­ников, что усиливает, сдвиг в структуре власти.

Хотя эти значительные изменения — новая роль руководителя (иди харизматического лидера), противоречия между технокра­тической рациональностью вкупе с политическим торгом и ориен­тацией на будущее — уже неоднократно описывались, политичес­кая теория еще не инкорпорировала их в свою концептуальную структуру. Несмотря на то, что модель заинтересованной группы имеет все меньшее значение для осмысления превращения Амери­ки в мобилизованное государство, даже последние, усложненные варианты этой модели — выполненные с применением теории си­стем иди концепции затрат и результатов — повторяют прежние ошибки, ориентируясь на [статическое] равновесие в большей мере, чем на [динамический) баланс сил²¹. Вместо того чтобы изобра­жать правительство как своего рода посредника, регулирующего программы конфликтующих групп и помогающего им принять

²¹ См., напр.: Easton D. An Approach to the Analysis of Political Systems // World Politics. April 1957. P. 383-400; Easton D. A Systems Analysis of Political Life. N.Y., 1965. Более механистическая модель представлена в работе: Mitchell W. The American Polity. N.Y., 1962.
определенные решения, было бы правильнее рассматривать прези­дентскую власть как систему, способную действовать с большей степенью свободы и даже решать, каким заинтересованным кру­гам отдать предпочтение, а самой исполнительной власти оста­вить политический торг — основываясь на технократических ре­шениях — с различными общественными группами²².

За вопросом об адекватной эмпирической модели стоит и бо­лее сложная проблема создания нормативной теории, которая — учитывая неизбежные элементы централизованного принятия ре­шений, расширение возможностей общественного выбора и не­обходимость разумного планирования (не “приказывающего” об­ществу, а облегчающего проведение желаемых изменений) — может предложить разумные критерии, созвучные ценностям сво­бодного общества. При создании такой теории придется учиты­вать и другие элементы переосмысления реальности. Такие пере­оценки, по-новому группирующие уже известные факты, позво­лят обнаружить новые проблемы, которые могут возникнуть в коммунальном обществе.