Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество. Грядущее постиндустриальное

• Название: Грядущее постиндустриальное
• Анкор: Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
• Дата: 02.02.2017
• Размер: 5.69 Mb.
• Имя файла: Д. Белл. Грядущее Постиндустриальное Общество.doc
• Тип: Книга; #1773
• страница: 33 из 51

, и предложила несколько способов ее использования правительством. Инже­нерная комиссия предприняла три исследования: первое касалось шума, произ­водимого дозвуковыми самолетами; второе — обучения с помощью компьюте­ров; третье — многофазной проверки здоровья. Оба доклада по вопросу техно­логических оценок были опубликованы комитетом Палаты представителей в июле 1969 года.
-
исключениями, решения относительно будущего использования технологии принимаются в настоящее время теми, кто может из­влечь из этого экономическую или институциональную выгоду. Однако комиссия Национальной академии наук настаивает: “Ре­шения, касающиеся развития и применения новых технологий, не должны быть основаны исключительно на непосредственной выгоде для их пользователей или спонсоров. Необходимо своев­ременно рассматривать те долгосрочные жертвы, которые после­дуют за их использованием и распространением, а также потен­циально болезненное воздействие на различные страты общества и на окружающую среду, зачастую даже на значительном рассто­янии от мест их производства и применения”.

В рамках американского федерального правительства уже су­ществуют, хотя и в зачаточном состоянии, системы соответству­ющих оценок и принятия необходимых решений. Федеральная комиссия по контролю за загрязнением воды, Национальная ад­министрация по контролю за загрязнением воздуха, Админист­рация по контролю окружающей среды — все они имеют полно­мочия изучать последствия, но у них гораздо меньше прав по установлению контроля. Некоторые ведомства, такие, как Ко­миссия по атомной энергии, сами внедряют новые технологии (например, атомную энергию) и сами же оценивают их послед­ствия. Но необходимы независимые органы, которые оценивали бы ущерб и направляли бы предложения по его устранению ис­полнительным властям или Конгрессу. Какой бы ни стада подоб­ная структура, ясно, что в ближайшие годы должны быть созда­ны определенные общественные механизмы принятия решений, обеспечивающие оценку последствий второго порядка, вызывае­мых технологическими или социальными изменениями. Новые и расширенные полномочия должны подучить органы администра­ции. Новые сложные задачи встанут перед Конгрессом.

Что касается частных корпораций, то перед ними вскоре воз­никнет проблема новых принципов в отношении к социальной политике. Так же как ранее налоговые льготы для корпораций были общественным делом и служили поощрению развития про­изводства (путем инвестиционых кредитов или сокращения сро­ков амортизации), так должно стать и в случае с налоговыми наказаниями, направленными либо на принуждение корпораций нести социальные расходы, вызванные их деятельностью, либо на поощрение перехода к другой технологии или поддерживаю­щей системе, при помощи которых можно свести к минимуму социальные расходы или получить социальные выгоды. Учиты­вая масштабные последствия частных решений, подобное вмеша­тельство общества в дела корпораций неизбежно.

Раз уж мы подходим к технологическим оценкам, следует также попытаться предпринять и социальные оценки. Напри­мер, социальная карта Соединенных Штатов была перекроена после второй мировой войны в ходе стремительного расшире­ния пригородов и необычайного роста пригородного домовла­дения. Все это стало возможным лишь в результате определен­ной общественной политики: федеральных гарантий закладных;

низкого уровня первоначальных взносов для ветеранов (иногда составлявших не более 10% от общей цены дома), так что по­купка недвижимости стала дешевле аренды; разрешения вычи­тать проценты по закладным из суммы, облагаемой подоход­ным налогом. Но никто не ставит под сомнение и существую­щую “систему поддержки”, состоящую из большого числа мел­ких застройщиков, заполнивших огромные участки земли скуч­ными рядами однотипных домиков.

Существуют, можно сказать, три альтернативных модели при­городной застройки: первая — отдельно стоящие дома с инди­видуальными въездами и гаражами; вторая — группа “кусто­вых домов” с общими дополнительными удобствами (например, гаражами) и третья — многоэтажные жилые дома с обширны­ми зелеными зонами. Каждый тип требует совершенно различ­ных уровней “социальных затрат”, которые ложатся не на про­ектировщиков-строителей, а на местное население (сеть дорог, использование дополнительных земель, расположение школ и т.д.). Между тем эти социальные издержки если вообще и при­нимаются во внимание, то редко. Не существует “полной мат­рицы затрат”, которая могла бы показать покупателю, какими будут общие вторичные издержки в результате сделанного им выбора. Да и общественная политика никогда не искала такого определения.

Вообще говоря, я не настаиваю, чтобы потребителю навязы­вался какой-либо из вариантов. Но разумная общественная по­литика — а ведь именно затраты общественных средств ускоря­ют социальные изменения — должна принимать в расчет альтер­нативные полные схемы затрат, а также учитывать последствия поддержания либо изменения существующих и утвердившихся моделей домостроения и развития. Дело не во “вмешательстве” или “невмешательстве” в дела общества; любое действие (или бездействие) связано с усилением или ослаблением позиций тех или иных заинтересованных сил. Вопрос заключается в том, что­бы сделать видимой связь между принимаемым решением и его последствиями.

КОРПОРАЦИЯ КАК СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ

В традиционном корпоративном законодательстве собственность определяется как совокупность вещей, однако главный урок, ко­торый усвоен за последние три десятилетия, состоит в том, что корпорации, хотя и производят вещи, состоят из людей, а к людям — по крайней мере к управленческому и высококвалифи­цированному персоналу — нельзя относиться как к вещам.

Корпорации являются институтами, предназначенными для экономизирования; в то же время для своих членов они пред­ставляют определенный образ жизни. До начала двадцатого века жизнь большинства американцев была ограничена небольшим городком, церковью и семьей. Маленькие городки практически исчезли; церковь потеряла большую часть своего эмоциональ­ного воздействия на людей, а тесная связь между семьей и про­фессией, дававшая жизни преемственность — семейная ферма, семейный бизнес или семейная профессия, которую наследо­вал сын, — распалась. Разрушение старого уклада жизни, по­следствием которого явились потеря корней и дезориентация, служит источником того, что социологи называют аномией (anomie).

Эмиль Дюркгейм, французский социолог, предложивший этот термин, считал, что решение проблемы аномии возможно при наличии групп, способных предложить своим участникам чув­ство родственности и единства цеди. Политическое общество, по его мнению, слишком аморфно и разрозненно. Решение, заявил он, скрыто в профессиональной группе, в профессии, которая может дать обществу новую этику. Один из основных толковате­лей Дюркгейма, Элтон Мейо из Гарвардской школы бизнеса, пред полагает, что наиболее эффективно добиться этой цели можно в рамках корпорации.

Для множества людей это по необходимости стало нормой. “Четыре желания”, определяющие, по мнению покойного социо­лога У.Томаса, человеческое поведение, — уверенности, новых впечатлений, ответных чувств и признания — могут быть испол­нены внутри рамок корпорации. Два-три десятка лет назад это привело к появлению насмешливого выражения “организацион­ный человек”, обозначающего новый тип конформизма. Если это выражение предполагало, будто раньше люди были свободными и индивидуальными, а теперь стали однообразными и похожими, то история превращается в миф, а ирония становится новой идеоло­гией. На самом деле в маленьких городках жизнь делала человека ограниченным и нетерпимым — достаточно вспомнить “Главную удицу” Синклера Льюиса, тогда как мир организаций давал воз­можность выбора, предлагал новые возможности. Корпорации могут служить и инструментом подавления, но они в равной сте­пени могут быть и ареной развертывания личной инициативы.

Корпорация, как и университет, правительственное ведомство или большая больница — со своими иерархией и статусной сис­темой, — для многих сотрудников превратилась в дело их жизни. Поэтому она не может более оставаться организацией с узким предназначением — в случае производственной компании лишь инструментом выпуска товаров и услуг, — но должна стать при­емлемым стилем жизни для своих членов. Она не только обязана удовлетворять своих клиентов, но должна быть приятной для себя самой.

Коммерческая корпорация, тем не менее, существует в системе различных ограничений и по своему духу отличается от универси­тета, государственного учреждения или больницы. Корпорации, в отличие от них, должны постоянно участвовать в конкурентной борьбе и приносить прибыль (которая часто служит источником существования — через налоги — для организаций, подобных ука­занным трем). Если задать континуум, поместив на одном конце шкалы экономизацию (когда все аспекты организации специально приспособлены к тому, чтобы служить целям производства и по­лучения прибыли), а на другом социологизацию (когда всем рабо­чим обеспечен пожизненный найм, а удовлетворенность работни­ков становится главным направлением использования ресурсов), можно обнаружить, что в течение последних тридцати лет корпо­рации стабильно двигались, почти со всеми своими служащими, в направлении социологизации. Достаточно обратить внимание на рост доли “издержек на социальное обеспечение” — оплаты от­пусков, листков нетрудоспособности, медицинского страхования, дополнительных пособий по безработице, пенсий и т.д., — как этот сдвиг становится очевидным.

Исторически все это было неизбежно. По мере того, как в обществе иссякали традиционные источники социальной поддер­жки (маленький городок, церковь и семья), организации нового типа, в частности корпорации, занимали их место; и они с неиз­бежностью стали ареной, где воплощаются стремления к уверен­ности, справедливости и признанию. Таким образом, представ­ление корпорации лишь в качестве экономического инструмента означает полное непонимание значения социальных перемен за последние полвека.

БАЛАНС ОБЯЗАТЕЛЬСТВ

Использовать выражение “социальная ответственность” приме­нительно к корпорации — это не значит прибегать к риторике (хотя многие руководители корпораций так и поступают), счи­тать, что “положение обязывает” (что характерно для меньшего числа руководителей корпораций), иди приходить к выводу, что в общество внедряется какая-то подрывная идея (как предпола­гают некоторые либеральные экономисты); это означает лишь признание очевидной роди человеческих привязанностей. Если не вставать на ту точку зрения, что преданность работника ком­пании и его отождествление себя с ней — всего лишь денежные сделки, а занятость ограничивается отношениями, выражаемыми формулой “услуга за оплату”, то корпорация предстает как осо­бый мир с социальными обязательствами перед ее членами — не в меньшей мере чем как экономизированный инструмент, в кон­курентной среде с наименьшими издержками производящий то­вары для экономического мира потребителей.

Однако каков баланс обязательств и насколько далеко следу­ет продвигаться в каждом направлении? Возможно, наилучшим образом можно ответить на этот вопрос, обратившись к некото­рым уже проявившимся проблемам или же обещающим проявиться в следующем десятилетии.

Удовлетворение работой. В литературе о “человеческих отно­шениях” пару десятилетий назад часто утверждалось, что чело­век, удовлетворенный своей работой, имеет склонность к более высоким моральным качествам и более высокой производитель­ности. Так, расположение механизмов на рабочем месте было модифицировано инженерами в соответствии с заключениями промышленных психодогов и социологов. Увеличение расходов должно быть оправдано пропорциональным ростом производи­тельности.

Но что, если изменения в рабочей схеме повышают удовлет­ворение работой, но не увеличивают производительности? Что тогда делать корпорации? Общепринятый ответ состоит в том, что ее главное обязательство — извлечение прибыли и что любое повышение затрат должно быть компенсировано соответствую­щим ростом производительности. Давайте, однако, обратимся к одному из вариантов этой проблемы. Когда корпорация нанима­ет больше женщин и они требуют от нее оплаты содержания де­тей в детских центрах, обязана ли компания удовлетворить эти требования? Вопрос состоит не в том, чтобы рассматривать та­кие центры в качестве необходимых издержек по привлечению женского труда, когда рынок рабочей силы скуден, а в измене­нии социальных ценностей, позволяющем женщинам, желающим трудиться, возвращаться к работе, пока дети еще не подросли. Дошкольные учреждения служат необходимым компонентом удов­летворения работой для молодых женщин, даже если расходы на ик содержание далеко превосходят “выигрыш” в производитель­ности, достигаемый при найме этих женщин. Остается ли в силе общепринятый принцип?

Наем национальных меньшинств. Лежит ди на корпорации обязательство нанимать на работу представителей национальных меньшинств, страдающих от исторических несправедливостей,

даже если они менее подготовлены для соответствующей рабо­ты, чем их конкуренты? А если наем таких лиц потребует увели­чения затрат на обучение и может привести к понижению про­изводительности? В принципе проблема эта не отличается от стоящей перед университетом, который может установить спе­циальную квоту, а иногда и ограничить число принимаемых из числа “большинства”, которые по формальным критериям (на­пример, результатам тестов) могут оказаться более подходящи­ми. Вопрос о соотношении выгоды, с одной стороны, и соци­альной справедливости — с другой, является одной из трудней­ших моральных проблем. Сложность состоит в том, что в дан­ном случае “правильное” сопоставляется с “правильным”, а не “правильное” с “неправильным”. Там, где налицо такой кон­фликт между правидьностями, каков должен быть баланс обяза­тельств?

Относительная оплата. Как оценить, сколько стоит работ­ник? Чисто рыночный принцип, состоящий в конкуренции спро­са и предложения, отражает только сравнительный дефицит, от­нюдь не идентичный социальной справедливости. В большинстве отраслей американской промышленности все еще сохраняется различие между низкоквалифицированным трудом, который оп­лачивается сдельным или почасовым образом, и “беловоротничковой” работой, приносящей работнику еженедельную или еже­месячную зарплату. Некоторые корпорации — “Ай-би-эм”, “Тексас инструментс” — отменили это различие, однако немногие последовали их примеру. Каково рациональное решение этого различия в индивидуальном статусе?

Внутри корпорации соотношение между ставкой самых низ­кооплачиваемых рабочих и средней зарплатой верхнего эшелона руководителей может составлять 1:25 иди выше. Чем оправдыва­ется такой разрыв? В основе рациональности лежал рынок. Од­нако постепенно его влияние на определение градации видов труда и самих работников снижается. Эдлиот Джейке, английский спе­циалист в области промышленной психологии, попытался выра­ботать принцип “справедливой” оплаты на основе различий в степени ответственности различных работников, измеряемой, в частности, временем, в течение которого человек трудится само­стоятельно, и степенью надзора. Могут быть предложены и другие “формальные” системы, подобные этой. Но поскольку люди нуждаются в разумном объяснении различий в степени их воз­награждения, следует выработать какие-то четкие принципы со­циальной справедливости.

Ответственность перед сообществом. Проблема не нова, но снова и снова возникает по мере того, как корпорация становит­ся образом жизни для ее членов. Помимо уплаты налогов, какие обязательства несет корпорация перед жителями тех районов, где она размещает свои заводы и штаб-квартиры? Каковы ее обязанности в создании более удовлетворительных социальных и культурных условий их жизни?

Ответственность за окружающую среду. За последние не­сколько дет корпорации, вместе с остальным обществом, осозна­ли, что к природе нельзя относиться как к “бесплатному товару”. Вопрос о том, как должны быть распределены издержки, как я уже отмечал, станет в ближайшее десятилетие одной из наиболее трудных технико-политических проблем.

Моральные проблемы. Корпорации, как и университеты, все­гда утверждали, что в моральных вопросах они “ценностно ней­тральны”. Основная задача корпорации состоит в обеспечении наивысшей прибыли на вложенный капитал. Однако занимать позиции ценностного нейтралитета становится все труднее. В качестве иллюстрации могут послужить затруднения, возник­шие в результате инвестиций американских частных компаний в ЮАР. Классической присказкой на моральные темы может послужить пример одной из церквей, получавшей доходы от недвижимости, в которой располагались публичные дома. Цер­ковь всегда могла оправдаться, что она спасла столько же душ, сколько потеряла тел. Такие подсчеты никогда не были вполне убедительными. Утверждение корпорации, что она спасает столько же тел, сколько теряет душ, мало чем отличается от предыдущего.

Суммируя сказанное, отметим, что в предложенной мною кар­тине соотношения между экономизированной и социологизированной моделями поведения баланс все больше переходит в пользу последней. Что же касается конкретных вопросов, на которые корпорациям предстоит ответить в предстоящее десятилетие, то, хотя и не существует готовых формул, определилась позиция, с которой будут приниматься решения, и эта позиция все более и более становится социологиэированной.
ПОВОРОТНЫЙ ПУНКТ ДЛЯ КОРПОРАЦИИ

Вопрос о “социальной ответственности” станет, как я полагаю, наиболее трудным в дебатах, которые будут иметь решающее зна­чение в ближайшие годы. Одну позицию занял Мидтон Фридман. “Что означает утверждение о наличии у администратора корпора­ции “социальной ответственности” как у бизнесмена? — спраши­вает он и отвечает: — Если это не чистая риторика, то он должен действовать до некоторой степени таким образом, который не отвечает интересам его нанимателей. Например, ему следует воз­держаться от повышения цен, чтобы внести вклад в борьбу обще­ства против инфляции, даже если такое повышение несомненно отвечает интересам его компании. Быть может, ему придется по­высить расходы на очистные сооружения сверх того, что отвечает интересам корпорации или соответствует требованиям закона, чтобы внести вклад в общественное движение за сохранение окру­жающей среды. Иди он должен, жертвуя прибылями компании, нанимать отпетых безработных вместо более квалифицированных рабочих, чтобы способствовать борьбе общества с бедностью... [Однако] в системе свободного предпринимательства и частной собственности администратор находится на службе у владельцев капитала. Он несет прямую ответственность перед своими нани­мателями, заключающуюся в ведении дела образом, отвечающим желаниям хозяев, что сводится обычно к стремлению заработать как можно больше денег, не нарушая социальных правил, как вы­раженных в законах, так и содержащихся в этических нормах”¹⁴.

Существует два типа ответов Фридману. Оба они недавно были даны Одденом Кдаузеном, президентом и исполнительным дирек­тором “Бэнк оф Америка”, одного из крупнейших банков мира.

Главным для Клаузена является вопрос о том, в каком социаль­ном контексте действует современная корпорация. Как пишет в своей статье для журнала “Форчун” Дж.Давенпорт, “главное дело О.Клаузена — поддерживать успешный рост этой гигантской де­нежной машины... в то же время его мысли часто заняты тем, как облегчить недуги, выпавшие на долю Хантер-Пойнт иди южных

¹⁴ Приведены выдержки из статьи: The Social Responsibility of Business Is to Increase Its Profits // The Sunday Times Magazine. 1970. 13 September. Аргу­ментация развита в книге М.Фридмана “Капитализм и свобода”.
районов Маркет-стрит [в Сан-Франциско]; как справиться с за­стойной безработицей в городе; как совладать со студенческими беспорядками в Беркли или в Стэнфорде”. Защищая эти цели, Клаузен прямо противостоит Фридману. Как говорится в той же статье, “в настоящее время он и его коллеги менее заинтересова­ны в модификации структуры своего банка, чем в выработке опре­деленного курса в период, когда сам капитализм подвергается на­падкам... Бизнес, — утверждает Клаузен, — должен сегодня обра­щать внимание на некоторые далекие от коммерции проблемы, если он хочет дожить до завтрашнего дня. Взгляды Фридмана при­емлемы с краткосрочной точки зрения, однако в долгосрочной перспективе никто не может ожидать получения прибыли — или ее толкового применения, — если вся социальная ткань будет ра­зорвана в клочья... Существует также другой вопрос: под поверх­ностным расхождением взглядов на социальную целесообразность проступает очень важная, но редко точно выраженная проблема о самой природе корпорации. Фридман рассматривает ее как “ис­кусственную личность”, а менеджера — как простого агента от­дельных акционеров. Клаузен считает, что корпорация живет соб­ственной жизнью и потому обладает некоторой свободой выбора в обеспечении баланса между долгосрочными нуждами общества и безотлагательными требованиями ее владельцев”.

И, как отмечает сам Дж.Давенпорт, придерживающийся от­четливо выраженных консервативных взглядов, “в подходах Клаузена к автономии корпорации, возможно, таятся определенные опасности, однако во взгляде на общество как на атомизированное собрание индивидуумов явно содержится нечто нереальное”¹⁵.

Сердцевиной проблемы служит вопрос о природе корпора­ции. Является ли она по преимуществу лишь инструментом ее “владельцев” — по закону, держателей акций — или служит ав­тономным предприятием, которое, несмотря на свою специфи­ческую историю, стало, иди должно стать, средством служения обществу в системе плюралистических сил?

Классические дебаты по этому поводу были проведены сорок дет назад на страницах журнала “Гарвард до ревыо” между А.Бер-ли и М.Доддом. Берли в то время придерживался взгляда (позже он пересмотрел свою точку зрения), что все полномочия корпора-

¹⁵ Davenport J. Bank of America Is Not for Burning // Fortune. January 1971.
ции доверены ей акционерами для обеспечения их собственной выгоды. Додд отмечал, что с юридической точки зрения так оно и есть, однако использование частной собственности глубоко затра­гивает общественные интересы, и директоров компании следует рассматривать как лиц, облеченных доверием управлять предпри­ятием в целом (если рассматривать корпорацию в качестве соци­ального института), а не просто как “поверенных акционеров”. Берли отвечал, что поскольку никто не может предложить “ясную схему, поддерживающую разумные элементы ответственности пе­ред кем-то со стороны”, то реализация предложения Додда приве­дет к сосредоточению контроля над организацией в руках управ­ляющих. Он видел проблему в том, каким образом, если не суще­ствует предварительного правового акта об ответственности пе­ред акционерами, можно воспрепятствовать управляющим произ­вольно присвоить себе социальные и политические полномочия иди вести мошеннические и своекорыстные операции.

Юридические и социологические вопросы по-прежнему ждут ответа. Является ли менеджер прежде всего доверенным лицом отсутствующих инвесторов? Или же его роль, как ее определил Ф.Абрамс, будучи председателем правления “Стандард ойл оф Нью-Джерси”, состоит в ведении дел “таким образом, чтобы под­держивать справедливый и действенный баланс между требова­ниями различных непосредственно заинтересованных групп — акционеров, персонала, клиентов — и общественности в целом”?

ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ ИЛИ ЧАСТНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ?

Современная производственная корпорация утратила многие чер­ты, присущие традиционному капиталистическому предприятию, но, не имея нового морального основания, она сохраняет старую

идеологию и запутывается в ней.

Несчастно общество, у которого не хватает слов для описа­ния происходящего. Так, Т.Арнольд, обсуждая проблему част­ной собственности, пользуется мифами и сказаниями о капита­лизме, безнадежно устаревшими еще тридцать дет тому назад, Дело в том, что собственность сегодня представляет собой про­сто юридическую фикцию.

Акционер теоретически является собственником потому, что он приобрел долю в капитале и взял на себя соответствующий риск. Но в наше время лишь малая часть корпоративного капита­ла поступает от размещения акций. Значительно большая его доля поступает из внутренних источников как результат успехов са­мого предприятия. За последнее десятилетие более 60% инвести­ций 1 тыс. крупнейших промышленных фирм страны было осу­ществлено путем внутреннего финансирования. Сохраненный капитал служит основой увеличения общей суммы активов круп­ных корпораций, а его рост является результатом управленчес­кого мастерства. При этом большая часть дополнительного капи­тала поступает от выпуска облигаций, которые становятся фик­сированной нагрузкой на доходы, а не от продажи обыкновен­ных ак1)'ий иди рискового финансирования. Доходность облига­ций зависит от стабильности компании и перспектив выплаты, что опять-таки связано с проблемой управления.

Если следовать логике Фридмана (а его сильной и слабой стороной является то, что он всегда до конца последователен в своих собственных суждениях), то надо бы запретить иди по меньшей мере не поощрять внутреннее финансирование. По “чи­стой” теории рыночного капитализма, фирма рискует капита­лом держателей акций, а затем выплачивает определенные до­ходы в виде дивидендов их юридическим владельцам. Если ком­пания намерена вновь рискнуть этими деньгами, ей следует об­ратиться к акционерам за одобрением решения о реинвестиро­вании средств, а не отказываться от выплаты дивидендов и осу­ществлять реинвестирование лишь на основе решения правле­ния. Фридман утверждает, что только “двойное налогообложе­ние” (через корпоративный и личный подоходный налог) диви­дендов препятствует возникновению такого желательного по­ворота дела. Но я бы сказал, что такой поворот дела и нежела­телен, и невозможен. При имеющейся к настоящему моменту системе владения капиталом — в особенности с ростом взаим­ных, пенсионных и трастовых фондов — акционер часто стано­вится человеком, который мало интересуется дедами предприя­тия. Такое состояние может быть полезным для управляющих, являться показателем экономического успеха, однако затем оно воплощается скорее в разных формах компенсации, чем во вла­дении. Настоящие владельцы прямо и непосредственно участвуют в дедах предприятия, и такое определение более подходит слу­жащим компании, а не ее акционерам. Для них компания явля­ется социальным институтом, в который они инкорпорированы самым непосредственным образом. И с политической, и с мо­ральной точек зрения немыслимо, что их жизни должны зави­сеть от прихоти финансового спекулянта.

Иными словами, корпорация может быть институтом част­ного предпринимательства, но не является в реальной жизни институтом частной собственности. Если активы предприятия представляют собой прежде всего результат искусства управля­ющих, а не применения машин и других материальных объектов (а это, несомненно, справедливо для наукоемких отраслей, средств связи и так называемого “знаниеинтенсивного” сектора промыш­ленности (knowledge industries)), то собственность безусловно теряет свое значение. И если собственность является по большей мере юридической фикцией, то и подходить к ней следует более реалистически. Можно относиться к акционерам не как к “вла­дельцам”, а как к законным претендентам на какую-то фиксиро­ванную долю прибылей корпорации — но не более того¹⁸.

ЗНАЧЕНИЕ КОРПОРАЦИИ

Так что же такое корпорация? Если вернуться к первоначально­му значению этого термина, обозначавшего социальное нововве­дение позднего средневековья, предназначенное решать новые

¹⁶ В Соединенных Штатах насчот ывается около 31 иди. держателей акций, большинство которых владеет очень небольшими их пакетами. Обзор, произве­денный Нью-Иоркской фондовой биржей в 1970 году, показал, что из 30,52 млн. зарегистрированных акционеров (из общего числа 30,85 млн.) около 12,5 млн. имели ценных бумаг менее чем на 5 тыс. долларов, а 6,4 млн. — на сумму от 5 до 10 тыс. долларов. Таким образом, 18,9 млн. инвесторов, или 62%, имели ценных бумаг на сумму менее 10 тыс. долларов. В то же время институ­циональные инвесторы владеют все возрастающей долей акций крупнейших аме­риканских корпораций. К концу 1970 года, по оценкам Нью-Иоркской фондо­вой биржи, 161,9 млрд. долларов, или 25,4% всех активов находившихся в лис­тинге биржи компаний, принадлежали институциональным держателям. Если учесть незарегистрированные взаимные фонды, инвестиционные партнерства, небанковские трастовые фонды и зарубежные организации, общие институцио­нальные вложения, по оценкам биржи, превысят 40% (я признателен за эти дан­ные профессору Ф.Бламбергу из Школы права при Бостонском университе).
возникавшие проблемы, то корпорация служила инструментом самоуправления групп, занятых общей деятельностью (ремеслен­ные гильдии, небольшие городки, духовные учреждения); она зачастую имела общие активы, и ее существование продолжалось в течение поколений. Участниками корпорации становились те, кто нес прямую ответственность за ее деятельность, являлся на­следником прежних ее членов или был избран для выполнения тех или иных функций.

В наши дни деловую корпорацию — так же как и нынешний университет — следует рассматривать в рамках первоначальной социологической окраски данного термина. В самом деле, если внимательней присмотреться к коммерческой корпорации как модели университета, то обманчивость владения становится все более очевидной. Кто “владеет” Гарвардским или Чикагским уни­верситетами? Юридически “корпорация”, состоящая из членов наблюдательного совета или управляющих. Но в любом социоло­гическом смысле это некорректно. Университет представляет собой предприятие, действующее на основе избираемости его членов (администрация, факультеты, студенты и бывшие выпус­кники, обладающие различной ответственностью и обязанностя­ми), которые стремятся служить его целям, соблюдая должное уважение к интересам специфической университетской общины, а также к интересам более широкого сообщества, которое делает возможным его существование.

Как предпринимательская структура, корпорация состоит из правления и совета директоров, действующих в качестве попечи­телей всего предприятия — не только акционеров, но также ра­ботников и клиентов — при соответствующем уважении к инте­ресам общества в целом. Но если принять такую точку зрения, то отсюда вытекает важный логический вывод, а именно: все со­ставные части корпорации должны быть представлены в ее кори­дорах власти¹⁷. Без этого нельзя создать силу, уравновешиваю-

¹⁷ Рост доли акций, находящихся в собственности политических структур, таких, как муниципальные пенсионные фонды, колледжи, благотворительные фонды, церкви, и других групп, являющихся агентами прямого политического давления, может при определенных обстоятельствах способствовать изменению политики корпораций. Так, в результате начатой Ральфом Надером кампании мэр Нью-Йорка г-н Линдсей поручил членам правления пенсионного фонда го­рода Нью-Йорк, обладавшего 162 тыс. акций “Дженерал моторе”, проголосовать в пользу предложений, выдвинутых корпорацией; так же поступили мэры Бос­тона, Сан-Франциско и пенсионные фонды штатов Висконсин и Айова.

В то же время корпорации расширяют представительство в своих советах директоров. По состоянию на 1970 год, чернокожие американцы были избрани в советы директоров таких ведущих корпораций, как “Чейз Манхэттан бэнк”, “Коммонуэлс Эдисон”, “Ферст нэшнл сити бэнк”, “Джирард траст бэнк”, “Интернэшнл бизнес мэшинс”, “Пан-Америкэн эйруэйз”, “Стандард ойд оф Огайо”, “У.Т.Грант”, “Кодамбиа бродкастинг”, “Эквитабл лайф иншуренс”, “Дженерал моторе”, “Грейт Атлантик энд Пасифик ти”, “Мичиган консодидейтед гэс”, “Пруденшиад дайф иншуренс”, “Вестингауз бродкастинг”.
щую власть администрации фирмы. И что еще более важно — без такого представительства встанет вопрос о легитимности управленческой власти.

Каким образом элементы корпорации должны быть представ­лены в ее руководстве, нужно еще исследовать. Десяток лет тому назад Б.Мэннинг-младший, бывший до недавнего времени дека­ном Стэнфордской школы права, попытался представить кор­порацию в виде некоего “голосующего треста”, в котором дер­жатели акций делегируют все свои права, кроме права получать дивиденды, директорам. Чтобы осуществлять какой-то контроль над советом директоров, он предложил создать “вторую пала­ту”, “внешний орган”, уполномоченный пересматривать реше­ния совета в случае столкновения различных интересов в таких сферах, как выплата компенсаций служащим, пожертвования в пользу иных организаций (университетов, коммунальных дви­жений и т.д.), не имеющих непосредственного отношения к де­ятельности компании, столкновения с интересами общества в целом.

В мою задачу не входит оценка жизнеспособности как упомя­нутых, так и других конкретных предложений. Проблема суще­ствует, она не исчезает, и обсуждение возможных решений не является преждевременным.
ОТ ОТКРОВЕНИЙ К БАНАЛЬНОСТИ
1.Пока продолжаются споры по перечисленным выше вопросам, не следует упускать из виду одно важное соображение: откровения одного поколения часто становятся банальностью для другого Кому в наши дни придет в голову размышлять по поводу страхо­вания жизни при помощи банковских сбережений? А ведь борьба в законодательном собрании против этой идеи, выдвинутой Л.Брандисом из Массачусетса, продолжалась в течение пяти месяцев и сопровождалась ожесточеннейшими схватками, которые когда-либо происходили на Бикон-Хилл, причем один из важных доводов заключался в том, что люди не захотят добровольно до­биваться страхования и что они вообще не захотят иметь с ним дело, если не будет упразднена дорогостоящая система ходатайствования перед агентами. Обсуждение вопроса принесло Брандису общенациональное признание и помогло ему в конце кон­цов попасть в Верховный суд. Признание осталось, а сама про­блема в скором времени сошла на нет.

Урок, однако, не был усвоен, как не усвоен он в полной мере и сегодня — реформы никогда не возымеют такого потрясаю­щего эффекта, как надеются их сторонники, а результаты вряд ли будут такими губительными, как опасаются их противники. Компенсация рабочим была идеей, воспалявшей умы целого по­коления радикалов, но промышленники встретили ее в штыки на том основании, что она будто бы должна освободить рабо­чих от “персональной ответственности” за их действия. А кто сегодня станет отрицать, что меры по технике безопасности в промышленности законно входят в стоимость производствен­ных операций?

Подобные реформы всегда являются выражением пересмот­ра — ясно обозначенного или подразумеваемого — определен­ных подходов в американской “социальной философии”. Такой тип “ревизионизма” неизбежен по мере изменения людей и об­щества в целом, по мере трансформации преобладающих ценно­стей. Система частного предпринимательства стала основным институтом западного общества не за счет воздействия какой-то принудительной Силы, а потому, что ее ценности — эконо-мизация и рост выпуска материальных благ — совпадали с ос­новными потребительскими ценностями общества. Со всеми ее очевидными недостатками такая система “работала”. В наши дни, однако, сами эти ценности подвергаются сомнению, одна­ко вовсе не с тех позиций, с которых их подвергали сомнению социалисты и радикалы поколение назад, доказывавшие, что блага были достигнуты за счет эксплуатации рабочих. Подвер­гается сомнению сама идея производства большего объема по­требительских товаров, доминирующая над другими формула­ми общественной жизни. Я возвращаюсь к ранее сформулиро­ванному утверждению, что, в отличие от государственного уст­ройства, никто, собравшись коллективно, не “проголосовал” за нашу рыночную экономику. Но сегодня такое голосование на­чалось.

Мне кажется ясным, что сейчас Америка движется от обще­ства, основанного на частнопредпринимательской рыночной си­стеме, в направлении, где наиболее важные экономические реше­ния будут приниматься на политическом уровне, в условиях со­знательного определения целей и приоритетов. Опасности, со­пряженные с таким сдвигом, хорошо известны тем, кто знаком с либеральной традицией. В прошлом существовало “молчаливое согласие”, не требовавшее четкого формулирования социальной философии. В этом состояло преимущество, ибо формулы часто вызывают испытание насилием, так как смутные расхождения становятся четко определенными. Теперь, однако, очевиден про­цесс перехода от рыночного к нерыночному, политическому, типу принятия решений. Рынок рассеивает ответственность; между тем политический центр виден, вопрос о том, кто выигрывает, а кто проигрывает, ясен, и вследствие этого правительство становится ареной боев.

Но не стоит поддаваться гипнозу подобных гипотетических опасностей. Ни один социальный или экономический уклад не бессмертен, и потребительски ориентированное общество свобод­ного предпринимательства не удовлетворяет более граждан, как это было раньше. Оно должно измениться ради выживания того, что мы называем свободным (liberal) обществом.

Будет ли такая перемена “прогрессивной” — щекотливый метафизический вопрос, на который у меня нет ответа. В осно­вании существующего общества лежат индивидуализм и рыноч­ная рациональность, и громадное многообразие целей, которые ставят перед собой отдельные лица, может быть максимизирова­но путем свободного обмена. Сегодня мы движемся в направле­нии коммунальной этики в условиях, когда сама сущность ново­го сообщества четко не определена. В некотором смысле движе­ние от управления с точки зрения политической экономии к уп­равлению с точки зрения политической философии — а именно в этом состоит значение перемен — является поворотом к некапиталистическим моделям социального мышления. И таковой пред ставдяет собой продолжительную тенденцию, развертывающую ся в западном обществе¹⁸.

¹⁸ Этот очерк посвящен деятельности корпорации в американских услови­ях, но в Советском Союзе в отношениях бюрократизированного государствен­ного предприятия и общества в целом имеют место многие подобные проблемы. В рамках советской плановой системы каждое предприятие ответственно за выполнение производственных и финансовых показателей, установленных из центра. Когда предприятие “перевыполняет” план, ему позволяют оставить часть прибылей для фондов социального развития, которые используются для строи­тельства жилья для рабочих, расширения сети клубов и на другие подобные цели. Таким образом поощряется “экономизация”, поскольку предприятия не покрывают социальных издержек, возникающих в ходе их деятельности. Круп­ные советские бумажные комбинаты на берегу озера Байкал, например, опасно загрязняют озеро, однако упорно сопротивляются включению в свои расход­ные статьи дополнительных пунктов, связанных с таким загрязнением. Поскольку Советский Союз однозначно привержен идее экономического роста и экономи-зированной модели в том смысле, как я ее показал, можно утверждать, что советская система представляет собой государственный капитализм, при кото­ром главной целью общества является максимизация производства на каждом предприятии. Но в любом комплексном обществе ни одно предприятие не мо­жет осуществлять свою деятельность, преследуя лишь одну цель, и протесты уже слышны; государство вынуждено столкнуться с проблемой распределения социальных издержек. По поводу дискуссий по этим проблемам, проводящимся в Советском Союзе, см.: Goldman M. The Spoils of Progress: Environmental Pollution in the Soviet Union. Cambridge (Ma.), 1972.